БОГИ И АРХЕТИПЫ

БОГИ И АРХЕТИПЫ

1. Происхождение архетипов.

Зигмунд Фрейд утверждал, что источником многих человеческих действий, не имеющих очевидного смысла или мотива, а также не поддающихся отчету психических состояний является наше бессознательное.

Карл Юнг пошел дальше, и показал, что бессознательное не только сохраняет следы переживаний или стрессов, пережитых самим индивидом, но и несет в себе многовековой опыт длинной череды предков, восходящий еще к животному состоянию. Используя термин, предложенный Блаженным Августином, Юнг назвал эти «архаические остатки», не имеющие своего источника в отдельном индивиде, «архетипами» или первообразами.

В аналитической психологии Юнга под архетипами понимаются универсальные, изначально врожденные психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в образах и мотивах сновидений, в мифологии, в религиозных произведениях, в художественных образах. Всякий раз при пробуждении творческой активности человека в его сознании возникают не произвольные образы или отражения реальности, а именно архетипические комплексы, всплывающие из подсознания.

В своем исследовании Юнг исходил из анализа мифологических или поэтических мотивов, наиболее часто и повсеместно встречающихся на протяжении истории в эпосах, легендах, народных сказаниях, поэтических произведениях, религиозных системах, и уже затем подверг их анализу с точки зрения психологии, представив эти мотивы как своего рода психические центры, притягивающие энергию и влияющие на формирование личности.

Иными словами он попытался описать явления по отбрасываемым им теням или отражениям.

А если пойти от обратного, то есть не от мифов к психологии, а от психологии к мифам, от реальности – к ее отражению? Ведь реальность (в том числе и историческая) представляет гораздо более удобный и конкретный объект исследования, чем мифологические, религиозные и сказочные образы.

Давайте попытаемся рассмотреть основные комплексы психических переживаний, желаний и стремлений, сопровождавшие узловые моменты человеческой эволюции и те архетипические образы, которые могли вокруг них сформироваться. Результатом этого исследования должен стать уточненный перечень основных элементов коллективного бессознательного, которые должны были возникнуть под воздействием объективных естественноисторических причин. Сопоставление выявленных таким образом архетипов с общеисторическими культурными мотивами, мифологическими образами, позволит либо подтвердить, либо опровергнуть наши выводы.

Жизнь любого живого существа протекает в системе координат, полюсами которой являются Приятное и Неприятное. Достаточно понаблюдать за таким простым существом, как амеба, чтобы убедиться в этом. Амеба всегда движется в сторону освещенного пространства, уходя от тьмы, а так же в направлении среды, более насыщенной пищевыми ресурсами. То есть она устремляется к Приятному и избегает Неприятного.

Стало быть, самые первые комплексы ощущений, унаследованные нами от примитивных живых существ, еще не обладавших разумом — это преархетипы Приятного и Неприятного. Под «преархетипом» здесь понимается комплекс представлений и переживаний, не имеющий самостоятельного образного выражения, то есть недостаточно конкретный для того, чтобы считаться архетипом, но исторически предшествующий образованию архетипа, находя в нём свою конкретизацию. Эти два первичных преархетипа — Приятное и Неприятное, или Благо и Зло, появляются одновременно, как частица и античастица. Причем эти два полюса изначально (с точки зрения не формальной логики, а живой психики) неравноправны: Благо в этой паре лидирует, поскольку именно на нем чаще всего сфокусировано внимание живого существа, в его сторону обращены его желания и помыслы. На Зло внимание переключается только в моменты возникновения угрозы нашим жизненным.

Вместе с появлением преархетипов Блага и Зла появляется и третий преархетип — их Оппозиция, противопоставление, борьба. Оппозиция может считаться самостоятельным преархетипом, поскольку, как мы убедимся дальше, она играет важную роль в системе архетипов, отличаясь при этом по своей сущности от обеих противостоящих сторон.

Зло — антитеза Благу, его неизбежная тень, олицетворяющая все то, что нам неприятно: голод, тьму, чрезмерный холод или чрезмерный жар, боль, смерть, разрушение. Однако до такого широкого понятия Зла человеческое сознание созреет не сразу. У животного нет понятия небытия. В его психической сфере Зло предстает преимущественно в форме страха перед преследователем в ситуации, когда оно становится объектом охоты или нападения другого животного существа.

В животном мире редкое существо доживает до естественной смерти. Как правило, оно становится жертвой хищного животного, которому служит пищей.

Если рассматривать жизнь приматов, ближайших к нам существ по эволюционному древу, главными их врагами были крупные хищники, главным образом большие кошки — тигры, львы, пантеры, а кроме того – змеи. Представляли опасность для приматов и первобытных людей также волки, дикие собаки, кабаны, крокодилы, большие хищные птицы.

Нападение порождает выброс адреналина в кровь, бурю сильных негативных эмоций, что не может не оставить следа, настоящего шрама, в психической сфере. Поскольку этот всплеск эмоций почти всегда сопровождается впечатлениями от вида преследователя, в сознании формируется устойчивый негативный комплекс, сочетающий ощущение страха и оцепенения с образом безжалостного, быстрого, сильного и беспощадного хищника, перед которым несчастный примат чувствовал себя слабым и безоружным. Этот комплекс настолько прочно запечатлелся в глубинах человеческой психики, что современный человек, обладающий многочисленными преимуществами перед хищниками и разнообразными средствами защиты, продолжает испытывать безотчетный ужас перед змеями, тиграми, львами, волками, агрессивными собаками, даже если никогда ранее непосредственно не сталкивался с ними.

Ощущение страха, опасности, в устойчивой связи с устрашающим образом хищного животного, дает уже настоящий архетип Угрозы, являющийся одним из «корневых» элементов коллективного бессознательного.

В мифологии, фольклоре, образах сказочных персонажей можно обнаружить многочисленные отражения этого архетипа.

Противоположностью гибели, уничтожения, является рождение, появление новой жизни, за счет которого обеспечивается коллективное выживание вида, несмотря на постоянную гибель его отдельных представителей от клыков и когтей хищников.

Высшие млекопитающие, к которым относятся и наши ближайшие предки-приматы, в отличие от низших (например, рыб или земноводных) обычно рожают небольшое количество детенышей, которых опекают вплоть до того момента, когда они обретут способность к самостоятельной взрослой жизни. Таким образом, в жизни детенышей высших животных появляется период «детства», в течение которого они очень тесно связаны со своей матерью, обычно принимающей на себя функцию вскармливания, защиты и обучения. Безусловно, для выполнения этих функций у самки-матери должен был выработаться материнский инстинкт, а у детенышей — комплекс Матери. Естественно, после взросления детенышей этот комплекс не исчезает бесследно, а оседает где-то в подсознании в виде архетипа «Великой матери», или «Великого лона», источника всякого существования и всякого блага. Дополнением этого архетипа является архетип Младенца, выраженный гораздо слабее и часто связываемый с архетипом Матери, составляя с последним комплексный архетип Матери с Младенцем, который можно назвать архетипом Мадонны.

Итак, мы стали свидетелями того, как на основе преархетипов Блага и Зла возникли настоящие архетипы Великой Матери (Первичного Лона) с его производным – архетипом «Младенца» и модификацией – архетипом Мадонны, а также архетип Угрозы. Кроме того, у нас появилось понятие о «сильных» и «слабых» архетипах — к последним относится архетип Младенца, являющийся дополнительным или зависимым от архетипа Матери.

Наиболее сильным инстинктом, оказывающим влияние на жизнь каждого живого существа и обеспечивающим его видовое выживание, является инстинкт размножения или половой инстинкт, который также не мог не породить соответствующих архетипов. Ситуация здесь, на первый взгляд, проста: поскольку свойственный высшим животным половой способ размножения предполагает наличие двух полов, они неизбежно должны были отразиться в подсознании в виде преархетипов Мужского и Женского начал. Два эти преархетипа, составляющие как бы два горизонтальных полюса жизни, действительно имеют место, причем комбинация преархетипа Женского начала с преархетипом Блага уже нашла выражение в архетипе Великой Матери.

Можно ожидать, что комбинация преархетипа Блага с преархетипом Мужского начала должна привести к образования архетипа Великого Отца или Патриарха. Так, собственно, и произошло, — в этом у нас еще будет возможность убедиться.

А пока обратим внимание на возможные формы взаимодействия Мужского и Женского начал.

Одной из форм взаимодействия Мужского и Женского начала является преархетип Андрогина, сочетающий в себе в свернутой форме оба начала. Преархетип Андрогина является более «слабым», чем, скажем, преархетипы Мужского и Женского начал. Этот преархетип входит в состав архетипа Младенца, в котором половые черты практически не выражены. Состояние Андрогина представляется более древним и исходным по отношению к Мужскому и Женскому, что отражает действительный естественноисторический факт довольно позднего появления полового способа размножения. Скажем, та же амеба, с которой мы начали наше исследование, не имеет признаков пола (т.е. является андрогинном) и использует более архаичный механизм размножения.

С выделением из андрогинного состояния Мужского и Женского начал, они вступают между собой в отношения динамичного противопоставления — притяжения.

Теперь, с одной стороны, весь мир предстает как бы расколотым на мужскую и женскую ипостаси, а с другой стороны появляется преархетип соединения мужского и женского начал, который, несколько забегая вперед, можно назвать преархетипом Брака, а в древнейшей форме — преархетипом Совокупления. Очевидно, преархетип Брака или Совокупления противоположен преархетипу Оппозиции.

