Рубиновая тень (изъятое)

Кафе «Троянда» сверкало красной вывеской над темным провалом входа. Внутри пахло вовсе не розами, а табачным дымом, заменявшим стены.

Девушка и парень тянулись друг другу через маленький столик, в обход наполненной пепельницы. Она слизывала с ложки жидкое мороженное, но уже была готова проглотить не только сладкое. Он мял ее кисть так усердно, будто искал там эрогенную зону. Оба даже не отвлеклись на бренчание дверного колокольчика. Шаги и близкий скрип ножек стула по полу тоже не смутил пару. Я вначале хотела сесть к ним, помешать, но вспомнила планы на вечер.

Одиноким, кроме меня, здесь выглядел только бармен. И я села за стойку, сняв плащ, чтобы показать короткой юбкой и ажуром чулок свои намерения.

— Добрый вечер. Что будешь? — прежде чем найти вопрос, он глянул на часы. Его интерес подходил для полуночного времени, но до двенадцати оставалась не так много.

— Вина, — смотрела не в меню, а на глаза, губы, подбородок, руки…и видела безликую фигуру, хотя у него, вероятно, было много особых черт.

— Может, коньячку? — улыбка отличилась кривизной, зато ровными зубами.

— Можно, — вступление завершилось сигаретой, подкуренной с его зажигалки.

Туман обрекал нас на уединение, хотя озабоченная парочка ничем не интересовалась. Тем более, такими же, как они. Бармен оперся локтями о стойку и подался вперед, будто заглядывая в вырез моего джемпера.

— Как тебя зовут? — заботился не именем; его же — «Сергей» — виднелось на бейджике.

— Сережа, дождемся закрытия и пойдем ко мне. Здесь через дорогу, в «Замке». Не против?

— Нет… — он насторожился. Чтобы утаить конфуз стал наполнять бокалы.

До нужного времени мы выпили пол-литра. Под его откровения и озвученные мною, но почерпнутые у случайных попутчиков, истории. Пересчитывая выручку, Сергей все же выгнал меня на улицу. Явился быстро с новой бутылкой и обновленным смыслом улыбки.

— Ну что, идем? — и затянул мои губы, будто насосом, жадно. Зацепив полоску трусов, жаром ладоней отключил мое сознание. Как пальто, перекинутое через его руку, я завяла от настырного тепла и очнулась только возле гостиницы, будто он пронес меня сюда.

Усердные шаги выдавали опьянение. Мы торопились, совершая много лишних и запутанных жестов, будто нарочно петляли по коридорам, хотя прошли трехметровый вестибюль до поворота к номерам. Я засмеялась громче, потому что администраторша тоже развеселилась, увидев нас. Но смолчала, выбрав бороться с последствиями гулянок, а не запрещать их, подставляя себя.

— Я тебя прямо здесь… — Сергей обтер стену плащом, пока задирал мои ноги почти себе на плечи.

— Подожди! — вырвалась с ушибом, но боли в затылке не ощутила. Алкоголь избавил от осторожности и чувствительности. «Пьяной бабе п**** не товарищ» — я усмехнулась, добавив к виноватому органу в компанию собственный рассудок. Ключ нашла по заученной схеме: в левом кармане – деньги и зажигалка; в правом – все остальное. Никто бы не удивился, если бы я попыталась открыть дверь ножом …

За порогом Сергей тотчас подхватил меня и бросил на кровать. Грубо вытряхнул нежную мысль о мальчишке, который лежал тут раньше. Хмельной взгляд затерялся на десяти квадратах номера. Поиск не удался. Антон уйти не мог и, должно быть, прятался в ванной. Созерцал голую спину моего любовника через щелку, возненавидев за раз всех взрослых.

— Ну что? — он остановился надо мной и расстегнул ширинку. Захватив клок волос, подтянул к волосатой промежности. Я икнула от вони немытого тела, но, вырываясь, только терлась губами о липкую головку. Укусить не смогла, потому что челюсти противились запаху и держали тошноту.

