Кусто. Легенды и мифы. Продолжение. Глава «Океан»

35 лет назад 13 мая 1985 года началась международная экспедиция на первом в мире турбопаруснике «Алкиона» под командой Жака-Ива Кусто. Переход «Алкионы» от Ла-Рошели до Нью-Йорка был успешным во всех отношениях. Но поход уникальной турбопарусной яхты, созданной по инициативе капитана планеты, продолжается, потому что цель её плавания не достигнута. Человечество так и не воспользовалось заложенной в её конструкции идеей перевода кораблестроения на экологически чистые прогрессивные технологии. Идея не стареет. Турбопарусник вновь и вновь начинает свой путь в будущее… Об этом моя книга «Кусто. Легенды и мифы», которую я публикую в Интернете для обездвиженного человечества с надеждой на его движение вперёд…
Очередная глава «Океан» ждёт вас. Прочитав её, вы побываете в срединных водах Атлантического океана, познакомитесь с его широтами, долготами, водами, глубинами, дном и ролью в истории человечества. Экипаж «Алкионы» приглашает вас на борт своего судна для совместного плавания и общения в сердце Атлантики! Вам уготовано также купание в центре океана над бездной в пять с половиной тысяч метров! Поплыли!
Все предыдущие главы опубликованы на портале «Проза.ру» https://proza.ru/avtor/vikriv1 , а с YIII по X главы вы можете прочитать на этом сайте на моей странице.

XI

ОКЕАН

27 мая 1985 года в 8 часов утра по Гринвичу я заступил на первую в своей жизни самостоятельную ходовую вахту на руле. Белая футболка. Белые брюки. Белые туфли. Безукоризненная выбритость. Романтическая приподнятость. Тревожная торжественность. И ещё несколько приличествующих событию нюансов. Мне выпала честь сменить в рубке Кусто. Жик приветствовал вновь испечённого вахтенного ободряющей улыбкой, широким жестом уступил место у штурвала и напомнил первостатейные обязанности в деталях.
Что же мне надлежало делать в течение 4-х часов? Неусыпно вести визуально-слуховые наблюдения. Не выпускать из поля зрения картинку на экране радара. Внимательно следить за показаниями навигационных приборов. Ежечасно записывать в вахтенный журнал курс, скорость и координаты «Алкионы». Параллельно отмечать местоположение судна на карте с точным указанием времени прохождения этой точки в океане. Контролировать навигационную обстановку и фиксировать гидрометеоусловия – направление и скорость ветра, состояние моря, видимость. Поглядывать на эхолот — что там с глубиной? И, в довершение ко всему, или – прежде всего, оперативно реагировать на опасные изменения ситуации: немедленно поставить в известность капитана и одновременно перейти с автоматического управления рулём на ручное.
Облечённый полным доверием, я был предельно внимателен и аккуратен до педантичности. При этом многочисленные объединённые функции вахтенного на руле и вахтенного помощника капитана были для меня скорее занимательными, чем обременительными. Исполняя служебные обязанности, я полнее впитывал в себя простор во всех его проявлениях и измерениях.
Итак, Океан! в чистом виде… Старый Свет позади. Новый Свет далеко впереди. Держим курс на Бермудские острова.
Скорость 12 узлов или 22,22 километра в час.
Под нами на тысячеметровой глубине — Азорское плато. Именно там надо искать остатки Атлантиды, уверены некоторые атлантологи — приверженцы Платона. Сделаем засечку: 38˚ 2′ северной широты, 29˚ 1′ западной долготы… чем чёрт не шутит!.. И продолжим плавание.
Погожий день. Волнение 2 балла. Высота волны от гребня до подошвы на глаз не более 30 сантиметров. Ветер — 2 метра в секунду – приятно омывает лицо.
Видимость – 20 миль — 37 км. Очень хорошая. Лучше бывает только исключительная – более 27 миль — 50 км. На самом деле, это возможная видимость в ясную погоду. Земля-то круглая, поэтому «дальнозоркость» в море, равно как и на суше, зависит не только от степени прозрачности атмосферы, но также от роста наблюдаемого предмета и высоты точки наблюдения. Чем выше, тем дальше. Если же в поле зрения нет отдалённых объектов, то расстояние до видимого горизонта с борта «Алкионы» в погожий день при высоте глаза наблюдателя 4,5 – 5 метров над уровнем моря составляет около 5 — 6 миль (8 — 9 км). А вот маяк на вершине 400-метровой горы при благоприятных условиях можно разглядеть с палубы нашего судна за 27 миль.
Но маяки мы теперь увидим не скоро.
Кругом вода. И больше ничего.
Всё — синь. Да такая насыщенная и разливанная, что подсинивает светлую одежду и белые бока «Алкионы». Ощущение вселенской свежевыстиранности.

Море Тоталь
Древние греки называли Атлантический океан Морем Тоталь – Всеобъемлющим. Они полагали, что его воды омывают всю сушу. Позже, в средние века, Атлантику с трепетом величали Морем Мрака. В доколумбовы времена считалось, что дальше – зловещая пустота. Экспедиции Колумба и его последователей пролили свет на Море Мрака и расширили горизонты. Там, где воображению рисовалась бездна, во весь Запад лежала земля. И пугающий край света стал Новым Светом.
Атлантика с её окраинными морями сыграла особенную роль в биографии планеты людей. Если в Средиземноморье в дни древней Эллады плескалось счастливое детство человечества, то в Атлантическом океане в позднее Средневековье, ставшее Возрождением, и в Новое время, оставшееся за кормой, бурлила его романтическая юность, бушевала дерзкая молодость, а в Новейшее время, протекало возмужание. Если Средиземноморье было колыбелью европейской цивилизации, то Атлантика закалила её и позвала в дорогу – гулять по воде вокруг земного шара. Именно в атлантических водах были пройдены первые мили к величайшим географическим открытиям — к открытию мира. Атлантика указала пути к иным, далёким, заокеанским землям — и тем самым подтолкнула человечество к воссоединению. В этом её историческая исключительность.
А вообще Атлантический океан замечателен многим.
Здесь живёт единственное в своём роде море без берегов – Саргассово. Вскоре мы нанесём ему визит. С ним соседствует таинственный и зловещий Бермудский треугольник. Мимо не пройдём. Где-то между ними — легендарный Остров погибших кораблей… К его «берегам» нам посчастливилось не пристать… В водах Атлантического океана уже четыре столетия бродит корабль-призрак «Летучий Голландец» и его клоны. Мы не сталкивались… Но вот саму «Алкиону» не раз принимали за метафизический объект… По всей Атлантике разбросана Атлантида… Куда её только не помещают досужие умы! Под Ла-Манш, в Бразилию, в тот же Бермудский треугольник. Где только не находят её искатели! В Гренландии, в Исландии, на Бермудских, Багамских, Антильских островах, в Мексике… Не странно ли?.. Ведь Платон довольно определённо указал местоположение Атлантиды. Там мы уже побывали. Впрочем, опять-таки по Платону, власть атлантов распространялась не только на восток, но и далеко на запад — вплоть до противоположного материка… Так что атланты, действительно, могли наследить и на Бермудах, и на Карибах, и в континентальных землях Латинской Америки.
Наконец, в Атлантическом океане несёт свои тёплые воды величайшая морская река Гольфстрим. Её истоки – в Мексиканском заливе и Карибском море, устье – у Шпицбергена и Новой Земли. Протяжённость русла – 10 тысяч километров!.. В этой речке мы плескались…

