Кусто. Легенды и мифы. Эпилог. До встречи, коммандан!

Я завершаю публикацию в Интернете моей книги «Кусто. Легенды и мифы» о плавании через Атлантику турбопарусной яхты «Алкиона». Надеюсь, мой репортаж-дневник об этом памятном путешествии был для читателей интересным и познавательным, сиречь полезным. Пришла пора послесловия.
Как сложилась дальнейшая судьба капитана Кусто, «Алкионы» и её команды после испытательного трансатлантического перехода первого в мире турбопарусника? По каким морям пролегали их пути? В какие порты они заходили? Почему не побывали в Баренцевом и Охотском морях, в устьях сибирских рек? С какой целью легендарный капитан оказался на берегу Останкинского пруда в стужу? Понравился ли Жаку-Иву Кусто борщ в столовой Нового Вавилона? Как затонула любимица Кусто «Калипсо» и потерпел ли он сам кораблекрушение? Когда ждать нового пришествия капитана планеты? Об этом – в эпилоге моей книги «Кусто. Легенды и мифы», полный текст которой можно прочитать на портале «Проза.ру» https://proza.ru/avtor/vikriv1 , а главы с YIII по XIY на моей странице этого сайта.

Эпилог
С той дивной эпохи длиной в полтора месяца морских миль прошло полтора сухопутных года… За это время я мало что слышал о дочери Эола…
На незыблемую советскую державу обрушилась стихия перемен – и поколебала… Разыгралась Перестройка. Многообещающая увертюра… Неслыханная в отечественной истории свобода выражения… Потоки фраз. Но никакого движения… Новости забуксовали и обратились в нудные повторы. Информационное поле оскудело. Всемирная паутина тогда ещё не соткалась. Она появилась лет через пять и стала общедоступной только со второй половины 90-х. Так что ручеёк вестей из-за рубежа в те поры был тонок. А наша пресса всецело сосредоточилась на переосмыслении отечественной истории и ускорении поворота к «социализму с человеческим лицом». В этом море разливанном я выловил лишь пару утлых невня заметок о турбопаруснике «Альцион»…(?)… с досадными фактическими несуразицами о неведомой заморской полумифической диковинке. Но более всего меня опечалила неверная интерпретация имени дочери Эола в названии судна. Стоит ли так огорчаться, скажете вы. Стоит. Вопрос принципиальный. Надо внести в него ясность.

Итак, она звалась…
В русскоязычных публикациях о турбопаруснике Кусто, наряду с Алкионой, иногда можно встретить иные транскрипционные варианты названия этого многозначительного судна: Альцион, Альциона, Альсион, Альсионе. Из них только Альциона имеет значение в русском языке и фигурирует в энциклопедических словарях как звезда в созвездии Тельца, ярчайшая в скоплении Плеяд. До своего космического призвания она была дочерью титана Атланта и океаниды Плейоны, возлюбленной Посейдона. Интересно, что Альциона – олатыненное имя Алкионы, но не дочки бога ветров, а одной из семи сестёр Плеяд. Однако это совсем другой миф. Другая интрига. И никакого отношения к ветру, если не считать девичьей ветрености и воздушности голубок-плеяд, носивших в своих клювиках амброзию Зевсу… Теперь вы понимаете, как важна содержательная сообразность для адаптационной передачи названия объекта с одного языка на другой, когда в него с помощью универсальных культурных кодов – понятий и имён — вкладывается прикладной смысл, указывающий на специфику данного объекта (эк завернул! – но не пугайтесь, сия тирада адресована, главным образом, псевдоакадемическим педантам-путаникам от филологии и иже с ними…). Посудите сами, четыре выше приведённых имени ничего не скажут вам о характере судна. Тогда как «Алкиона» даст любому достаточно образованному человеку предварительные сведения о своих особенностях… Во всяком случае, намекнёт на ветровую родословную и ветряное призвание…
Влюблённый в древнегреческие мифы с отроческих лет, я слёту сообразил, что за французской гречанкой в латинской транслитерации Alcyone (Альсион) стоит русская эллинка Алкиона, сохранившая в своём имени оригинальную греческое звучание и близкую к греческому письму графику за исключением добавленного женского русского окончания «а» и расхождений в написании «о» и «н». Сообщив Кусто, что именно так по-русски зовётся эолова дочка Ἁλκυών, я спросил у него, как, на его взгляд и слух, было бы правильно называть корабль в русскоязычных СМИ и литературе: Альсион или Алкиона. Кусто уловил логический акцент и утвердил мой вариант, подчеркнув, что речь идёт об имени собственном мифологического персонажа — и для понимания смысла названия судна нужно писать и произносить его так, как принято в языке перевода. Если в русском языке дочь Эола Алкиона, то так тому и быть… Я облегчённо вздохнул, потому что ещё до одобрения Кусто в первой же корреспонденции назвал турбопарусник по собственному разумению Алкионой и убедил начальство в своей правоте. В этом мне помогла богиня красоты и любви… Венера Милосская. По-французски она зовётся Venus de Milo — Венюс де Мило. Тем не менее, мы величаем её по-нашему, хотя она проживает в Лувре и имеет французское гражданство. Этот довод очаровал главного редактора. А Кусто оценил мелодию русского звучания имени эоловой дочки, и иногда в разговоре со мной использовал его наряду с французским. Итак, с той поры, она звалась «Алкионой»…

