Г. Антюфеев. Подарок Холодова

Г. Антюфеев.

Подарок Холодова

Рассказ

Жаркое южное солнце зависло над степью, лесами, полями и над Волгой, по которой с верховьев плыла баржа… Светило вскарабкалось на вершину небосклона, проливало на землю раскалённые лучи, и от них всё живое пряталось в расщелины, балки, норы, в дома, под камни, кусты или под деревья. В тень. А на палубе самоходки люди кутались в казённые одеяла и в тряпьё, жались друг к другу, словно вокруг заворачивала метель. Бледные лица со спёкшимися губами, с впалыми щеками и блестевшими от температурной лихорадки глазами… Равнодушные взгляды и тихий стон или шёпот… Меж больными, переговариваясь, неспешно прохаживались санитары. Изредка наклонялись над кем-нибудь, толкали в плечо. Если не было отклика ни на слова, ни на толчки, один из медбратьев кричал капитану: «Рули к берегу!»

По России свирепствовала гражданская война, и вместе с ней лютовал тиф. Лекарств не хватало, поэтому многих тифозных определяли в больничные боксы, изоляторы, бараки, а иногда и на баржи. Те скользили по рекам к югу. К теплу, траве, к фруктам и овощам. Впереди плывущих полугоспиталей-полуизоляторов спешили агитаторы, взывали к милосердию и доброте населения, просили не оставлять несчастных. Им в первую очередь требовалось питание, и в селе всегда найдутся простокваша, картошка, рыба, яйца всмятку и другая лёгкая еда. Да и ухода особого горемыкам не нужно, кроме переворачивания время от времени с боку на бок да прикладывания холода к голове. А основное – платяных вшей и блох уничтожить. Именно они разносили заразу…

Лишённого по пути сил доходягу сгружали вблизи деревни, хутора или станицы. Оставляли в теньке дерева или на лужайке с надеждой, что найдутся душевные люди, поднимут на ноги. А не найдутся… Бедолага и на корабле не выжил бы… Зато с его убытием возрастал шанс на выздоровление оставшихся: меньше становилась скученность, при которой верховодил тиф, увеличивалась пайка, больше оставалось медикаментов… Жестокая правда войны.

Эта правда заставила самоходку подкрасться к берегу, покрытому травой, что, удаляясь от реки, теряла зелёную окраску. Зной не признаёт иных цветов, помимо жёлто-коричневых с примесью серо-бурых оттенков. По трапу снесли молодого человека, он стонал негромко и отворачивался от палящего огненного шара, норовившего ослепить и обжечь лицо. И если света порой удавалось избежать, то жар исходил отовсюду: от палубы, от земли, воздуха, от людей. Горячка ломила кости, выворачивала суставы, давила на сердце… От неё сбивалось дыхание, болела голова, тошнило и… знобило. Хотелось одновременно укрыться и сбросить колючее шерстяное одеяло. Внезапно повеяло прохладой. Паренёк с трудом открыл казавшиеся пудовыми веки и увидел густую крону с проблесками небесной синевы, потом медиков. Они о чём-то беседовали, но голоса их доносились, словно из огромной пустой бочки. Потянуло табачным дымком, от того подкатил тошнотворный приступ. Больной закашлялся и тоскливо осмотрел окрестности. В ногах блестела река, справа простиралась степь, слева синел перелесок… Закрыл глаза и впал в забытьё… Очнулся от разговора. В мужские голоса вплетался женский.

– И вы так и оставите его тут?

– Оставим, голубушка. Харчей у нас маловато, хины – средства от тифа – тоже. Надежды на выздоровление сего вьюноши призрачны. Димку кормить надо понемногу, но часто. Бульончиком, протёртым мясом, фруктами, овощами. И поить, поить. Чаем, морсом, настоем боярышника, ягодными соками. При наших походных условиях такие режим и рацион исключаются. С трудом держим необходимый для пациентов минимум и уповаем на то, что Господь сбережёт их в большинстве. Задерживаться долго у берега не можем. Пристаём по необходимости: продуктовый запас пополняем, если народ расщедрится, безнадёжных оставляем да хороним усопших… Нам бы подальше от войны уйти, до низовья Волги доплыть, до еды, врачей.

– Ему-то чем помочь? – кивнула собеседница в сторону парня.

– Жалко?

– Да. Такой красивый и – помирает.

– Возможно, и поправится, если будет надлежащий уход.

– Надлежащий – это какой?

– Про еду с питьём мы рассказали. Шевелить беднягу надо несколько раз в день. Прикладывать лёд к голове. При сильных болях в ногах делать тёплые ножные ванны.

Мы его сейчас разденем, одежду сожжём. Потом выкупаем. А ты, если жалеешь, ступай домой, принеси чистое бельё.

