Всё будет хорошо…

Ген.Антюфеев.

Всё  будет  хорошо…

Повесть

Стояла  радующая  душу  погода, когда  зима  кокетливо  демонстрировала  богатство  фантазии. С  ажура  деревьев, кустов, с  чугунных  узорчатых  решёток  и  проводов  электролиний, что  превратились  в  замысловатую  вышивку, бесшумно  слетали  снежиночки, переливаясь, мерцали  завораживающе  на  утреннем  солнышке, внося  в  сдержанную  гамму  окружающего  вида  тактичные  вкрапления. Хрустальные  сосульки, ловя  лучи, шаловливо  перемигивались, норовя  привлечь  внимание. Звонко, задиристо  тенькали  синички, смело  опускаясь на  заиндевевшие  ветви  и  стряхивая  с  них  порошу…

Алексей  Королёв, мужчина  средних  лет  с  большими  грустноватыми  глазами, с  резковатым  очертанием  скул (отзвуком  монголо-татарского  вмешательства  в  родословную), шёл  по  скверу  в  центре  города  и  напевал  про  себя  битловскую  «Yesterday». Внимательный, профессиональный  взгляд  цепко  улавливал  тонкие  отношения  серебристо-жемчужного  этюда, созданного  зимней кистью. Смелыми  мазками  она  вписала  в  пейзаж  и  яркие  пятна: резвившуюся  детвору  и  фигуры  пенсионеров, сидящих  на  обметённых  ими  же  скамейках. Алексея  обогнал  мальчуган, со  смехом  улепётывавший  от  рыжей  собачонки, которая  старалась  не  столько  догнать, сколько  порезвиться  на  просторе. Оголец  и  собачка, обежав  отшлифованную  гранитную  вазу, стоящую  на  постаменте, унеслись  в  глубь  сквера, и  весёлый  смех  перекликался  со  звонким  лаем…

Выйдя  на  рубеж  деревьев  и  кустов, что  ограничивался  литьём  решётки, Королёв  остановился  в  раздумье. Помешкав, свернул  вправо, направляясь  в  сторону  центрального  универмага. Светофор  мигнул  зелёным  глазом, и  собравшаяся  на  перекрёстке  толпа  засеменила  по  заледеневшему, накатанному  шинами  авто  асфальту. Уже  на  тротуаре  возле  кукольного  театра  идущая  впереди  дамочка  в  модной  и  дорогой  шубе  взмахнула  руками, неуклюже  плюхнулась, рассыпав  содержимое  вместительного  пакета. Помог  подняться  незнакомке  и  стал  собирать  многочисленные  коробочки  со  свёртками. «Кажется, я  подвернула  ногу»,-   произнесла  женщина, виновато  взглянув  на  него. Сразу  отметил  глаза: синие, глубокие, как  озёра. Нырнёшь – и  утонешь… Рисковые  глаза. «Вы  не  поможете  дойти  до  машины? Она  здесь… недалеко». Неопределённо  пожал  плечами, но  подставил  пострадавшей  локоть, и  медленно  побрели, стараясь  обходить  накатанные  ребятнёй  участки.

— А знаете, я  Вас  часто  здесь  вижу.

Удивлённо  поднял  брови, вопросительно  взглянул  на  попутчицу.

— Да-да,- подтвердила  сказанное  и  продолжила:

— Однажды  несли  огромную  связку  воздушных  шаров. Скорее  даже  не  несли, а  вели. К  ним  была  привязана  корзина. Интересно, что  там  находилось?

— Торт,- улыбнулся.

— Прохожие  тогда  расступались, даже  у  троллейбуса – чего  обычно  не  бывает. Вы  вошли  в  двенадцатый  и  стояли  у  заднего  окошка.

Мне  так  запомнилась  та  сцена. Счастливое  лицо  и  много-много  разноцветных  шариков. Прямо  как  в  сказке  или  во  сне…

— День  рождения…

— Чей?