Морковные котлеты в Новом Вавилоне
Вероятно, мои подробные газетножурнальные публикации и выступления на Всесоюзном радио и Центральном телевидении о плавании на турбопаруснике «Алкиона» остались незамеченными советскими коллегами… Интернет же как кладезь полезной информации пребывал в эмбриональном состоянии. И редкие новости об «Алкионе», схваченные нашими зарубежными корреспондентами на лету и переданные второпях по испорченному телефону/факсу, грешили неточностями. Полагаться на них не стоило.
Но я знал планы Кусто и время от времени получал открытки и письма от моих товарищей. Это позволяло мне мысленно следить за кругосветкой дочери Эола. По моим прикидкам выходило, что ей давно бы пора объявиться у берегов советского Дальнего Востока. Однако никаких сообщений на этот счёт не поступало…
Неведение томило. Как вдруг в первых числах января 1987 года Жак-Ив Кусто нагрянул в Москву собственной персоной. Он прибыл, чтобы пригласить советских коллег на борт «Алкионы» для совместных исследований. Коммандан держал слово. Другой целью его визита был показ новых лент его одиссеи на советском телевидении.
Мы встретились в Останкинском телецентре, куда я был послан для сопровождения Кусто к руководству Гостелерадио СССР на Пятницкую. Жик показался мне осунувшимся — не столь энергичным и бодрым, каким был ещё полтора года назад. «Сдаёт… — опечалился я. – Всё-таки 77 на носу…» Но, приглядевшись, понял, что причиной не лучшей формы Кусто была обыкновенная усталость и недосып. К тому же Жик явно продрог. Он был в лёгком коротком спортивном пальтишке с капюшоном, а между тем в Москве стояли тридцатиградусные морозы. Что и говорить, легкомысленный наряд для русской зимы. Кусто уловил моё сочувствие и в ответ приободрился. Приосанился. Лихо притопнул ногой, обратив внимание на голландские ботинки на меху, которые успел купить по случаю перед самым отъездом в Москву. Жик с нездешней непосредственностью радовался обновке и уверял, что чувствует себя в замечательных ботинках вполне комфортно — как в валенках…
Когда мы вышли на мороз и направились сквозь метелицу к дежурному авто, возникло видение розовой птицы… Длинные тонкие ноги, массивный клюв… Фламинго в завьюженной Москве… На берегу Останкинского пруда подо льдом…
Большой горбатый нос Кусто местами побелел, местами раскраснелся и особенно рельефно выделялся на тонком загорелом лице. Не иначе, капитан пожаловал к нам из южного полушария. Моё предположение подтвердилось: Жик сообщил, что ещё вчера был в Новой Зеландии, куда приплыл на «Калипсо», оставив «Алкиону» где-то между Полинезией и Микронезией. Назавтра ему предстояло вылететь в Токио… Время капитана планеты в Москве было сжато до предела и расписано по минутам. Тем не менее, я изловчился провести с ним полдня и основательно побеседовал в паузах. Сначала в Останкине. Потом в машине по пути на Пятницкую, 25, где размещались наивысшие чины Гостелерадио и моя «фирма» — Иновещание. Продолжилась наша беседа в столовой, куда я пригласил Кусто, чтобы отдать давнишний долг – обещанный в Атлантике борщ. Столовая на Пятницкой славилась тогда на всю страну своей изысканной ресторанной кухней — и я не ударил в грязь лицом… Фирменный борщ капитану понравился. Но как я ни пытался навязать ему вторым блюдом шницель по-министерски, или котлету по-киевски, или вырезку под брусничным соусом, Жик решительно отклонил скоромные порционные яства и остановил выбор на морковных котлетах… Очередная волна вегетарианства.
Во время трапезы Жак-Ив Кусто и, по его вине, я были в центре внимания мировой общественности… Иновещание той поры являло собой Вавилон нового времени. Здесь работали и кормились носители чуть ли не всех земных языков и наречий – дикторы, переводчики из десятков стран мира. 77 языков. Вместе с отечественными журналистами-полиглотами они участвовали в сооружении пропагандистской башни советского образа жизни и преимуществ социализма. По этой причине разноплемённые столпотворители говорили на одном идеологическом языке. Возведение виртуального заоблачного колосса шло довольно успешно, пока не случилось его предопределённого или преднамеренного обрушения… После схлопывания столпа сотоварищи утратили взаимопонимание, разбрелись по миру и Вавилон запустел. Но в том январе дело ещё спорилось. Посланцы народов всех континентов, за исключением Антарктиды, дружно трудились во имя амбициозной утопии, которая, впрочем, могла ведь стать былью…
Заполнившая столовую планета с почтением взирала на капитана Кусто, забыв о еде… А он ел морковные котлеты и рассуждал о будущем Земли и человечества. По его словам выходило, что XXI век исправит ошибки XX века, но займёт эта работа уйму времени – целое столетие… Признаки исполнения пророчества Кусто местами уже проглядывают… Но пока слабо выражены. Плохо другое: новых огрехов со старыми чертами хоть отбавляй.

