Сказка о потерянной Родине

Жил в одном царстве-государстве мужик. Мужик как мужик. Родился, учился, женился, работал, в земле ковырялся, избушку построил, сад посадил, детей вырастил. На рыбалку любил ходить теплыми летними утрами, выпивал маленько, по праздникам – обычный мужик, каких много. Так и жил себе потихоньку, пенсии ждал да внуков. Всё бы хорошо, но в непростое время довелось жить тому мужику. В том государстве времена завсегда непростыми были, да народ как-то уж стерпелся – «Главное, — говорили, — чтобы войны не было». Войны и не было, а получилось как-то так, без войны или какой другой стихии, что взяло то царство-государство, да и развалилось.

Сосед поутру к мужику нашему в оконце стучится: «Слыхал, — говорит, — проспали мы инперию-то нашу! Будем жить теперича в отдельно-самостоятельном королевстве. Дела!». Мужик не поверил сперва, хотя слухи такие и ходили в последнее время. Стал новостей ждать да со знающими людьми беседовать. Так оно и подтвердилось: империи нет, а есть заместо неё княжества да королевства. И короли с князьями тут же отыскались – флаги свои развешивают, границы друг от друга проводят, войско им присягает заново, а кто супротив, того никто не неволит – могут выбирать себе королевство по вкусу и по нации. Тем более что каждое княжество и королевство теперь на своём языке будет разговаривать, вместо прежнего, общего. Удивился мужик: «Что за новости такие! Да как же это за одну ночь-то такие перемены могли приключиться?! Видно, — думает, — сочиняют люди – не может такого быть. Сколько лет жили тихо-гладко, а тут – такое!». Почесал он затылок да и пошёл на рыбалку.

Рыбы мужик в тот день наловил больше обыкновенного. Принёс домой, баба ему пожарила сколько-то да с молодой картошечкой подала:

— Поешь, — говорит, — хоть, а то лица уж нет. Извёлся весь.

— Да как же тут не известись? – отвечает мужик. – Одно дело: ключик какой потерять, а то и кошелёк даже – а тут цельную инперию профукали… Жить-то как будем?!

— Да как и жили. Из дому-то чай не выгонют.

Покачал мужик головой, взялся, было за рыбёху жареную, да бросил и пошёл на крыльцо – цигарку свернуть.

Закурил мужик — неохота ему курить, пошёл забор поправить, да топор из рук валится, во дворе прибрать – метлу не удержит. Так до вечера и промаялся. Да и ночью ворочался всё и бабу в бок толкал, к утру только угомонился. А чуть свет – он уж на ногах. Сундучок свой вывернул. В сундучке том бумаги всякие государственные, с печатями – где родился, где учился. Всякие там книжечки да удостовереньица, что мужик себе выхлопотал в прежней-то империи. Паспорт — говорят, что и негодный уж. Денежка, какая-никакая, а тоже, вроде как бесполезная – бабы говорили: скоро на вес старые деньги принимать будут. Сидит мужик у оконца и горюет. «Что же это, — думает, — такое: что жил – то зря!». Глянет в окно, на хозяйство своё – всё будто на месте, и солнышко самое обыкновенное в небо выкатилось, и тучки такие же, как и третьего дня, а Родины нет. Пропала Родина. Потерял. И сам потерялся.

Посидел так мужик, посидел да и стал собираться. Книжечки свои да удостовереньица в газету завернул и в карман сунул. Денег сколько-то отсчитал, бельишко кое какое собрал в дорогу, картошек печёных, рыбёх несколько.

Всполошилась баба:

— Куда, — говорит, — собрался-то?

— Пойду, — говорит мужик, — Родину искать – нет мне житья без неё!

— Да где ж ты её сыщешь-то теперь!

— В столицу пойду, в сам стольный град инперский. Там, того и гляди, не знают, какая беда у нас приключилась. А, коли знают, то и я, глядишь, сгожусь на что-нибудь. Возвращать надо Родину!

Собрался мужик, бабе наказал за хозяйством смотреть крепче прежнего и пошёл. Дошёл до города, купил на станции билет за две пачки денег, сел на поезд да и поехал в стольный град имперский. А поезд-то медленно шёл. Теперь — что ни столб, то граница сопредельного княжества. А там и пограничники уж свои, с собаками, и таможня лютая. У мужика от флагов да погон пограничных скоро в глазах рябить начало. Чудно мужику. А народ в вагоне и того чудней: кто горюет да крепится, как наш мужик, кто империю поганую ругает да своей новой, прекрасной жизнью хвалится, кто только на своём наречии говорит, а других будто и не понимает. Чудеса, да и только! Одни сходят на своих станциях, другие им на смену заходят, всё такие же, чудные. Взялись и за мужика:

— Ты, за какую власть, — спрашивают, — в своем королевстве? За демократскую аль за либеральную?