— Сына. Шестнадцать  исполнилось.

— Такому  взрослому  и – шарики?!

— Ну  да. Торжественные  проводы  детства. И  встреча  взрослой  жизни. Что, разве  в  ней  нет  места  празднику?

— Есть, но…

— Вот  именно – «но»… Привыкли  мы  мыслить  стереотипами, боимся  выглядеть  смешными  в  чьих-то  глазах. Правда  же? А  ведь  детство  всегда  должно  быть  рядом  с  нами. В  нас  самих. Иначе, если  оно  уйдёт, превратимся  в  очерствелых  и  прагматичных  людей.

Друзья  сына  оценили  подарок: разобрали  каждый  себе  по  шару. Дурачились, играли  в  ребяческие  игры, а   потом… Потом  пели  песни  под  гитару  и  вели  серьёзные, я  бы  даже  сказал  философские, разговоры. А  после  ухода  гостей  осталось  три  шарика: белый, синий   и  красный. Приходите – увидите. Вас, кстати, как  зовут? А  то  идём, общаемся, а  имён  не  знаем.

Остановилась, немного  отстранилась  от  сопровождающего  и, протянув  руку, представилась:

— Таня. Татьяна Башлыкова.

— Лёша. Алексей  Королёв.

— Мы  уже  пришли. Вот  моя  машина,- произнесла, указывая  на  тёмно-синий  «Мерседес».- Вас  подвезти?

— Ну, ежели  по  пути…

По  дороге  восхищались  чудными, истинно  русскими  красотами  и  говорили  на  отвлечённые  темы.

Когда  автомобиль  остановился  у  подъезда  девятиэтажки, где  жил  Алексей, он  спросил:

— Как  нога?

— Да  вроде  бы  ничего,- ответила  Татьяна.- Шевелится, – и  в  доказательство   помотала  ступнёй  в  разные  стороны.

— Может, заглянете  в  наше  жилище? Чайку  попьём…

— Всех  женщин  вот  так  сразу  приглашаете  на  чай?- улыбнулась  и  пронзила  синевой  глаз.

Засмущался  и  пробормотал:

— Нет, конечно  же… ну… в  общем… — и   умолк. Потом  рассмеялся. – Чего   оправдываюсь? Прямо  как  пионер… Так, идём?

— Идём.

— Осваивайтесь  без  стеснения, а  я – на  кухню,- произнёс  Королёв, широким  жестом  подтверждая  приглашение.

Заглянула  в  первую  комнату  направо  и  замерла, увидев  картинную  галерею: по  большой  стене  зала  висела  живопись. Подойдя  поближе, стала  рассматривать  произведения  явно  разных  авторов. Восхищённо  хмыкнув, направилась  в  следующую. Там  тоже  были  развешены  работы, больше  набросочного  плана  и  принадлежавшие  одной  руке. Среди  холстов, «одетых»  в  рамы  и  без  них, примостились  фотографии, вымпелы, дипломы. На  многих  снимках  фигурировал  хозяин  квартиры. В  камуфляже, с  автоматом  стоит  на  фоне  гор. Снова  в  военной  форме, в  обнимку  с  улыбающимися сослуживцами. Демонстрирует  приём  из восточных  единоборств, находясь  перед  фотокамерой  в  сложном  ракурсе. С  этюдником  на  опушке  леса… Последняя  комната  также  представляла  собой  небольшой  выставочный  зал. Здесь  расположилась  графика: карандашные  рисунки, плакаты, эскизы  оформлений  интерьеров, сцены. На  полке, что  висела  над  столом, стояло  множество  маленьких  изваяний  наподобие  нэцкэ. Не  удержалась  и  взяла  одно  из  них. За  рассматриванием   котёнка, играющего  с  клубком, и  застал  её  Королёв.

— Забавный,- улыбнулась.- Это  тоже  ваше?