Отопительная система Европы
Гольфстрим в двадцать раз мощнее всех, вместе взятых, рек Земли по расходу воды. Вообразите, через живое сечение его потока протекает 50 миллионов кубометров в секунду! Чтобы представить себе эту грандиозную струю, нужно сложить в голове все большие и малые реки планеты в одну. Не умещается?.. Так вот, только при двадцатикратном увеличении суммарная сухопутная река сможет сравняться с Гольфстримом…
Но главное достоинство этого океанического потока не в размерах, а в полезной работе. На протяжении многих тысячелетий он делает погоду на европейском континенте. Своим мягким климатом Северная и Западная Европа обязана Гольфстриму… и…, вполне вероятно, погибшей Атлантиде. Уйдя на дно, страна атлантов перестала быть преградой движению вод и открыла тёплому течению дорогу к европейским берегам…
Долгий путь Гольфстрима начинается в дальнем Флибустьерском море. Отсюда его зачинатель Карибское поверхностное течение, подгоняемое Северным пассатным течением, энергично проникает через Юкатанский пролив в жаркое лоно Мексиканского залива (до 32°C), соединяется с тамошними водами, вздымает их и порождает сточное Флоридское течение, которое стремительно прорывается через узкий пролив между Флоридой и Кубой в Атлантику.
Оказавшийся на свободе бурный поток тут же, у Багамских островов, сливается с Антильским течением и производит на свет собственно Гольфстрим — Gulf Stream. Течение из залива – так переводится c английского его название – величаво выходит на океанский простор и вольно катит вверх вдоль североамериканского побережья.
С приближением к Большой Ньюфаундлендской банке, или отмели, на широте Нью-Йорка (около 40° с. ш.) Гольфстрим сталкивается с холодным Лабрадорским течением, поворачивает на восток и переходит в Северо-Атлантическое течение, которое у берегов Европы расчленяется на несколько ветвей. Образуется подобие речной дельты. Один рукав – Канарское течение уходит на юг — к северо-западной Африке и, оттолкнувшись от Зелёного мыса, возвращается на круги своя — в Карибское море как Североэкваториальное или Северное пассатное течение. Другой рукав — тёплое течение Ирмингера – огибает с Запада Исландию и впадает в Гренландское море. Третий рукав — Норвежское течение – следует вдоль западного берега Скандинавского полуострова. У мыса Нордкап – наисеверной точки Норвегии — от него отделяется Нордкапская струя. Она устремляется на Восток по южной части Баренцева моря к Мурманску. А основной поток тёплых вод движется на Север и проходит у западных берегов Шпицбергена. Затем он погружается под холодные воды Северного Ледовитого океана и сохраняется здесь как тёплое и солёное промежуточное течение. Словом, всем сестрам – по серьгам! И как бы ни назывались вышепоименованные изгибы, извивы и ответвления величайшего атлантического потока на официально-научном языке — всё это Гольфстрим. Единая терморегулирующая система Северной Атлантики.
Так вот, выполнив на севере миссию обогревателя, Гольфстрим опускается на дно, охлаждается и возвращается на юг в виде глубоководного или подповерхностного противотечения. При этом каждая частица воды спустя годы попадает снова туда, откуда начала своё движение. Здесь Гольфстрим опять нагревается и вновь подаётся к берегам Европы. Похоже на паровое отопление, не правда ли?..
В начале завершающего этапа последнего ледникового периода Гольфстрим одарил теплом Запад и Север Европы, отогрел замёрзшие Британские острова, Исландию, Скандинавию и согревает их вот уже более 12 тысяч лет – ровно столько, сколько минуло с платоновой даты гибели царства атлантов. Благодаря Гольфстриму страны Европы, прилегающие к Атлантическому океану, изнежены теплом, как комнатные растения. По сравнению с другими регионами на той же географической широте они находятся в откровенно привилегированном положении. Отклонения температуры воздуха от средних широтных величин в январе достигают в Норвегии 15-20° С, в Мурманске — более 11° C. Для наглядности: выше 60˚ северной широты в Канаде начинается скудная тундра, тогда как в Европе на тех же параллелях – в Швеции, Норвегии, Финляндии — стоят пышные лиственные леса и расстилаются сочные луга. А земли вблизи Гольфстрима обласканы ещё пуще: в ботанических садах Шотландии и Корнуолла (графство на юго-западе Англии) вполне комфортно чувствуют себя пальмы. России тоже перепало от Гольфстрима: он обеспечивает круглогодичную навигацию в заполярном Мурманске. При этом расположенный южнее порт-Архангельск, до которого тёплое течение не доходит, в зимнее время закрыт льдами…

Отдалённые последствия
Не дай Бог Гольфстриму иссякнуть! Случись это, зимостойкая Россия как-нибудь переживёт, а вот Скандинавия, Исландия, Британские острова перейдут в другую климатическую зону, или попросту – замёрзнут, в лучшем случае – очень сильно озябнут. Да и Западной Европе придётся несладко. Продрогнет. Увы, вероятность такого поворота судьбы велика. Вспомним, где зачинается Гольфстрим? В лоне Мексиканского залива. А что там произошло в апреле 2010 года? Мощнейший выброс нефти в результате аварии на нефтедобывающей платформе «Глубоководный Горизонт» (Deepwater Horizon). Плотная масляная плёнка на обширной поверхности. Огромный объём тяжёлых фракций нефти в толще воды и в придонных слоях. Причём не только в Мексиканском заливе, но и далеко за его пределами.
Очевидные плоды этой катастрофы заставили мир вздрогнуть. Но отдалённые последствия подобных аварий могут превзойти все ожидания. Загрязнение такого масштаба способно привести к перебоям в работе теплового конвейера или насоса в Мексиканском заливе — изменить в широких пределах привычное течение Гольфстрима либо остановить его — и, в конечном итоге, разрушить целостную систему терморегуляции планеты. А далее – всё что угодно: новый ледниковый период, испепеляющая жара, всемирный потоп… Гибельное развитие событий по одному из этих сценариев тем более вероятно, если допустить повторение аналогичной катастрофы. Впрочем, даже небольшие регулярные утечки чреваты всесветным бедствием…
Эту историю понемногу замяли и спустили скандал на тормозах в угоду истинным хозяевам транснациональных нефтяных компаний, но после упомянутой встряски изменения климата и биосферы на планете пошли по нарастающей…
По моему разумению, в ключевых для планетарного климата и мировой экологии уникальных зонах следует раз и навсегда запретить всякое производство и всякие промыслы с высокой степенью риска глобального губительного воздействия на физиологию Земли. К этому убеждению меня привела Наука Кусто ещё в середине 80-х годов прошлого столетия… С той поры положение дел на планете только ухудшалось. И нынче, в условиях усиливающегося натиска бесцеремонной техногенности, идеи капитана планеты приобретают всё большую злободневность. Надо бы поскорее достроить спроектированный и заложенный им философско-этический земшарный храм в головах — написать и освятить свод универсальных законов и правил поведения человека в мире и на миру, донести их до умов и создать естественные условия для безусловного соблюдения. И, пока не поздно, задуматься о мироустройстве с иной шкалой ценностей и иными эквивалентами общественной пользы всех видов человеческой деятельности. Нынешние шкала и эквиваленты – от лукавого… Пора бы вывести его на чистую воду. Сегодня незамутнённость и глубину ещё можно найти… Но надо свято помнить, что ни Мамона, ни золотой телец не должны помыкать разумом, чувствами и, главное – творческим началом человека. Иначе не миновать нам участи Атлантиды…
Кстати, атлантологи в большей степени заняты поисками материальных остатков царства атлантов и построением гипотез о физических причинах его гибели, забывая о нравоучительной стороне вопроса. А ведь, по сути, пересказанная Платоном история Атлантиды – это послание нам, нынешнему поколению землян, с предостережением от повторения нравственных ошибок древней цивилизации, располагавшей передовой техникой и развитой промышленностью для своего времени и, кто знает, может быть, для нашего… В самом деле, великий философ скорее обращался к далёким потомкам, потому что у эллинов его эпохи ещё не было сопоставимых угроз в силу невысокого технического уровня древней Эллады. Так что атлантологи в большом долгу перед современностью.
Но, справедливости ради, племя атлантологов достойно и всяческой похвалы. Благодаря стараниям его многочисленных представителей доказать или опровергнуть существование Атлантиды, сегодня мы знаем историю Атлантики и её глубины намного лучше, чем могли бы без их одержимости.
Атлантический океан – это огромная трещина, образовавшаяся после раскола праматерика Пангея на Афроевразию и Америку. Оторванные друг от друга в далёком геологическом прошлом они и сегодня легко реконструируются в единое целое. Воспользовавшись физической картой мира, вы без труда сделаете это сами. Присовокупите к двум континентам для полноты картины Антарктиду и Австралию — ещё два осколка изначального суперматерика – вот вам и Всеземля. Не исключено, что вслед за вами, по прошествии эпох, воссозданием единой суши займутся планетарные силы…. По существующей гипотезе, в отдалённом будущем континенты вновь соберутся вместе и составят Пангею Ультиму. Но это так, к слову…
Разделение континентов, а значит и рождение Атлантики, началось в мезозое – где-то 200 миллионов лет назад. Могу ошибиться на пару десятков миллионов лет – ведь праматерик распадался поэтапно и постепенно. Понятно, что и площадь Атлантики росла понемногу – по мере удаления друг от друга частей Пангеи, которые стали Евразией и Африкой с одной стороны и двумя Америками – с другой. Были и другие промежуточные континентальные образования – Лавразия и Гондвана – это для педантов. Но мы опустим переходные стадии. Современные очертания Атлантический океан приобрёл в ранний третичный период – на стыке мезозойской эры и нашей кайнозойской эры — 60-70 миллионов лет назад. Ныне Атлантика – второй по величине океан планеты, после Тихого. Вместе с морями – Средиземным, Чёрным, Балтийским и Карибским — его площадь превышает 91 миллион квадратных километров — пять с половиной Россий…

