Лиза заболела… Она, конечно, болела и раньше: то уши чесались от сладкого, то лапу поранила зимой об наст, а где-то год назад мы поняли, что она стала видеть совсем плохо. Но все это были мелочи, мелочи…, а вот на этот раз, кажется, все очень серьезно. Она не ест, она почти не ходит, а если и пытается идти, то тычется носом в стены или заходит в угол и стоит там, низко-низко опустив плюшевую морду.
Лиза – «шоколадный» шнуровой пудель. Смешная, немного безалаберная, вечно нечесаная и не стриженая красавица, Вовкина любимица, мой преданный дружочек. Плохо еще и то, что мы точно не знаем, сколько Лизе лет. Лиза – найденыш. Я привела ее к нам домой лет пять назад, в апреле. В том году весна была поздняя, затяжная, и в конце апреля на улице и дома было холодно и противно. Как-то вечером мы с Вовкой поужинали рано и решили, что будем целый вечер бездельничать. Я уткнулась в книжку, он засел за компьютер. Вдруг, я услышала, что где-то надсадно, не прекращая, лает собака. Ненадолго она замолкала, а затем лай возобновлялся вновь, как казалось, с удвоенной силой. Я спросила у Вовки:
— Слышишь, собака плачет?
— Мам, ну какая собака? Почему сразу плачет? Ну чё ты выдумываешь опять? — откликнулся он, не отрывая глаз от монитора. Я замолчала, прислушиваясь. Точно, лай, вернее даже плач, слышен совсем близко. Я отбросила книжку и спрыгнула с дивана.
— «Ты, как хочешь, а я пойду, посмотрю. И если там собака, несчастная, то я приведу ее к нам!» Собаку я нашла в нашем подъезде, она лежала на картонке, которую, видимо, положил кто-то из соседей. Красивый, тщательно выстриженный, коричневый пудель уже не лаял и не скулил, а только крупная дрожь нет-нет, да и пробегала по спинке. На меня внимания она как будто и не обращала. «Эй, собака! Пойдем со мной?»- сказала я почему-то шепотом. Пуделюшка подняла голову, посмотрела на меня несколько секунд, и несмело пошла за мной. Остаток того вечера мы с Вовкой кормили, отогревали, отмывали, утешали нашу «находку». Помню, мы поторопились ее сразу искупать, и она долго не могла согреться. И тогда Вовка закутал ее в свое одеяло, так что торчала одна голова, взял на руки и долго сидел с ней, время, от времени наклоняясь к курчавому уху и шепча что-то глупое и ласковое.
Остальное мне вспоминается какими-то фрагментами. Помню, как наутро Вовка повел ее гулять, прицепив на шею вместо поводка ремень от своих джинсов, а я вопила: «Ты что, с ума сошел? Задушишь собаку!» Помню, как пыталась найти ее хозяев, просматривала все объявления о потерянных собаках, как потом, ничего не найдя, хотела пристроить ее знакомому мальчишке, у которого умер пес и он очень переживал эту потерю. И тут уже Вовка кричал: «Мама! Ты что же, не понимаешь? Ее нельзя никому отдавать! Она уже наша, наша!» Помню, как мы пытались понять, как её зовут, перебирали все мыслимые и немыслимые собачьи клички, и она вдруг среагировала на «Лизу». «А, ты — Лиза, Лиза! Получилось!» — запрыгал от счастья Вовка. Как она все время ходила за мной по дому, путаясь под ногами, а я и сердилась, и смеялась одновременно. Помню, на вылазке играли в бадминтон, а Лизка сидела между игроками строго посередине, и как только мы упускали воланчик, хватала его в зубы и убегала подальше, чтобы никто не отобрал такую классную «летающую» игрушку. А еще помню, как Вовка дразнил меня, когда я говорила: «Вот за что мне Лиза нравиться, так это за то, что она всегда со мной согласна!»
