***
— Это правда?
— Наверное. А что ты имеешь в виду?
— Как что?! Как что?.. В газете, случайно, я читаю, что позавчера у тебя открылась выставка в галерее «Мифы»! Пер-со-наль-ная! Это правда?
— Все таки наябедничали…
— Я в газете прочитала. Почему ты меня не пригласил? Я уже ничего для тебя не значу, так получается?
— Значишь.
— Нет, ты в глаза смотри, сволочь, в глаза! Тогда почему не пригласил на фуршет?
— Во-первых, я не знал, интересна ли тебе эта тусовка. Ты же всегда изголялась над моими опусами. Во-вторых, я не…
— Откуда же я могла знать, что они… что их кто-то выставит?!
— Роковая случайность. Фатальная неизбежность. Тотальный психоз. Колдовские чары.
— «Колдовские чары»?! Скотина ты! Может, сегодня пригласишь?
— Я нетрезв.
— Это заметно. И, все-таки, ты сейчас хоть раз в жизни прилично оденешься и поведешь меня за руку на свою выставку!
— Все самое приличное на мне. Давно. Всегда.
— Ты что же… на открытии был в этом?..
— Че, хилый прикид? Многим нравится. Я же — художник-контрацептуалист… контрацептист… В общем, мне все нравится.
— Хорошо, я согласна, пойдем так.
— Может, я тебе буклет покажу с комментариями, а фуршет?.. У меня кое-что осталось.
— Дудки! Мне уже тошно сидеть в этой вонючей квартире и трахаться на протертом чужими задницами диване. Хоть раз в жизни ты можешь устроить мне праздник? Ведь я тоже женщина, и мне хоть иногда хочется чего-то светлого, радостного…
— Оно у меня есть.
— И где же?
— Перед тобой на расстоянии вытянутой ноги… руки.
— Н-да, светлое пятно в моей жизни. Хорошо, сама схожу или с подругой. Хоть расскажи, как все было? Шампанское, стареющие потасканные светские львицы с приторными рожами, очкастые интеллектуалки, да? Так?
— Считай, что побывала. Хотя, в основном, были небритые мужики с испачканными красками рукавами, пахнущие дешевым портвейном и курящие говенный табак. А еще их подруги. Богема!
— Что ты врешь! Я видела по телевизору в новостях… Все так красиво!
— Наверняка они взяли кадры хроники. Прием в Букингемском дворце или открытие Каннского фестиваля. Желтая пресса! Да, кстати, я — твой должник.
— Каким боком?
— Один нувориш из Прибалтики купил прямо с выставки твой «нюшку».
— Ню? Ой, ну?
— Что «ну»? Купил и все.
— Постой, ты же мне обещал никому не показывать и не выставлять! Обещал?
— Прости, мне нечем было платить за квартиру.
— Но ведь… меня же… все узнают!
— В Прибалтике?! Н-да, твой блуд не знает ни расстояний, ни границ! Узнать тебя может только тот, кто неоднократно видел натурщицу в «позишион намбер ту».
— Ой, мамочки, что же ты наделал? Теперь мне трындец!
— Что ты переживаешь, я же говорю: картину тут же купили и сейчас она где-нибудь под Нарвой или в Кенской волости.
— В какой волости?
— В Кенской.
— Это далеко отсюда?
— Очень.
— Правда?
— Такая же правда, как и то, что я должен тебе шестьсот баков. Тебе сейчас отдать или при выходе?
— Шестьсот?! Мне?
— Ну если позировала ты, то тебе.
— Почему так много? А сколько, вообще, тебе за нее заплатили?
— Сейчас ты похожа на жену, встречающую мужа после полуночи. Восемьсот заплатили, тридцать надо отдать галерее.
— Так зачем ты мне отдаешь так много?
— А на фига они мне? Заплачу за квартиру, прикуплю красок, с друзьями попью. К тому же, есть клиенты еще на несколько шедевров.
— Я у тебя деньги не возьму!
— Это еще что такое?! Возьмешь, как миленькая. Иначе я всем расскажу, кто именно мне позировал и чем заканчивались сеансы.
— Пожалуйста, но денег я брать не буду!
— Тогда сделаем по-другому: на все деньги я накуплю тебе нижнего белья. И тогда ты не устоишь. Ведь не устоишь же?
— Устоишь… устою. У тебя квартира пустая, и холодильник уставлен скисшим молоком. Давай лучше купим новый диван?
— Мне или тебе?
— Хочешь, нам.