Обе эти формы взаимодействия можно обнаружить в древней мифологии, причем угадывается даже историческая динамика их происхождения.

Так, божества четырех стихий (воды, воздуха, тьмы и бесконечности (пространства) в Гермопольской космогонии представлены расколотыми на мужскую и женскую ипостаси с практически одинаковыми именами: Нун и Наунет, Амби и Амаунет, Кук и Каукет, Хух и Хаухет. Эти четыре божественные пары составляют Великую Огдоаду (Восьмерку) изначальных божеств.

Позже тенденция расщепления одного божества на мужскую и женскую ипостась была дополнена, а потом и вытеснена другой тенденцией, в которой взаимодействовали между собой (в том числе образовывали брачные союзы) божества, обладавшие выраженными мужскими или женскими чертами и представляющие разные архетипы. Например, богиня любви и красоты могла восприниматься как жена бога войны, олицетворяющего Мужское начало.

Архетипы, в основе которых лежит преархетип Андрогина, например, архетип Младенца или архетип Мудреца, семейных союзов не образуют, оставаясь «холостяками».

Обратимся теперь к общественной форме существования наших предков-приматов, приняв во внимание, помимо индивидуальных и биологических, также социальные условия жизни.

Формой общественной организации приматов является стадо, структура и функционирование которого нам известны из наблюдений за жизнью современных человекообразных обезьян в естественных условиях.

Первое, что бросается в глаза при наблюдении за жизнью стада — наличие лидера или вожака, который одновременно является биологическим отцом большинства членов стада. Каждый нижестоящий член стада не предоставлен сам себе, не свободен в своих действиях — он обязан подчиняться воле вожака. Между индивидом и вожаком устанавливаются отношения господства-подчинения, которые одновременно являются отношениями отца и сына. Эти отношения не могли не привести к выработке нового архетипа — архетипа Патриарха.

Это довольно сильный архетип, в его формировании принимают участие уже известные нам ранние преархетипы. С одной стороны, вожак стада является своеобразным гарантом и распределителем благ, от которого зависит благополучие индивида, то есть воплощает в себе преархетип Блага. С другой стороны, являясь доминирующим самцом, вожак воплощает в себе Мужское начало.

В отличие от архетипов, с которыми мы имели дело ранее, архетип Патриарха является не столь однозначным.

Регулирующая и управляющая функция вожака заключается не только в предоставлении благ, но и в лишении их, что, безусловно, воспринимается индивидом как Неприятное или Зло. Власть Вожака поддерживается, в числе прочих инструментов, и за счет насилия, то есть он осуществляет свои властные функции не только методом пряника, но и методом кнута. Стало быть, в каких-то ситуациях он может восприниматься как носитель преархетипа Зла. Не следует также забывать о наличии в стаде своего рода статусной дискриминации, касающейся, в том числе, столь сильного мотиватора, как секс. Как правило, вожак расценивает всех более или менее взрослых самок своего стада в качестве своего «гарема». Совокупляясь с ними, он пополняет стадо своими собственными детьми, за счет чего еще более укрепляется его положение как патриарха. Наиболее крепкие самцы, приближенные к вожаку, получают от него в качестве своеобразного поощрения право иметь собственных жен, тогда как самцы «второго ранга», как правило, такого права лишены, отчего чувствуют себя ущемленными. Это, безусловно, ставит их в положение оппозиции к вожаку, к которому они могут испытывать страх и ненависть. Подобного рода ощущения, хотя и менее выраженные, могут возникать и у подчиненных самок.

Таким образом, источником архетип Патриарха является сложный комплекс психических состояний, включающий в себя как уважение, почтение, надежду, ожидание благ, так и страх, ненависть, конкуренцию.

Помимо вожака в первобытном стаде можно обнаружить и другие устойчивые
социальные типы, на основе которых могли сформироваться архетипические комплексы.

В первую очередь это, так сказать, «элитный самец» — наиболее сильный (позднее наиболее умелый) среди старших самцов, составляющих ближайшее окружение вожака.

Если мы перенесемся вперед по шкале эволюции и будем говорить не о животных, а о первобытных людях, то «элитный самец» предстает как «великий охотник» или «великий воин», выделяющийся этими качествами среди соплеменников.

Эта фигура включает в себя как реальные, так и идеальные черты.

С одной стороны, в любом коллективе всегда выделяется кто-то, отличающийся силой или ловкостью. Именно этот факт и отразился в образе «великого охотника» или «великого воина».

С другой стороны, у примитивных народов существовал обычай инициации, то есть посвящения молодых людей в охотники или воины. Момент посвящения как бы отделял период детства от взрослого периода жизни. Поскольку дети в первобытной табели о рангах относились к существам «второго сорта», считались неполноценными членами общества и при дележке благ получали, так сказать, по остаточному принципу, каждый мальчишка мечтал о том, чтобы повысить свой социальный статус, то есть стать мужчиной, охотником, воином. Это стремление привело к образованию в общественном сознании идеального образа удачливого охотника или бесстрашного воина (эти образы могли сливаться в один или существовать отдельно). На базе этих идеальных представлений и сформировались архетипы Охотника и Воина, являющиеся частными функциональными проявлениями или конкретизациями преархетипа Мужского начала.

Удачливый охотник или бесстрашный воин, которые обеспечивали безопасность племени или снабжали его пищевыми ресурсами, безусловно, пользовались авторитетом среди соплеменников и получали лучшую долю благ при перераспределении. Однако рано или поздно такой авторитетный и осознающий свой потенциал член общества оказывался перед дилеммой: продолжать оставаться в подчинении у вожака, который перераспределяет добытые благодаря его силе или ловкости блага в пользу других членов племени, или претендовать на высший социальный статус в обществе, которого, как ему казалось, он достоин. Обычно эта дилемма разрешается в пользу второго решения. Препятствием его реализации может быть только решимость и способность вождя сохранять свое господствующее положение.

На практике, как в обезьяньем стаде, так и в человеческом сообществе, положение вождя, лидера, требует постоянного подтверждения. Всегда находится кто-то, претендующий на эту роль. Как говорится, «свято место пусто не бывает». Действующему лидеру приходится отражать постоянные нападки претендентов. Пока вождь в силе — он выходит из этой борьбы победителем. Но как только он начнет слабеть — верх возьмет претендент на его место. И в этом есть свой рациональный смысл. Племя, руководимое дряхлым вождем, было бы неконкурентоспособно по отношению к окружающим племенам. Своевременная смена вождя обеспечивает постоянное наличие сильного лидера, способного обеспечить процветание племени.

Однако для того, чтобы пойти против существующего положения вещей и власти действующего Патриарха, нужно, помимо силы и ловкости также изрядное мужество. То есть нужно быть не просто великим охотником или великим воином, но героем. А героем может быть только тот, кто ощущает свое отличие от других людей и свое право на получение высшего статуса. Это право в древнейший период подтверждалось совершением одного, а лучше нескольких «героических деяний» (сразиться в одиночку с медведем или львом, перевернуть большой камень, выиграть поединок с сильным врагом и т.д.), а позднее — родством с богами. Только человек, доказавший себе самому, а главное — другим членам общества свое право на власть, может бросить вызов действующему правителю и занять его место.

Так возникает архетип Героя, который в одних случаях существует отдельно, а в других сливается с архетипом Противоборства действующему правителю, Захвата власти.

Своего рода противоположностью или тенью архетипа Героя является архетип Трикстера, то есть плута, обманщика, шута. Этот персонаж, характерный как для стада приматов, так и едва ли не для любого человеческого сообщества, подобно Герою, тоже бросает вызов общественным установлениям, морали, обычаям, но его вызов обычно не подкреплен реальными способностями и правами. Кроме того, сам образ действий его, как правило, вовсе не героический. Для достижения своих целей он прибегает к обману, плутовству, действует чужими руками. Правда, и цели своей он достигает редко.

Причину этого объяснить несложно, достаточно сказать, что в основе архетипа Трикстера лежит архетип Младенца. Первоначально Трикстер – это проказливый ребенок, который ведет себя «не по правилам», потому что еще не знает этих правил, и к которому окружающие относятся снисходительно, позволяя ему то, что не позволительно для взрослых. Иногда в качестве Трикстера может представать и взрослый, сохранивший детские черты или намеренно использующий «детский» тип поведения.

Трикстер, если и нападает на лицо, наделенное властью, то делает это, как бы, не всерьез, не с целью его смещения, а исходя из иных намерений. Это не реальная оппозиция власти (архетипу Патриарха, Правителя), а лишь её имитация. Архетип Трикстера угадывается во многих фольклорных или мифологических персонажах, порой сливаясь с архетипом Героя. Этот весьма древний архетип оказался настолько живучим, что вплоть до XIX века едва ли не каждый монарх считал необходимым держать при себе шута, которому позволялись выходки весьма дерзкого характера. В художественной литературе и фильмах довольно часто встречается персонаж, воспроизводящий архетип Трикстера.

Являясь производным от архетипа Младенца, архетип Трикстера сохранил характерную для первого «слабость» и склонность к слиянию с другими архетипами. Этим обусловлены его характерные черты.

Во-первых, в отличие от архетипа Героя, Трикстер не обладает выраженными признаками мужского начала. Например, он почти никогда не ассоциируется с браком, часто не имеет супруги. В гендерном смысле он ближе к Андрогину, и иногда в его облике или поведении можно обнаружить женские черты.