Лошадиные широты

28 мая малышка «Алкиона» уверенно и буднично вошла в срединные воды колоссальных владений Посейдона. Именно здесь, в центре Атлантики, нас ждут главные испытания, осмелился предположить я про себя и приготовился противостоять стихии. «Будет буря: мы поспорим и помужествуем с ней»! – дарила мне кураж старая студенческая песенка на стихи Николая Языкова*. Напрасно. Никаких борений. Вопреки моим романтическим ожиданиям, во всё время перехода от Азорских до Бермудских островов нам неизменно сопутствовала расслабляющая тихая погода. Почти каждый день – полный штиль. Нерей был верен своему предсказанию – 9 дней безветрия.
Но штиль в океане!.. Это нечто особенное. Поразительное зрелище – сверкающая на солнце зеркальная поверхность безграничной и бездонной синевы. Правда, зеркало не совсем безупречно. Время от времени водная гладь едва приметно вздымается – океан, как спящее живое существо, размеренно дышит. Но на всём необозримом пространстве ни единой волны, ни ряби. Корабль плавно режет густую синюю воду — как кондитерский нож желе. Эта упругая плотная масса на удивление прозрачна. Перегнувшись через борт, можно заглянуть в сорокаметровую глубину. Там, по отражённому голубому небу, лениво скользят лёгкие облака. Головокружение!
«А над нами плывут и под нами плывут облака – в замешательстве вертит штурвал рулевого рука…» — сочинительствовал я в юности, не смущаясь тем, что ни разу не видел моря воочию. Так ведь сошлось… в точности… 15 лет спустя… Мечтайте мальчики!
Кроткая погода и безмятежная водная равнина – типичные приметы «Лошадиных широт» Атлантики – между 30° и 35° с. ш. По ним и пролегал наш путь до Бермудских островов. Почему – «лошадиные»? Печальная история. Моряки парусного флота ещё в стародавние времена окрестили так субтропики Атлантики по обе стороны экватора, где редки штормы, обычны штили, которые могут длиться неделями. В прежние века безветрие в океане было для парусников не менее страшным, чем буря. По многу дней, как на якоре, здесь простаивали корабли с обвисшими парусами. Палило солнце. Таяли запасы воды и пищи. Из-за недостатка питья находившиеся на борту лошади погибали первыми. Зачастую, не дожидаясь их гибели, обречённых животных съедали для экономии продовольствия. В память о бедолагах осталось название… Грустная этимология.
Для современных кораблей «Лошадиные широты» благодать – тишь да гладь. Но исключительная обходительность Атлантики этими параллелями и ограничивается. В прочих поясах она не слишком церемонится с мореплавателями.

От Арктики до Антарктики
Как поведал мне на досуге Кусто, по погодным и климатическим условиям Атлантический океан делится на несколько симметричных поясов, лежащих выше и ниже экватора. Его воды плещутся и бушуют почти на всех широтах. У макушки Земли Атлантика соприкасается с Северным Ледовитым океаном. Оттуда холодные течения несут в Северный пояс Атлантического океана массу льдов. Здесь, в студёных водах, бесстрашно плавали викинги – первооткрыватели Америки, если не считать гипотетических атлантов. Этот приполярный район крайне сложен для судоходства, но богат рыбой. Поэтому кораблей тут, как льдин, множество, несмотря на подстерегающую их опасность. Соблазн велик. Северный пояс – главный район рыбного промысла в Атлантике.
Ледники Гренландии, южная часть которой находится в этой зоне, ежегодно поставляют в Атлантический океан несколько тысяч больших и малых айсбергов. Один из посланцев Гренландии погубил 14 апреля 1912 года «Титаник». На его борту было две с лишним тысячи человек. Полторы тысячи из них погибли. Эта трагедия случилась в водах следующего пояса, который, хоть и называется умеренным, но отличается крутым нравом и часто штормит, особенно зимой. Промозглые ветры, ливни, снежные заряды, сырая мгла, буйство волн. И сверх того – айсберги. Не лучше ли обойти стороной столь суровые и коварные широты? Так нет же! Все флаги здесь на встречных курсах. Оживлённое судоходство. В этом бурном районе мирового океана лежат кратчайшие пути из Европы в Северную Америку. Избравшие их выигрывают время и экономят топливо на круглую сумму. Немудрено, что умеренный пояс Атлантики стал главной морской дорогой планеты. Добрая половина всех морских перевозок. Шутка ли!
Южнее дремлют тихие синие воды субтропических широт – наши «лошадиные». В прошлом моряки избегали их, предпочитая штилю штормовые ветры либо пассаты, дующие в тропиках по обе стороны экватора, но в разных направлениях.
Севернее экватора пассат движется с северо-востока или с востока на запад, то есть от Старого Света к Новому Свету. И делает это с поразительным постоянством – годы, века, тысячелетия. Изменяется лишь его сила, варьируются границы. Поймал пассат в паруса – без проблем доберёшься до Антил. А там рукой подать до берегов всех Америк. Вот почему Колумб довольно быстро пересёк Атлантический океан в средней его части, доплыв от Канар до Багам за 36 дней. Адмирал моря Океан, определённо, знал о тропических пассатах. Поэтому он отправился через море Мрака не напрямик, но сначала спустился к Канарским островам на 28˚ северной широты. Здесь он наполнил паруса пассатом — и вот вам Вест-Индия! Так же поступали впоследствии капитаны всех парусников, следовавших из Южной Европы и Северной Африки к берегам Нового Света, который был назван Америкой в честь другого путешественника – флорентийца Америго Веспуччи. Именно он в начале XVI века выдвинул версию о том, что открыт новый континент, а не Западная Индия… Со временем всё стало на свои места. И все получили свои лавры. Христофор Колумб признан первооткрывателем Америки. Америго Веспуччи увековечен в названии континента…
А я бы хотел отдать должное и воздать хвалу ветру, который направлял и подталкивал мореходов к новым берегам и благодаря которому они выполнили свои миссии… Недаром пассат восходит к испанскому выражению viento de pasade – ветер, благоприятствующий переезду.
Слава пассату! Слава ветру дальних странствий и великих открытий! Сегодня он в цене и в чести только у яхтсменов и немногочисленных команд единичных парусников — барков, баркентин, фрегатов. Но, несомненно, пассат ещё потрудится на благо цивилизации. Недолго ему дуть впустую, надеюсь…
Небольшое уточнение для полноты представления. И северный, и южный пассаты направлены от субтропических широт обоих полушарий к экватору. Но первый дует с северо-востока к юго-западу, а второй – с юго-востока к северо-западу. Пассаты обычно не доходят до экватора. В экваториальной Атлантике, как и в субтропиках, преобладают штили. Однако в экваториальных тропиках облачно и часты ливни. Это зона плавного схождения (конвергенции) северного пассата и южного пассата, в результате которого и образуется безветрие.
В южной Атлантике те же зоны, что и в северной. Они — как их близнецы или зеркальные отражения. Зона пассата в южном тропике. Субтропические «лошадиные широты». Умеренный пояс. В умеренных широтах юга Атлантики почти всегда бушуют штормы. Это нашумевшие среди моряков «ревущие сороковые и пятидесятые», которые проверили на прочность немало кораблей, если не погубили… Нет статистики за всю историю мореходства, но, думается, счёт затонувшим в «ревущих сороковых» кораблям идёт на многие сотни, если не тысячи. Здесь постоянно дуют сильные западные ветры, а суша не препятствует развитию волнения. Особенно бурный район – у мыса Горн, южной оконечности Огненной Земли. В этом месте довольно близко сходятся Южная Америка и Антарктида. В проливе Дрейка между ними сила ветра и волн удваивается.
Через полгода у мыса Горн «Алкиону» изрядно потреплет…
Но до этого далеко. В смирных «лошадиных широтах» образцовый штиль. Хорошо, что мы не на классическом паруснике, не то бы нам пришлось сполна испить солёную чашу допароходных мореходов. А «лошадки» Жо совсем не годятся в пищу…