— Не хочу. Ты более эротично смотришься на этом. Опписанном мною в детстве. Психоанализ, знаешь ли. Детские сексуальные иллюзии, сбывшиеся в зрелом возрасте. А на большом диване ты потеряешься, да и к тому же там будут выпирать все твои изъяны.
— Господи, опять за свое?
— Все. Действительно, давай праздновать! У меня есть: недопитый «мартини», полбутылки «абсолюта» — наша «столичная» лучше будет, — две бутылки коньяка и широчайший ассортимент портвейна. О, это ко мне.
— Не открывай!
— Почему? Они ведь тоже люди.
— Потому, что я хочу быть только с тобой… Хотя бы сегодня.
— Но ведь они…
— Пожалуйста. Не надо. Отойди от двери. Да тише ты, на цыпочках! Тише! Закрой дверь в коридор. Спасибо, я и не ожидала, что ты на такое решишься.
— Предал друзей.
— Глупости. Друзья никуда не денутся, по крайней мере до тех пор, пока не помогут пропить твои деньги. Знаешь, сейчас я начинаю понимать, что… люблю..!
— Сакраментально!
— Дурачок, ты ничегошеньки не понимаешь.
— А вот раньше ты говорила: «Во дурак, а!».
— Я тебя повысила в звании. Давай я хоть что-нибудь приготовлю, хотя сомнительно, чтобы, покупая пойло, ты подумал о еде.
— Ты будешь моей пищей.
— Если честно, то я голодна.
— Вот и сходи в магазин.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Ведь ты голодная, а я пьян для похода в гастроном.
— Тогда я потерплю. Сейчас я так лежу, как на той картине?
— Мне кажется, что позировала вовсе не ты. Та была хрупкой, светящейся, а ты словно с рекламы детского питания или с картины Рубенса.
— Дурак!
— Меня же повысили!
— Но при этом умудрился остаться полным идиотом! Все, я одеваюсь.
— Валяй. Но в подъезде тебя ждет банда моих друзей и та, Единственная. Которая меня вдохновляет.
— Вот ей назло я останусь!
— Как бы не так! Забирай свои деньги и сматывайся!
— Так ты… ты… гад! Ты откупаешься от меня своими сраными долларами? Да у меня муж получает в десять раз больше и не позволяет себе такого!
— Вот к нему и катись! И так, знаешь, невзначай сообщи ему перед сном: «Дорогой, эти деньги я заработала, позируя нагишом одному психу. Но трахалась я с ним не так уж часто, так что для беспокойства нет повода. А меня ты скоро сможешь увидеть на всех обложках».
-?!!
— Эй, ну ладно, хватит тебе. Ну не плачь, я же пошутил. Маленькая моя, пожалуйста, не плачь. Я больше не буду, честно. Ну, все, помирились?
— Ты мне обещал много раз и все равно…
— В этот раз по-честному. Помирились? Вот и ладненько. Только подвинься немного, а то я опять упаду во сне и сломаю все, что будет в этот момент выпирать.
***
— Привет! Я хотела тихонечко войти, но ключ, что ты мне дал, не подходит к замку.
— Покажь. А, я попутал его. Это от «запорожца» одного черта.
— Спецом попутал, небось. Могу ли я войти?
— Еще бы, вовремя пришла – я уборку затеял. Поможешь?
— Ох! Дома — уборка, у тебя — то же самое. Нет, я чокнусь однажды. Ну, с чего начинать?
— Между прочим, я не настаиваю, но… Начни со стеллажа, только аккуратнее — там эскизы лежат врассыпную.
— Вот это вот, это – «эскизы»?
— И это тоже. Аккуратнее, ты, слон в посудной лавке!
— Они сами рассыпались. Не переживай, сейчас все соберу. О, тут есть интересные… «эскизы»! Вот эта, например. Тебе действительно сисястые нравятся? Не знала.
— Зимой нравятся.
— А летом?
— Летом жарко, нужен облегченный вариант.
— Как у меня, да?
— А разве у тебя что-то есть? А, это… Попробуй зеленкой смазать — пройдет.
— Ну ты и дурак! Конечно, мне далеко до таких вот!
— Поаккуратнее, детка, мне они еще понадобятся.
— Для каких целей? Будоражат воображение одинокого полярника?
— Для «сеансов». Положи на место. Лучше пыль протри с книг. И вообще, сядь на диван и учись, пока я жив, как нам обустроить квартиру. А у тебя неплохо получается.
