Хороший человек был дед Николай…

Г. Антюфеев.

Хороший человек был дед Николай

Рассказ

С  утра  в  доме  царила  суета: одни  женщины  что-то  жарили  и  парили  на  кухне, другие  убирали  в  комнатах  и  накрывали  на  стол. При  этом  отчего-то  говорили  полушёпотом.

На  стене, прямо  на  узорчатом  ковре, была  прикреплена  фотография   худощавого  старика  при  наградах, смотревшего  весело  и  несколько  лукаво. Под  снимком  висели  те  самые  награды, что  украшали  грудь  деда, среди  которых  выделялись  медаль « За  отвагу» и  орден  Славы. Из-за  него, из-за  деда  Коли, и  собирался  сегодня  народ. Год  прошёл  с  тех  пор, как  он  тихо  перебрался  в  мир, пугающий  неизбежностью  большинство  живущих.

Ближе  к  обеду  стал  подходить  люд: многочисленная  родня  и  близкие  соседи. Негромко  здоровались, раздевались. Вешалка  распухла  от  курток  и  пальто, и  вновь  прибывшие  сваливали  верхнюю  одежду  на  кресла  и  диван. Объединившись  по  несколько  человек, вели  разговоры  обо  всём, избегая  упоминания  об  усопшем…

Вскоре  хозяева  пригласили  за  столы, где  стояли   бутылки  с  водкой  и  напитками, тарелки  и  всё  необходимое  для  поминок. Народ  не  спеша  рассаживался  по  стульям  и  скамейкам, покашливал, обменивался  репликами. Сын  покойного, мощный  мужчина  с  грубоватыми  чертами  лица, низким  голосом  произнёс: «Дорогие  гости, спасибо, что  пришли  почтить  моего  батьку. Выпьем  за  помин  его  души  и  царство  небесное». Поминатели  подняли  наполненные  рюмки, крякая  и  морщась, выпили  и  принялись  за  еду… Тишину  нарушали  стук  ложек  о  посуду,  бульканье  напитков, вздохи…

Налили  по  второй.

Хозяйка, миловидная  женщина  с  выразительными  глазами, вместе  с  одной  из  родственниц  подавала  тарелки  с  парящим  содержимым.

— Кому  лапшички? Кому  щей?

Присутствующие раскраснелись  от  выпитого, от  духоты, стали  расстёгивать  пиджаки, обмахиваться  платочками, вытирать  пот. Хмель  потихоньку  ударял  в  голову, развязывая  языки, и  разговоры  становились  громче  и   громче.

Мужчины  потянулись  на  улицу. Смолили  сигареты  и  глубоко  вдыхали  осенний, настоянный  на  прелых  листьях, воздух…

После  перекура  все  уселись  за  столами, выпили  ещё  по  одной  и… Полился  трёп, начал  проскальзывать  смешок. Чей-то  голос  попытался  урезонить  развеселившихся:  «Будет  вам – не  на  вечеринке  же…»  Ему   ответил   младший  сын  деда  Коли: « Да  ничё  страшного. Если  бы  я  умер  и  так  вот  собрались  меня  помянуть – я  бы  рад  даже  был. Мы  ж  того… мы  ж   ничего  такого… Вот  если  бы  не  собрались… А  так – чё  ж?… так  даже  хорошо…»

— И  то  верно.

— Ага.

Это  послужило  сигналом, и  заговорили  наперебой, почти  не  слушая  друг  друга…

— Ехали  на  машине  из  города. А  там, под  горочкой, мостик… ну, как  подъезжаешь  к  этому… фу  ты… ну, как  оно?

— Да  неважно.

— Ну  летим, значит, километров  140…  Говорю: «Тормози — мост!»  —  « Поздно», — отвечает  братан…

— Пригласили  нас  в  школу. Прихожу, а  там  не  школа, а  стриптиз-бар  какой-то. Толя, представь: подоконник, сидит  девка. Юбка – выше  махра. В  куртке, а  у  куртки  шнурки  висят  прямо  между…

— А  у  тебя  сердце-то  молодое, хоть  ты  для  неё  уже  и  старый, взыграло, небось?… Вот  взглянуть  бы… А? Вечерком…

— Да  уж… Головы  нет, зато  всё  остальное  имеется. Чё  там  вечерком – днём  бы  глянуть. В  глаза. Да  хворостиной  перетянуть, чтобы  не  смущали  мужиков…

— Свои  же  украли, туды  их  в  качель! …

— Поехали  через  озеро…

— А  то, думаешь, чужие  что  ли…

— Лужи  кругом…

— Иду, значит, говорю: «И  не  стыдно?»

— У  Алевтины  нынче  день  рождения. Давай  поздравим.

— Ага, щас! Ещё, может, и  песни  споём?

— Алевтина, пошли  домой…

— Ты  чё? Перестань! Давай  подругу  твою  поздравим…

— Делать  нечего! Прямо  как  пацаны…

— Пошли…

— Нашёл  пацанов! А  ну  сядь – и  не  вякай. Ишь, обидчивый  какой!

— У  меня  дома  такой  же  виноград  есть  и  вино…

— А ты  трахни  его…

— Не  его, а  её…

— Да  пошёл  ты!

— Ладно-ладно, не  обижайся…

— У  меня  чой-то  бок  болит…

— Приходи, девясилу  дам.

— Ну, спаси  Христос.

— Ага…

— Пойдём  мы, Миколавна. Дед  уже  в  шляпе…

— Тарелочки, тарелочки  возьмите.

— Дед, положи  в  карман.

— Это  что  же  за  карман  такой, что  туда  тарелки  влезают?

— Ну, пошли  мы, спасибо.

— И  вам  спасибо, что  пришли  помянуть.

— Ну  уж  к  тебе  и  не  прийти… К  кому – к  кому, а  к  тебе… Дай  поцелую… Вот  молодец.

— Толя, воткни  мне…

— Чаво?

— Платок  за  воротник, видишь – закрутился…

— Пошли  мы…

— Ага…

— Спасибо.

— И  вам  спасибо.

— До  свидания.

— Заходите  в  гости, наведывайтесь.

— Да  зайдём  как-нибудь.

… Опустела  вешалка, опустели  кресла  и  диван. На  кухне  сидела  уставшая  хозяйка, рассеянно  слушала  болтовню  одного  из  задержавшегося  родственника… Ей  хотелось, чтобы  он  поскорее  ушёл,  потому  что  ждали  гора  грязной  посуды  и  затоптанные  полы…

День  клонился  к  вечеру…

С  портрета  по-прежнему  весело  и  лукаво  смотрел  дед  Николай.

Хороший  был  человек.

Царство  ему  небесное.