Грёзы детства. Помню, своё детство в Минске. Послевоенные годы тогда не перешагнули за второй десяток, а западные умы пророчили пятьдесят, чтобы восстановить из развалин только то, что было до войны. Столько общественных бесплатных работ в это время насчитывалось, что времени на отдых в единственный выходной день практически не оставалось. Граждане сознательно и добровольно, как на рытьё окопов, коллективно выходили благоустраивать город и украшать свой быт.
Первым делом заботились о детях. Целый детский парк и детские площадки в каждом дворе со спортивными снарядами и песочницами ожидали подрастающее поколение с самого утра. Безрукие и безногие инвалиды присматривали за порядком из беседок, где никто не трогал картёжников, доминошников и игроков в кости, да и распитие горячительного в беседках всегда происходило мирно и без шума. О чём было шуметь калекам? Даже проигравшего «козла» не заставляли лазить под стол. Но к детям они присматривались внимательно и обо всём сообщали родителям со своими комментариями.
Кататься на колесе тогда означало пойти в парк на «аттракцион колесо обозрения». Почему аттракцион? Придумайте сами, но так колесо упоминалось в жестяной табличке рядом с ограждением.
Одиночное колесо, кроме колеса обозрения, встречалось только в моноциклах. Кататься на колесе могли «моноциклисты». Моноциклы-велосипеды существовали только в цирке. Моноцикл с электрическим приводом без сидения, оснащённый опорами для ног, мог тогда присниться только шизофренику. Сейчас одиночные колёса несут своих владельцев со скоростью авто по тротуарам, вызывая состояние аффекта у пешеходов, но поднимать что-то в высоту они не способны.
Первые колёса обозрения были со скамейками. Существовало выражение: — Не дорос до планки. Планка стояла перед входом. Возраст детей определяли ростом и пропускали их только с родителями, которые ставили подпись, что ознакомлены с правилами при покупке билетов. Но ноги и руки не зависели от роста и были быстрее мысли.
Дети ерзали, неожиданно поворачивались, извивались от нетерпения, вылезали из-под цепочки, а потом планки ограждения, лезли на спинку сидения. Они ловко освобождались от захватов родителей, визжали, пищали и плакали. Случаи гибели на атракционе за всё время во всех городах Белоруссии можно было посчитать на пальцах одной руки, но эти случаи впечатляли слабонервных.
Общественность как-то вяло реагировала на гибель детей после ужаса на пожаре в минском Дворце культуры Белсофпрофа на новогодней «Ёлке», после которой на Военном кладбище появилась братская могила.
Память сохраняла в голове и детские трупики вдоль дорог, и пожарища, оставшиеся от деревень, где сжигали живьём местное население.
201 шуцманшафтбатальон, четыре роты которого из 700 солдат и 22 офицеров состояли из добровольцев батальонов Ваффен-СС «Нахтигаль» и «Роланд», а также многочисленные зондеркоманды находились в общем подчинении обергруппенфюрера СС, генерала войск СС и полиции, Эриха фон дем Бах-Зелевски, начальника полиции сектора «Центральная Россия».
Вынужден написать о батальонах подробно, чтобы избежать упрёка во лжи. История подверглась ревизии вообще и в частности в отношении действий командиров некоторых рот.
В связи с этим вынужден напомнить, что добровольцы относились к основному составу батальона «Нахтигаль», находившемуся в оперативном подчинении командования 1 батальона полка «Бранденбург- 800», где диверсионно-разведывательных функций «Нахтигаль» не выполнял, а использовался, как эйнзатцгруппа, которая не относилась к EGr, не имела города приписки и штатных адьюнктуры и эйнзатцкоманд. Это позволяло проводить внезапные молниеносные секретные акции.
Привычка к смерти делала людей безучастными свидетелями после войны. Колёса обозрения просто стали называть колёсами смерти. Кто-то, очень партийный, услышал это выражение, и все такие аттракционы были остановлены. Из состояния консервации их вывели в эксплуатацию только при развитом брежневском социализме. Скамейки заменили поворотными площадками с ручным штурвалом, на поворот которого дети тратили свою энергию. Там, где такой возможности не было, ограничились просто площадками, усилив ограждение.
Новые забавы нынешнего времени намного опаснее в смысле последствий и рискованней в смысле вероятности несчастного случая. Колёса кажутся безобидной забавой, которая безопаснее канатной дороги.
У добродушных монстров есть своя верная публика. Способность колеса не только катиться, но и поднимать, удивительна. Удивительна и стойкость сооружения. Удары стихии не валят и не катят колёса обозрения.