Последнее интервью
После обеда я увлёк Жика в студию и дотошно проинтервьюировал. Воспроизвожу малую эфирную часть интервью с сокращениями:
КУСТО: Я прибыл в СССР с кратким визитом. Цель моего посещения Москвы, а затем Токио – подготовка первой из 20 новых экспедиций по изучению Мирового океана. Эта программа рассчитана на 5 лет. А сейчас речь идёт об экспедиции в Беринговом море. Итак, я прилетел в Москву, чтобы предложить Институту океанологии Академии наук СССР сотрудничество в исследовании этого моря. Я пригласил советских коллег на борт моего судна «Алкиона». Мы будем изучать при помощи самой совершенной аппаратуры океанические течения – их скорость, температуру и состав воды в них. Не ускользнёт от нашего внимания и подводный мир Берингова моря. Намеченная экспедиция ориентировочно начнётся 1 июня и завершится к 15 сентября 1987 года.
У меня была очень интересная беседа с советскими коллегами-океанографами о различных методах исследования Мирового океана. С особым удовольствием я пообщался с советскими учёными, с которыми познакомился на Первом международном конгрессе океанографов в 1958(59) году. Подумать только, мы поддерживаем контакты уже три десятка лет!
КОРР.: Не менее продолжительна ваша дружба с советским радио и телевидением…
КУСТО: Да, да! И я воспользовался этим визитом, чтобы посетить моих старых друзей.
КОРР.: Вы им привезли подарки?!
КУСТО: А как же!.. Я предложил советскому телевидению несколько моих новых телефильмов, которые пока ещё не шли в СССР. Надеюсь, эти ленты будут показаны.
Что касается радио, то я охотно вновь приму на моём судне советского радиокорреспондента…
КОРР.: Спасибо! И пусть это произойдет в Новом – 1987 – году! А ваши новогодние пожелания всем жителям планеты?
КУСТО: Моё пожелание состоит в том, чтобы люди доверяли друг другу. Чтобы прекратились распри и конфликты, чтобы жители планеты осознали свою общность и дружили…
Покончив с политикой, я вернулся к расспросам о дальнейшей судьбе «Алкионы», которые начал ещё в Останкине и по дороге на Пятницкую.
Монтаж из лоскутков:
— После того как вы сошли на берег, мы направились из Нью-Йорка в Норфолк, как и планировали. Там «Алкиона» выдержала сильнейший ураган. Правда, незначительные поломки были, но совсем пустяковые, и мы быстро устранили их, заодно ликвидировав конструктивные недочёты. А один молодой гений, француз, которого мы взяли на борт на переходе до Норфолка для контроля за работой турбопарусов, посоветовал нам внести небольшие изменения в программирование компьютера, что позволило открыть дополнительные возможности нового движителя и повысить его эффективность. Этот молодой учёный был действительно гениален: в 24 года он уже преподавал в Массачусетском технологическом институте…
Из Норфолка мы отправились на Кубу. Там мы проводили исследования везде, где только хотели, потому что Кастро восхищён тем, что мы делаем. Несмотря на свою страсть к охоте, Кастро экологически очень грамотный человек. Он сделал для защиты окружающей среды больше, чем сделано в какой бы то ни было другой стране мира…
Покинув Кубу, «Алкиона» взяла курс на мыс Горн и достигла его к Рождеству 1985 года. В начале январе 1986 года мы обогнули мыс Горн и практически без остановки поднялись к Галапагосским островам. На Галапагосах мы прошлись по «эволюционному пути Дарвина», для которого изучение флоры и фауны архипелага послужило толчком к созданию его теории происхождения видов. Решив здесь свои научные задачи, мы запаслись продовольствием и заправились горючим, чтобы без хлопот дойти до Ванкувера. Там мы представили «Алкиону» и нашу организацию на международной выставке-ярмарке. Затем мы спустились к Мексике, прошли ещё южнее – к Коста-Рике, Колумбии и Эквадору, заглянули на несколько островов в Тихом океане. Это были остров-скала Мальпело, известный обилием шёлковых или рифовых акул у его берегов, и остров сокровищ Кокос, прославившийся безрезультатными поисками самого большого клада на свете. Оба острова относятся к разряду необитаемых. Нас интересовала их экология и прибрежные воды, которые мы нашли в отменном состоянии…<
Когда Кусто рассказывал мне об этом замысловатом маршруте, «Алкиона» держала курс на Токио. А от Токио – рукой подать до наших берегов…
— Не собираетесь ли вы зайти в советские порты, коммандан?
— Это зависит от советских властей… Мы, конечно, хотим этого. Но нужно знать, в какие порты мы сможем войти. А в какие нет…
Увы, ни в какие. Дозволения не последовало.