Когда больного уложили на постель в курене у казачки, санитары на прощание сказали: «Ну, помоги тебе Боже. Авось выкарабкается. Да, ещё совет: очень полезны отвары из ячменя и овса. Действуй, красавица!»

А молодка сидела у кровати, смотрела на страдальца, перебирая концы светлой, в крапинку, косынки. В раздумье сдвинула чёрные брови. Какие думушки витали в голове у женщины? Что толкнуло её на то, чтобы взвалить на себя заботу о неизвестном человеке? Жалость, сострадание, любовь с первого взгляда? А, может, извечное бабье стремление опекать кого-нибудь? У хозяйки дома недавно погиб муж, и, увидев горемыку, решила отдать ему нерасплёсканные чувства, которые не достались супругу? Неведомо. От рассматривания нечаянного гостя отвлёк едва слышный стон и шёпот: «Пи-ить…» Вскочила, растерянно оглядела хату, затем выбежала на улицу и остановилась у ступенек крыльца. В замешательстве постояла немного и шагнула к погребу… Нырнула в него и через некоторое время над крышкой-входом показались руки, бережно положили на землю арбуз. Затем появилась и молодуха, вылезла, понеслась обратно в дом, на ходу обтирая плод завеской*. На кухонном столе под ножом громко крякнула арбузная корка, обнажив красную мякоть. Выдавив сок, казачка попыталась напоить паренька, но у того не открывался рот. «Щас-щас, миленький, придумаю что-нибудь. Потерпи ещё трошечки…» Взбила подушки, прислонила их к гредушке*, чтобы голова хворого была повыше, тупой стороной ножа разжала зубы и влила несколько капель. Сглотив их, страдалец потянулся губами к ложке. После второй порции обмяк, и когда молодайка посмотрела на него, увидела благодарный взгляд и слезу, катившуюся по впалой, щетинистой щеке… От такой молчаливой признательности вылетела на улицу, прислонилась к столбу крыльца, громко зарыдала: «Господи-и, спаси ты его и помилуй, Господи! Не дай умереть!» А потом всхлипывала долго и смотрела сквозь слёзную пелену на солнышко, зацепившееся за зубчатый верх перелеска…

На первых порах ослабевший организм больного не принимал ничего, кроме арбузного сока. Потом согласился с мякотью, затем с рекомендованными санитарами продуктами. Но арбуз оставался первой едой. Вкушался с хлебом и без, утром, днём и вечером. Когда Дима отошёл от болезни, заявил: «Займусь бахчеванием. И обязательно выведу такой сорт арбуза, который будет сладким, лёжким, с маленькими семенами».

Гражданская война с пожарами, разрухой и смертями упокоилась на погосте истории. Страна принялась за восстановление уничтоженного народного хозяйства. А возрождать нужно было много и скоро. Народу, приучившемуся воевать и отвыкшему от труда, необходим был стимул в воссоздании спокойствия и благополучия. И таким поощрением стала новая экономическая политика, когда разрешалось индивидуальное предпринимательство, создание мелких артелей, где работали не на невидимый государственный карман, а на свой собственный. Если человек занят и ощущает отдачу от почина, ему некогда обращать внимания на мелкие и, как ему кажется, временные неурядицы, некогда митинговать и протестовать против властителей, даже если они ведут неведомой дорогой. Главное, получать за работу вознаграждение, что сказывается на благосостоянии.

Зашевелился народ при НЭПе, воспрянул духом. Стал в мастерских изготавливать разную мелочёвку, необходимую на производстве или в быту. Распахивал поля, засевал их рожью с пшеницей, возделывал огороды с картошкой, капустой да редькой.

Окрепший Дмитрий Холодов, как и обещал при выздоровлении, в соломенной шляпе, в рубахе и штанах из домотканного полотна ходил по бахче. Что-то бормотал себе под нос, приседал у арбузной плети, гладил листья, посматривал на небо и шептал то ли молитву, то ли заклинание.