— Ну-ка, дай я пока посмотрю порнуху.
— Вообще-то, это называется фотопробы.
— Конечно, как же это еще может называться — только пробы. Пробы кого? Правда, все остальные люди такие фото называются порнухой.
— Все, никаких просмотров! И не прикасайся своими похотливыми ручонками к великому искусству.
— Хой-хой-хой! Обидели искусствоведа! Назвали короля голым. Все, все, не смотри на меня так, Федька! Федька, отвороти морду! Вот ты чокнутый! Наверное, я пойду! Ты сегодня такой Грозный. Как Иван. Но я еще вернусь, так что не расхолаживайся.
***
— Ты что, пьяный?! Еще только утро! Ну ты даешь!
— Это ты даешь, а я лечусь. Я никогда не спрашивал, почему у тебя такое имя странное? Ты не еврейка, случаем?
— А ты, случаем, не антисемит?
— Я-антисемит?! Да я … я — Тутмос! Выпьешь слегонца?
— Спасибо. В такую рань…
-« …такую срань»! Как ты права! Но человек устроен очень-преочень странно: вечером ему хочется водки, а утром хочется пива. А вечером – снова водки. Почему, спрашивается? Загадка Сфинкса. А утром – снова пива. Странно человек… О, да тут мало осталось. У тебя есть «щебенка»? Ну, колись, не жадничай.
— Деньги дам, но за водкой не побегу — иди сам! На.
— Негусто.
— На опохмелку хватит.
— Обижаешь, Зин. «Ты, Зин, на грубость нарываешься!»
— Ты не мог бы дышать в другую сторону?
— Я вообще могу не дышать. На спор? Давай деньги. Тебе на сдачу купить леденцов?
— Не надо, я уж как-нибудь. А по какому поводу вертеп? В честь чего?
— В честь нашей встречи, мадам! Пушкина замочили, слыхала? По телеку только что передали. Это же мой дружбан был лучший! А убийцу как всегда не найдут, или дело закроют. Ой, что деется! Ладно, сиди и жди, стереги мебель. На звонки не отвечай, к двери не подходи — они стреляют на звук.
— Ты псих ненормальный! Кто они? Какой Пушкин? У тебя случаем не белая горячка?
— Не каждый день Пушкина заваливают. Все, я побег.
***
— Ну и что с того?..
— Можно подумать, тебя это не касается!
— При чем тут я? Сама влипла, сама и выкручивайся, а меня не вваривай.
— Ну ты и сволочь! Я же от тебя «залетела», а ты — в кусты?
— Конечно от меня, больше не от кого! Ты же ни с кем больше не… гм-м… общаешься. Да я вообще стерильный, как бык! Мне операцию сделали, хочешь шрамик покажу? Вот где-то здесь должен быть. Не видно?
— Пош-шел ты, бык! Я правда беременна. Надо делать что-то.
— Говорят, подъем тяжестей помогает. У меня есть стиральная машина. Очень тяжелая, и – главное — удобно браться. Может, попробуешь?
— Сам поднимай свою долбанную машину. Есть более цивилизованные вещи.
— Имей в виду, я против убийства. Скажем абортам наше решительное «нет»! Может надо бежать? Правда, поживешь года три в укромном месте, а я дам знать, когда все уляжется.
— Не боись, мне ничего от тебя не надо. Просто вчера я решила все тебе рассказать, а что делать решай сам.
— То есть, ты предлагаешь мне отцовство, причем спорное?! Я внутренне не готов к усыновлению бастарда.
— А если это девочка?
— Вдвойне бастард!
— Все понятно. Я тебя просто разыграла: никакая я не беременная. А ты не стерильный, как бык, а просто импотент, как бычара, да еще трус. И детей у тебя никогда не будет!
— Вот за это спасибо. И тьфу-тьфу.
— Вот и оставайся бобылем!
— Спасибо за трогательную заботу сделать меня папой какого-нибудь Пиноккио, еще и против моей воли.
— Кто такой Пиноккио?
— По-вашему, Буратино.
— Сам ты Буратино! Посмотри на себя в зеркало — вылитый!
— Некоторое сходство, конечно, есть, но не настолько, чтобы…
— Я пошла, Деревянный Человечек. Привет всем евнухам планеты!
— Да не плачь ты, все однажды рассосется.
— А кто плачет, ну кто плачет? Тебе в старости рыдать придется от одиночества.
— Ну вот, взял, да обидел почти беременную женщину! Куда я качусь, куда?
(Продолжение следует).