Моцарт в исполнении Кусто
Преспокойная погода была по душе всем, кроме Кусто. При полном безветрии с турбопарусами не поиграешь. Разумеется, намечая маршрут, Жик прекрасно знал об особенностях субтропических широт. Наверняка, он хотел облегчить трансатлантический переход «Алкионы», чтобы она прибыла в товарном виде в Нью-Йорк. И всё же небольшой ветерок не помешал бы! Неугомонной натуре Жика явно не доставало занятий в сонном царстве штиля. Желая размяться и взбодриться, он изредка и ненадолго при намёке на ветер брал управление «Алкионой» на себя.
Кусто у штурвала, доложу я вам, – зрелище, достойное талантливой кисти. Рулевое колесо в его руках превращается в музыкальный инструмент. Он играет на нём с вдохновенной сосредоточенностью гения. Лёгкие косновения. Мягкий обхват. Плавное вращение. И — музыка лавирования — соната, симфония, увертюра, концерт или джазовые темы с вариациями. Деликатность обхождения со штурвалом свойственна Кусто в любую погоду. Штиль, качка, шторм — манера исполнения та же – темпы разные. Безветрие – адажио или анданте. Волнение — модерато. Буря – аллегро. Но никогда — виваче или престо.
В «Лошадиных широтах» в исполнении Жика мне чаще слышалось анданте из 21 концерта Моцарта до мажор. Иногда – медленный блюз. Неторопливое мелодичное лавирование создавало иллюзию нежного ветерка. Порой к нему присоединялись вздохи, дуновения и эфирные порывы невесть откуда… Реакция Эола на исполнительское мастерство Кусто…
Однако настоящего ветра не было. Не было и ничего примечательного в дремлющих просторах. Сплошной горизонт без единой неровности. Ни зацепочки, ни точечки. Лишь солнечные блики и искры оживляют монотонность синевы. Скука, казалось бы… Но вот что интересно: крепче всего и ярче прочего из увиденного в походе в моей памяти запечатлелась именно эта картина: степенная мощь и созерцательное величие умиротворённого океана…

Оазисы в океане
Долгое время после нашего отплытия с Азорских островов пейзаж оставался пустынным. Этого и следовало ожидать. Срединные воды океанов – сродни пустыне. Да и с питьевой водой здесь так же плохо, если не хуже. Никак. Даром что голубая пустыня полна влаги — жажду ей не утолить. Вокруг ни души. Живность ничем не обнаруживает себя. Вдали от берегов над бездоньем нет корма – нет рыбы травоядной – нет рыбы хищной. Только в загадочных многокилометровых глубинах идёт своим чередом таинственная жизнь. Там обитают монстры. Одни названия чего стоят! Саблезуб. Длинноносая химера. Рыба-ведьма. Рыба-дракон. Живоглот. Морской чёрт. Но вся эта нечисть на дне. А ближе к поверхности – ни черта… За редкими исключениями. В пустыне океана каждый плавающий предмет превращается в оазис. Обрастая илом и водорослями, он даёт приют и пищу мелким моллюскам, миниатюрным крабам и крохотным рыбкам. Последние привлекают рыб покрупнее. В конечном итоге создаётся мини-экосистема, которая для её обитателей – целый мир. С двумя такими мирками судьба свела нашу экспедицию. Это были океанографический буй-беспризорник и внушительных размеров деревянная балка-бродяга.
Буй, оказавшийся американским, был поднят на корму для обследования. Опрометчивый поступок! Десятки небольших крабов, прятавшихся среди водорослей и ракушек, прыснули в разные стороны. Многие из них с поразительным проворством успели расползтись по всему кораблю. И мы ещё довольно долго находили этих чёртиков в самых неожиданных местах.
Национальную принадлежность деревянной балки установить не удалось. Бог весть, при каких обстоятельствах она была похищена океаном и сколько времени бродяжила по его просторам, чтобы, наконец, столкнуться с нами на полпути между Европой и Америкой. Действительно, эта деревянная «торпеда» чуть было не протаранила «Алкиону» во время одной из моих вахт. Хорошо, что чуткий радар своевременно запеленговал её и подал тревожный сигнал при опасном сближении. Едва я перевёл судно на ручное управление, как у штурвала возник Бернар Деги. В доли секунды оценив ситуацию, он крутанул рулевое колесо резко вправо и избавил «Алкиону» от таранного удара. Не знаю, сумел бы я самостоятельно предотвратить столкновение… Сомнения до сих пор мучают меня. Определённо, я зазевался – можно было раньше заметить приближающийся прямо по курсу объект, пусть и притопленный. Это огорчает. Тем не менее, я не оторопел, а начал действовать. Это успокаивает. Но всё же славно, что Бернар оказался рядом.
По окончании спасительного манёвра Деги подвёл «Алкиону» к водоплавающей балке и положил в дрейф. Стоп машина!
В отличие от буя, который облюбовало довольно разношёрстное сообщество, балка была почти в полном распоряжении лишь большой стаи рыб одного вида, питающихся, судя по всему, древесиной. Во всяком случае, другого корма в достаточном количестве для этой оравы на балке не было. Присмотревшись к рыбам, Жо Гийу высказал предположение, что это балисты. Дик Морфи согласился с ним и тут же дал пояснения, которые я позже дополнил сведениями из других источников. Так вот, балисты (balistidae) относятся к семейству спинороговых. У них на спине, позади глаз, есть особый плавник-шип, похожий на рог. Это грозное оружие. При необходимости боевой плавник распрямляется для выпада и жёстко фиксируется прилегающим шипом-колючкой. Когда надобность в нём отпадает, балиста вновь складывает его. Рог-плавник используется в оборонительных целях и может быть ядовитым. Спинороги вооружены также двумя рядами мощных зубов, которыми они действуют, как кусачками, отламывая и дробя пищу. Им ничего не стоит расправиться с веточкой коралла, раковиной моллюска, панцирем морского ежа или краба. Среди спинорогов встречаются и растительноядные представители. Надо полагать, мы наткнулись на особый — древоядный вид. Я приклеил ему свой ярлык: балиста-древоед. Обычно балисты живут вблизи берегов. Тем не менее, появление спинорогов в океане не противоречит этому обыкновению. Дающий им пищу кусок древесины, вероятно, был элементом прибрежной конструкции, разрушенной стихией или аварией. И когда унесённая морем балка отправилась в путешествие, облюбовавшие её рыбы сохранили привязанность к ней. Для них кормушка так и осталась родным берегом. Но придёт день – они поглотят его ресурсы полностью. Что тогда? Напрашивается аналогия…
Балисты считаются ядовитыми и, следовательно, несъедобными. Впрочем, существуют изысканные рецепты… Не зная ни одного из них, мы благоразумно воздержались от рыбалки. Но с удовольствием воспользовались незапланированной остановкой для купания.
Когда я впервые нырял в Атлантику где-то посередине между Старым и Новым Светом, мне вдруг представился земной шар в виде глобуса и эта точка на нём. Секундный полёт с кормы показался духозахватывающе затяжным… Наконец, воды Атлантики сомкнулись надо мной. Длительное погружение и долгое возвращение на поверхность… В пятом измерении временной фактор тормозит… Вынырнув из океана, я зябко поёжился. Нет, вода была отменно тёплой – как ни как мы уже сутки шли вдоль Гольфстрима. А он здесь в полной силе. Правда, на этих долготах и широтах Гольфстрим называется Северо-Атлантическим течением. Но суть от этого не меняется. Парное молоко. Однако мысль о том, что под килем пять с половиной тысяч метров, бросала в дрожь. Трепет усиливался предостережением Кусто. Напутствуя купальщиков, он сказал, что сомневается в присутствии акул в этом районе, но всё же дрейфующие «оазисы» делают их появление возможным. А посему надо быть начеку — и при обнаружении в воде большого овального белого пятна немедленно возвращаться на борт. Запомните на всякий случай эту примету-предостережение: овальное белое пятно…

