Дар лесовика

Маленькое пушистое существо с длинными ушами как у зайца, стремительно бежало к серой полоске горизонта через жнивьё, изредка останавливаясь, чтобы осмотреться. У неведомого зверька шёрстка была буро-зелённого оттенка наподобие мха, а на длинных ушах виднелась нежная, изжелта-зелёного цвета, поросль тонкой травы. Вместо когтей на лапках пушистика проглядывали будто ветки — тоненькие, с бурой кожицей. Но больше всего изумляли его глаза — большие как у совы, они светились тёмно-жёлтыми фонарями, приковывая к себе внимание всякого, кто в эту пору бродил на полях. Кроме того на спине этой неведомой зверюшки, переваливаясь с боку на бок, болтался небольшой мешочек из белого льна, в котором побрякивали не то камушки, не то косточки.

В мареве душного дня всё ещё слышался запах хлебов, не так давно колосившихся золотыми зёрнами по теперь уже обездоленным полям.

Ушастик спешил как мог, но его коротенькие ножки не позволяли ему бежать быстрее, чем он мог. Небо сплошь залилось алым румянцем краснобрюхого светила, сползающего на покой, когда сказочный зверь добежал-таки до ветряной мельницы старика Прошки. Громадные крылья ветреницы тяжело хлопали по удушливому воздуху угасающего дня, будто увязая в чём-то незримом, тягучем, клейком.

Стукнувшись с разбегу о брусья мельницы лбом, неведомый зверь, вспыхнув как молния, обернулся старичком маленького росточка. Он мельнику Прошке в аккурат по пояс будет. Его мшисто-седые борода и волосы — растрёпанные, голые до плеча руки и ноги до колен — корявые и тёмные, чуть поросшие тоненькими волосиками кучерявой травы. Голое, морщинистое тело лесовика было облачено в меховой жилет в тон шкурке того ушастого создания, каким старичок был всего несколько мгновений назад. И коротенькие его штанишки тоже были меховые, а ещё длинный хвост — упругий и коричневый как ветка молоденького кустика с кисточкой как у вербы на конце…

-Эй, Прошка! Мельник старый! — Постукивал лесовик своей корявой ручонкой в старую щелистую дверь мельницы, — Открывай! Лесовик пришёл! Прошка-а!

-Чего тебе? — Раздался из глубины дребезжащий голос Прошки, пытающегося перекричать скрип половицы, — Чего надо-то, нечисть лесная? — Отварив скрипучую дверь, уставился старый мельник на лесовика своими меленькими выцветшими от времени глазами.

-Зря это ты так! — Обижено скривил свои пухленькие бурые губёнки маленький лесовичёк, шаркая кривыми ножками о соломенную подстилку, — Я, между прочим, вовсе даже никакая не нечисть, а наоборот — очень даже «чисть», потому как являюсь хранителем леса! А нечисть это тот, что по болотам кочует, воду мутит и тропы запутывает — леший! Вот он-то и есть нечисть!

-Ну ладно, ладно! — Затараторил старик Прошка, постукивая легонько по плечу незваного гостя и приглашая его войти внутрь, — Устал я… Взболтнул, не подумавши!

-Взболтнул! — Всплеснул руками обиженный лесовик, входя в тёмную комнатушку мельницы, — Не подумавши! — Раздосадованно тряс своей головой хранитель леса, едва не рыдая как малое дитятко, — А если я так, не подумавши, всякую нечесть пропускать в чисто поле стану из смрадных их укрытий, а? Что с миром твоим человечьим станет, а?

-Ну всё! Всё! — Накрывая на стол, ещё мягче и участливей говорил Прошка, стараясь утешить чудного своего гостя, — Ты ведь не одну сотню лет живёшь, понимать должен — человек я грешный, старый, а работы у меня всегда много… Чего уж обижаться… Устал я, лесовик! От усталости и раздражительность, и злость… Ты уж прости, старика Прошку, а он тебе хлебца свежего на дорожку…

-Э-э! Прошка, Прошка! — Покачал своей головой лесовик, хватая одной рукой крынку с молоком, а другой — кусок душистого хлеба, — Полсотни лет тебя знаю, а ты какой был в малолетстве — Прошка, такой и теперь — Прошка! До чего же люди — создания странные, жизнь проживут, а ничему-то не научаются!

