Ксюша

 

С Серегой, моим бывшим одноклассником мы обычно встречались раз в два месяца в кафе, до которого добираться нам было примерно одинаково. Но в этот раз он предложил поехать в другое место. Я не стал возражать, но спросил:

— А чего туда?

— Понимаешь, — он немного замялся, — мне сказали, что я могу там одного человека встретить, но это не точно, я и подумал – съездим с тобой, встретим – хорошо, нет – просто пообщаемся. И потом мне одному как-то….

— Не темни, Серёга, — перебил я его, — что за человек? Женщина?

— Ну, конечно, женщина.

— Кто она? Из бывших подруг?

— Да ты, наверное, не помнишь: Ксюша.

— Чего ж не помнить – помню. Потрясающе красивая была девчонка.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он, — я и сам-то не очень помню. Двадцать пять лет прошло.

Мы посокрушались, что можем оперировать такими числами, как двадцать пять, тридцать, и я, и он никак не могли поверить в то, что нам за пятьдесят.

— Как у тебя на работе? – спросил он.

— Ничего нового, платят и ладно, — ответил я, — слушай, расскажи-ка мне про свою Ксюшу, я про неё почти ничего не знаю. Как-то непонятно всё у вас тогда получилось.

«Да я и сам не очень всё понял», — подумал Сергей.

В маршрутке людей было немного, да они ещё и попали в приличную «пробку», и так получилось, что Сергей сначала неохотно, но стал рассказывать, а потом увлёкся.

«Ксюша была дочкой друзей моих родителей. Впервые я увидел её совсем крошкой. Мне было лет семь, но до сих пор отчётливо помню, как мы с мамой пришли в их старую квартиру и малышку в коляске: сморщенное личико и ручки с малюсенькими пальчиками, которые мне очень хотелось потрогать.

Второй раз мы встретились на её свадьбе: мама не хотела идти одна и уговорила меня пойти с ней. Ксюша так понравилась мне! Даже не столько внешностью, хотя она была очень красивой, сколько необыкновенной живостью и блеском глаз. Я всё время украдкой наблюдал за ней и был просто счастлив, когда она, танцуя с женихом, вдруг оттеснила мою партнёршу к жениху, и оказалась в моих объятиях. После свадьбы я чуть не плакал и жаловался маме: «Ну почему мне так не везёт? Почему я не встретил её раньше?». Помню, мама тогда сказала, что у Ксюши редкое и тяжёлое заболевание крови. И, дай Бог, если обойдётся…..» .

Третья их встреча (я знал об этом) произошла на похоронах его мамы. Людей было очень много: и на кладбище, и дома: она была крупным учёным, хорошим врачом и замечательным человеком. В их довольно большой квартире не хватило места для всех, и одни группы людей сменяли другие. Сотрудники по клинике и институту, родственники, друзья и соседи. Я бы ушёл, чтобы не занимать место, но Серёга не отпустил меня, и я просидел за столом довольно долго и слушал, слушал слова о его матери. Дело было не только в том, что её любили близкие и уважали сотрудники, почти каждый, кто говорил о ней, был чем-то ей обязан. Одних вылечила, этого спасла от увольнения, этой помогла родить (у женщины пять лет не было детей)…. Мне тоже было что сказать. Когда меня за драку хотели выкинуть из школы, она (и ещё Юркин отец) сумели отстоять меня. А ещё брала мне путёвки в лагерь, и устроила, когда я не поступил в институт, на работу в клинику. Не меньше меня могли вспомнить и другие Серёгины друзья. Да одно то, что она терпела наши гулянки на праздники в их квартире…

Большинство людей говорили о ней сквозь слёзы, кому-то стало плохо, одна женщина-сотрудница не смогла договорить и заплакала. Я тоже не смог сдержать слёз, вспомнив, как утешала меня, когда я не поступил, отпаивая чаем и угощая своим чудесным домашним печеньем…. Да что там я со своими переживаниями? Я и все эти люди ушли, и, думаю, что многие, как и я вскоре забыли, а он остался. Он как раз и не плакал, но меня пугало его почти белое лицо с безжизненным взглядом. Представляю, каково ему было, ведь он очень любил маму….

Сергей продолжал рассказывать:

«….Мне до сих пор стыдно, что я на маминых похоронах заметил Ксюшу и даже поговорил с ней. Она громко расплакалась: мама лечила её, и даже возила в Москву в больницу.