А теперь — Лизе плохо, и нам с Вовкой плохо тоже. Только что у нас была ветеринар, Таня. «Ну что, ребят, опухоль у нее огромная, оперировать невозможно, да и нет смысла, только намучаете собаку. Давайте, решайтесь, надо усыплять, пока болей нет сильных». Конечно, «решаемся», что же делать? На следующее утро просыпаюсь оттого, что плачу, и видимо плакала и во сне – подушка мокрая, хоть выжимай. Вовка – умничка, держится хорошо. Лизка пытается встать, я поддерживаю ее под пузо. Она встает; шатаясь, доходит до середины коридора, ложится на пол, и так уже и лежит на одном месте до прихода Тани …
…Мы похоронили Лизу в лесу. Вовка долго кружил по полянке, выбирал место, «чтобы понравилось Лизе», потом выкопал крохотный клен и посадил рядом. Мы немного посидели, помолчали, слушая, как шумит лес. Все…
А потом появился Лакмус… На второй день, после того, как Лизки не стало, Вовка пришел домой, начал рассказывать мне что-то про школу, про девчонок, и мне казалось, что он даже увлечен рассказом … как вдруг, на середине фразы, он запнулся, заплакал, и стремглав кинулся из комнаты. Я побежала за ним, но он закрылся в ванной и включил воду, чтобы я ничего не могла услышать. Но я-то прекрасно понимала – ревет.
— Вовка, ну послушай, не плачь, прошу тебя! – я старалась перекричать шум воды – Я куплю тебе щенка, Вовка, слышишь меня? Вот прямо сегодня поедем и купим!
Воду в ванной он так и не выключил, но я расслышала, как он говорит, всхлипывая: «Но это должен быть … только пудель, другую… породу … я не хочу!»
Ну что ж, пудель так пудель! Я кидаюсь к компьютеру, и начинаю лихорадочный поиск. Так… так …так, мопсы, йорки, ретриверы, алабаи…, подождите, а что, пуделей нет??? Ни одного? Такого не может, не должно быть…, я должна найти щенка для своего Вовки. Да и для себя тоже!.. Ищу дальше… Ура! Есть!.. Тут же созваниваюсь с хозяйкой щенят, Вовка собирается мгновенно, и мы едем за нашим пуделем!!!
Маршрутка привозит нас на окраину города, где дома почти все деревянные, трех- или даже двухэтажные. Нам, очевидно, в один из них. Поднимаемся по ветхой, скрипучей деревянной лесенке, стучим в дверь. Нас встречает милая молоденькая девушка: «Вы за собачкой? Проходите, проходите! Сейчас я ее приведу, она из всех щенков одна осталась. Всех разобрали давно, а ее никак не берут. Она всех боится и ни к кому не идет! Но она вообще очень веселая, добрая, вы не подумайте!» Не прекращая говорить, девушка скрывается в соседней комнате, и тут же появляется снова… а на руках у нее… Вот так собачка! Худенькая, большеглазая, ушастая! Милая!
— Вовка, ну что, берем?!!
Щенка Вовка решил назвать Лаки. «Чтобы она принесла нам удачу!» — объяснил он мне. Однако, как-то незаметно, «Лаки» превратилась в «Лакмус».
Лакмус — рекордсмен щенячьих шалостей, на ее счету не одна пара изгрызенных тапочек, сворованных из мусорного ведра костей, разорванных в клочья книг и даже одни съеденные!!! очки.
Она необыкновенно умненькая собачка, к тому же очень симпатичная. Особенно очаровательно в ней – сочетание серебристой, почти белой челки с черными лукавыми глазами и черным же, пытливым, наглым носом! Моя мама, когда приходит к нам в гости, так и обращается к Лакмусу: «Привет! Ты!.. Очарованье!»
Я очень привязалась к Лакмусу и полюбила ее. Её невозможно не полюбить. И только иногда, по утрам, еще не совсем проснувшись, чувствуя прикосновение холодного собачьего носа к руке, я говорю сквозь сон: «Встаю, встаю, Лизонька, встаю, малышка… Сейчас пойдем гулять…»