-Ну вот что, старичок-лесовичок! — Досадно вздохнул Прошка, — Ты давай трапезничай поскорей да сказывай за каким делом явился? Солнце уже село и мне бы выспаться надо! Завтра чуть свет вставать…

-Ой! — Отложив в сторону хлеб и отставив крынку, забеспокоился незваный гость, — Ой-ё-ёй! Я же по срочному к тебе делу, Прошка! Вот, — вынул крохотный старичок из-за пазухи льняной мешочек и протянул его Прошке, — держи, мельник! Тут семь каменных зубов семи пещерных демонов, что в сумерках по миру бродят. Имена им сам знаешь, чай не неуч какой, а всё-таки церковно-приходскую закончил, да и не в этом дело!

-Ну и ну! — Удивился мельник, отпрянув от лесовика чуть в сторону, — А мне то, и без того грешному, на кой эти зубы сдались? Во мне и так страстей на весь мир хватит! А ну унеси от меня это зло куда подальше! — Перекрестился Прошка, отбросив от себя льняной мешочек на другой конец стола.

-Да ты погоди, чудило, швыряться-то! — Схватил лесовик свой мешочек и снова всунул его в руки мельника, — Да разве ж я тебя к погибели склонял когда-нибудь, а? Ты что такое удумал, старый неразумец? Слушай, лучше, что я скажу тебе! Прознал я от небесных ангелов, что зубы эти, коли размолоть их на мельнице жерновами, согретыми душистым зерном, взращенным теплом человеческих рук, мукой станут да не простой, но добродетельной! И вот эту-то муку нужно будет развеять близ человеческих селений, чтобы её мизерные крупицы осели в людях и проросли внутри них всем тем, что Творцу и мило, и угодно, и от чего самому человеку жить хорошо!

-Да неужели всё так просто? — Изумился Прохор, с любопытством разглядывая мешочек и не решаясь его открыть, — Просто развеял муку и первобытно чистым сделался, а? Уж не напутал ли ты чего-нибудь, лесовик, а?

-Напутать — не напутал, да не просто всё, конечно! — Пододвинул к себе лесовик крынку и отпил из неё немного молока, — Пылинка она и есть пылинка! Да только иная крупинка, вроде этой, сильна подарить человеку, в котором осядет, в какой-то миг памятование о том, что он — тварь Божья, а значит и смысл его жизни вовсе не тот, что у твари животной! А произрастить из этой крупиночки росток во спасение души сможет только тот, кто жерновами сердца перемелет её, терпя страдание, сомнение, лишение и всё то, что надобно… А просто — это к демонам! Вот выкинь ты эти зубья в поле, так поле это тут же всё засмердеет, сорняками зарастёт и всякий, кто по полю этому пройдёт, ядовитость его в себя впитает и разнесёт всюду, куда не пойдёт! Во как просто! И делать ничего не надо! Так что ты, Прошенька, голубчик, уж не поленись! Перемели эти зубы проклятые да под молитву, которой с малолетства научен! Не поспи ночь — другую, а там, глядишь, всё перемелется и развеется белой пылью — лёгкой, лёгкой!

Сказав это, лесовик соскочил со старенькой табуретки и направился к выходу:

-За трапезу спасибо, Прошка! Знатный у тебя хлебушко и молоко самое отменное! Только вот про зубы не забывай! Не откладывай, голубчик, на потом… Демоны с ветрами ведь всюду летают и плохо будет, если обнаружат пропажу у тебя!

Аккуратно прикрыв за собой дверь, лесовик стукнулся бочком о бревенчатую стенку мельницы и обернулся чудным ушастым зверьком. Освещая себе дорогу своими большими глазами, лесовик помчался через жнивьё к своим густым лесам, начинающимся за полями.

Прохор же, озадачено почесав затылок, вытряхнул каменные зубы, доверенные ему хранителем лесов, в жернова и запустил мельничные крылья. Трое суток перемалывала мельница страшные зубы пещерных демонов, а к четвёртому дню крупнозернистый тёмный порошок осветлился и измельчился в такую мягкую муку, какой даже из хлебных зёрен не получается. Умаялся Прошка, а всё-таки отнёс щепоть чудодейственной муки к селению и там развеял её по ветру. А оттуда крупицы этой муки разлетелись по всему свету, так что каждый живущий на земле конечно же поймал крошечку этой добродетельной пыли и имеет её в своём сердце. Надо только однажды заметить эту крупицу, чтобы жизнь его преобразилась…

25.10.2012г., г.Н.-Ф., ЮНиС