Саргассово море
Следуя инструкции коммандана, я не забывал поглядывать по сторонам и вдруг совсем рядом с собой заметил нечто похожее на побуревший кустарничек. Неподалёку плавали ещё несколько экземпляров. Это были саргассовые водоросли. Их появление возвестило о том, что «Алкиона» подошла к Саргассову морю. Так, в честь своей доминантной флоры, называется огромное пространство стоячей воды в центральной и юго-западной части Северной Атлантики. 6 — 7 тысяч квадратных километров. Поверхность Саргассова моря довольно густо покрыта растительностью – пучками плавающего вида упомянутых водорослей. Но от этого панорамный пейзаж ещё более напоминает пустыню. Бурые кусты саргасс походят на перекатывающиеся по пескам клубки колючек. А вода из-за обилия светло-коричневых вкраплений отдаёт желтизной, что усиливает ассоциацию с пустыней.
Саргассово море овально. По большой оси оно протянулось от западного края Бермудских островов до середины океана. Мощные поверхностные течения, окружающие его со всех сторон, не дают автономному морю в океане выходить из «берегов» и медленно вращают всю массу изолированных вод по часовой стрелке. Ветров здесь почти нет. Дожди — большая редкость. Солнце печёт нещадно. Испарение интенсивное. В парниковых условиях водоросли размножаются очень активно, достигая внушительных размеров. Их общий вес оценивается в десять миллионов тонн. Однако вся эта масса распределена на акватории, равной территории США. Так что легенды о завязнувших в саргассах кораблях несостоятельны. Парусные суда, действительно, застревали здесь, но по другой, уже известной нам, причине – из-за многонедельных штилей.
Феномен Саргассова моря навёл некоторых исследователей на мысль о существовании на его месте Атлантиды… По этой версии, саргассы и обитающая на них мелкая живность — не что иное как население мелководий затонувшего материка. Красиво, но не без изъяна. Саргассово море находится над наиболее глубокими местами Атлантики. Сплошные шеститысячники наоборот. С другой стороны, здесь есть и острова. Например – Бермудские. К тому же у сторонников оригинальной идеи имеется один довольно интересный аргумент. Точнее – гипотеза, основанная на миграциях угрей. Эти змееподобные рыбы живут в пресных водоёмах Европы и Америки, а размножаются в Саргассовом море. По достижении половой зрелости они отправляются в длительное путешествие на свою прародину, чтобы произвести здесь потомство и остаться навеки… За время пути угри теряют почти все жизненные силы. Последний всплеск энергии уходит на реализацию инстинкта размножения. Народившееся потомство – личинки – проделывают обратный путь – к устьям рек Старого и Нового Света. Впоследствии, повзрослев, они, как и их родители, вернутся сюда… И так из поколения в поколение.
Сторонники «саргассовой» Атлантиды объясняют возвратные миграции угрей по-своему. Они считают, что угри некогда жили в реках затонувшего материка или острова, нерестились в солёной воде мелководных лиманов, а после гибели земли атлантов обосновались на противоположных континентах. Но генетическая традиция сохранилась: европейские и американские угри рождаются и умирают на канувшей родине своих предков. Что ж, вполне логично… Однако это лишь гипотеза в море гипотез о местонахождении Атлантиды. Предполагаемых адресов – множество. И все они достойны внимания в той или иной степени, и по разным причинам. Но, как я уже признался, мои симпатии целиком отданы Азорским островам и близлежащим акватерриториям, включая районы Канар и Мадейры. Что же касается Саргассова моря и прочих загадочных районов Атлантики, то там вполне могли существовать свои «Атлантиды» — земли, поглощённые океаном. Да ради Бога! Сколько угодно. Вот только они не были Атлантидой Платона. Но могли быть её колониями. Примирительный жест…
Плывём дальше.

Похвальное слово советской океанологии
Вскоре после появления первых саргасс, мы встретили и первый с момента отплытия с Азорских островов корабль. Им оказался советский теплоход «Черняховск», который, как выяснилось, следовал из Гаваны в Антверпен. Многоопытный Деги ещё издали определил, что судно советское, и возложил на меня переговоры. Когда мы связались по радио, капитан «Черняховска» был немало удивлён, услышав русскую речь с борта невидали, идущей под французским флагом. В его голосе чувствовалась лёгкая оторопь. Я поспешил представиться и дать необходимые разъяснения. Мы обменялись любезностями и пожелали друг другу счастливого пути. А мой собеседник, которого я успел вкратце познакомить с конструкцией турбопарусника, добавил на прощание: «Попутного ветра!»
Капитан Деги и капитан Кусто по-разному прокомментировали это событие.
Деги бросил с усмешкой: «Единственный корабль – и, конечно, советский! У вас второе присутствие на море после либерийского флага, под которым ходит полмира…»
Да, были времена, когда наши суда кишмя кишели в водах мирового океана. А в начале XXI века встал вопрос о восстановлении отечественного торгового флота. Приплыли…
Кусто от души порадовался свиданию с советским теплоходом. Даже умилился. Такой симпатичный сюрприз! В океанской глуши русский с борта его судна поприветствовал своих соотечественников, приятно удивив земляков… Меня тоже переполняли положительные эмоции, и, похоже, со мной их разделяли все члены экипажа, включая ироничного Деги.
Жик с интересом прислушивался к моим переговорам и, переспросив название корабля, с подчёркнутой торжественностью сделал запись в вахтенном журнале — как будто речь шла о важном историческом событии…
Этот эпизод подтолкнул Кусто к воспоминаниям…
За послеобеденной сигарой, на корме, он поведал мне, что ему не раз доводилось встречаться с советскими исследовательскими судами, особенно в Атлантическом и Индийском океанах. Это были и легендарный «Витязь», который, по оценке Кусто, делал историю океанографии, и «Михаил Ломоносов», на счету которого масса важных открытий в области гидрофизики Атлантики…
— Мы обязательно поднимались на палубы этих больших, академических, судов, приглашали советских учёных и моряков в гости на «Калипсо». Меня связывают узы дружбы с Институтом Океанологии Академии наук в Москве. Бывая в вашей стране, я непременно навещаю коллег из этого института. Мы обмениваемся информацией о наших исследованиях. В Музее океанографии в Монако я не раз принимал советских учёных с малотоннажных исследовательских судов, приходивших из Чёрного моря…
Это были полезные контакты. Советские коллеги хорошо известны всему океанографическому миру. СССР прилагает значительные усилия в океанологии, вкладывая в изучение и охрану мирового океана очень большие средства. Количество публикаций и результаты исследований советских учёных в этой области впечатляют. Их можно сравнить разве с теми, что имеются в США. Кое в чём вы явно превосходите американцев, во всяком случае, нас, Западную Европу, и Японию в придачу – да…
Слушая Кусто тогда, я испытывал гордость за родную океанологию. Вспоминая его похвальное слово нашей науке сегодня, сокрушаюсь о потерях, но надеюсь, что утраченные с конца прошлого столетия позиции будут отвоёваны. Долго ли ждать? Знаю лишь, что это произойдёт, когда главными героями дня на телевидении и радио, в газетах и журналах станут океанологи, физики, изобретатели, космонавты, испытатели, а не… сами знаете кто. Не хочу никого обижать, а равно умалять чьи-то заслуги, но всё-таки, по моему разумению, олицетворёнными жизненными ориентирами для нации должны быть, в первую очередь, подвижники – созидатели, изыскатели, первопроходцы – все те, кто открывает и создаёт.
Во времена оны так оно и было. Самые модные профессии носили белые одежды учёных и врачей или брезентовые ветровки геологов, или фантастические облачения лётчиков-космонавтов. Одной из самых популярных на центральном телевидении слыла научная передача «Очевидное – невероятное». Среди самых востребованных и престижных журналов первые места занимала пухлая книжка «Науки и жизни». А самым стильным и продвинутым иллюстрированным изданием был журнал «Знание — сила».
В ту эпоху успехи нашей страны во многих областях науки и техники вызывали уважение во всём мире. Сотрудничество с нами почиталось за честь. И сам Кусто признался мне в своём давнем желании наладить тесное взаимодействие с советскими коллегами, обладающими исключительной научно-технической базой.
— С давних пор мы лелеем проект экспедиции на Северный полюс. Я бы хотел осуществить её в тесной связи с Институтом океанологии Академии наук СССР. Планируемая экспедиция будет для нас необычной. Для её осуществления потребуется большой ледокол, который проложит путь во льдах. А именно ваша страна располагает судами такого класса. Пока этот проект ещё не совсем готов, но мы продолжаем работу над ним.
Тогда, в дни надежд, ни Кусто, ни я, ни советский народ не знали, что сумбурная перестройка отвлечёт колоссальные ресурсы от реальных нужд и подорвёт экономику огромной страны, а сменивший её дикий капитализм обескровит научно-технический потенциал великой державы. Какой там Северный полюс!.. Концы с концами бы свести…
Но в неведении о грядущих годах бурного разрушительного безвременья и хаоса зарождения нового мира на одной шестой части суши Кусто строил планы морских походов под двумя флагами и готовился перейти к непосредственному сближению.
— Сейчас, когда на нашем экспериментальном турбопаруснике, открытом для всех, присутствуете вы, Владимир, я всё чаще думаю о том, что после испытаний хорошо будет пригласить на «Алкиону» советских учёных. Одновременно я мечтаю о совершенно нейтральном представительстве нашего Фонда в СССР. Это поможет поддерживать постоянные контакты с советскими коллегами и готовить совместные экспедиции…
Увы-увы, этим замыслам не суждено было осуществиться. В прологе сближению мешала закрытость доперестроечного Союза. Затем помехой стала неразбериха крутых перемен. А потом… потом у капитана планеты уже не осталось времени. Да и запал прошёл…
Но в конце мая 1985 года Кусто верил, что до похода на Северный полюс в кильватере советского ледокола рукой подать…
— Полагаю, это дело самого ближайшего будущего! А сегодня…
Жик умолкает. Пояснений не надо. Сейчас его всецело заботят турбопаруса. Отработка смешанной тяги с использованием энергии ветра и дизельного двигателя. Однако Эол не спешит окрылять свою дочь в её новом обличье. Согласно прогнозу метеослужб, совпадающему с пророчеством Нерея, желанного ветра не будет вплоть до Бермуд. Это ещё дней пять пути…