Во-вторых, являясь «слабым» архетипом, Трикстер не занимает главенствующего места по отношению к другим архетипам. Например, в мифологии Трикстер редко оказывается в роли высшего, правящего божества, обычно ограничиваясь подчиненной и служебной ролью, в то же время обладая некоторой независимостью, как например, Гермес-Меркурий.

В-третьих, будучи достаточно гибким, архетип Трикстера соединяет в себе несколько разнородных и даже противоречивых слоев. К его изначально детскому характеру позднее прибавилось плутовство и склонность к обману вплоть до не по детски жестоких выходок. Очевидно, в этих его чертах отразилось пришедшее на некотором этапе развития человеческого общества осознание преимущества разума (в том числе изворотливости ума) над грубой силой. Во многих народных сказках с одобрением или даже восхищением повествуется о персонаже, который при помощи хитрости и обмана сумел добиться для себя каких-то преимуществ. В практическом плане именно из людей, обладающих такими качествами, впоследствии сформировался слой предпринимателей, торговцев, путешественников. Связь этого человеческого типа с архетипом Трикстера весьма выпукло выражает поговорка «Не обманешь – не продашь», характеризующая стереотипный образ купца в общественном сознании.

Любопытной ветвью развития архетипа Трикстера можно считать архетип Шамана-Колдуна и его модификацию – архетип Целителя. Эти архетипы, как и Трикстер, отличаются своим поведением, внешним обликом, способностями от сложившейся в обществе «нормы». Они могут то, что недоступно другим членам сообщества, в том числе вступать в отношения с таинственными внешними силами (силами природы), побеждать болезни, отыскивать потерянные вещи, возвращать умирающих к жизни. При этом им дозволяется нарушать табу, использовать хитрость и обман (по отношению как к людям, так и сверхъестественным существам, олицетворяющим силы природы). Например, предметом особой гордости шамана является способность подчинить себе «духов», заставить их служить своим целям, или же украсть у них средство исцеления больного, хитростью выведать какую-нибудь иную важную для племени тайну. Любопытно, что зафиксированные этнографами представления о шаманах включают в себя элемент андрогинности или гендерной инверсии: шаман обычно не имеет жены, нередко носит женскую одежду, ведет себя подобно шкодливому ребенку и т.д., что является дополнительным свидетельством «трикстерной» природы этого архетипа.

Двойственность образа шамана или колдуна проявляется также в наличии позитивной и негативной ипостасей, откуда ведет начало представление о добрых (белых) и злых (черных) колдунах. Поскольку деятельность последних предполагается вредоносной для людей, эта ипостась архетипа Шамана-Колдуна сближается с архетипом Угрозы, выполняя по отношению к последнему подчиненную, служебную функцию, также как бог-Трикстер исполняет служебную роль в отношении к главному богу.

Позитивная же ипостась Шамана-Колдуна со временем (когда люди научились ценить мудрость и почитать людей, обладающих ею) трансформировалась в архетип Мудреца.

О генетической связи архетипа Мудреца с архетипом Трикстера свидетельствуют парадоксально сочетающиеся качества мудреца с образом шута-дурака, джокера. Например, в русских сказках Иван-дурак в итоге оказывается мудрецом. Характерна также комбинация образа Мудреца с образом Младенца (вспомним, что тот же Иван-дурак является младшим сыном, то есть младенцем), выражаемая общепризнанной аксиомой «Устами младенца глаголет истина». Такое сочетание, например, иллюстрирует мифологический образ китайского мудреца Ли Эра, прозванного Лао-Цзы, что по одной из версий означает «Дитя-Мудрец».

Развитие человеческого общества, освоение новых технологических приемов и способов подчинения стихийных сил природы, конечно, не могло не отразиться в общественном сознании.

Нет ни одной традиционной культуры, ни одной мифологии, в которой отсутствовал бы такой архетипический персонаж, как Культурный герой.

Генетически архетип Культурного героя является комбинацией архетипов Трикстера и Героя. Подобно последнему Культурный герой противопоставляет себя существующему положению вещей, ломает сложившийся «статус кво», становится зачинщиком переворота в обществе. Однако, подобно Трикстеру, его целью является не захват власти, а польза, выгода, но не для себя, а для всех членов общества, причем для достижения этой цели Культурный герой готов применять этически сомнительные средства, порой прибегая к обману и хитрости, по принципу «цель оправдывает средства».

Хрестоматийным примером Культурного героя является Прометей, хитростью похитивший у богов огонь, чтобы дать его людям. Овладение огнем, искусство выплавки металлов и изготовления металлических орудий, начало использования аграрных технологий, процесс получения вина, открытие письменности и другие великие технологические прорывы человечества в общественном сознании всегда связаны с архетипом Культурного героя, который выступает как первооткрыватель, изобретатель.

В мифологиях более примитивных обществ архетип Культурного героя может находить отражение в виде какого-то одного мифологического персонажа, в то время как в более развитых культурах этот архетип, как правило, находит отражение в нескольких различных образах. Например, в греческой мифологии, помимо образа Прометея, присутствуют также бог- кузнец Гефест, бог-изобретатель виноделия Дионис, талантливый инженер Дедал и другие культурные герои. Можно даже вывести своего рода правило, согласно которому чем больше в мифологии того или иного общества культурных героев – тем на более высокой стадии развития это общество находится.

Говоря об архетипах, нельзя не обратить внимание на присущий всем без исключения древним народам культ предков или культ умерших. Внешне рождение этого культа проявляется в том, что люди перестают бросать умерших сородичей где придется, а начинают их захоранивать по определенным правилам. Наличие захоронений — один из основных признаков того, что ископаемые существа являются уже людьми, а не животными.

Факт смерти и очевидное отличие умершего от живого, безусловно, являются достаточно сильными стимулами для возникновения в сознании первобытного человека соответствующего архетипа. И такой архетип действительно сложился, но сложился он на базе уже известного нам архетипа Патриарха, то есть является вторичным по отношению к последнему.

Объяснить, почему произошло именно так, а не иначе, не сложно. Если вспомнить ранее приведенные сведения о структуре первобытного стада, взглянув на эту структуру в возрастном измерении, станет совершенно очевидно, что самым старшим членом стада является вожак-патриарх, он же отец всех остальных членов стада. Самцы первого ранга, как правило, являются его старшими детьми, а самцы и самки второго ранга – младшими детьми или внуками. Понятно, что именно вожак имеет наименьший, как выражаются статистики, «срок дожития», то есть соплеменники именно его, скорее всего, увидят умершим. К этому надо прибавить центральное положение вожака в стаде и его важную роль «подателя благ», благодаря чему его кончина никак не может остаться незамеченной. Кроме того, в случае его гибели в результате поединка с более молодым претендентом на власть, смерть вождя приобретает дополнительный оттенок драматизма. Сюда нужно присовокупить ещё и обиды, которые вынуждены терпеть от вожака подчиненные члены стада, и их надежды на перемены к лучшему в случае смены лидера, а с другой стороны — страх за свое будущее, связанный с кончиной гаранта стабильности и безопасности стада (племени).

На основании этого комплекса идей и переживаний и сложился архетип Мертвого предка или Первопредка. Если действующий вожак-Патриарх воспринимался членами первобытного стада как «отец всех живущих», то умерший Патриарх – как мистический Первопредок, обитающий в ином мире (Стране мертвых) и наблюдающий оттуда за жизнью племени.

Образ Первопредка включал в себя, во-первых, силу и властные функции, перенесенные на него с действующего вожака, во-вторых, основные качества лидера, такие как мудрость, строгость и насилие, необходимое для поддержания власти и порядка, а в третьих, страх перед покойниками, которые, как представлялось древним, в силу своей обделенности, отсутствия возможности пользоваться благами земного мира, завидуют живым и могут причинять им вред и неприятности. При этом, как полагали, мертвого Патриарха гораздо труднее разжалобить или умилостивить, упросить сменить гнев на милость, чем живого. Отсюда вытекают четыре основные мотива в отношении архетипа Первопредка:

1. Почитание в качестве отца-прародителя, источника существования индивида.

2. Необходимость соотносить свои текущие действия и поступки с возможной оценкой их Первопредком и необходимость отчитываться перед ним.

3. Страх перед возможным вредом, который может причинить мертвый Первопредок.

4. Стремление задобрить его путем поднесения даров, льстивых упоминаний, совершения культовых действий, обрядов.

Смерти рядовых членов племени не придавалось такого значения, как смерти вождя, они считались как бы мертвыми второго сорта. Этим объясняется, почему именно архетип Патриарха лег в основу архетипа Первопредка.

В представлениях древних, умерший вождь-Патриарх и в ином мире, в стране мертвых сохраняет свое лидирующее положение. Но чтобы быть вождем и лидером, ему нужны подчиненные, иначе кем он будет там управлять? Исходя из этой логики, во многих древних обществах было принято вместе с умершим правителем отправлять в страну мертвых немалое количество слуг, советников, жен, воинов, которых для этого приходилось специально умерщвлять. Позже вместо живых людей в могилу правителя стали отправлять их изображения, которые должны были составлять свиту умершего правителя. Например, вместе с императором Цинь Ши Хуанди на тот свет была отправлена целая армия из более чем восьми тысяч терракотовых скульптур, каждая из которых была изготовлена в полный рост и в точности воспроизводила черты живых солдат императора.