Бешеный гонорар
Да, насколько мне известно, дочь Эола так никогда и не побывала ни в одном дальневосточном советском порту. Сплошная пограничная зона – куда ни кинь: Приморский край, Хабаровский край, Сахалин, Камчатка, Магаданская область, Чукотка, Курилы – исключительно закрытые в советскую эпоху территории, города и поселки по всему побережью со всеми вытекающими последствиями для экономики, науки и культуры. Не получилось и совместной франко-советской экспедиции в Беринговом море… Не осуществилась и мечта Жика о совершенно нейтральном представительстве Фонда Кусто в СССР…
Сейчас я думаю, что в этом есть и моя вина. Плохо пиарил идеи Кусто. Впрочем, тогда и слова-то такого не было в нашем лексиконе. И возможности были крайне ограничены. Всё зависело от установки или покровительства свыше. На худой конец — от стечения обстоятельств. Ни того, ни другого, ни третьего. Страна сползала в тартарары, или короче — в тартар. Не до экосфер было. Не до экоэнергетики и всех прочих эко… Эко хватил!.. Моё стремление шире и подробнее рассказать о философии Кусто и новом движителе квалифицировались как авторская нескромность и самореклама. Главной заботой советских учреждений и прессы была политика перестройки и ускорения. А тем временем дела в народном хозяйстве шли всё хуже. Полки и прилавки магазинов пустели. Набор продуктов стремился к нулю. Исчезли средства гигиены. Пропала туалетная бумага. Вслед за ней перевелась газетная и печатная… Мне заплатили весьма приличный гонорар (половина стоимости автомобиля Жигули) за подготовленную к изданию книгу о Кусто и «Алкионе», но печатать не стали. Не на чем. Редактор извинился за форс-мажорное расторжение договора и сообщил поразившую меня вещь: «Чтобы остаться на плаву, — вздохнул он, — мы вынуждены отказаться от издания запланированных книг, выплатить неустойку большинству авторов и направить все свои ресурсы на печатание исключительно идеологической литературы». Получается, выпуск никому уже не нужной макулатуры был для издательства выгодней, чем профильная рентабельная деятельность. Государство финансировало все расходы на бесприбыльное дело, оплачивало убытки за бессмысленно испорченную дефицитную бумагу, вместо того чтобы иметь доход от издания пользующейся спросом литературы. Абсурд. Но такова экономика советского социализма. Её затратность стала особенно очевидной на закате СССР — в эпоху перестройки. Да… А книга о Кусто разошлась бы тогда моментально. Но в сложившейся политической ситуации она имела шанс увидеть свет только в том случае, если главным образом была бы посвящена теории и практике перестройки… В итоге мне начислили солидный гонорар за неопубликованное произведение. Слава провидению, я вовремя успел прокутить эти бешеные деньги в Сочи, посещая славный курорт по уик-эндам и не скупясь на удовольствия… Вскоре советские денежные знаки обесценились. И я бы всё равно остался на бобах. Теперь же есть что вспомнить!..