— Нет. Сын  лепит. Способный  малый. Говорю  не  как  отец, а  как  профессионал.

— Интересно  у  вас: живопись, графика, скульптура… и  книги, книги…

— Рад, что  наша  обитель  понравилась. Ну, пойдём  чайком  побалуемся. Пища  духовная  не  убежит – со  стен  не  сорвётся  за  время  чаепития.

Сидели  на  кухне, не  спеша  попивая  ароматный  напиток, и  вели  мерную  беседу. Возникло  ощущение, что  встретились  после  продолжительной  разлуки, и  поэтому  старались  как  можно  больше  рассказать  о  том  времени, когда   не  виделись. Оказалось, им  нравились  одни  и  те  же  поэты  и  композиторы, нравились театр  и  буйство  красок  осени. Будучи  выходцами  из  села,  с  ранних  лет  покинули  родные  места, учились  и  добивались  первых  успехов  на  юге  Украины, а  потом  перебрались  обратно  в  Россию.

Разговор  прервал  появившийся  молодой  человек.

— Ты  как  вошёл?- изумился  Алексей.

— Как  обычно: влетел  через  форточку  в  зале,- улыбнулся  в  ответ  паренёк.

— Приземляйся  тогда  и  присоединяйся  к  нашей  компании.

— Извини, па, но  я  на  минутку. Ребята  ждут. Не  обижайся, ага?

— Ага. Надолго?

— Вечерним  экипажем  непременно  прибуду. Сегодня  же  хоккей. До  свидания,- юноша  слегка  поклонился, тряхнув  кудрями, и  улыбнулся.

— До  свидания… А  вы  разные,- заметила  гостья, когда  за  парнем  захлопнулась  входная  дверь.

— В  мать  удался.

— А  где  она? Скоро  вернётся?

— Мама  наша  не  придёт…

С  участием  взглянула  на  собеседника.

— Да  нет, жива-живёхонька. Обычная  история. Понравился  другой: повыше, покрасивей, побогаче. Да, наверное, и  не  смогла  терпеть  мои  творческие   поиски  и  нужду, возникающую   при  том. Бывает…

— Извини…

— За  что? Никто  не  виноват  в  этой  ситуации, у  каждого  в  ней  своя  правда.

Вскоре  Башлыкова  засобиралась  домой, и, выйдя  на  улицу, замерли. Большие  хлопья  вальсировали  в  свете  фонарей, накрывая  невесомой  кисеёй  окрестности…

— Ляпота-а,- восторженно  глядя  на  снегопад, произнёс  провожающий  и, переведя  взгляд  на  спутницу, продолжил.- И  «крутая»  Снегурочка.

— Да  уж, «круче»  не  бывает,- улыбнулась  в  ответ  Татьяна, на  плечах  и  ресницах  которой  примостились  снежинки…

… Сидя  перед  телевизором, рассеянно  наблюдал за   метушившимися  на  экране хоккеистами…

— Па, ты  в  облаках  летаешь. Говорил: «Смотреть  будем, матч  решающий!» А  сам… Что, понравилась  женщинка?

— Есть  такое  дело…

— Симпатичная. Кто  она?

— Не  знаю, Юрок. Да  и  не  важно  это. Важно  другое…

— Притяженье  сердец?

— Наверное.

Королёву  запала  в  душу  синеглазая  барышня  с  тихой  улыбкой, с  острым  и  цепким  умом  и  меткая  на  слово. Мысленно  выстраивал  с  ней  диалог, стараясь  подобрать  весёлую  и  даже  игривую  интонацию, но  каждый  раз, набирая  номер, терял  и  необходимый  настрой, и  решительность  и  клал  трубку  обратно  на  рычаг  телефона…

Как-то  прогуливаясь  по  начинающему  оттаивать  от  зимних  холодов  городу, в  задумчивости  остановился  у  кромки  тротуара  с  купающимися  в  лужицах  воробьями  и  невольно  вздрогнул, когда  рядом  скрипнули  тормоза. Из-за  опущенного  стекла  на  дверке  автомашины  на  него  смотрели  две  капли  глубокого  весеннего  неба, и  приветливый  голос  задорно  спросил: «Вас  подвезти, молодой  человек?» Опешил  и  глупо  улыбался, не  найдя  нужного  ответа.