В своем дальнейшем развитии архетип Первопредка вполне естественно становится основой для формирования архетипа Повелителя мертвых или Владыки преисподней. Логика тут весьма прозрачна. Поскольку существует Страна мертвых, представляющая собой в известном смысле оппозицию миру живых, и поскольку в Стране мертвых воспроизводится та же социальная структура, что и в мире живых, значит, в Стране мертвых должен быть свой лидер, управляющий другими мертвыми, с которым каждому придется иметь дело после смерти. По-видимому, первоначально, фигура Повелителя мертвых была этически нейтральной, то есть не имела негативной окраски, характерной для религий позднейшего периода. Повелитель мертвых был таким же руководителем, как и племенной вождь, и, подобно последнему, сочетал в себе позитивные и негативные качества. Единственное отличие его заключалось именно в его оппозиционности земному правителю в силу общей оппозиции мертвого и живого. Благодаря этому в архетипе Повелителя мертвых присутствовала черта соперника-противника земного правителя, впрочем, не слишком сильно выраженная. И только позднее архетип Повелителя мертвых сольется с идеей Злого начала, хотя отдельные следы его былой самостоятельности сохранятся.

Всякое человеческое общество в своем развитии неизбежно переживало два важных процесса: процесс перехода от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству и процесс специализации (разделения труда). Эти процессы, представляющиеся архиважными с точки зрения выживания и существования общества, не могли не привести в возникновению соответствующих архетипов, отражающих уровень сознания достаточно развитых обществ, приступивших к строительству цивилизации.

Древнейшие цивилизации могли развиваться по двум основным направлениям – как скотоводческие (кочевые), и как земледельческие (оседлые), что налагало на формировавшиеся в них системы архетипов свои особенности. Впрочем, несмотря на некоторые отличия, выражавшиеся в приоритетности одних архетипов перед другими, общая схема архетипов, сформировавшаяся задолго до этого разделения, оставалась одной и той же.

Для скотоводческих цивилизаций главным богатством (благом) и средством существования был скот, а главной общественной фигурой – пастух, охраняющий и заботящийся о своем стаде и противостоящий внешним угрозам, которые представали чаще всего в виде хищных зверей – волков, львов, тигров, змей. Так же, как комбинация образа хищника в сочетании с преархетипом Зла породила архетип Угрозы, на основе образа идеального пастуха в сочетании с преархетипом Блага возник новый архетип Защитника и Покровителя стад (Пастуха), включивший в себя некоторые черты архетипов Охотника и Героя.

Поскольку одной из функций пастуха являлась игра на музыкальных инструментах (флейта, рожок), а деятельность пастуха оставляла достаточно времени для творчества (чему способствовал и ее уединенный характер), на основе этого образа возник еще один архетип – архетип Музыканта, барда.

Однако, несмотря на важность исполняемых им функций, пастух сам по себе не мог обеспечить увеличение приплода стада, которое являлось главным источником благополучия, богатства и силы скотоводческого народа. Для этого более подходила архетипическая фигура Великой Матери или Роженицы, которая теперь дополнилась функцией покровительницы плодородия животных, что иногда приводило к расщеплению архетипа Великой Матери с выделением из него вторичного по своей природе архетипа Покровительницы плодородия.

Впрочем, от плодородия, только уже не животных, а земли, не в меньшей, а, пожалуй, еще в большей степени зависело существование земледельческих народов, а потому у них тоже складывался архетип Покровительницы плодородия, и тоже на основе древнего архетипа Великой Матери — Роженицы. О связи между этими двумя архетипами свидетельствует, например, зафиксированный у многих земледельческих народов обычай ритуального совокупления на вспаханном поле перед его засевом, что, как предполагалось, должно было обеспечить плодородие поля. В этом обряде человеческое плодородие прямо соотносится с плодородием почвы или растений.

Этот обряд заставляет нас вспомнить о преархетипе Совокупления или Брака, который в сознании древних земледельцев трансформировался в представлении о плодородии как о результате брака между Великой матерью – землей и Подателем благ (ипостась Великого Отца-Патриарха), который ассоциировался с небом, оплодотворяющим землю посредством дождя. Когда, благодаря такому ассоциативному ряду, образ Патриарха — Великого отца, Покровителя живых, был транслирован на Небо, возникло представление о Небесном Правителе, подателе благ. Поскольку сознание древних еще не было способно к восприятию абстрактных образов, фигура Небесного Правителя была ассоциирована с доступным восприятию физическим объектом, то есть с небом или солнцем. Скотоводческим народам таких ассоциаций было достаточно. Как правило, они ассоциировали высшего Подателя благ с Небом, как, например, тюркские народы в культе Тенгри.

Земледельческие народы, в силу специфики своей хозяйственной деятельности, были более чувствительны к природным процессам, а потому в их представлении образ Высшего существа разделился на несколько различных образов по функциональному признаку. Например, в одной ипостаси Высшее существо представало в качестве Солнца, в другой – в виде Дождя, в третьей – в виде Ветра.

Наблюдения за природой наводило на мысль о связанности количества благ (урожая) с циклами солнца и луны. В качестве отдельных аспектов Высшего существа, иногда получавших отражение в виде самостоятельных сущностей, представали Утреннее, Дневное и Вечернее Солнце, а также Луна в её различных фазах. Благодаря использованию преархетипа Брака, Луна стала восприниматься как «небесная» жена Высшего существа в его «солнечной» ипостаси.

Сопоставление солнечных и лунных циклов с циклом земледельческого оборота и циклом человеческой жизни привело к идее всеобщей цикличности, представляемой в форме идеи Умирания и последующего Воскресения. Каждый вечер Солнце умирает, уходя под землю, в Страну мертвых, чтобы следующим утром вновь восстать и возродиться к жизни. Каждую зиму природа умирает, посевы желтеют и сохнут, деревья теряют свое пышное убранство, представая в виде голых скелетов, — но весной все вновь оживает, возрождается к новой жизни. Зерно, которое, подобно умершему человеку, зарывают в землю, умирает, чтобы затем дать начало новой жизни, пробившись из-под земли сочным побегом. Эта идея, выраженная в архетипических образах, привела к созданию сложного архетипа Умирающего и затем воскресающего существа, который явился дальнейшим развитием уже известного нам архетипа Героя (по умолчанию предполагается, что воскресать способно не любое существо, но только исключительная фигура Героя, заслужившая это право своими личными качествами или героическими поступками).

Для возникновения этого архетипа потребовалось уже довольно развитое сознание, способное к некоторой степени абстрагирования, соответствующее уровню земледельческой цивилизации. В отличие от ранних, статичных архетипов, этот архетип динамичен, то есть представляет собой не застывшую ситуацию или фигуру, а процесс, развертывающуюся драму. Это позволяет нам заключить, что архетип умирающего и воскресающего Героя (иначе – архетип Воскресения) имеет более позднее происхождение, чем все остальные, и как бы завершает собой круг основных архетипов.

2. Боги и архетипы.

Архетипы коллективного бессознательного могут проявляться по-разному: в художественных образах, в фольклоре, в снах, страхах, в поведении людей. Например, архетип Патриарха проявляется в форме доброго, но строго Царя, в идеальном образе Отца семейства, в образе Руководителя, в образе высшего церковного иерарха (которого так и называют – Патриархом или Великим Отцом), в образе справедливого Судьи и так далее.

Однако свое наиболее адекватное, очевидное и законченное выражение архетипы находят в мифологических религиозных сюжетах, в образах идеальных существ – богов и богинь, полубогов, героев, мифических чудовищ. По сути, существа, населяющие модель мира, созданную общественным сознанием, и есть наиболее выпуклые, яркие и цельные материализации корневых элементов человеческого бессознательного.

Насколько свидетельства религии и мифологии подтверждают сделанные выше выводы о происхождении архетипов?

Начнем с Сотворения мира. Это событие, с которого начинает развертываться повествование любой мифологии или любой религии. Безусловно, Сотворение мира рассматривается как проявление Благого начало, поскольку только с этого момента на мир начинает изливаться поток разнообразных благ – в виде света, тепла, жизни, пищи и т.д.

Конечно, у любого человека, услышавшего о Сотворении, сразу возникнет вопрос: а из чего возник мир, что было его началом?

Древнейший и наиболее очевидный ответ на этот вопрос таков: мир возник из Великого лона, из которого рождаются все вещи, подобно тому, как из лона матери рождается младенец, которого ранее не существовало, рождается, по сути, из ничего. Женское начало, производящая материнская сила была источником Сотворения мира и всякого блага. Однако, если Благо возникло из Великого лона, значит, ранее Блага не было, а стало быть, само Великое лоно не является благом, противоречит всему тому, что обычно связывают с благом – свет, тепло, жизнь, порядок, пища… Стало быть, оно представляет собой темную, холодную, безжизненную, хаотичную среду, которая во многих древних космогониях предстает перед нами в образе первичного океана.

Например, Гелиопольская космогония описывает состояние перед Сотворением мира как бескрайнюю, неподвижную и холодную водную гладь, окутанную темнотой. В таком же виде это состояние представлено в Мемфисской и Гермопольской космогониях, а также в космогониях Древнего Шумера и Древней Греции. Любопытное описание первоначального состояния мира мы встречаем в древнеиндийском трактате Брихадараньяка упанишада:

«Вначале здесь не было ничего. [Все] это было окутано смертью или голодом, ибо голод – это смерть». Далее из этого «ничего» появилась вода, а водная пена, сгустившись, породила землю, которая во всех мифах символизирует плодородное Женское начало, позитивная ипостась Великого Лона, изначально скрытая под безжизненной водной стихией.

Это представление было столь устойчивым, что вошло в Библию, согласно которой «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт.1:2).

