Темно. Его покачивало как будто на тихих волнах. Ветер, наверное, был порывистый: качало то сильно, то слабо, без какой-либо закономерности. Казалось, корабль не лежит на волнах, а опускается на длинных канатах мощного крана.
Ветер не чувствовался, в каюте было душно. Механически, он потянулся рукой вправо, почему-то думая, что там окно, но рука встретила мягкую обитую шелковистой тканью стену. Он усмехнулся про себя – ну надо же было настолько не помнить, где он находится.
Он попытался перевернуться на левый бок, но это было настолько неудобно, что он отказался от этой затеи.
Слева почему-то тоже была стена – такая же. Спросонья, он никак не мог сообразить, как же он должен был повернуться, чтобы с обеих сторон были стены. Он усмехнулся ещё раз – видимо, кровать была большая, и он случайно лёг по диагонали, головой в угол, да ещё и запутался в одеяле так, что было почти невозможно повернуться.
Вечер, а может и день перед ней были бурными – он до сих пор ничего не мог вспомнить. Он никак не мог понять, как ему распутать одеяло, а правая рука стукнулась обо что-то сверху.
Его ещё больше насмешило это. Видимо, он заснул прямо под столом или тумбой: вот почему ему так тесно. Он понял, что мешает распутать одеяло – его просто нет.
Наконец, он начал что-то понимать. Только ноги почему-то тоже были между стен.
Какая-то маленькая комнатка, слишком маленькая.
Он представил себя в этой комнате, как он лежит по диагонали под каким-то низким кофейным столиком и тщетно пытается определить на ощупь своё положение.
Ситуация была даже пикантной.
Он опять усмехнулся, немного удивлённо. Надо же было такому случиться, и ведь не помнит ничего.
Он уже собирался осторожно покинуть кров кофейного столика, как качка, с каким-то слабым толчком, прекратилась. Отдалённый скрип деревянных конструкций корабля всё ещё доносился до него, хотя откуда ему было быть, если нет качки?
Он прислушался и понял, что слышит вовсе не скрип, а приглушённый плач. Насторожившись, он стал быстро выбираться из своего закутка.
Быстро поняв, что он лежит не в комнате, а в обитом шёлком ящике, он запаниковал. Сверху, с кофейного столика, слышались слабые глухие удары.
Он пытался закричать, но голос не слушался его и некоторое время он просто метался по своему пристанищу: беспорядочно шарил руками, упирался ногами в бока, вертел головой.
Устав и отчаявшись, он повернулся на бок и, чуть сжавшись, забылся.
Когда он проснулся, было совсем тихо.
Он вспомнил, где он и сердце, в панике, бешено заколотилось.
Он вспомнил, сколько всего ещё не получил в этой жизни, вспомнил, кто остался там, наверху.
Из его груди вырвался высокий приглушённый стон. Он плакал, вспоминая несправедливость жизни, а потом снова заснул.
Он проснулся спокойным. Ему было хорошо и он знал, что больше никогда, никогда не испытает на себе этого мучительного процесса, который называется жизнью и который наконец-то избавил его от страданий.
Он понял, что можно умереть, расслабился и перестал дышать.
2007 год
Месье автор, натурализм и примитивизм уже не в моде, да и посчитайте сколько раз вы употребили слово «он»… Мда…