А Вы кто такая?

«Аннушка»…  Я  проснулась  мгновенно.  В  ту  ночь  перед  Рождеством  мне  не  спалось  от  какой – то  тревоги.  Закрыла  дверь,  чтоб  свет  не  мешал  мужу,  читала  и  заснула  только  в  два  часа  ночи.  Когда  я  открыла  дверь,   сердце  моё  оледенело:  муж  лежал  на  холодном  полу,  на  спине,  неестественно  выгнув  голову  мне  навстречу.  Мне,  врачу,  сразу  всё  стало  ясно:  случилось   страшное  и  непоправимое –  инсульт.

–  Володечка,   как  ты  оказался  на  полу?!

–  Я  сполз…  Господи,  зачем  я  закрыла  дверь!   Позвала  соседку,  мы  подняли  и  уложили  мужа   в  постель.  Звоню  в  «Скорую».

–  Здравствуйте!  Пожалуйста,  приезжайте,  у  мужа  инсульт!

–  А  Вы  откуда  это  знаете?

–  Я  врач.

–   Ну,  и  чего  Вы  хотите?  Машины  сейчас  нет.  Наверное,  придётся  его  госпитализировать,  а  у  нас  носилки  носить  некому. Ищите носильщиков  и  звоните  снова.  Приехали  только  через  час.   Подтвердили  диагноз,  сделали  ЭКГ и  какие – то  инъекции.

– У  Вашего  мужа  московская  регистрация,   его  у  нас  не  примут.  Повернулись  и  уехали.  Что  делать?  Москва  далеко,  да  и  ухаживать  там  за  ним  некому.  Время  идёт.   Снова   звоню  в  «Скорую»,  объясняю  ситуацию,  и  выясняется,  что,  оказывается,  в  Боровске    есть  Сосудистый  Центр.  Это  далеко,  за  100  км,  но  там  специалисты.

Добирались  в  Боровск  2  часа,    мороз,  в  «Скорой»  холодно.  Но   потом   всё  было  нормально:  приняли, быстро  обследовали,  назначили  лечение.   В  Центре  муж   пролежал  3  недели.  Я  ездила  к  нему  через  день    на  такси.   Лечение  и  отношение  персонала  было  хорошее.  Приближался  день  выписки.   Правда,  движения  в  левой  руке  и  ноге  у  мужа,   не  восстановились.

В  день  выписки  из  Москвы  приехали   его  дети,  помогли  доставить  отца    в  посёлок  и  уехали,  а  я  осталась  с  пока  ещё  неразрешимыми  проблемами.  Но,  как   ни  странно,  в  моей  душе  наряду  с  тревогой  и  жалостью,  поселилось   чувство  радости:  Володечка   дома,  со  мной,   мы  всё  преодолеем!  К  счастью,  интеллект  и  речь  у  него  не  пострадали.

Сначала  мы  пытались  ходить,  вместе  падали,    потом  дети  привезли  коляску,  стало  легче.   Но  постепенно  муж  стал  слабеть,  уже  не  мог  стоять,  сидеть,  поворачиваться,  а  у  меня   не  хватало  сил  его  поднять,  перевернуть. Иногда  я   плакала  от  бессилия,  усталости    и  страха  за  него.  А  он  никогда  ни  на  что  не  жаловался.   В  краткие  свободные  минуты  я  садилась  к  компьютеру  и  печатала  рукопись  его   книги  «Река  жизни».  И  успела  издать  её,  чтоб    он  порадовался.  День  и  ночь  я  была  с  ним.  Так  пролетел  год.

А  потом  наступил  самый  страшный  период:  произошел  ещё  один  инсульт.  Муж  стал  плохо  говорить,  глотать,  у  него  появилась  упорная  икота  центрального  происхождения.  «Скорая»,  оказывала  временную  помощь. Я  поняла,  что  нужна  повторная  госпитализация.  И  тут  началось!  Звоню  в  Боровск:

– Муж  год  назад  у  вас  лечился,   у  него  повторный  инсульт,  вы  примете  его  на  лечение?

– Нет!  Мы  с  повторным  инсультом  не  принимаем.  Звоните  зав.  неврологическим  отделением   районной  больницы!  Набираю  номер.

— У  мужа  повторный  инсульт.  Вы  примете?

–  Нет,  не  приму! – зашлась  в  истерике  заведующая. –  Мне  запрещено  принимать  больных  с  инсультом.  Везите  в  Боровск!

–  Но  там  отказали.

–  Ничего  не  знаю,   не  положу!

Снова  звоню  в  Боровск,  рассказываю  ситуацию.

–  Ладно,  привозите,  но  сначала  завезите  в  ЦРБ,  пусть  его  осмотрят  прямо  в  машине. ( На  дворе  —  20!)   Звоню  в  «Скорую».

–  Согласие  Боровска   получено.  Приезжайте.

–  Нет,  сначала  найдите  носильщиков,  потом  перезвоните.