Согласно наиболее древним космогониям, Первичное Лоно в виде первичного Океана, тем или иным образом породило божество — Младенца, который, став взрослым богом, приступил к сотворению мира. Способ, которым Великим Лоном был порожден первый Бог, не мог быть обычным, потому что мужское начала пока отсутствовало. Поэтому это могло быть только своего рода «непорочное зачатие».

Например, согласно Гермопольской космогонии, в первоначальном океане из воды и земли возникло Яйцо, из которого вылупился бог солнца Хепри – «молодой Ра». По другой версии, солнечное божество родилось из лотоса, выросшего на Изначальном Холме посреди Первичного океана.

Иными словами, в рождении первого Бога участвуют две ипостаси Женского начала – отрицательная (темная и голодная Вода) и положительная (плодородная Земля).

Вот так, путем необычно рождения Великое Лоно породило первичного Бога, носителя Мужского начала.

Но проблемы воспроизводства на этом не заканчиваются. Теперь мы должны стать свидетелями того, как Первый бог, в отсутствие супруги, будет производить следующее поколение богов. Положение кажется безвыходным, однако мифология предлагает нам даже не один, а несколько вариантов того, как мог бы поступить несчастный одинокий Бог.

Первый, и наиболее очевидный вариант – инцест с матерью, Великим Лоном, которое ведь все-таки представляет Женское начало. Отдельные намеки на этот вариант встречаются, но он не слишком популярен: он мог бы означать возвращение мира в изначальное состояние, скатывание в изначальный хаос. О таком исходе может свидетельствовать, например, вариант мифа о богине неба Нут и боге солнца Ра. Согласно этому варианту, Нут, принимая облик коровы Мехмет Урт, утром рождает золотого теленка (розовый цвет зари – это кровь богини при родах); за день теленок взрослеет, становится Быком – Ра, который вечером совокупляется с Небесной Коровой – Нут, а после этого богиня проглатывает солнечного Быка, чтобы утром родить его вновь.

В другом варианте богиня Нут, олицетворение Небесного Океана и Великого Лона, предстает в антропоморфном образе женщины, тело которой склонилось над телом Геба, бога земли, который приходился ей одновременно и братом и супругом.

Пока они находились в состоянии перманентного соития, Нут постоянно рождала потомков – небесные светила, но ежедневно их поедала. Геб пожаловался на это своему отцу, богу воздуха Шу, который, чтобы разорвать порочный круг и дать возможность миру развиваться, разъединил супругов, заняв место между ними, как воздух разделяет небо и землю, в результате чего родившиеся от Нут дети Геба Осирис, Сет, Исида, Нефтида остались живы и дали начало новым поколениям богов.

Второй вариант – «размножение делением», то есть разрывание самого себя на части, из которых возникают различные существа. По такому сценарию события развиваются, например, в цитированной выше Брихадараньяке упанишаде (первоначальное существо предстает здесь в виде жертвенного коня): «Он разделился на три части: треть – солнце, треть – ветер. Он же – дыхание, разделенное на три части. Восток – его голова, та и другая стороны – передние конечности, запад – хвост, та и другая стороны – бедра, юг и север – бока, небо – его спина, воздух – брюхо, земля — грудь».

В другом ведическом тексте первичное существо — Брахман – разделяет себя на части, так что из головы его произошла варна жрецов-брахманов, из рук — варна воинов – кшатриев, из живота – варна торговцев – вайшьев, а из ног – варна слуг.

Согласно третьему варианту, потомки Первобога образуются непосредственно из выброса его семени, в этом варианте уже проступает идея творческой самостоятельности Мужского начала.

Четвертый вариант, по-видимому, самый поздний, целиком основан на этой идее: в нем Первобог, без помощи Женского начала, создает творения из грязи, ила или глины, представая перед нами в образе ремесленника-гончара. Очевидно, что такая идея могла прийти к людям, уже достигшим стадии разделения труда. У древних египтян таким богом-гончаром был бараноголовый Хнум. В Библии Бог тоже создает человека из «праха земного» (Быт.2:7), а Коран поясняет, что человек был создан из глины. (Коран, 32:6).

Со временем архаическая фигура Великого Лона начала меркнуть перед новой фигурой Первобога как Великого Отца, носителя творческого начала, который воспринимался как отец всех богов. Это особенно характерно для греческой мифологии, в которой древнейшие мифологические мотивы, знакомые нам по египетским космогониям, предстают как бы вывернутыми наизнанку.

В отличие от египтян, греки олицетворяли Небо с Мужским началом, а Землю – с Женским. Земля-Гея, порождение первичного Хаоса и отражение архетипа Великой Матери, родила небесного бога Урана (архетип Патриарха) и вступила с ним в брак. Одной из главных черт Урана была его бесконечная плодовитость. Однако от этого брака рождались главным образом уроды и чудовища – титаны, циклопы, сторукие исполины гекатонхейры. Уран ненавидел своих детей, ужасных видом, и прятал их назад, в утробу Геи, причинял ей тяжкие страдания. Для облегчения участи своей матери Кронос, её младший сын, оскопил Урана при помощи серпа. Результатом было отстранение Урана от продолжения рода богов-чудовищ и переход власти к его сыну Кроносу. В этом сюжете Кронос, восставший против Отца-Патриарха и вступивший с ним в поединок из вполне благородных побуждений, предстает в качестве Героя, а его победа над отцом воспроизводит архетип Противоборства и Смены власти.

Любопытно, что в дальнейшей судьбе Кроноса мы видим повторение той же архетипической истории. Нелегитимный способ захвата власти не давал Кроносу покоя: а что если кто-нибудь из его собственных детей свергнет его так же, как он сверг своего отца? Опасаясь этого, он одного за другим проглатывал детей, рожденных ему супругой – богиней Реей. Так проглотил он Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона.

Рея, беременная Зевсом, не желая лишиться последнего ребенка, укрыла его в тайной пещере на Крите, а Кроносу дала проглотить запеленатый камень. Возмужав, Зевс вступил в длившееся десять лет противоборство с отцом, в конце концов победил его и освободил из его чрева братьев и сестер, а самого Кроноса заточил в Тартар. После этого Зевс занял место Главного Бога, а освобожденные им братья и сестры составили его божественную свиту.

Теперь мир был сотворен, и в нем был установлен порядок, гарантом которого выступал Верховный Бог, воплощение архетипа Патриарха. Неоднозначность этого архетипа выразилась в том, что Верховный Бог, он же бог Неба, рассматривался, с одной стороны, как податель благ, а с другой как грозный громовержец, жестоко расправляющийся с непокорными.

Таков был, конечно, не только греческий Зевс, но и правящие боги всех без исключения народов.

У египтян эта роль принадлежала верховному богу Амону-Ра, олицетворению Неба и Солнца, которое одновременно дает живительный свет и невыносимый зной, у римлян – грозный Юпитер, в скандинавской мифологии – бог грома и молнии Тор, подобно Зевсу лишивший власти своего отца Одина, его древнеславянский аналог Перун, а у индусов – Индра, царь богов, покровитель военной дружины, громовержец.

Таким же предстает перед нами ветхозаветный Бог Саваоф, Бог воинств, Бога карающий и милующий, определяющий свой характер в следующих выражениях:

«Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого [рода], ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх.20:5-6).

Верховному богу, отражению архетипа Патриарха и носителю Мужского начала, во всех политеистических религиях должны соответствовать персонажи женского рода, а, учитывая полигамные отношения лидера первобытного стада с «элитными» самками, таких персонажей может быть много, с конкурентными отношениями между ними.

Именно такую картину мы наблюдаем в мифологии различных народов, в том числе и живших в значительном удалении друг от друга.

Множество жен и наложниц было у греческого Зевса: Метида, Фемида, Гера (последняя «официальная» жена Зевса), а также Евринома, Деметра, Мнемозина, Латона, Ио, Европа и многие другие. Согласно мифам, Гера часто пыталась наказать его и его любовниц за их измены.

Такая же картина наблюдается в отношении Индры, рядом с которым в Ведах также упоминается множество женщин — Апала, Тилоттама и другие, в том числе несколько «официальных» жен — Сена, Прасаха и Вилистега и Индрани (она же Шачи), «главная» жена, богиня ревности и гнева.

Процесс выделения «старшей» жены Верховного бога отражал реальный исторический тренд от полигамии к моногамии. Мифологии, приписывающие Верховному богу только одну жену, очевидно, соответствуют более поздним стадиям развития этого процесса.

Архетипы Охотника и Воина представлены во всех политеистических пантеонах как бог-охотник и бог войны.

Естественно, что на низших этапах развития общества преобладающее значение приписывалось богу охоты, от которого, как полагали, зависело благосостояние и выживание общества, получение благ в виде добытых охотой пищевых ресурсов. Примером здесь может служить скандинавский бог Улль, пасынок Верховного бога Тора, который представлен в мифологии как замечательный стрелок из лука. Все его стрелы попадают в цель, как бы далека и мала она ни была. Улль также быстрее всех бегает на лыжах. От него этому искусству научились и люди.

Позднее бог охоты уступает место богу войны, как бы отходя в тень, что соответствует реальной ситуации в обществе. Римский бог охоты Сильван и греческий Пан уже предстают перед нами в качестве леших, занятых скорее не охотой, а защитой диких лесов от незваных гостей. Это явно божества второго, если не третьего плана по сравнению с богами войны Марсом или Аресом. Такую же инфляцию претерпел индуистский Пушан, первоначально наделенный весьма важными функциями, а впоследствии почти забытый.