— Не хочешь брать? Тогда… — звон в голове оборвал остаток фразы. Удар о стену или бортик кровати сделал меня слабее и уступчивее. Нижней частью тело поймала холод, когда Сергей расправился с юбкой и зачем-то с чулками. Обычно те никому не мешали…

Бинты, стянутые черным корсетом, не тронул. Рана бы не испортила его впечатления.

Ласки прекратились, будто он тратил их лишь на аванс. Заполучив плоть, распоряжался бессовестно, уткнув меня, хозяйку, лицом в подушку. Вместо прелюдий он вошел сразу и целиком. Без презерватива, конечно. Смазка бы хоть как-то приготовила меня. Я пожалела, что выпила столько и от ретивого трения могла получить мозоль с инфекционной заразой. «Все опять не так» — задыхалась от досады и спертого дыхания. А он напирал, выжимая из меня терпение и стон. Будто его член обмякал, не получая ответных трепетаний оргазма.

Сергей вышел и, разминая мои ягодицы, возвращал убитую алкоголем эрекцию. Матерился и дрочил себе. Я лежала в выгодной позе, уплывая в сон от противных мыслей. Все ждала, когда горячие капли попадут на зад или спину, и все завершится. Сомкнутые веки родили непонятные видения красного на черном. За нами следила женщина с портрета, ухмыляясь рубиновой стороной губ…

Глаза раскрылись от непонимания причины боли. Резкой, будто он пытался сунуть в меня бутылку или выпавший из кармана нож.

— Перестань! — вырвалось в крике.

Сергей сопел и насиловал мой кишечник до треска слизистой и сосудов. Вдавливал в матрас настолько, что шейные позвонки заметно хрустели.

— Не надо… пожалуйста… — не узнала блеющий голос и забытое слово.

— Вот так сука… — он кормился просьбами, ускоряя темп.

Боль парализовала меня, заключила в вакуум, и где-то на границе понимания ситуации щелкнула задвижка ванной.

— Ааа-а-а! Тварь! — завопил Сергей, а саднящее давление пропало.

Он свалился на пол, ища глазами того, кто порезал его. Увидев Антона, завыл бешено и вытаращился отупело на кровь, будто чужую. Наверное, так выглядела я в сарае, когда мальчик решился сделать кому-то плохо.

— Спас-сибо, — дрожь мешала говорить, зато горячка шока выжгла хмель. Лезвие переливалось в детском кулачке серебристо-вишневым, просило закончить дело.

Стон тормозил каждый шаг, но я подошла осмотреть рану ослабленного кровопотерей Сергея. Раздвинуть края пореза пальцами, взбодриться воплем. Опознать свой силуэт в зрачках испуга. Но я содрогнулась, едва не упав рядом с ним. Набухшая линия перечеркнула вытатуированное имя на боку. Будто, целясь в меня, задевала что-то из памяти. Чтобы не разгадывать буквы, я посмотрела на Антона. Он стеснялся увиденного и вертел ножик.

— Опять слабо. Надо бить снизу, — пояснила ученику.

Набросок удался, Антон принимал замечания. Жестокое любопытство убрало мягкость, полученную от матери. Я взъерошила хохолок его челки, одобряя верного щенка.

— Вы суки больные. «Скорую» вызывай давай, — прохрипел раненный.

— За такое убить надо.

— За что? Та сама меня позвала! — Сергей понял, что жить будет, и уселся, изредка ойкая.

Почему-то не хотелось трогать его. Смыть прошлое под водой и уехать прочь из города, где вернулась проклятая беззащитность. Быть одной — неуловимой для гнусного прошлого. Словно маленький путник отобрал часть меня, и неудача пришла по зову оживленной доброты.

— Боже! Боже! — голос был женским. Совсем близко. Из открытой входной двери.

В девушке без макияжа едва узнавалась администраторша. Бледная, словно пролитая кровь вытекла из нее. Видно смыла загар вместе с тональным кремом. Она по ошибке заглянула в чужой кошмар перед тем, как нырнуть в свой.

— Что здесь?.. — еле стояла, потрясенная до лихорадки.