А через несколько дней Ксюша мне позвонила, и мы встретились. Она сразу предложила поехать ко мне, но я отказался. «Боюсь, ты делаешь это из жалости», — сказал я, – чувствовал, что она не любит меня. Я довольно долго избегал её, не отвечал на телефонные звонки или вешал трубку. Даже сменил маршрут дороги домой. Тогда она стала по вечерам ждать меня у парадного и приходить ко мне на работу. В конце концов, я сдался, забыл о своих сомнениях, и всё вокруг перестало для меня существовать, кроме моей ненаглядной Ксюши. Жалел я только о том, что мама не видит меня счастливым. Ксюша перебралась ко мне, и всё было хорошо: мы строили планы на будущее и ездили в гости к её родителям. Все смирились, кроме Ксюшиного мужа: он везде находил нас, просил её вернуться и лез со мной драться. Ксюша очень расстраивалась, да и я его жалел. Как оказалось, зря: примерно через месяц Ксюша ушла от меня. «Неужели ты ничего не понял?» — сказала она мне при расставании.

Я, действительно, ничего не понял. По-моему, ей не было скучно со мной, и я пытался ей ни в чём не отказывать, тем более, что проблем с деньгами у меня тогда не было. Мы регулярно устраивали вечеринки, бегали по киношкам и театрам, ходили в ресторан. Хотя мне после работы как-то больше хотелось побыть дома. С ней вдвоём, конечно. До сих пор помню, как читали друг другу по очереди рассказы Чехова, Грина и Куприна. А ещё слушали песни Окуджавы и Дольского и полюбившегося ей Альбинони.

Да и в постели у нас всё было хорошо, не зря же соседка снизу написала в милицию заявление, что у нас по ночам….., ну, в общем, она много чего написала: участковый дал нам почитать. Он пришёл с грозным видом, но когда увидел Ксюшу, как-то весь обмяк и подобрел.

Разве что по потолку, Ксюша не походила. Это её выражение: «Сделай так, чтобы я улетела и походила по потолку».

Ну, не из-за выпивки же она ушла…. я безуспешно пытался не давать ей пить. А пили мы почти каждый день, я и сам был не прочь, потому что боль от утраты мамы, несмотря на любовь, не проходила. А выпивка притупляла, и я даже боялся, что сопьюсь. А Ксюша любила выпивать, хотя ей было нельзя из-за болезни. Вот я иногда и взбрыкивал, и в те редкие дни, когда мы оставались дома, отказывался покупать дежурную бутылку. Она злилась….

Ну, не понимаю я, почему она бросила меня: как-то не пришла ночевать, а через пару дней позвонила и, договорившись со мной о встрече, вернула какие-то книжки, которые брала у меня, сказала это своё про «не понял», и всё…

Мне было и обидно и больно, почему-то немного утешало, что она не просто ушла от меня, а, как я узнал, вернулась к мужу. От любви редко умирают, и я не умер. Ну, попереживал чуток: проворочался в тоске с десяток ночей, тебе пару раз похныкал в жилетку, портвейна озерко выпил, да и… .Я ведь один жил, и на работе у меня коллектив женский: от жалостливых отбоя не было, так что довольно скоро позабыл я Ксюшу, а потом и женился. Со временем от обиды на неё и следа не осталось, и вспоминал я о ней с теплотой и благодарностью. Я периодически узнавал у своей тётки, как у Ксюши дела и меня радовало, что со здоровьем у неё наладилось, а, главное, через год она родила девочку, хотя до меня у них с мужем с детьми не получалось».

Рассказ свой Свергей закончил уже в кафе.

— А может ребёнок от тебя? – спросил я.

— Я так и знал, что ты это спросишь, — сказал Сергей. — Нет, точно нет. У неё потом и сын родился. Тётка говорила: хорошие дети получились. А вот она…., — он не договорил и замолчал.

— Слушай, Серёга, — спросил я, — а чего мы тут сидим? Ты что свою Ксюшу в этой занюханной кафешке встретить собираешься.

Он вдруг уставился на какую-то тётку лет пятидесяти, которая подошла к стойке, и заказала «сто грамм». У неё было обрюзгшее лицо, лицо пьющего человека.

— Это она, — сказал Серёга.

— Кто она?

— Ксюша, — ответил он. — Ты поезжай. Ладно?