Промежуточный этап этого процесса представляет египетский бог Анхур (Онурис), который первоначально позиционировался как бог-охотник, а в более поздние времена – как бог войны, соответствующий греческому Аресу.

На древность фигур бога охоты и бога войны, казалось бы, представляющих исключительно Мужское начало, указывает выделение их женских ипостасей — богинь охотниц и богинь воительниц. Так, одной из наиболее почитаемых богинь Древней Греции была Афина, которую изображают обычно в воинском шлеме и с копьем. О ее популярности говорит то, что столица Греции до сих пор носит ее имя. Была у греков и специальная богиня победы – Ника, в римском варианте – Виктория.

Что касается женских ипостасей бога-охотника, у греков это Артемида, у римлян – Диана, у египтян – Нейт, у скандинавов – Скади, которую изображали, как и Улля, на лыжах и с луком в руках.

Любопытно, что в христианской иконографии мы тоже обнаруживаем отражения архетипов Охотника и Воина, представленные в образах святого Георгия, поражающего Змия и архангела Михаила, предводителя небесных воинств, изображаемого в виде воина с копьем. Имеется даже женская ипостась этих богов – икона Богородицы «Семистрельная», на которой Богородица изображена держащей в руках семь стрел или клинков.

Согласно древнегреческой мифологии, женой бога войны Ареса является Афродита – богиня любви и красоты, отражение одного из аспектов Женского начала или архетипа Великой матери. В римской мифологии ей соответствует богиня Венера. У египтян эту функцию выполняла богиня Хатхор в ее человеческой ипостаси, в скандинавской мифологии – богиня Сьёвн, в индуистской – богиня Рати. Можно заметить, что богиня любви и красоты в мифологиях высокоразвитых народов занимает одно из главных мест (Афродита, Венера, Рати) тогда как в более примитивных мифологических системах эта богиня относится к разряду малозначимых божеств (как, например, скандинавская богиня Сьёвн).

Другим аспектом архетипа Великой матери является архетип Покровительницы плодородия, который присутствует в виде архетипического образа богини плодородия в пантеонах всех без исключения религий. У греков это Деметра, у римлян – Церера, у египтян – Исида, у скандинавов – богини Сиф и Фрейя, у индусов – Лакшми.

Во всех мифологических системах представлены и боги искусства, поэзии, музыки, отражающие архетип Музыканта, барда. Они, как правило, изображаются с музыкальными инструментами.

В греко-римском пантеоне главным богом искусств считался Аполлон. Кроме Аполлона здесь присутствует такой персонаж, как Орфей – по одной версии смертный человек, возлюбленный Аполлона, по другой — сын фракийского речного бога Эагры и одной из муз, либо сын самого Аполлона и Каллиопы. Согласно мифу, Аполлоном ему была подарена золотая лира, с помощью которой можно было приручать диких животных, двигать деревья и скалы.

В древнеегипетской мифологии одна из главных богинь, Хатхор, в ее человеческом обличии изображалась с систром в руках. Но был у египтян и специальный бог музыки (по одной из версий, бог именно систра), Ихи или Харсомтус, приходившийся богине Хатхор сыном, а богу Гору – братом. Этот бог изображался в виде мальчика с «локоном юности» и систром.

В индуистском пантеоне функции бога искусства представляют боги Сута и Магадха.

В германо-скандинавской мифологии известен бог-скальд Браги, прославленный мудростью и красноречием, муж богини Идунн, изображаемый обычно с лирой или арфой.

Одним из популярных ветхозаветных персонажей, которому приписывают авторство одной из библейских книг, является пророк Давид, который прославлял Бога зачаровывающими песнопениями, сопровождая их игрой на псалтыри – инструменте типа арфы или гуслей. Известны изображения Давида, играющего на гуслях, весьма схожие с изображениями Орфея и Браги.

Мифические персонажи, воплотившие в чистом виде архетип Трикстера, имеют обычно второстепенное значение и встречаются в сказках, древних эпосах и мифах, соответствующих наиболее ранним этапам развития общественного сознания, что свидетельствует о древности этих образов. Таковы, например, божества индуистского пантеона Бала-Кришна или Дитя-Кришна, похищающий масло, и обезьяноподобный бог Хануман, который рос большим озорником и частенько подшучивал над отшельниками в горах, утаскивая у них вещи и предметы культа, и Сунь Укун, Царь обезьян, китайский аналог Ханумана. В мифологии ацтеков это койот Омо, именуемый Эуэкойотль, собственное имя которого означало «клеветник», так как он сеял вражду и устраивал раздоры между людьми. Вообще Койот или Лис – известный у многих народов образ трикстера.

В фольклоре фризов, саксов и скандинавов встречается мифическое существо Пак или Пэк, (у датчан Pokker) — лесной дух, аналог славянского лешего, пугающий людей или заставляющий их блуждать по чаще. В Англии его также называют Хоб (Хоббит) или Робин Славный Малый (Robin Goodfellow) и изображают в виде хулиганистого парня в зеленой одежде.

В ряде историй полинезийского народа маори в качестве классического трикстера выступает бог Мауи, один из основных мифических персонажей, совмещающий также функции Демиурга и Культурного героя.

В греческой мифологии черты трикстера угадываются в образах Гермеса, к детским проделкам которого мы еще вернемся, хитроумного Одиссея, коварного Сизифа, приговоренного за его своекорыстные обманы к «сизифову труду», а также Фаэтона, сына Гелиоса, укравшего у своего отца солнечную колесницу, чтобы прокатиться на ней, и едва не спалившего вселенную.

Наиболее ярким представителем божеств-трикстеров является германо-скандинавский бог Локи.

Черты Локи характерны для трикстеров: двуличность, изворотливость, хитрость, коварство. Часто Локи считают лживым, но это не совсем так: понятия «ложь» и «истина» для Локи просто отсутствуют. Он причинил много бед другим богам, в частности, привел к гибели бога Бальдра. С другой стороны, боги часто прибегали к его услугам в тех случаях, когда надо было проявить хитрость. Локи обладал способностью менять свою внешность. Так, он в образе прекрасной кобылы сманил коня по имени Свадильфари у ётуна-каменщика, строившего Асгард, чем избавил богов от необходимости отдавать последнему в жены богиню Фрейю. При этом Локи забеременел, после чего выносил и родил восьминогого жеребёнка Слейпнира, на котором впоследствии ездил Один. Последний сюжет подчеркивает детский, то есть андрогинный характер архетипа трикстера.

В христианстве роль обманщика-трикстера принадлежит Диаволу, имя которого означает «клеветник». В образе змея этот персонаж обманом побудил Адама и Еву съесть запретный плод древа познания, за что они были изгнаны Богом из Рая, а позже искушал Иисуса во время его пребывания в пустыне. Черты трикстера демонстрирует и евангельский персонаж Иуда Искариот, коварным поцелуем выдавший Иисуса воинам, пришедшим его арестовать.

В чистом виде образ трикстера используется главным образом в фольклоре и в мифологиях примитивных народов, тогда как в более развитых религиозных системах достаточно широко представлены такие более поздние модификации архетипа Трикстера, как архетип Культурного героя, архетип Целителя, архетип Мудреца.

Архетип Культурного героя нашел отражение в виде богов-кузнецов Гефеста у греков и Вёлунда (Воланда) у скандинавов, римского бога огня Вулкана, индуистского Агни, египетского Птаха, а также титана Прометея, который при помощи обмана похитил огонь у богов и принес его людям. В христианской иконографии этот персонаж изображается в виде архангела Уриила, чье имя означает «Огонь божий», которого изображают держащем в левой руке «пламень огненный».

Мифологическими воплощениями архетипа Целителя являются древнегреческий Асклепий и его римский аналог Эскулап, египетский Имхотеп, евангельский герой Иисус, прославившийся многочисленными исцелениями. Согласно мифологической традиции, первоначально все эти персонажи были реальными людьми, которых сочли богами за их необыкновенные способности.

Архетип Целителя, генетический связанный с преархетипом Андрогина, может воплощаться и в женских персонажах, как, например, дочь Асклепия Панакея (Панацея), скандинавская богиня Эйр, индуистская богиня Дхавантари, изображаемая с лекарственными растениями в обеих руках.

В христианской иконографии образ целителя представлен, помимо Христа, еще двумя персонажами. Весьма популярна икона святого Пантелеймона, предстающего в виде юноши-целителя, держащего ложечку или перо в правой руке и ларец с лекарствами в левой. Этот иконописный образ весьма схож с изображением архангела Рафаила, имя которого переводится как «Исцеление Божие» или «Врачевание Божие». Рафаил тоже изображается в виде прекрасного юноши, держащего в правой руке ложечку, а в левой – чашу с целительными снадобьями. Молодость и безбородость этих персонажей, отмечаемая как нечто необычное ревнителями христианских иконописных канонов, на самом деле вполне объяснима изначальной андрогинностью архетипа, лежащего в их основе.

Отдельного внимания заслуживают отражения в мифологии архетипа Мудреца, являющегося наиболее поздней модификацией архетипа Трикстера. Как указывалось выше, мифологическая традиция подчеркивает изначально человеческую природу богов-целителей, что, возможно, дало повод Эвгемеру предложить свою гипотезу о происхождении богов. Персонажи-мудрецы, имеющие еще более позднее происхождение, обычно вообще не считаются богами, их скорее можно отнести к классу пророков. Такова, например, фигура библейского пророка Моисея, считающегося основателем монотеистической иудейской религии и автором первых пяти библейских книг. Это, безусловно, мудрец, обладающий чертами мага-чудотворца, а также чертами трикстера: ему удалось обмануть египетского фараона и при помощи обмана и хитрости освободить евреев из египетского рабства. Его трикстерную природу подчеркивает и зафиксированный в Библии рассказ о детстве Моисея, где он предстает как ребенок-подкидыш. По одной из версий, имя Моисей (Мошэ) означает «младенец» или «подкидыш».