Видимо глядела и осознавала, что нет хорошего в компании голой помятой женщины, мужчины, стенающего у ног, и малолетки с оружием в руке. До следующего вопроса я заперла замок и выхватила у гостьи блестящий мобильный. Нога сильнее руки, когда нужно раздавить грецкий орех. Но я выбрала стену, чтобы разбить телефон. Мягкую игрушку-мышь на брелке кинула Антону. Ведь он заслужил…

— Вы что?! — вскрики придавали мне сил. Неистовые и помогающие смотреть прямо в каждое лицо. Сейчас я их не послушала и выглядела слабой:

— Я заплачу. И ему. И тебе. За молчание. Сколько?

— Денег не хватит, — Сергей уже приходил в себя. Пробовал вставать, но поддержки не дождался.

Девушка оплакивала мобильник и спокойный вечер.

— Ему ведь правда врач нужен… — проскулила она, будто тревожилась о незнакомце. Почему-то падать на коленки или бежать за аптечкой не собиралась.

«Никто не станет подчиняться жертве» — отвращение рождалось из влажного осадка в промежности. Они запачкали ауру уверенности грязными отпечатками взлома. Я держалась, чтобы не спрятать в ванной плач. Узнать в зеркале отражений ту, что, взяв непомерную ношу путешествия, потерялась и приполза под замок страха.

— Уже… — рукоятка по-прежнему твердо легла в ладони. Быстрый взмах опередил всякие предчувствия. Струя жидкости из Сергея все же попала на мою кожу.

— Уже нет, — сказала я ровнее, взяв смелости в долг. Пока горло свидетельницы каменеет от анестезии испуга. Пока ее взгляд фокусируется на трупе с перерезанной артерией.

— Мама! Нееет! — девушка очнулась уже в движении и потому по инерции врезалась в полотно двери. Ее метания сопровождал заведенный смех Антона и мелодия игрушки, оказавшейся музыкальной.

— Ну, чего ты кричишь? Он заслужил. Он изнасиловал меня при нем. Разве ты бы простила такое? Или пережила бы такое нормально? — слова, вызывая ответную мимику, заряжали меня бодростью.

Ее молчание не было обидным, наоборот, уместным. Лучше тишина, чем крик, отвлекающий от раздумий.

— Как тебя зовут?

— Та-аня.

— Тань, в здании есть еще кто-то?

— Сторож. Выпил и уснул.

— Прекрасно, — облегчение выявило физическую слабость. Отдых снова пришлось отменить, хотя несколько минут бы мне понадобились. — Подожди тут. Недолго. Я схожу в душ, и тогда ты мне поможешь. Потом разойдемся. Забудем все. Конечно, поломанный телефон я оплачу. Ты здесь ни при чем.

Антон принял молчаливый приказ. Переняв нож, присел на корточки недалеко от Тани. Она же тряслась у порога, будто мертвец был способен причинить большее зло, чем живой.

От горячей воды в голове резвились абстрактные карикатуры. Горькая истома тасовала кадры, и теперь между сегодняшним эпизодом и запасами паршивого опыта находилось много созвучных интонаций. Их эхо утекало в слив, окольцованный полоской ржавчины. Будто ожогом мыслей, смытых с лиц и тел постояльцев.

«Не надо… пожалуйста» — вылезая из ванной, я избегала отражения. От встречи меня спасло запотевшее стекло. Иллюзия щита из зыбкого пара предлагала игру. Провести пальцем и открыть глаза, чтобы увидеть в сетке каппиляров перекрестки судеб со всеми авариями и исходами. Наоборот, создать маску с видимым ртом, потому что озвученная ложь легче принимается за правду внутри.

Снаружи молчание обездвижило тела не хуже цемента. Таня сражалась за равнодушие, скромно присев у стены и глядя на тапочки. Антон бегал вокруг в желании помочь, без неуместных «зачем» и «почему».

Внимательность к деталям всегда подсказывала мне решение. Неспроста застегнутый карман на куртке Сергея прятал ключи от машины.

Мусорный пакет сгодился, чтобы обмотать голову и шею.