— Так  куда  едем, Алёша?- тепло  сделала  ударение  на  имени.

— Не  знаю,- признался, а  потом  добавил:

— Да  хоть  на  край  света.

— Далековато… Может  быть, куда-нибудь  поближе? В  лес, например.

— Интересное  предложение  и, главное, заманчивое.

— Ну  и…

— Согласный  я.

… Брели  по  рыхлому  снегу, что  рябил  мелко  застывшей  волной, из-под  которой  проступали  прошлогодняя  жухлая  трава  и  утратившие  осеннюю  насыщенность  листья. Следы  затемнялись  талой  водой, и   в  ней  иногда  вспыхивал  шаловливый  отблеск  солнца.

— Ух  ты, красотища-то  какая!- воскликнула  Татьяна, когда  перед  ними  раскрылась  бугристая  поляна, покрытая  зеленеющей  муравой. Обернувшись  к  провожатому, шедшему  чуть  сзади, продолжила:

— А  Вы  как  считаете, маэстро?

— Хм, маэстро… Скорее, мазила… Помазок, как  говаривает  мой  хороший  приятель – актёр  Вася  Кутузов.

— Ну  уж… мне  ваши  картины  понравились. Лиричные. Тихие. И  места  вроде  бы  непритязательные, а  в  душу  западают. — Правда, правда, — ответила  на  ироничный  взгляд  Алексея.

— Спорить  не  буду: всё-таки  моя  стряпня. И  мнение  о  ней  моё  имеется. И  не  только  о  ней.

Природу  всё  равно  не  перепрыгнешь. На  всех  попытках  художников  лишь  сотая  доля  того, что  та  показывает. Наверное, ещё  ни  один  живописец  не  смог  приблизиться  к  совершенству, которое  вокруг  нас.

— А  как   же  Левитан, Саврасов?

— Виртуозы. Люблю  их, ценю. Понимаете, Таня, это  сложно  объяснить… ведь  каждый  видит  и  чувствует  по-своему. Если  происходит  совпадение  с  видением  и  чувством  зрителя – значит, мастер  сумел  донести, что  хотел. А  иногда  и  видит, и  чувствует, а  вот  передать… передать  сил  не  хватает. Некоторые  мирятся  с  подобным  положением. И  малюют  картинки  на  продажу. Эффектные, красивые… Некоторые  заявляют: «А  я  так  вижу!» и  пишут  пейзажи, далёкие  от  реальности. Так  проще  укрыться  за  щитом  «оригинальности»  и  тем, и  другим, скрывая  отсутствие  подлинных  умения  и  навыков.

— И  кто  же  прав?

— Все. Все, кто  трудится, творит.

Прислонившись  к  стволу  сосны, внимательно, с  прищуром  посмотрела  на  спутника:

— Ну  а  всё  же? Даже  если  художник, как  он  считает,  не  сумел  «схватить  Бога  за  бороду», а  зрителям  нравится, что  тогда?

— Ничего. Все  гениями  не  могут  быть. Но  если  ты  своими  произведениями  даришь  радость  окружающим – прекрасно. Значит, в  этом  предназначении  заключается  твоё  пребывание  на  белом  свете. Главное – осознать  свою  высоту  и  держаться  на  уровне, стараясь  понемногу  прибавлять  от  работы  к  работе.