Не упустите свой шанс присоединиться к «обозревателям», пусть даже окрестностей.
Александр,тяжкий сказ……..Белоруссия приняла на себя страшный удар в начале Великой Отечественной Войны….Я была в Минске,и спустя семьдесят лет память людская стала только крепче. Вами описанные события новость для меня. Страшная новость.
Это преступления людей. Для которых используют и кухонные ножи,которыми мы мирно режем капусту,и бельевую верёвку на которой висит бельё. Сами колеса обозрения,думаю они находятся почти в каждом большом городе и в России,несут большую радость и удовольствия и взрослым и детям. Например у нас в Нижнем Новгороде в Сормовском парке стоит именно старое колесо,кабинок нет .Открытые четыре сидения и металлический круг посередине. Скрипит при подъёме ужасно.Но работает и открывает вид прекрасного, огромного парка.
Понятен смысл рассказа и философские размышления о разных возможностях ,казалось бы обычного сооружения. Несущего и радость и смерть……Думаю статистика умалчивает ещё и случаи суицида.
@ bianka.ry:
Спасибо.
Колесо здесь выбрано мной только в качестве символа. Мы сознательно выбираем его, отдавая себя в руки случая, чтобы ощутить опасность и при этом посмотреть на мир с неожиданной стороны.
Чувство ужаса спрятано глубоко в нас, и мы пытаемся спрятать его так, чтобы было невозможно найти. Ужас прошлого открыто валяется рядом, но мы старательно обходим его. Ужас настоящего постоянно присутствует рядом, но мы не замечаем его, чтобы не омрачать свои дни.
Так и бредём мы по своей прихоти не замечать и не помнить в пасть ужасных обстоятельств, которые подсовывают нам те, для кого наша жизнь представляет интерес только в инкубаторном смысле.
Но только наш собственный выбор не замечать и не помнить разобщает нас и делает пёрышком, которым играет ветер.
Подняться над собой и «расчехлить» внутреннее и наружное восприятие невозможно. Накопилось столько негативного, что такая попытка закончится в лучшем случае умопомешательством.
@ Александр Касько:
Каждый из нас выбирает тот или иной путь. Думаю,творческий человек особенно не имеет права прятать голову в песок. Мы пишем о том,что действительно нас трогает. Мыслить это и есть быть человеком разумным,но толпой управлять гораздо легче.Поэтому любая власть мыслителей не жалует…..Даже не буду называть имена,они и так у всех на слуху.Причём при любом режиме и в любом государстве.
Александр,давно хочу ВАС спросить.Вы на этом сайте выставляете свои работы и с благодарностью принимаете отзывы. А вот сами что-то читаете у других авторов?Или я просто пропустила Ваши отзывы и предпочтения. Буду ждать искреннего ответа.
@ bianka.ry:
Я больше, чем раньше, читаю. Возможностей для этого с каждым днём становится меньше. Кино, эстрада, музыка сильно ограничены и дозированы, даже в инете, звуком, доступом, вирусами, запретным годом выпуска и политической направленностью. Возможности откровенничать от себя лично последние три года не чувствую. Всё может быть не так истолковано.
@ Александр Касько:
Понятно.Всех ВАМ благ.
Добрый день, Александр!
Интересная миниатюра. Колосе обозрение есть во многих городах. Сейчас в парках много всяких атракционов. Некоторым очень нравится получать острые ощущения.
@ Светлана Тишкова:
Спасибо, Светлана. Общедоступность и общеизвестность позволили мне выбрать колесо в качестве символа. Подъём вращением и широкий набор ракурсов для взгляда на реальность — второй мотив моего символизма. Колёса очень безопасны. Опасными их делает воспалённое сознание общества, перенесшего шок.
Помните эпизод из «Щита и меча», когда детям в концлагере давали конфеты? Одни их сразу съедали и ложились умирать, а другие не брали, говорили, что ещё могут давать кровь, потом брали и старались спрятать. Их заставляли съесть, они съедали и сразу ложились ожидать смерть. Дети не ждали ничего хорошего от взрослых, от власти, от силы. Они ощущали свою обречённость и бессилие.
Привычки преследуют нас и имеют свойство превращаться в условные рефлексы взрослого общества, выросшего из кровавого прошлого.
Кому-то бывает очень выгодно постоянно тренировать нас шокирующими обстоятельствами безысходности и обречённости.
Выбор колеса чем-то сродни попытке подняться над собой.