В евангелии от Луки мы обнаруживаем соединение образа мудреца с образом младенца в рассказе о том, как потерявшегося двенадцатилетнего Иисуса родители нашли в храме, «сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (Лук.2:46-47).

Классический образ мудреца имеет Лао-Цзы («Младенец-Мудрец»), наличие реального прототипа которого, как и наличие прототипа евангельского Иисуса, является предметом дискуссии. Заметим, что и Лао-Цзы и Иисус, изначально представавшие в мифологии в качестве реальных людей, впоследствии были обожествлены. Такова же была судьба царевича Гутамы, обожествленного под именем Будды. И Лао-цзы, и Иисус и Будда являются довольно поздними персонажами, появившимися уже после формирования основных мифологических систем и пантеонов и предстающими в качестве реформаторов или антагонистов прежних религий. Но даже если мы обратимся к более древним отражениям архетипа Мудреца, к которым, несомненно, относятся образы египетского бога Тота, эллинистического Гермеса-Трисмегиста, германо-скандинавского Одина, ведического Нарады, в них обнаружатся те же мотивы: мотив младенца-мудреца, мотив человеческого происхождения, мотив получения знаний свыше в форме откровения.

Например, имя полубожественного древнеиндийского мудреца Нарады, авторству которого приписывают несколько гимнов Риг-веды, буквально переводится с санскрита как «низший из людей» (нара — человек; да-х — низший). Согласно легенде, он был сыном простой служанки, то есть принадлежал к низшему социальному слою. В детстве с Нарадой произошел примечательный случай: подобно маленькому Иисусу он получил возможность беседовать на различные духовные темы с мудрецами-брахманами, от которых получил различные благословения. После смерти матери от укуса змеи, в довольно юном возрасте Нарада ушел скитаться по лесам в поисках просветления и постижения Абсолютной Истины, созерцать которую был удостоен во время медитации, подобно Будде.

Это типичная история обыкновенного человека, ставшего мудрецом благодаря полученному им откровению. А дальше начинается его обожествление: в Пуранах, священных писаниях индуизма, Нарада описывается как частичная аватара Бога, наделённая особыми полномочиями совершать различные чудеса ради служения Вишну.

Любопытную переходную версию от архетипа Шамана-чудотворца к архетипу Мудреца являет германо-скандинавский бог Один (Вотан). Этот бог предстает перед нами в образе одноглазого старца в синем плаще и войлочной шапке, сопровождаемый двумя воронами или двумя волками и вооружённый волшебным копьем Гунгнир. Свой глаз Один отдал Мимиру, великану, охраняющему источник мудрости. Одином было совершено и другое самопожертвование во имя мудрости: чтобы постичь силу рун он, принеся самого себя в жертву, девять суток провисел на стволе ясеня Иггдрасиля, прибитый к нему своим же копьём. Подобно Лао-цзы, Иисусу, Будде, Моисею, Нараде, Один всю жизнь проводит в странствиях, перевоплотившись то в бедного старца, то в уродливого карлика.

Очень слабо просматриваются следы человеческого происхождения в образе египетского бога мудрости Тота, что и немудрено, учитывая глубочайшую древность этого образа. Однако тот факт, что в гермопольской космогонии, где впервые упоминается Тот, он представал божеством, не принадлежащим к Огдоаде – Восьмерке главных богов, свидетельствует о его более позднем происхождении.

Согласно легендам, Тот был обожествленным царем Египта, правившим в очень древнюю эпоху, которую древнеегипетский историк и жрец Манефон назвал «эпохой царствования богов».

В позднейшей древнеегипетской мифологии Тот считался покровителем образования и письма, изобретателем или учредителем большинства религиозных обрядов, занимая в пантеоне богов почётное место писца, секретаря и советника верховного бога Ра.

Являясь воплощением андрогинного преархетипа, египетский бог мудрости имел и женскую ипостась в виде богини Сешат, имевшей неопределенный статус: она была то ли дочерью Тота, то ли его женой.

В эллинистический период египетский бог мудрости Тот был отождествлен с греческим Гермесом, которому ранее такие функции не приписывались. В результате этого отождествления возник синкретический образ Гермеса Трисмегиста, центральной фигуры герметизма и легендарного основателя алхимии.

Любопытно, что, несмотря на явно искусственное происхождение образа Гермеса Трисмегиста, все источники в один голос сообщают о наличии его реального исторического прототипа. Такова сила архетипа – он выстраивает в нашем сознании вполне определенные образы, не обращая внимание ни на какие возражения или рациональные доводы.

Наиболее ранние из дошедших до нас упоминаний о Гермесе Трисмегисте обнаружены в трудах раннехристианских авторов Лактанция и Блаженного Августина, которые, ничтоже сумняшеся, описывают его как реального человека и автора ряда «герметических» трактатов. Они даже пытались определить эпоху, в которую жил предполагаемый Трисмегист. Лактанций полагал, что Трисмегист гораздо древнее Пифагора и Платона, а Августин уточнял, что хотя он и старше греческих мудрецов, но моложе Моисея. Другой христианский авторитет, Климент Александрийский, перечисляет книги, которые, как он полагал, были написаны Гермесом. Даже Казобон, подвергший критическому анализу некоторые тексты герметического корпуса, не отрицал факт существования реального Гермеса Трисмегиста. Вплоть до первой половины XVIII века Трисмегиста рассматривали как реальное историческое лицо.

Раз уж речь зашла о греческом боге Гермесе (не путать с позднейшим синкретическим образом Гермеса Трисмегиста!), следует остановиться на этой примечательной мифологической фигуре.

Гермес, как и его римский аналог Меркурий, предстает перед нами в качестве бога торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, а также покровителя глашатаев, послов, пастухов и путников.

В этих функциях можно угадать черты трикстера. Эта догадка подтверждается традицией изображать Гермеса-Меркурия в образе мальчика или безусого юноши в крылатых сандалиях и с кадуцеем в руках, а также его служебной, вспомогательной ролью в пантеоне.

Меркурий приходится верховному богу Зевсу сыном, (что подчеркивает его близость с архетипом Младенца), в его образе не выражены черты мускулинности (благодаря чему в алхимии и оккультизме он символически изображает понятие андрогинности, бесполости).

Если верить насмешнику Лукиану, ещё младенцем Гермес в шутку украл скипетр у Зевса, трезубец у Посейдона, у Гефеста щипцы, у Афродиты пояс, золотые стрелы и лук у Аполлона и меч у Ареса.

Согласно другой версии, будучи грудным младенцем, проказник Гермес покинул свою колыбель и отправился в Пиерию, где угнал пятьдесят коров, которых пас Аполлон. А чтобы их не нашли по следам, он привязал к их ногам ветки (либо надел на них сандалии) и пригнал в Пилос, где укрыл в пещере. Эти легенды выдают принадлежность образа Гермеса-Меркурия к классу богов-трикстеров, о которых уже было сказано выше. Однако следует обратить внимание на одну существенную особенность этого образа.

Согласно основному мифу, Гермес является посланником Верховного бога, посредником между богами и людьми, а также проводником душ умерших в подземное царство Аида. Именно это позволит впоследствии соединить образ Гермеса с образом бога мудрости Тота в фигуру Гермеса Трисмегиста. Но между фигурами бога-посланника и бога мудрости есть еще одна существенная связь. Как мы уже убедились, человек становится мудрецом, получив откровение от Бога, а бог-посланник как раз и является тем агентом, который приносит это откровение в мир людей, подобно тому, как Прометей принес им огонь. Мудрец-пророк тоже является своего рода посредником между Богом и людьми. Тем не менее, в мифологии эти две фигуры представлены обособленными персонажами.

Фигура божественного посланника, посредника между Богом и людьми приобретает особое значение в монотеистических культах, где Бог только один, и находится он в ином, параллельном земному, мире. В такой ситуации возникает проблема коммуникации между Богом и людьми. Эта проблема разрешается за счет введения дополнительных промежуточных существ – ангелов. Среди ангелов, составляющих целую иерархию или «небесное воинство», в христианстве и исламе выделяется архангел Гавриил (евр. Гавриэль, араб. Джибрил), специализирующийся на функции посланца Бога (это именно он принес Деве Марии благую весть о том, что она станет матерью Христа, а также, согласно церковному преданию, предупредил Богородицу о её кончине за несколько дней до неё).

Подобно Гермесу, Гавриил изображается в виде красивого юноши с крыльями и «райской ветвью», заменившей кадуцей.

В иудаизме за Гавриэлем сохранилась и функция Гермеса как проводника в царство мертвых.