День.  Мужчины  на  работе.  Что  делать?   Соседка  сходила  в  туббольницу,  привела  троих  худых,  легко   одетых  ребят.  Приехала  «Скорая».  И  — новость!  Мы  никуда  не  едем,  т.к.  Боровск  снова  отказал:  «Как  привезёте,  так  и  увезёте  обратно!».  «Скорая»  уехала.   «Носильщики»  вернулись  в  больницу.  Правда,  оставили  номер  моб. телефона.

Снова  звоню  в  ЦРБ:  «муж  умирает,  Боровск  снова  отказал,  что  мне

делать?»

–   Ну,  ладно,  привозите.    Снова  звонок  в  «Скорую»  и   носильщикам  в  туббольницу,  Володя  стонет,  я  близка  к  обмороку.  Наконец – то  погружаем носилки  в  машину,  но  тут  выясняется,  что  и  в  больнице  их   некому  носить.  Прошу  больных  (их  двое)  поехать  с  нами  в  район  (12  км).  Их  обратную  дорогу  на  маршрутке  оплатила.  И  вот  мы  в  отделении.  Единственный  невропатолог  на  весь  район,  она  же и  зав,  отделением,  и   лечащий  врач,  наскоро  осмотрела  мужа,  сделала  назначения  и  ушла  на  приём  в  поликлинику.  Лечение  оказалось  неэффективным.   Более  того,  сразу   же  после  капельницы  у  больного  начался  отёк  лёгких  (острая  сердечная  недостаточность).  Прошу:  «Пожалуйста,  отмените  вот  этот  препарат».

–  Это  сердечное!

–  Но  ведь  загнанной  лошади  дают  овёс,  а  не   стегают  кнутом!  Заменили  на  другой,  но  тоже  противопоказанный,   препарат.

–  Прошу  Вас,  говорю  медсестре, –  отключите  капельницу!  И  позовите  врача.

–  А  она  в  поликлинике!

–  Ну,  так  позвоните!

–  Не  буду!   И  вообще,  если  б  я  была  зав.  отделением,  то   вас  ни  за  что  не  положила  бы!  Лечились  бы  в  своей  Москве,  чего  сюда  приехали?!  Как  я  ненавижу    больных,  буду  искать  другую  работу!

Видя,  как  Володе  плохо,  я  позвонила  его  детям.   Мне  он  успел  прошептать: «Я  тебя  люблю».   Но,  когда  приехали  дети,  он  их   уже   не  узнал.  У  выхода  из  отделения,    какая – то  неведомая  сила  позвала  меня  обратно.  Я    вернулась.  Постояла  около  постели  мужа.  Я  не  знала,  что  вижу  его  живым  в  последний  раз.  Вечером  позвонила  дежурной  санитарочке,  которой  я  платила  за  дополнительный  уход  за  больным.  Она  заверила,  что  ему  лучше,  но  через  час  раздался  звонок  дежурного  врача:  «Ваш  муж  только  что  умер  от  повторного  отёка  лёгких.  Сегодня  пятница,  но  справку  о  смерти  Вы  сможете  получить  только  в  понедельник  у  зав.  отделением».

И  начались  новые  мытарства:  московские  родственники  и  друзья  настаивали  на  похоронах  в  воскресенье, но   справку  выдадут  только  в  понедельник,  а  без  справки  морг  не  имеет  права  выдать  тело. Я  уговорила  сделать  мне   исключение  как  коллеге.   Похороны,  как  страшный  сон,  не  хочу  даже  вспоминать.  В  понедельник  приехала  к  зав.  отделением  за  справкой  о  смерти.  И  первое,  что  я  услышала:

–  А  Вы  кто  такая?  (Будто видит  меня  впервые  и  не обсуждала  со  мной  лечение,  о  подарках  и  деньгах  я  уже  и  не  говорю).

–  Жена.  Вот  паспорт.

–  А  почему  у  Вас  другая  фамилия?

–  Это  мой  второй  брак.

–   Бланк  давайте!

–  Но  ведь  бланки  у  Вас!

–  Идите  в  поликлинику  и  принесите  бланк!

Таксист,  который  ждал  меня,   сказал:  «Я  вижу,  как   Вам  плохо,  Вы  одна  не  дойдёте,  я   отведу».  И  пошли  мы  с  ним  по  гололёду,  по  сугробам.  Принесли  бланк,  потом  заполненный,  снова  понесли  в  поликлинику,  потом  с  печатью  обратно   в  отделение.  Зав  отделением  с  раздражением  заявила:  «Ну,  где  Вы  так  долго  ходите?!»  Расписалась  и  подала  мне  какое – то   заявление.

–  Что  это?

–  Это  Ваше  согласие  забрать  тело  из  морга  без  вскрытия!

Какой – то  бред:  муж  уже  второй  день  в  земле.  Похоронен.  Подписала  это   заявление,  взяла  справку  о  смерти,  а  доктор,  даже  не  сказав  мне  ни  слова  сочувствия,  поспешила  в  комнату,  где  её  ожидал  обед.

Только  после  того,  как  я  получила  в  ЗАГСе  «Свидетельство  о  смерти»  и  отослала   его   в  Москву    детям,   мне  стало  легче.   Будто  этим   перечеркнула  сам  факт  смерти  мужа.

А   со  мной  на  фотографии  осталась  его  живая  любимая  улыбка.