Жильё.

Как — то  я  сказала  дочке,  что  мне   неловко    жить  одной   в    3 — х  комнатной  квартире,  а  она  меня  успокоила:  « Мама,  ты  заслужила  право  жить  в  человеческих  условиях.  Вспомни,  как  ты  жила  многие  годы,  отдавая  все  силы  своей  врачебной  работе».  И  я  вспомнила.

Начну  с  детства.  Наш  дом   был  старинный  каменный,  но  из  трёх  комнат   жилыми  практически  были  две,  а  зимой  вовсе  одна.  Почему?  Из — за  холода.  Большую  комнату   осенью  наглухо  закрывали,  дверь  заклеивали,  как  окно, чтоб   сохранить  тепло  от  печки  «буржуйки».    Светильниками  служили   «каганцы»  —    пузырьки,  в  которые  наливали  керосин  и   опускали  фитиль  из  тряпочки.    При  таком  освещении  мы   готовили  уроки,  а  мама    проверяла  школьные  тетради.   Воду   носили  из  колодца,  расположенного  под  горой.   Но,  несмотря  на  все  лишения  и  трудности,   воспоминания  о  детстве  остались  самые   светлые.  Наверное,  это  связано  с  лучистыми  глазами  мамы  и  нашей  квартирой,  которую  мы  очень  любили:  её  высокие  белоснежные  потолки  с  лепниной,  стены  с    орнаментом,  старинную  мебель,   часы,  трюмо   и  барометр.  Такие  предметы  сейчас  можно  видеть  только  в  кино  о  дворянских  усадьбах.

Затем  моим  домом  стало   общежитие   мединститута,  где  я  прожила   6  лет.   Из  удобств  один  туалет  и  душ  с  холодной  водой  на  20  комнат,  кухня,  где  можно  было   из  «титана»  набрать  кипяток,  который  студенты  в  шутку  называли   «студенческий  чай».  Хорошее  было  время.    После  окончания   КГМИ    я    приехала  на  работу  в  Читинскую  область.    Первое  время  мы  с  мужем  жили  в  комнатке  при  приёмном  покое,   куда  ночью   наведывались  наркоманы.  Но  потом  нам  дали  комнату  в  коммунальной  квартире  на  четыре  семьи.  Соседи  были  хорошие.   Молодые  муж  и  жена.   За  стенкой  по  ночам  стонала  от  боли   вторая  наша  соседка,  врач:  она  болела   бруцеллёзом.     Дальше  по  коридору   жила   семья:  муж,  жена  и  маленький  ребёнок.  Муж, шофёр  часто  выпивал  и  во  хмелю  становился  буйным.  Тогда  его  жена  прибегала  к  нам  за  помощью.  Наши  мужья    связывали    дебошира.  Становилось   тихо,  но  вскоре  опять  приходила  соседка  и   просила  развязать    мужа:  «Ему  же  больно!».   Это  повторилось  несколько  раз,  и   мы  решили  больше  не  вмешиваться  в  их  семейные  разборки:   не  зря   же  говорят:  «муж  и  жена  одна  сатана».

Когда  мы   переехали   на  Украину,  то   поселились  в  домике  тёти   мужа   в  шахтёрском   посёлке,  отделённом  от  цивилизации    глубоким  заброшенным  карьером.  Ни  телефонов,  ни  магазинов,  ни  медпункта  в  посёлке   не  было.  Декретный    отпуск  в  то  время   был  всего  2  месяца.    После  бессонной  ночи   я   шла  в  больницу,   где   работала  участковым  терапевтом:   по  знакомому    маршруту  вдоль   карьера.   После  приёма    больных     бежала  домой  в  посёлок    покормить  ребёнка,  а  затем  возвращалась  в  поликлинику,  чтоб  обслужить  вызова  на  дому.   Я  дошла  до  полного  физического  и  психического  истощения.   Не  знаю,  сколько  бы  я  продержалась  на  таком  изнуряющем  режиме,  но  мне  повезло.

Меня  пригласили  на  работу  в  клинику  НИИ   профзаболеваний  и  даже  пообещали   квартиру  и  клиническую  ординатуру. А  пока    поселили  в  одной  из  комнат  двухкомнатной  коммуналки.    Дом  стоял  рядом  с  институтом.   Хоть  до  работы   было  пять  минут  ходьбы,  зато    до  магазинов,  почты  и  т.д.  два  километра   через  парк.   Мебель  у  нас  была  казённая.  А  в   углу  кухни  жил  огромный  чёрный  паук,  который  по  вечерам  выбирался  из  своей  норы  за  плинтусом   и  смотрел   выпуклыми  блестящими  глазами.   Я  ждала  обещанную  квартиру,  но  вдруг  узнала,  что  новый  дом  уже  сдан  и  заселён.   Из  кабинета  главврача  я  ушла  в  слезах.  А  у  меня  обход  больных,  работа  не  ждёт.