Бывалый моряк
Началось монотонное существование.
Однообразие погоды и пейзажа.
Вахты без событий.
Полнейшая безмятежность.
Кажется, время остановилось, а «Алкиона» запуталась в саргассах и почти не движется вперёд…
Поглядываю на приборы и карту, чтобы удостовериться в обратном. Ползём потихоньку! Прошли уже половину пути – две с лишним тысячи миль… Правда, скорость действительно невелика. Порой падает до 7-6 узлов. Значит, к килю прицепился большой пук водорослей — и притормаживает, просвещает Жик.
В ощущениях Саргассово море представляется вязким. Как сироп или растёкшийся студень. Возникает предположение, что плотность воды здесь намного выше средних значений. Но это иллюзия. На самом деле в жарких широтах вода не такая плотная, как в холодных морях, при условии одинаковой солёности. Здесь действует обратная зависимость: чем вода теплее, тем ниже её плотность. А Саргассово море отменно прогрето. И доля примесей невелика в его воде. Поэтому она чиста как слеза. Именно в Саргассовом море наш «Михаил Ломоносов» измерил самую высокую прозрачность в Мировом океане — 64,5 метра! (данные последней четверти прошлого века).
Всматриваюсь в бездну вод. Никаких ориентиров для вычислений. Но на глазок взгляд проникает в глубину метров на 50, а пристальный взор погружается в пучину на все 60. Спрашиваю у Кусто, как определяется прозрачность воды. Оказывается, всё просто. Для этой цели существует эталонный инструмент — «диск Секки» – белый металлический круг диаметром 30 сантиметров. Его опускают плашмя в воду с помощью троса. Трос вытравливают до тех пор, пока диск виден. Чуть начал пропадать из виду – стоп! Сколько метров отмоталось, такова и прозрачность.
Чистая вода, чистое небо, чистый горизонт – день за днём. Приятно, но пресновато… Хотя и в океанических водах… Уже по два раза посмотрели все фильмы, которыми предусмотрительный и заботливый Жак Констан снабдил нашу видеотеку. Хандрим понемногу. Появляются признаки раздражительности. Но без конфликтов.
Каждый ищет занятие по душе. Жо и Дик усердно обстирывают себя. Бертран Сион изобретает десерты. Кусто без устали пишет. Множатся страницы то ли очередного сценария, то ли новой книги. Презлен грустит на гитаре. Требоз ставит пивные рекорды. Я отдаю дань уважения красному вину, с готовностью соглашаюсь на вахты вне очереди и усиливаю физподготовку. Это помимо профессиональных забот, разумеется. Мы с Кингом донимаем дополнительными расспросами Кусто для расширенных сообщений и ведём дневники путешествия. Деги время от времени определяет местоположение «Алкионы» в океане по солнцу с помощью классических инструментов – секстана и хронометра. Этот метод называется астрономическим. Вообще-то им желательно пользоваться вдали от берегов почаще. Потому что, и магнитный компас, и гирокомпас, и радионавигационные приборы, и спутниковые навигационные системы могут иногда грешить неточностью по разным причинам. Их показания надо контролировать испытанным дедовским секстаном. Этим навигационным инструментом измеряют высоту светила над горизонтом для определения текущих координат судна. Например, измерив высоту Солнца в астрономический полдень и зная дату измерения, можно вычислить широту, на которой вы находитесь. В секстане используется принцип совмещения изображений двух объектов посредством двойного отражения одного из них. Вероятно, не все помнят, как устроен секстан… Если очень схематично, то это дуга в одну шестую окружности с делениями, называемая лимбом, два зеркала и астрономической труба в одной связке, или на одной раме. На деле инструмент, конечно, похитрее. Но в отличие от более хитроумных приборов он не умеет врать. И при бережном обращении не даст заблудиться в безбрежности. Процедура определения координат непростая. Без ассистента не обойтись. Деги рекрутирует меня. С удовольствием включаюсь. Бернар припадает к оптике секстана и приступает к измерениям, совмещая с горизонтом нижний край изображения (двойного отражения) солнца. Я работаю с хронометром. Чётко выполняю инструкции капитана. По команде «Топ!» фиксирую момент измерения. Смутно представляю себе процесс во всей его сложности. Но, по-моему, действую правильно. Нареканий не имею. Приношу пользу. Горжусь этим. И чувствую себя бывалым моряком… Кстати, мы уличили корабельный магнитный компас в неточности – он уводил нас южнее намеченного курса. Деги деликатно поправил его…