Всегда  приятно, если  кому-то  нравится  авторская  вещь… Или  сам  автор… Ведь  художнику, помимо  творчества, вдохновения, свойственны  житейские  порывы, состояние  влюблённости  и  большой  любви. Одно  рождает  другое. Иногда, правда, всё  есть, а  смелости  недостаточно. В  творчестве  или  в  жизни… Вот  как  у  меня…

Собеседница  вопросительно  вскинула  брови.

— Я  вам  несколько  раз  пытался  звонить  и… духу  не  хватило…

Умолк  под  тем  же  вопросительным  взглядом  и, смиренно  вздохнув, продолжил:

— Думал, не  к  чему… Вы  вон  какая… бизнес-вумен, а  я… «А  под  окном, чуть  дыша,  бедный  художник  стоит…»

С  недоумением  посмотрела  на  потупившегося  Алексея  и  медленно  заговорила:

— Странно… Думала – вы  сильный  человек. На  снимках  такой  бравый – с  автоматом, в  прыжке  со  свирепым  выражением. Супермен  прямо.

— Тогда  была  другая  обстановка. Там… Там  вам  не  здесь…

— А  страшно  было? Вы  ж  в  Афганистане  служили, да?

— Да, довелось  побывать  в  Афгане. Конечно  же, боязнь переживал. Не  страшатся, наверное, только  идиоты.

— Расскажите  что-нибудь.

— Да  что, собственно, рассказывать? Блокпост. Охрана  аэродрома. Зачистки.

— Ну  всё-таки… Ужасно  любопытно.

— Знаете, когда  угодил  туда, долго  сочинял  родителям, что  служу  на  Кавказе. Какие  на  Кавказе  горы, климат – до  сих  пор  толком  не  знаю. В Афгане  же… Думал, тоже   юг, тепло, чуть  ли  не  курортная  зона. А  в  курортной  зоне    восходы  и  закаты – граница  между  холодом  и  теплом: днём  солнце  шпарит, а   ночью  зубом  на  зуб  не  попадаешь… И  звёзды  там, несмотря  на  то, что  горная  страна, маленькие, блёклые, как  пылью  присыпанные. Чего  не  занимать  афганцам, так  это  пыли. При  сухой  погоде  летит  и  забивается  во  все  дыры  и  щели. А  если  её  намочить  и  высушить, становится  как  цемент. Но  сама  почва  удивительно  плодородная. Местные  жители  выращивают  2-3  урожая  в  год. Днём  на  поле  ишачат, улыбаются, раскланиваются: «Шурави, шурави», а  ночью – или  автомат  берут  в  руки, или  «духам»  помогают. Как  только  наступала  темнота, душманы  начинали  активничать. Стоишь, бывало, в  карауле, кругом  стрельба, взрывы  и  вопли  афганских  часовых.

— А  зачем  они  кричали?

— Чёрт  их  знает. Может, со  страха, а  может, для  устрашения.

Начинает  светать – всё  потихоньку  умолкает. И  так  каждый  день.

Помимо караулов  пришлось  и  по  кишлакам  скакать  в  поисках  бандитов. Там  все  дома  и  сарайчики  глинобитные, вот  и  проверяешь  их. Вышибаешь  дверь  ногой – очередь  из  автомата. И  так  улочку  за  улочкой  прочёсываешь…

Вытащив  сигарету, рассказчик  глубоко  затянулся  и  продолжил:

— Один  раз,  полоснув  из  «калаша», вошёл  внутрь  сарая. Тот  был  пуст. Хотел    выходить… и  увидел  летящую  в  меня  гранату. Инстинктивно  захлопнул  в  расщелинах  дверь…

— И  что?

— Накрыло  оранжевой  пеленой… Очнулся  в  госпитале. В  Кабуле. Подержали  там  немного  и  отправили   в  Союз: операцию  надо  было  делать. В  Ташкенте  мою  ногу  слепили, да  неудачно… Дальше – Украина. Во  Львове  хирург  замечательный – Валентин  Иванович  Савченко. Говорит: «Лёша, наркоз  тебе  давать  нельзя, а  оперировать  надо. Будешь  терпеть?»- «Буду»,- отвечаю.