В  одной  из  моих  палат   лежал   начальник  Треста.    В   эту    палату  даже   провели  телефон,   сюда  же  поступила  жена  этого  важного  больного.   Рабинович  увидев    меня,  спросил:  «Анна  Фёдоровна,  что  случилось,  Вы  плакали?».  Я,  конечно,  стала  убеждать   его,  что  у  меня  всё  в  порядке,  но  он  заставил  признаться,  что  мне  не  дали  ордер  на  обещанную  квартиру.  Он  удивился:   «Почему  же  Вы  ни  разу  мне  даже  не  намекнули,  что  у  Вас  проблема  с  жильём?!   Да  пока  я  здесь  лежу,  у  меня  уже  половина  сотрудников  клиники  побывало:  кому  ребёнка  в  ясли  устроить,  кому  с  работой  помочь,  кому  квартиру  дать.  Я  всем  помог.  Одна  Вы  ничего  не  просите!».  Господи,  да  я  никогда  ни  у  кого  ничего  не  просила,  тем  более,  у  своих  больных.  Это  не  в  моём  характере.

Не  успела  я  закончить  обход,  как  увидела,  что  в  палату  Рабиновича  быстро  прошел  главврач.  А  минут  через  двадцать  позвонила   секретарь   и  сказала,  что  он   вызывает  меня   к  себе.  Ну,  зачем  я  сказала  Рабиновичу  о  своих  заботах?  Сейчас   меня  будут  отчитывать.  Но  я  ошиблась.  Главврач  встретил  меня  стоя  и  радостно  заявил,  что  я  сегодня  же  могу  получить    ордер  на  новую  квартиру  и  вселяться  в  неё.  Я  не  поверила  своим  ушам.  Как  это  возможно?  Ведь  ещё  утром  он  уверял  меня,  что  дом  уже  заселён,   и  нет  никакой  возможности  выделить  мне   там  квартиру.  Чудеса,  да  и  только!    Так  я  получила  новенькую  двухкомнатную  квартиру.

Но  недолги  были  радости.  Не  прошло  и  года,  как  муж  уехал  в  Казахстан,  где  ему  предложили  хорошую  работу.    Пришлось  оставить    работу,  квартиру,  почти  готовую  диссертацию  и  начинать  всё  с  нуля.  А  именно  с  временного  жилья  в  семейном  общежитии.  Прямо  перед  окнами  была  «зона»:  обнесённый  колючей  проволокой,  строившийся  многоэтажный  дом,  по  периметру  которого  располагались  сторожевые  вышки  с  автоматчиками.  Мы  шутили:   « у  нас  здесь  комсомольская  стройка:   комсомольцы  с  лопатами,  комсорги  с  автоматами».

Правда,  довольно  быстро  нам  дали  двухкомнатную  квартиру  в  новом  доме  на  самом  берегу  Каспийского  моря.  Просто   сказка:  из  окон  было видно,  как  медленно  проплывают  белые  пароходы.   А  когда  у  нас  родился  второй  ребёнок,   мы  получили    трёхкомнатную  квартиру.  Прошло  15  счастливых    лет.  Но  пустыня  и  высокий  уровень  радиации   не  лучшим  образом  сказались  на  нашем  здоровье.  Мы  снова  вернулись  на  Украину.

Мне  прислали  вызов  на  работу  с  гарантией  выделения  квартиры  в строящемся   доме.  А  пока   я  уехала  одна  и  поселилась  в  приёмном  отделении,   совмещённом  со    службой  скорой  помощи.  Моя  комнатка  с  бетонным  полом   и    кафельными  стенками   располагалась   между  служебным  туалетом  и  конференцзалом,  было  очень  холодно  и  сыро.    Покоя  мне  не  было  ни  днём,  ни  ночью,  ведь  двери  практически  не  закрывались  из-за   вызовов  скорой  помощи,  с  которой  у  нас  был  общий  коридор.  Мало  того,   работники  скорой   будили  меня   даже  ночью:  «посмотрите   ЭКГ —  нет  ли  инфаркта?».  Всё  это   плохо  сказалось  на  моём  здоровье.  Я  чувствовала  себя  всё  хуже  и  хуже.  Но,   в  конце  концов,  новый  дом  сдали,  и  я  получила  обещанную   трёхкомнатную  квартиру.

Из  Казахстана  приехала  моя  семья.  Казалось  бы – живи  теперь  и  радуйся.  Но  вскоре   я  тяжело  заболела:  сказались  перегрузки  и  переохлаждение.   Предстояло  долгое  трудное  лечение  и  новый  переезд  в  Россию.   Но  теперь   у  меня  квартира  со  всеми  удобствами,   а  за  окнами  сказочная  природа.     И  тишина.      Моя   дочка  сказала:  «Мама,  ты  это  заработала  своим  трудом.  Живи  спокойно».

Живу.