Широко раскрытыми задумчивыми глазами смотрит на меня милая и любимая внученька.
Не верится, что этот ангел — мое продолжение.
Я ведь сама из глубинки. Росла в селе. Работала, как и все, в колхозе. Верила в Советский Союз. Не могу сказать, что жила тогда. Выживала. Мать оставила нас очень рано. Отец пил и бил. И чем больше пил — тем больше бил. Помню — бегу по огородам от отца, уворачиваясь от запущенных в меня камней. А в голове «Мама! Мамочка! Прости меня, мамочка! Не могу я за ним уследить, как ты просила…».
Потом появился Толик. Он приехал на практику в наш колхоз. И задержался со мной на все лето.Тогда все беды становились далекими. Он говорил про «светлое будущее страны», а сам был моим светом. Настала осень. Толик уехал. Тихо, не прощаясь, не предупредив никого. Когда узнала, что беременна — отправилась в город искать его. Город большой, а человек маленький, сразу не найдешь. Вот и устроилась на завод. Мерзко так устроилась. Кому нужна беременная женщина на работе? Долго тогда рыдала, отмывая липкие слюни этой мрази со своей груди.
И снова выживание. Комната в общежитии и работа. Грязные шутки грузчиков, косые взгляды работниц.
Когда появилась Карина стало еще тяжелей. Но светлее. Ее воспитывали соседи по общежитию и детский сад. Расходов стало больше, поэтому пришлось брать дополнительные смены. Я была с дочкой только ночью, крепко обнимая во сне. И днем, каждую минуту думая о ней.
Я не видела как она сделала первый шаг. Я не была с ней когда она прочла свои первые слова в букваре. Я не заметила, как моя девочка стала красивой девушкой.
День за днем, год за годом, были наполнены необходимостью выживать, желанием чтобы моя дочь Жила.
Однажды она сказала, что выходит замуж. Что человек он хороший, богатый.
Привела знакомить. Мужик как мужик. А я как слово не скажу она краснеет вся. Торопливо так, неловко мы тогда общались.
Славик сказал, что может обеспечить и Карину, и всю ее семью, т.е. меня. С тех пор я не работаю. Живу с ними в их доме. У меня есть комната. Своя. Хотела помогать хоть по хозяйству, а дочка запрещает — говорит есть у нас домохозяйка. Хотела хоть цветочки, кустики сажать, ухаживать за ними: » Нет, — говорит, — садовник пусть ухаживает».
И вокруг никого с кем поговорить можно.
Когда внучка родилась — подумала, что наконец пришло и ко мне счастье. Ой, и навязала я ей кофточек, носочков, чепчиков! Только их ни разу не надела Сашенька — все в импортном ходит. Вижу ее редко, хоть живём в одном доме. У крошки гувернантка есть, которая ее учит всему. Карина все время в разъездах, говорит, что хочет мир посмотреть.
Я не знаю, что делать. Всю жизнь работала. А тут такое. Сижу в своей комнате, смотрю сериалы, иногда плачу. Думала — перестану работать и начну Жить, а выходит что нету жизни, есть только пустота и одиночество. Одно счастье — это внученьку увидеть.
Вот и сейчас маленькая расположилась на полу, рисует. Бормочет что-то — рассказывает как они уборку в ее игрушках делали, как вещи выбрасывали старые и поломанные. А потом подходит ко мне, ручкой так по колену ударяет и говорит:
— Бабуска, тебя нузно выблосить!
Посмеиваюсь ее чудачеству, а у самой дыхание перехватило, комок в горле.
— Почему же, солнышко? — переспрашиваю ее с натянутой улыбкой.
— Потому что ты — не-нуз-ная — по слогам, четко выговаривает она.