Клоун-удильщик
Наш Паганель, доктор Морфи, регулярно совершает научные поездки по окрестностям на «Зодиаке». Изучает саргассы и их обитателей. Выловив интересный экземпляр, доставляет его на борт в ведре и выставляет напоказ, чтоб поделиться своей удачей и прочитать короткую лекцию всем желающим.
Так что же такое саргассы?
Саргассы относятся к семейству морских бурых водорослей. Но в отличие от большинства своих сородичей не прикрепляются ко дну или скалам, а плавают в толще воды — sargassum natans — либо у поверхности — sargassum fluitans. Держаться на плаву им помогают наполненные воздухом поплавки, похожие на ягоды мелкого винограда. «Виноградинками» густо увешан весь саргассовый куст, веточки которого, в свою очередь, напоминают виноградные кисти. Первыми это сходство уловили португальские моряки и нарекли диковинную водоросль саргасо (или салгазо – тонкости произношения). Так в Португалии называется сорт мелкого дикого винограда. Позже название водоросли слегка изменилось и распространилось на среду их обитания. Если принять во внимание этимологию, Саргассово море можно называть и Виноградным…
Каждый отдельный куст саргасс – это микрокосмос. Он плотно населён уникальной живностью — различными видами червей, рачков, крабов и рыб, которые существенно отличаются от аналогичных обитателей прибрежных вод Европы, Америки и Африки. Население саргасс очень миниатюрно и ловко использует мимикрию, чтобы понадёжней спрятаться среди веточек, листочков и ягодок-поплавков. Сразу эту мелочь и не разглядишь. Но, присмотревшись, обнаруживаешь великое разнообразие и множественность животного мира саргасс. Ничего подобного я не видывал.
Особое впечатление на меня произвели малюсенькие рыбки леопардовой окраски с когтистыми пальчиками на кончиках плавничков. Как поведал мне Дик, их называют саргассовыми рыбами. Научное имя занятных созданий: histrio histrio (лат. актёр, игрок) — из семейства клоуновых и отряда удильщикообразных. Этим отрядным прозванием они обязаны видоизменённому лучу спинного плавника, который нависает над зубатым ротком наподобие удочки. Ну, а клоунами рыбёшки прослыли из-за своей забавной внешности. Кстати, их классификационное латинское название переводится на русский как комедиант. Саргассовая рыба весело испещрена бурыми и золотистыми полосами и пятнами. Её кожа снабжена листообразными выростами, похожими по своим очертаниям на водоросли, в которых она водится. Такой камуфляж позволяет ей становится почти невидимой в среде обитания.
Клоун-удильщик миниатюрен (5 — 10 сантиметров), но прожорлив — может поглотить добычу размером с самого себя.
Эти рыбы почти не плавают. Они передвигаются по саргассовому кусту с помощью своих плавничков-лапок. Инстинкт самосохранения заставляет их всеми когтями держаться за свою уютную вселенную. Отрыв – нередко равносилен гибели. До другого микрокосмоса порой добраться непросто, да и места там заняты. Поэтому доктор Морфи возвращает изученные экземпляры саргасс в воду с величайшей деликатностью, чтобы ни один из их обитателей не оказался в открытом море… Закончив свою лекцию на английском языке, профессор заметил, что из всех слушателей, как он считает, его пояснения понял только Владимир… и подозрительно глянул на меня… Мои познания в английском в то время были примитивно минимальными, в чём я, не стесняясь, признавался. Но я действительно многое уловил в рассказе Дика и поддакнул ему просветлённым взглядом, а теперь в доказательство моей правдивости и справедливости его мнения пересказываю вам лекцию доктора Морфи по памяти…. Много позже при просмотре фильма «Особенности национальной охоты», где финн и русский легко общаются между собой, не зная языков друг друга, я вспомнил описанный эпизод, и утвердился во мнении, что знание языка не всегда обязательно для взаимопонимания.

Шпионские страсти
По вечерам, в свободное от вахты время, мы с Диком подолгу засиживаемся в каре. Дик сортирует отснятые плёнки, делает упражнения по французскому языку. Я перелистываю записи, сочиняю очередную информацию. О чём писать?.. Излагаю подходящий фрагмент из интервью Жика о перспективах сотрудничества советских и французских океанографов. Покончив с журналистикой, беру с полки томик… французского энциклопедического словаря Larousse. Просвещаюсь. Налегаю на морскую тематику.
Однажды застав меня и Дика за вечерними занятиями, Бернар Деги с минуту понаблюдал за нами, а затем, ехидно сощурившись, бросил зашедшим в кают-компанию Требозу, Гийу и Презлену:
— Смотрите! Такое не часто увидишь. КГБ и ЦРУ – за работой! Словно голубки! Чудная картина! А какое согласие! По-моему, они хорошо спелись… Бедная «Алкиона»! Увы — нам!..
Версия нашей принадлежности к упомянутым организациям, особенно моей к КГБ, была дежурной шуткой. Иногда меня титуловали развёрнуто, используя клише западных шпионских боевиков: “L’espion d’un pays de l’Est” – «Шпион одной из восточных стран». Деги ограничивался прозвищем «Кэ-Жэ-Бэ» — Кэ-Гэ-Бэ на французский лад — и просил признаться, что за нами следует советская атомная подводная лодка, с которой я связываюсь при помощи миниатюрной рации в зажигалке.
В ответ на иронические выпады я выражал восхищение проницательностью агентов французской контрразведки DST (Direction de la Surveillance du Territoire). И тут же нагло предлагал им пойти на добровольное сотрудничество со мной, напирая на то обстоятельство, что экипаж подводной лодки в любую секунду готов взять «Алкиону» на абордаж…
В другой раз я позволил себе бросить тень на самих «разоблачителей»: «Скорее, шпион кто-то из вас, мои милые! И он преднамеренно поднимает шумиху вокруг меня, чтобы отвлечь внимание от себя лично. Приглядитесь-ка получше друг к другу…»
Выслушав провокационную реплику, «контрразведчики» непроизвольно обменялись взглядами… Этот раунд был за мной. Смех и аплодисменты.
Моя реакция нравилась французам. Чувствовалось, что по мере общения со мной они освобождались от кое-каких предрассудков, которых в эпоху холодной войны было немало по обе стороны линии фронта.

Переплыть океан
Понемногу шпионская тема отошла на второй план. Всё чаще мне задавали нормальные вопросы о жизни в СССР. В ответах, как это у нас было тогда принято, я не скрывал отдельных недостатков советской системы, ловко припудривал действительность и выгодно преподносил достоинства. Например, я не отрицал жилищной проблемы, но обращал внимание на бесплатность жилья и невысокий уровень квартплаты – 3 процента от доходов семьи. «А сколько комнат в твоей квартире?» — уточняюще вопрошал Деги. «Две», — врал я мечтательно… В то время у меня была скромная комнатка в густонаселённой коммуналке. Вернувшись с небес, я дополнял святую ложь правдивой информацией: «При этом ежемесячная квартплата, включая коммунальные услуги и электричество, всего 6 рублей». «Сколько же ты зарабатываешь?» — допытывался Бернар. «400 рублей», — отвечал я, приплюсовывая к основному заработку все левые гонорары и ещё полсотни сверху, на всякий случай. «Переведи во франки», — не отставал от меня Деги. По тогдашнему курсу это составляло около 5 тысяч франков, что примерно соответствовало минимальной заработной плате во Франции…
«Да здравствует социализм!» — со злорадством подытожил мои выкладки Бернар. В те годы, если я не ошибаюсь, французские журналисты получали не менее 12 – 15 тысяч франков. Почувствовав себя на грани фиаско, я пустил в ход резервы: зато в СССР бесплатно или льготно то-сё, пятое-десятое – здравоохранение, детские сады, отдых, спорт и физическая культура, все виды художественного образования. Самым веским моим доводом было бесплатное высшее образование, да ещё и с приличной стипендией на уровне минимальной зарплаты. Этот аргумент неизменно производил сильное впечатление. И социализму прощали отдельные недостатки.
Немало копий было сломано в спорах об Афганистане. Я отбивался как мог: верность договорным обязательствам, опасность американского вторжения и прочее. Но в душе я разделял мнение Бернара о том, что мы совершили ошибку, введя войска в Афганистан.
«Вы сами посадили себя в дерьмо без всякой надобности, — горячился Деги, — а до этого в лучшую сторону отличались от американцев. Из-за этой авантюры социализм много потерял в глазах его сторонников на Западе». «Мы были вынуждены, — парировал я. — В противном случае на нашем месте оказались бы американцы, пусть и в очередном дерьме, но зато у наших границ. Помяни моё слово, когда мы уйдём из Афганистана, туда войдут Штаты с НАТО под ручку». Так оно и вышло, Бернар!..
Разумеется, я не оставался в долгу и переходил в наступление, переводя разговор на действия Франции в африканских странах.
— А что ты скажешь о французском военном присутствии в Африке?
— То же самое, что и о советском в Афганистане. Ни того, ни другого я не одобряю!
Эти бурные «круглые столы» в штилевом Саргассовом море были взаимно полезными. Мы сбивали друг с друга идеологический гонор — и продвигались в искусстве взаимопонимания. Когда незадолго до расставания в Нью-Йорке участники экспедиции делали для меня памятные записи в буклете «Алкионы», Бернар Деги написал следующее: «Не всё белое и ничто не чёрное в Париже и в Москве». Поверьте, дождаться такого от Деги – не мало. Вряд ли бы он подписался под этими словами в начале пути. Надо было вместе переплыть океан…