В ожидании энергетической катастрофы…
Дела у Кусто тоже шли не лучшим образом в прикладной части… Как мне представляется, со второй половины 80-х в его судьбе началась пора разочарований. Я это почувствовал во время нашей последней встречи. Впрочем, внешне всё выглядело по-прежнему… Экспедиции… Исследования… Фильмы… Широкая задорная улыбка… Стремительные перемещения по планете… Подвижность и подвижничество…. Но начались сбои…
Увы, турбопаруса, и сама «Алкиона» как их носительница, не получили широкого признания. Новые ветрила не были востребованы. Спроса на изобретение не возникло. Энергетический кризис закончился. Цены на нефть обрушились. Говорят, не без помощи Вашингтона, которому не терпелось развалить колосс на глиняных ногах и победоносным манёвром завершить холодную войну. Так или иначе, гипотетическая необходимость в принципиально новых движителях отпала. Почему «гипотетическая»? Да потому что нынешняя модель мировой экономики базируется на нефти где-то с середины прошлого века (или со второй трети) — и те, кто её выстроил и командует ей, совсем не заинтересованы в радикальных переменах. Перестройка на новом фундаменте для них преждевременна и крайне нежелательна. Поэтому хозяева системы будут всячески противиться революционным новшествам в энергетике до последней капли нефти (и только потом вытянут джокера из рукава). Кусто не учёл этого основополагающего обстоятельства и опередил события на три четверти столетия. «Они смотрят близко», — сокрушённо вздохнул Жик и мрачно заключил: «Ну что ж, дождёмся энергетической катастрофы!..»

Роковая пробоина
Я понимал, что «Алкиона» для Кусто — больше чем корабль. Закладывая это судно с опрятным ветряным движителем, он вдыхал в него свою веру в разумное будущее человечества. Жик надеялся, что турбопарусник станет провозвестником нового времени в отношении человека к окружающему миру и предтечей новой эпохи в экологии Земли. Чистые движители. Чистые воды. Чистые берега. Чистые земли. Чистые ветры. Чистые люди и звери… Но идея поворота назад-вперёд была затёрта во льдах холодного расчёта. Как я узнал позже, сообщения в западных СМИ об «Алкионе» и её турбопарусах были весьма сдержанными, если не сдерживающими. Популяризировать новшество не спешили, а потом и вовсе замолчали о нём. Не надо!
Потерпел ли капитан Кусто кораблекрушение?..
Я задавал себе этот вопрос, украдкой поглядывая на него, пока мы ехали по заснеженным улицам Москвы. Жик ссутулился, прикрыл глаза, клевал носом, казался ко всему безразличным… И мне подумалось, что Кусто-корабль получил-таки внушительную пробоину, не без труда залатал её и усталый двинулся дальше. Но течь не была устранена навовсе… Нового большого дела уже не осилить…

