Не в своей тарелке

2.    « Не  в  своей  тарелке»

( Продолжение    истории    «Дела  сердечные».)

Сердце  у  меня   периодически  болело,  но  я,  как  сапожник  без  сапог,  работая  в  ЭКГ  кабинете,   не  удосуживалась  сделать  электрокардиограмму.  Хотя  можно  было  бы  вспомнить  описанный  ранее  случай  в  Крыму.    И  вот  наступил  день,  когда  сердце  серьёзно   напомнило  о  себе.   Ко  мне  в  гости  приехала  дочка  с  грудным   сыном  Ванечкой.   Мы    гуляли   в  лесу,  подошли  к  обрыву,  посмотрели  на  нашу    реку  Протву,  и  так  захотелось  спуститься   вниз,  к   воде.  Таня  с  коляской  не  решилась,  я  пошла  одна.  Как  было  хорошо!  Трава,  как  прохладный  ковёр,  освещённые  солнцем   золотые  стволы  сосен.

Я  подошла   к  реке,  и  вдруг  снизу,  от  воды  прямо  на  меня  выскочил  огромный  ротвейлер:  самая  опасная  с  моей  точки  зрения,  собака.  У  неё  неукротимый  бойцовский  нрав   и   вес   около  70  кг.  Она  была  без  хозяина,  без  ошейника,  без  намордника.   Моё  сердце  оборвалось  от  страха,  ведь  вокруг  не  было  ни  души.     И  тут  из—за  бугорка   показался    мальчик—подросток.  Но  что  он  сможет  сделать,  если  этот  монстр  бросится  на  меня?  Я    повернулась  и  очень  медленно,   не   оглядываясь,   на  ватных   ногах   пошла  прочь.   Поднялась  на  гору,  где  меня  ожидала  дочка.   Ей  я   не   рассказала   о  том,  что  произошло,   чтоб   она  не волновалась.  Однако,  пережитый   стресс  очень  скоро  дал  о  себе  знать.

Утром  на  работу  я   вышла,  хотя  чувствовала  себя  «не  очень».

Сердце  разболелось  так,  что  я  всё  же  решила  сделать   электрокардиограмму,   благо   аппарат  был  под  рукой.  Когда  я   увидела  свою  электрокардиограмму,  мне  стало  ещё  хуже:  это  была  картина  резкой  ишемии  миокарда,   предвестника     надвигающегося  инфаркта.

А  дальше   началась,  как  это  часто  бывает  у  медиков,  череда   недоразумений  и  нелепостей.   Во  —первых,  не  оказалось  дежурной  машины,  чтоб  отвезти  меня  домой   (о  больнице  я  почему—то  и  не  подумала).  Подняться  по  лестнице  на  четвёртый  этаж  мне  было  не  под  силу.  Вызвала  лифт,  и,  конечно  же,  по  закону  подлости  он  застрял  между  этажами.  Я  и  в  нормальном  состоянии  не  переношу  замкнутого  пространства,  а  тут…Наш,  находящийся  в  состоянии  хронического  похмелья,   лифтёр  не  растерялся:   изо  всех  сил  ударил  кулаком   по  дверце,   лифт  вздрогнул,  подергался  и  стал  подниматься.  Я  взяла  в  кабинете  свою  сумочку  и  спустилась   вниз  уже  пешком.

Домой  меня  отвёз   на  своей  машине  один  из  моих  больных,   вскоре,         однако,  я  поняла,  что  без  больницы  не  обойтись.  Но  это  только  в  кино  бригада  кардиологов  мчится  на  помощь  больному.  Реальность  намного  прозаичнее.  В  районной  больнице  вообще  не  было  кардиологического  отделения.  А  в  городскую  больницу  жителей  посёлка  не  принимали.  Спасибо  нашему  главврачу:  он  позвонил  и  попросил  принять   меня,  в  кардиологическое  отделении  МСО.

В   город  меня  доставил  тот  же  больной,  он  всё  косился  на  меня,  довезёт  ли  живую.  Прибыли  в  приёмный  покой.  Дежурный  врач,  заглянув  в  мою  электрокардиограмму,  ахнула:  «Как   хорошо,  что  вы  вовремя  приехали!».  А  дальше  начались  чудеса.  Отделение  наотрез    отказалось  принимать  «чужую»  больную.  Вместо  того  чтоб  осмотреть  меня  и  оказать  помощь,  дежурный  врач  ушла  «утрясать  вопрос».  А  меня  попросили  выйти  в  полутёмный,  холодный  коридор,  практически,  подвал.  Вокруг  не  было  ни  души.   Наступила  ночь.  Было  слышно,  как  на  улице  воет  ветер,  началась  буря.  Вернуться  в  посёлок  мне  было  не  на  чем,  ведь  я  отослала  машину,  уверенная,  что   теперь  я  под  крылом  родной  медицины.  А  «родная  медицина»,   похоже,  забыла  обо  мне.   Но  нет.  «Не  прошло  и  часа»,  как  дежурный  врач  вернулась  в  сопровождении  медсестры,   которая  повела  меня  пешком (!),    на  третий  этаж  в  кардиологическое  отделение.

Определили  меня  в  палату  на  четыре  человека.  Моими соседками  оказались  больные  с  инсультом.  Кроме  нас  в  палате  постоянно  находились  ухаживающие  за  больными  их  родственники.   Свет  всю  ночь  не  выключался  и  светил  прямо  в  глаза.  Никто  меня  «не  спасал»,  только  утром  после  бесконечной  ночи  пришла  медсестра  и  сказала :  «Сейчас  Вам  придут  делать  электрокардиограмму,  ходить  Вам  нельзя».  Лежу,  жду.  Прибегает  другая  медсестра:  «Что  же  Вы  лежите?!  Вас  ждут  в  кабинете  ЭКГ  на  первом  этаже!».  Это  была  последняя  капля.  Я  осторожно  встала  и  начала  собираться.  Домой.  Я  поняла,  что  в  этой  «шарашкиной  конторе»  я  лечиться  не  буду  ни  за  что.  И  тут  открылась    дверь,  и  вошел   мой  зять  Дима.