Шлейф цивилизации
По мере того как я сживался с океаном, проникался им и учился понимать его язык, во мне подрастала мечтательная уверенность в том, что очень скоро – в ближайшую эпоху – он сплотит жителей планеты как общее большое дело и объединит как кровные узы. Надежда на это не оставляет меня и сегодня. Предполагаю, родственное настроение ума знакомо многим из тех, кому посчастливилось вольно пройтись по океанскому простору в непосредственном соприкосновении с водной стихией.
Как-то рассуждая на эту тему, кинооператор Луи Презлен заметил, что океан не разделён границами, а, наоборот, как бы размывает их, и поэтому здесь особенно отчётливо ощущение общности людей…
«Любая человеческая деятельность на одном конце мирового океана, — продолжил Луи, — неизбежно имеет последствия на другом его конце. Получается, что за тысячи миль от дома мы всё равно у родных берегов… Надо помнить об этом — и всем миром оберегать океан и его обитателей…»
От кого оберегать? От человека? Но сам человек, не обитатель ли он океана, если поразмыслить… Мы живём на планете, большая часть поверхности которой – океан, прародитель и животворец… Мы существуем благодаря океану и носим его в себе. Да будет нам известно и памятно, что химический состав нашей человечьей крови очень близок к химическому составу вод Мирового океана… Мы сообщающиеся сосуды. И, возможно, род людской — сухопутная часть единого водного или водяного организма…
Жизнь на Земле без суши будет продолжаться, без океана – вряд ли… Осушить океан нам не под силу, но умертвить его мы способны… и упрямо продвигаемся в этом направлении. Самоубийственная перспектива. Ведь океан умрёт и в нас…
Надо бы каждому осознать это и полюбить океан, как самого себя… для начала. А потом попытаться подняться до уровня Кусто и полюбить океан больше, чем самого себя. В чувстве капитана планеты к океану вместе с великой любовью сошлись сыновнее почитание и родительская забота. В моём восприятии это обнаруживалось во всём: и в словах, и в делах, и в жестах — и в большом, и в малом. Вспоминаю один эпизод. В синих сумерках Бертран Шарье появляется на корме с каким-то пустяковым мусором в руках, явно намереваясь швырнуть его за борт. В последний момент он замечает Кусто, расположившегося за рубкой, и, мгновенно сориентировавшись, спрашивает наивным голосом: «Коммандан, а куда бы это деть?»
— Куда угодно. Только не в моё море, — с укоризной отвечает Кусто.
Пока мы шли по пустынным просторам, вдали от караванных морских путей, глаз ласкала первозданная чистота вод. Но вот появились танкеры-исполины, идущие из Венесуэлы в Европу. Слева и справа замаячили сухогрузы и пассажирские лайнеры. Поверхность океана покрылась радужными масляными пятнами. На помутневших волнах поплавками закачались жестяные банки, пластмассовые бутылки, бумажные и полиэтиленовые пакеты, огрызки, окурки, прочий мусор… И это за сотни миль от материков, почти в центре Атлантики. Достойный шлейф цивилизации!
Жик потускнел.
«…Загрязнение морей пагубно скажется на обитателях суши. Ведь море – великий регулятор жизни планеты…»
Сколько раз повторял Кусто эту фразу перед бесчисленными аудиториями! Увы, по-настоящему мало кто проникся её содержанием. Иначе не тянулся бы этот неряшливый шлейф в океане. Однако загрязнение с судов – ещё полбеды, если не считать утечек нефтепродуктов и захоронений при помощи плавсредств. Главный нескончаемый поток отравы идёт с суши. Промышленные отходы, нечистоты, сельскохозяйственные удобрения, токсичные вещества. Их несут с собой в океан реки, им помогают дожди. Печально, но дно и водные пространства морей и океанов – конечные вместилища всех отбросов цивилизации. Впрочем, не будем забывать об эффекте бумеранга… Огромная масса вод Мирового океана формирует климат планеты, служит источником атмосферных осадков, регулирует содержание в воздухе углекислоты, поглощая её излишки. Океанические сине-зелёные водоросли поставляют в атмосферу более половины кислорода. Чтобы образцово справляться со всей этой работой, океану нужно быть чистым. Но способность воды к самоочищению порой уже оказывается недостаточной. Океану всё труднее переваривать постоянно возрастающее количество сбрасываемых отходов. И он возвращает их переизбыток в виде климатических и погодных аномалий, токсичных дождей, ухудшения состояния воздушной среды и прочих бед со всеми вытекающими последствиями для живой планеты…
Прискорбно.
Слава Богу, вскоре мы удалились в сторону от опечалившей нас «столбовой дороги». Мир вновь стал идеальным. Неужели единственный способ вернуть природе чистоту – вычесть из неё человека…
Надеюсь на более гуманное решение свыше… И на подсказку…

Морские воздухоплаватели
Дня за два до Бермуд пустыня океана начала оживать. Зашевелился ветерок. Сонные воды взбодрились от лёгких дуновений. Над мягкими волнами замелькали летучие рыбы. Увидев ранним утром во время вахты первую из них, я удивился: откуда здесь стрекозы? Действительно, издали летучие рыбы с полупрозрачными плавниками-крыльями могут показаться большими серо-голубыми стрекозами. Но это при беглом взгляде, и от неожиданности. Присмотревшись к пернатым рыбам повнимательнее, я подумал, что скорее в своём полёте они похожи на ласточек или стрижей. Некоторые, наиболее шустрые, пролетали над палубой «Алкионы» и, случалось, шлёпались на неё. При ближайшем рассмотрении их сходство с упомянутыми птицами подтверждалось. Удовлетворив свою любознательность, я спешно отправлял незадачливых воздухоплавателей за борт, чтобы они продолжили полёт или плавание, по их усмотрению.
Почему и как порхает летучая рыба? Её полёт всегда связан со стремлением спастись от преследований врага. Почуяв опасность, она набирает ход в воде и под острым углом идёт вверх. Проклюнувшись из воды, тотчас расправляет «крылья» — широкие длинные грудные плавники — и поворачивает их так, чтобы увеличить подъёмную силу. Вытянутая нижняя лопасть хвостового плавника учащённо колеблется. С помощью этого движителя рыба набирает скорость против ветра. Наконец, она отрывается от воды – и парит над поверхностью. Летучая рыба не машет «крыльями», а планирует на расправленных плавниках. Но при этом нижняя лопасть хвоста действует как подвесной мотор. В завершение полёта крылатая рыба делает хитроумный манёвр, чтобы обмануть хищника. Прежде чем вернуться в воду, она круто меняет направление, даже идёт обратно по ветру. В результате охотник теряет добычу из виду.
Летучая рыба преуспевает как вид, несмотря на постоянные преследования коварных и стремительных врагов в воде и воздухе, днём и ночью. В дневное время на летучих рыб охотятся корифены и каранги — бойкие рыбы-хищники. Ночью они становятся объектом охоты кальмаров. А в воздухе их подстерегают хищные птицы. Обилие врагов заставило «водоплавающих ласточек» стать изворотливыми, расторопными, изобретательными и, в итоге, феноменальными. Они ловко выкручиваются из сложнейших ситуаций, красиво воспаряют и лихо уходят на виражах!..
Вслед за летучими рыбами над волнами закружили и собственно пернатые, в основном чайки.
Как-то к нам приблизилась группа черно-белых дельфинов. Около пятнадцати минут двухметровые элегантные красавцы во фраках сопровождали «Алкиону» кордебалетом. На большой скорости они высоко выпрыгивали из воды, зависали в воздухе и с явным любопытством заглядывали через борт на палубу. Меня поразили их глаза – умные и весёлые. Казалось, вот-вот кто-то из них бросит реплику, выпалит шутку, рассмеётся в конце концов. Но фрачные джентльмены лишь молча улыбались.
Познакомившись с необычным кораблём, а заодно попозировав перед объективами, приятная компания откланялась, легко обогнала «Алкиону» и скрылась за горизонтом. Это были дельфины-белобочки, самые скоростные среди своих собратьев – до 70 км в час — 38 узлов – вдвое, втрое резвее многих судов.
На девятые сутки перехода через центр Атлантики мы достигли Бермудских островов. Ближе к вечеру на горизонте возникла тонкая полоска земли. А на экране радара появилась плотная россыпь светящихся точек и пятен, образующих яркий узор. Бермуды в электронном отображении походили на сказочный месяц в окружении звёзд.

(Продолжение следует)