Возвращение на Огигию
Третья треть или четвёртая четверть, или восьмая восьмушка большой жизни (у кого как) — пора печальная, даже при самых благоприятных обстоятельствах. В лучах славы, в объятьях удачи, в любви и в достатке, всё равно – это время Потерь и Утрат. Это долгие каждодневные Проводы своего поколения, своего века, своей истории. Это Прощание навсегда. И последние тщетные попытки что-то переменить в личном прошлом, преобразившись в настоящем, либо зарезервировать себе место в будущем, сделав для него нечто стоящее…
Менять в своём прошлом что-либо и меняться самому Кусто было без надобности. Славный путь. Славные дела. Достойное настоящее. Заделы на будущее. Автономное дыхание под водой. Автономные подводные дома. Автономное безмазутное плавание на турбопарусах… И пусть современники не приняли революционный движитель — в истории такое случалось с гениальным — грядущее поколение оценит и воздаст-возблагодарит… Но!.. как мне видится, если бы турбоветрила были признаны сходу и вскоре получили распространение, Кусто точно придумал бы следом ещё что-нибудь этакое выдающееся. Увы, не случилось… Аплодисментов не последовало. Нахлынули переживания… Капитан вернулся на свой старый корабль… Он был связан с «Калипсо» всецело. Это был единый организм. Поэтому, когда Жику стало худо, Калипсо тоже начала страдать — и быстро ветшать. Их плавание приближалось к концу. Редела первая команда «Калипсо». В 1990 ушла её хозяйка – пастушка Симона. На следующий год покинул компанию один из трёх мушкеморов — друг и сподвижник Жика Фредерик Дюма. В 1996 году пробоина, не дававшая покоя Кусто-кораблю с конца 80-х, открылась в корпусе «Калипсо». Это случилось в Сингапурском порту…
Как в мистических триллерах, дебаркадер, к которому была пришвартована «Калипсо», вдруг сорвался со своего постоянного места стоянки и стал дрейфовать… Самопроизвольно буксируя «Калипсо», он натолкнул её прямёхонько на затонувшую баржу. И тут, словно по заказу, начался отлив. Лежащее на дне судно приобнажилось, его швартовочные тумбы проломили днище «Калипсо». Вода хлынула в сердце корабля-нимфы. Изувеченная посудина осела, накренилась и вскоре, завалившись набок, опустилась на дно… Понятно, бедняжку подняли, откачали, залатали. Но о дальних походах больше не могло быть и речи. Божественной нимфе-волшебнице был уготован удел бездушного экспоната… И тогда Калипсо — Та, что скрывает — напомнила о значении своего имени, указывающего на её связь с потусторонним миром, и оставила своё бренное воплощение для музейных надобностей, а сама возвратилась на Огигию…
Оправившись от шока, Кусто загорелся идеей построить «Калипсо-2»!!! И уже было взялся за дело… Но нимфа определённо не желала сызнова перевоплощаться. Повторы редко бывают удачными, рассудила она. И решительно воспротивилась. Обустроившись внове на уютной Огигии, искусная ткачиха Калипсо принялась ткать полотно ожидания. Владелица очарованного острова не сомневалась, что на этот раз Одиссей не замедлит воссоединиться именно с ней, и в отличие от Пенелопы не распускала изготовленной ткани. В ответ на её призыв утомлённый неудачами и огорчениями Улисс закруглился с делами и, оставив за кормой эпоху, 25 июня 1997 года взял курс на Огигию.

……………………………………………………………………………….

Второе пришествие
На последнем фото, незадолго до отплытия, Кусто уже не с нами… Это ему уже не интересно. Слишком много разочарований и непонимания. Затопила усталость. Пора на покой. Впереди — отдых и приятные хлопоты иного свойства… Но пройдёт время — и придёт время — ждать недолго — Улисс опять построит плот и направится к родным берегам.
Как узнать о его возвращении? По верной примете. Да и логика событий подскажет…
Судите сами. Если Калипсо была спутницей жизни капитана, то в Алкионе — продолжение его бытия. И когда у дочери Эола появится многочисленное здоровое потомство – новые быстрые турбопаруснокрылые суда, это будет знаком того, что капитан планеты вернулся к вечным заботам и бесконечным делам. Признать его не составит труда. Он принесёт с собой Новшество. До встречи, коммандан!..
— …6 октября, в среду, — прислышалось мне.
2021, 2027, 2038, 2049, 2055… Не позже.

На фото:

Спецкор Московского радио и вахтенный офицер Владимир Кривошеев делает последние шаги по палубе «Алкионы» в Нью-Йорке. С тех пор они больше не виделись, но и никогда не расставались. Новая встреча не исключена;

Капитан Кусто и сегодня учит своего подопечного матроса и интервьюера держать верный курс;
Философия Кусто на пальцах — и на века. Чтобы помнили! До свидания, коммандан!

Заздравная чаша. Музыка Кусто;

Философия Кусто на пальцах — и на века. Чтобы помнили! До свидания, коммандан!