В качестве бога подземного мира, повелителя страны мертвых в древнегреческой мифологии предстает Аид (Гадес), старший сын Кроноса и брат Зевса. Подобно Зевсу, он изображается могучим, зрелым мужем, восседающим на троне, с двузубцем или жезлом в руке, а рядом с ним обычно изображается страшный трехголовый пес Цербер, охраняющий вход в царство Мертвых. В римской мифологии греческому Аиду соответствует Плутон, изображаемый сходным образом. В индуизме роль владыки мертвых принадлежит богу Яме, чье имя в переводе означает «близнец». Первоначально Яма был богом солнца (близнец богини луны), впоследствии утреннее, дневное и вечернее солнце оказалось представленным разными божествами, а Яме досталась последняя (вечерняя) фаза «умирающего» Солнца. Развиваясь в антропофизическом направлении, представление Ямы, как солнечного бога, перешло в представление о нём, как о первом умершем человеке, открывшем последующим поколениям людей путь в загробный мир. На дальнейшей ступени развития религиозной мысли Яма является уже мрачным, карающим богом смерти, который ходит по земле и намечает свои жертвы. Его сопровождают две страшные собаки, называемые его послами и уносящие обреченных смерти людей (аналогия с греческим Цербером).

В некоторых мифологиях роль владыки Подземного мира принадлежит женским персонажам, как, например, египетская богиня Запада (то есть царства мертвых), покровительница умерших богиня Аментет. Обычно она изображалась в образе женщины с иероглифом «запад» («аментет») на голове. Именно она встречала умерших в стране мертвых — Дуате.

В скандинавской мифологии мы встречаем богиню подземного мира Хель или Нифльхель, одно из трех чудовищ, порожденных великаншей Ангрбодой от бога Локи.

В христианстве Преисподняя предстает в виде места мучений грешников, Ада, «геенны огненной», а владыкой этой страшной области является сам Сатана.

Тот же Сатана совмещает функцию разрушителя, уничтожителя, являющуюся отражением архетипа Угрозы. В этой ипостаси он предстает в качестве Змея – одного из животных, образ которого подсознательно рождает страх и ощущение опасности. В греко-римской мифологии ту же роль играет змееподобное чудовище Тифон, имеющее на затылке сто драконьих голов с черными языками и огненными глазами, последнее порождение Геи (Земли), зачатое от Тартара. В эллинистическом Египте Тифон был отождествлен с египетским Сетом, богом песчаных бурь, смерти, опустошения и других несчастий. Сам же сет изображался, как правило, с длинными ушами, красной гривой и красными глазами (цвет смерти, то есть пустынного песка), а иногда в виде крокодила, змея или черного кабана.

В ведическом пантеоне воплощением всего самого ужасного и разрушительного считается Рудра, именуемый также Пашупати, то есть Хозяин Зверей. Изображался он в виде охотника, одетого в шкуры животных, с черными волосами, стянутыми в узел. В таком облике он путешествовал по миру, охотился в лесах с помощью своего лука и черных стрел. Жители Древней Индии полагали, что его стрелы несут смерть и болезни. Образ Рудры может показаться слишком антропоморфным для олицетворяемых им функций, однако этот образ дополняется произошедшими от Рудры ужасными существами, именуемыми Рудрами, представлявшими собой стремительные и свирепые, похожие на змей исчадия, которые всюду следовали за отцом и бросались на всех кого видели.

Отдельный класс богов представляют присутствующие во всех религиях земледельческих народов умирающие и воскресающие боги, являющиеся мифологическими отражениями с одной стороны, архетипа героя, с другой – комплекса архетипа пастуха и мужской ипостаси покровительницы плодородия. Эта категория богов, в силу принадлежности к ней евангельского героя Христа, как известно, преданного жестокой казни и на третий день воскресшего, достаточно хорошо исследован, поэтому мы коснемся ее достаточно бегло, перечислив лишь основные мифологические сюжеты.

Раннюю версию истории умирающего и воскресающего бога представляет миф об Адонисе. Адонис (изначально – финикийский бог Адон), славящийся своей красотой, был пастухом и охотником на зайцев. В него влюбляется богиня любви Афродита. Однако на Идалийской горе на Адониса нападает свирепый вепрь и убивает, ударив клыком в бедро. По одной версии, в вепря превратился Арес, любовник Афродиты, по другой, Адонису таким образом отомстила отвергнутая им Персефона. Афродита оплакивает убитого Адониса и прячет его труп а латуке. Уже спустившийся в подземное царство Адонис был вызволен оттуда по воле Афродиты и превращен ею в цветок анемон. Гигин рассказывает эту историю иначе: якобы Афродита передала младенца Адониса на воспитание Персефоне, богине царства мертвых, которая не пожелала потом с ним расстаться. Афродита и Персефона судились из-за Адониса, и Каллиопа рассудила, что они должны владеть им по половине года: осень и зиму он должен проводить под землей, в Аиде, а весну и лето – на земле. Эти две, казалось бы, совершенно разные версии объединяет один сюжет: смена времен года, умирание и возрождение природы. Древние греки считали, что благодаря Адонису расцветали цветы весной и зрели плоды летом, зимой же природа оплакивала ушедшего бога.

В одной из версий мифа Адонис предстает возлюбленным Диониса, бога виноделия, растительности, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза, а орфики прямо отождествляли этих персонажей, считая их одним богом. Действительно, в мифах об Адонисе и Дионисе имеются параллели. Дионис (он же Вакх) тоже сходил в Аид, правда, по своей воле, чтобы вызволить оттуда свою земную мать Семелу, ставшую богиней Фионой. Превратившись в быка, он был растерзан титанами, а по другой версии – своими обезумевшими спутницами – вакханками, но затем возродился.

Некоторые исследователи проводят аналогию между Дионисом и Осирисом, богом возрождения, царем загробного мира в древнеегипетской мифологии, истории которых имеют некоторые общие черты.

Согласно упоминаниям в древнеегипетских текстах и рассказу Плутарха, Осирис был старшим сыном бога земли Геба и богини неба Нут, братом и мужем Изиды, братом Нефтиды, Сета, отцом Гора, Анубиса. Он был четвёртым из богов, царствовавших на земле в изначальные времена, унаследовав власть прадеда Ра, деда Шу и отца Геба. Усыпальница Осириса находилась в Абидосе.

Царствуя над Египтом, Осирис научил людей земледелию, садоводству и виноделию, но был убит своим братом, богом Сетом, желавшим править вместо него. Жена Осириса, его сестра Изида, нашла его труп и стала оплакивать его вместе со своей сестрой Нефтидой. Ра, сжалившись, посылает шакалоголового бога Анубиса, который собрал рассыпавшиеся (а по другому варианту — разрубленные Сетом) части Осириса, забальзамировал тело и запеленал его. Единственной частью тела Осириса, которую Исида так и не смогла найти, был фаллос: его съели рыбы. Тогда Исида вылепила фаллос из глины, освятила его и прирастила к собранному телу Осириса. Превратившись в самку коршуна — птицу Хат, Исида распластала крылья по мумии Осириса, произнесла волшебные слова и забеременела. Таким образом она как бы возродила Осириса в виде его сына Гора, который стал его наследником и мстителем за отца. Гор воскрешает Осириса, дав ему проглотить свое око. Однако Осирис не возвращается на землю и остается царем мёртвых, предоставляя Гору править царством живых.

Подобно Дионису, Осирис всегда изображается с тем или иным растением: из пруда перед его престолом растет или лотос или ряд деревьев и виноградная лоза; иногда увит гроздьями винограда и весь балдахин, под которым сидит Осирис; иногда его самого обвивают виноградные лозы. В некоторых случаях он изображался с головой Быка, что тоже имеет аналог в дионисийском мифе.

В германо-скандинавской мифологии роль умирающего и воскресающего бога досталась Бальдру, сыну Одина и Фригг, богу весны и света, покровителю растительности и земледелия. Бальдр так красив и чист душой, что от него исходит сияние. Это самый светлый среди богов, с его приходом на земле пробуждается жизнь, и всё становится краше.

Согласно легенде, Фригг взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Но бог-трикстер Локи, узнав, что Фригг ещё не взяла клятвы с омелы, сделал из этого растения стрелу и хитростью заставил слепого Хёда выстрелить в Бальдра. Стрела попала точно в сердце. Хёд за этот поступок был убит своим разгневанным братом Вали, а Локи избежал наказания.

Хермод отправился в царство мёртвых, чтобы предложить выкуп за брата. Хель, повелительница подземного королевства, сказала, что вернёт Бальдра к жизни, если весь мир будет о нём плакать. Асы разошлись в разные стороны, чтобы обойти весь мир, но им встретилась великанша Токк (в которую обратился Локи) и сказала, что она не будет плакать о Бальдре. Так Бальдр остался в царстве мёртвых. Именно после этого события боги заковали Локи в пещере, где он должен был ожидать конец Света — Рагнарёк.

В индуистской мифологии в качестве умершего и воскресшего бога выступает Кама, бог любви, сын Лакшми и Вишну. Подобно греческому богу любви Эроту, Кама изображается в виде крылатого юноши с луком из сахарного тростника и пятью стрелами из цветов. Согласно легенде, Шива испепелил Каму взглядом своего третьего глаза за то, что тот осмелился выстрелить в него своей стрелой, желая вызвать у Шивы любовь к Парвати. Впоследствии Шива, уступив мольбе Рати, супруги Камы, сделал так, что Кама возродился в теле Прадьюмны, первого сына Кришны и Рукмини.

Разумеется, в этой небольшой статье не были затронуты ВСЕ устойчивые комплексы ощущений и представлений, которые принято называть «архетипами», однако тот факт, что выведенные нами из естественноисторических условий формирования человеческого сознания «архаические остатки» психической деятельности длинной череды наших предков нашли свое отражение в центральных мифологических сюжетах и персонажах, позволяет расценивать их в качестве основных элементов коллективного бессознательного.