— Господь с вами, — отвечает мужик, – мне бы Родину только… А власть какая – всё едино.

— Темнота, — говорят. – У тебя же свобода теперь! Ты ж теперь сам свое будущее можешь строить. Суе… суверенное.

— Оно хорошо, конечно, — соглашается мужик, — но, мне Родину бы, для начала…

Махнули на мужика рукой да и оставили в покое. А он в окошко всё смотрит и дивится: «Вот ведь и леса те же, и поля, и домишки старые – всё по-прежнему, а Родины нет. Как такое получается?»

Долго ли коротко ли, а стал поезд к стольному граду приближаться. Народ в вагоне пошёл важный да задиристый.

— Плохо вам жилось в империи-то? — спрашивают. Чего теперь в Стольград подались?! Он чай не резиновый!

— Родину я ищу, — отвечает мужик, — муторно без неё.

— А вот и искал бы в своих болотах! Чего к нам прёшься? Не мы тебе королевство твоё отрезали – сам так решил. Вот и живи теперь, как знаешь!

— Да нешто я решал? Утром проснулся – глядь — а Родины-то и нет боле… Ищу вот, — вздохнул мужик.

— Тёмный ты, — сказали ему стольградские, да и отстали.

Вышел мужик из вагона на огромном вокзале столичном. Шум, гам, кутерьма. Стоит мужик глазами моргает, куда идти — не ведает. Да тут, на счастье, ещё двое мужичков подошли:

— Что, земляк, потерялся?

— Такое дело…

— Ты не горюй, земляк, не пропадёшь. Пойдём с нами!

— Я, того… Родину ищу.

— Так и мы ищем! Вот как пропала, с тех самых пор и ищем.

— Правда что ли?

— А то!

— Пойдём, земляк, отметить надо бы встречу.

— Ну… по маленькой разве что.

— По маленькой, по маленькой. Пойдём.

Стали они встречу отмечать, а что дальше было — мужик и не вспомнит. Проснулся на скамейке у вокзала — грязный, да в лохмотьях. Ни денег в карманах, ни книжечек с удостовереньицами. Добры молодцы, что за порядком в Стольграде следить поставлены, в околоток его погнали. «Кто таков, — спрашивают, — почему в столице без документа?». Уж как ни просил мужик, как не объяснял, что люди лихие его окрутили, всё одно – вывели его молодцы из Стольграда, на дорогу поставили: «Иди, — говорят, — ищи свою Родину в другом месте. Нет её тут».

Погоревал мужик, да, делать нечего, пошёл домой. Без денег, без документа — какое житьё на чужбине? Долго шёл мужик. В стожках ночевал, речной водицей чаёвничал, заставы лесами обходил, да от лихих людей хоронился – много их развелось, разбойников-то. Шёл, да всё по сторонам смотрел: не видать ли где Родины. «Оно ведь как, — думал мужик, — ежели увижу, сердце-то отзовётся. Не пройдёшь ведь мимо своей родины». Дошёл он так до последней заставы, за которой уж его королевство начиналось, да так Родину и не встретил. Делать нечего: подремал мужик до ночи в стогу, а уж по тёмному — лесом-лесом да и к дому – места-то знакомые. Всю ночь шёл мужик – не терпелось ему домишко свой увидать да бабу с сыновьями. Всю ночь шёл, не присев, а, как рассвело, вышел на пригорок у деревни, и тут дёрнулось у него сердце. Отозвалось. Лёг мужик на дорогу, щекой к земле прижался и прослезился даже. Полежал, поднялся, да быстрее к дому. Подошёл к воротам, а там уж баба его.

— Да мы ж тебя похоронили уже! О-ой, сама чуть не сошла следом! И могилки-то нет, где попла-акать!

— Полно, баба, вот он я. Живой. Никуда уж не денусь.

— Что ж ты делаешь-то со мной! Нашёл хоть Родину-то?

— Нашёл, милая.

— Далёко?

— Да тут она была, никуда и не девалась. Не видели мы просто.

— Горе ты, горе, — покачала баба головой и бросилась баню топить.

А мужик, вишню, что у крыльца, погладил, присел да цигарку свернул.

А вечером уж и сыновья приехали. Пир горой устроили, на всю деревню. И я там был…