Арбуз – в общем-то неприхотливая культура, не требует особой техники возделывания, ухода: вырыл лунку, кинул семечку, полил на первых порах, прополол пару раз, а потом от птиц охраняй да от воров. Но чтобы ягода уродилась завидной, бахчевники отбирают семена из лучших плодов, стремятся угадать со сроками посадки, чтобы мороз не прихватил всходы или жара не побила. Да и любить надо арбузы, тогда и откликнутся отменным урожаем. А Холодов не только трепетал перед ними, он поклонялся им, как язычник божеству. Поэтому удавались на славу! Слух о бахчеводе распространился по Волге, стали к нему баржи, пароходы заходить – нэпманы скупали зеленобоких красавцев с сахарной мякотью. И в заготконторы принимали их. Царицын охотно выставлял плоды на прилавки, отправлял по всей стране. Приехал подвижник на городской рынок и удивился: ломтями ягоду продают! Как же так: её в своё время возами сбывали, как и помидоры. Значит, недостаточно лакомства. Нужно увеличивать посевные площади. Расширил владенья свои. Слава об удачливом земледельце полетела по Поволжью, рождая легенды об урожайности и доходах предпринимателя. И неизвестно, как продвигалось бы дело Холодова, если б не армейские чины да комиссары. Приехали, попросили для солдатского стола арбузов. Да для защитников Родины разве жалко их? Бесплатно берите! Грузовики, проседая кузовами, неспешно переваливались по кочкам и ямам по пути в часть. Радовался труженик: угодил служивым. Но недолго. Узнал, военная верхушка, переправив через Волгу, продавала сладкий товар в Камышине, а на выручку кутила в ресторанах с девицами лёгкого поведения. Осерчал Дмитрий Григорьевич, обругал комиссаров с командирами, отказался от арбузных поставок и тотчас впал в немилость советских руководителей. Вредной и вредительской признали они бахчевую культуру: из-за неё ни на посту долго не постоишь, ни на марше или параде не прошагаешь. Исключить из рациона! Да и сам возделыватель вредитель, кулак самый настоящий. Отобрать поля! Может, и в лагерь бы он загремел, да началась война. И забыли о старателе.

Наступила пора так называемой оттепели, а с ней и пора кукурузы. Выращивали её от жаркого юга до северных широт, от Калининграда до Владивостока. Кохалась мексиканская царица полей по указке мудрого кремлёвского деятеля, который любил не только теребить початки, но и стучать ботинком о трибуну. Однако, стучи не стучи, а не везде вырастет диковинный злак, как и арбуз. И собрали в Быково всероссийское совещание агрономов, чтобы решить, чего же больше возделывать, какое направление держать.

Одни продолжали ратовать за кукурузу, другие агитировали за арбузы, третьи призывали к разумному балансу. Дискутировали долго, но к единому выводу не пришли. И на второй день заседания предоставили слово заслуженному бахчеводу России Холодову. Пусть он, мол, разрешит спор. К трибуне в неброском пиджаке с несколькими наградами, в белой, без галстука рубашке пошёл седой старик лет семидесяти с небольшим. Опирался на палку, вырезанную из карагача. С сучками, с наростами, но обработанная, блестит, красивая. Встал у микрофона, смотрел в зал и молчал. Через некоторое время в аудитории установилась такая тишина, что шорох страницы блокнота, которую перелистнул журналист, показался громким. Дмитрий Григорьевич начал выступление:

– Хочу сказать об арбузах не только как о полезных продуктах питания, но и как о подспорье в животноводстве.

Сейчас все носятся с кукурузой, как с писаной торбой. Сколько бахчей под неё запахали! Подумал ли кто, во сколько раз кукурузное производство затратнее арбузного. Ведь помимо вспашки нужна специальная техника для посева и уборки, и культивировать эту заморскую принцессу надо, потому как сорняки забивают. Канителятся с ней крестьяне, канителятся, а, в конце концов, получают 120 центнеров зелёной массы. Да и силос из кукурузы – квашеная капуста, поскольку кислый. Вместо него можно те же арбузы применять. У дойных коров молоко бы было жирное, сладкое, а сами бурёнки здоровые: в ягоде полным-полно полезных веществ. Помимо этого, варить нардек* и добавлять его в молоко для телят, а также в корм, в кашу для цыплят и иной птицы. Крепкий молодняк поднимется.

Ну а тем, кто не представляет животноводство без силоса, рекомендую оставшиеся арбузята, даже морозом прибитые, силосовать: слой соломы, слой арбузов, можно хоть недозрелые и кривобокие. Зато масса будет богата витаминами и микроэлементами.

Будь моя воля, побил бы дурьи головы наших руководителей за то, что выгоды не видят в бахчеводстве! – потряс клюкой старичок.

Передние ряды, где сидело начальство, при этих словах зашумели, зашипели, а задние засмеялись и крикнули: «Пущай говорит правду-матку в глаза!». Зааплодировали.

Выступавший улыбнулся, поднял руку, успокаивая собрание, и продолжил:

– Много лет я проработал на Быковской семеноводческой станции бахчеводом, методом отбора вырастил новый сорт «Подарок Холодова», который и даровал государству, а значит, всему советскому народу. Сладкий, красный, с маленькими семенами. Долго хранится и отлично транспортируется.

Тут весь зал захлопал. Дмитрий Григорьевич подался вперёд:

– Конечно же, я за арбузы! Они мне жизнь спасли. Не будь их, не стоял бы перед вами заслуженный бахчевод…

*завеска – фартук;

*гредушка – спинка кровати;

*нардек – мёд из арбузов.