Потом  он  мне  говорил:  «Какой  вид  у  Вас  был,  Анна  Фёдоровна:  лицо  бледное,  губы  синие,  а  глаза  красные.  Я  даже  испугался».  А  я  удивилась,   как  он  узнал,  что  я  в  больнице?  Ведь  Таня  с  грудным  ребёнком   у  меня   в  посёлке,    с  которым  по  причине  бури  нет  связи:  (отключилась  АТС,  а  мобильников  тогда  ещё  не  было).  Оказывается,  утром  Таня  всё  же   сумела  связаться  с   Димой  и  попросила  его  узнать,  что  со  мной.  Он  пришел  и  убедил  меня  остаться  в  больнице.

Мне   назначили  какие—то  таблетки,  от  которых  мне  стало  только  хуже.  К  тому  же,  в  следующую  ночь  в  нашу  палату  поступила  цыганка.  Ночь  не  спали:  свет,  суета  медперсонала.  Повышенное  внимание  к  новой,  довольно  бодрой  больной   мы  расценили  как  финансово  простимулированное.   И  не  ошиблись.  Утром  в  палату  почти  в  полном  составе,  включая  детей  всех  возрастов,  прибыл  табор.  Они,  не  стесняясь,  расселись  на  наших  кроватях,  тут  же  ели,  а  потом  и  вовсе  запели.  Бесплатный  концерт  привёл  нас  в  отчаяние.  Врача  мы  практически  не  видели,  а  сёстры  вели  себя  с  нами  вызывающе  грубо.  Я  не  ожидала  ничего  подобного.  В  советское  время  всё  это  было  немыслимо.

И  вдруг  что—то  изменилось.  Проходя  мимо  сестринского  поста,  я  услышала  реплику:  «Ну,  я  же  не  знала,  что  она  врач!»  А  на  другой  день  утром    сказали,  что   меня  переводят  в  другую  палату.  Я  удивилась,  но  молча  собрала  свои  вещички  и  последовала  за  медсестрой.  И  началась  для  меня  совсем  другая  жизнь  в  удобной  одноместной  палате.  Были  назначены  капельницы,  персонал  стал  вежливый.  Оказывается,  из  отпуска  вернулась  завотделением.  И  быстро  навела  порядок.  Моё  настроение  и  состояние  улучшились.

Наступил  день  выписки.  Мне  даны  были  рекомендации  продолжить  лечение  по  месту  жительства    и    запрещено  работать.   Собрался  «семейный  совет»,  чтоб  решить,  где  мне  жить  дальше.  Я  послушала,  как  впервые  за  меня  решали  мою  судьбу,  и  поняла,  что  я  ни  в  коем  случае  не  должно  осложнять  жизнь   моих  родных.   К  тому  же  меня  не  устраивала  перспектива  стать  беспомощным  инвалидом,  ведь  я  хотела  вернуться  на  свою  любимую  работу.  Значит,  надо  восстанавливать  силы,  надеяться  только  на  себя.

Я  уехала  домой,  в  посёлок.  Разработала  программу  реабилитации:    отказалась  от  таблеток  и   начала  ходить  на  прогулки.  Конечно,   было  трудно  и  страшно.  Но  в  кармане  куртки  был  нитроглицерин  (на  всякий  случай),  а  недалеко  прогуливалась  моя  подруга  со  своей  собакой.  Я  считала   шаги:  сначала  50,  потом  100  и  т.д.  Через  некоторое  время  прошли  боли  в  сердце  и  одышка.  Я  окрепла,  а  потом  и  вовсе  вышла  на  работу.

Возможно,  я  подсознательно  ориентировалась  на  случай  из  моей  практики.    Расскажу подробнее:   однажды  в  нашу  больницу  поступил  больной  с  тяжелым  инфарктом  миокарда.  Это  был  главный  инженер  комбината.  Для  лечения  ему  были  созданы  все  условия,  но  он  потребовал,  чтоб  с  ним  постоянно  находилась  его  красавица  жена.    Возражений  не  было,  поставили  дополнительную  кровать.  Но  через  некоторое  время  выяснилось,  что  спят  они  в  одной.  И  даже  не  просто  спят…Конечно,  южный  темперамент,  но  больному—то  предписан  строгий  постельный  режим,  который  он  постоянно  нарушал.  Сначала  пробовали  поговорить  с ним  об  этом,  а  потом  просто  оставили  их  в  покое.  Наш  высокопоставленный  пациент  выписался  с  улучшением,   с  открытым  больничным  листом.   Но   от  продления  больничного  листа  и    группы  инвалидности   он  вскоре   отказался  и  вышел  на  работу.

Однажды  ко  мне  в  кабинет  вошла  растерянная  медсестра:  «Тут  Г.  пришел  на  контрольную  ЭКГ,  я  два  раза  пересняла…»,  и  подала  мне  ленту.   Какое  же  было   и   моё  удивление,  когда  я  не  увидела    на  ней    никаких  следов  перенесенного  недавно  инфаркта  миокарда .   Вероятно,   активное  поведение  больного  и  его  оптимизм  способствовали  раннему  развитию  коллатеральных  сосудов   ( дополнительных   путей  кровоснабжения  сердечной  мышцы).

Вывод  напрашивается   сам.