— А  почему  нельзя?

— Граната, мало  того, что  осколочная, она  ещё  и  с  нервно-паралитическим  газом, вот  поэтому  наркоз  в  моём  случае – во  вред, а  не  на  пользу. Чтобы  не  орал  и  не  матерился – дали  стакан  спиртяги. Ухнул  залпом  и… В  общем, благодаря  Валентину  Ивановичу  вновь  оказался  в  строю. Но  больше  лошадью  был, чем  орлом.

— Как  это?

— Шутка  такая  есть: десантник  три  минуты  орёл, остальное  время – лошадь. Пахал  оставшееся  до  дембеля  время  на  земле  в  Союзе.

— А  нога?

— Да  ничего. Даже  борьбой  занимаюсь. Но  потихоньку.

— Болит?

— Так, иногда  ноет  на  перемену  погоды. Это  неинтересно. И  так  разболтался. Весна, видимо, расслабила. Вы  не  замёрзли?

— Есть  немного.

— Будем  возвращаться?

Кивнула  головой, и  так  же, как  и  пришли  сюда, неторопливо  побрели  к  машине…

… «Мерседес» остановился  у  знакомой  Татьяне  многоэтажки. В  салоне  пахло  кожей, ещё  каким-то  неуловимым, но  свойственным  автомобилю  запахом  и  тонким  ароматом  духов… На  мужчину  накатила  неудержимая  волна  нежности и, не  сумев  побороть  чувства, порывисто  обнял  женщину  и  повернул  к  себе. Синева  глаз  лучилась  кротким   зовом, губы  откликнулись  жаром… Охмелев, пылко  покрывал  поцелуями  лицо  и  шею  спутницы…  Она  почти  беззвучно  счастливо  смеялась, а  потом, запустив  руки  в  его  шевелюру, прошептала: «Подожди… хватит… хватит…» Увидев  удивлённо-огорчённое  лицо, добавила  с  нежностью: «Не  обижайся, Алёша… У  нас  всё  ещё  впереди…»

— Правда?

— Да,- подтвердила, положив  томно  пахнущую  голову  на  плечо спутника …

С  того  дня  встречались  часто, бывая  на  выставках  и  концертах, гуляя  в  каком-либо  парке, сквере  или  в  лесу. Татьяну  ждали  в  доме  искусников, который  с  приходом  гостьи, казалось, становился  светлее. Юра, познакомившись  поближе, в  мягкой  форме  подтрунивал  над  ней  и  над  отцом. Гостья  не  оставалась  в  долгу, и  они  пикировались, соревнуясь  в  остроумии  и  подначках. Алексей  вставлял  в  их  словесные  упражнения  и  «свои  пять  копеек», ухахатываясь  до  слёз. Почти  каждые  выходные  у  них  царил  поистине  семейный  праздник. В  свободное  от  забот  время  Таня  радовала  кулинарными  изделиями, вызывая  восторг  и  восхищение сильного  пола. В  коротко-кокетливом  фартуке  вовсе  не  походила  на  деловую  даму, превращаясь  в  хозяйку  квартиры. Глядя  на  трио, создавалось  впечатление, что  это – семья, в которой  живут  радость, веселье, любовь…

Как-то  Королёв-старший, улыбаясь, произнёс:

— Сударыня, мы  тут  посовещались, и  я  решил  набраться  наглости  и  испросить  дозволения  посетить  ваш  дом. А  то  неудобно  получается: ответного, пусть  даже  визита  вежливости, не  намечается  почему-то… Вы  не  против?

Минуту  назад  искрящаяся  счастьем, Башлыкова  изменилась  в  лице  и  после  продолжительной  паузы  ответила  глуховатым  голосом:

— Давайте  подождём… судари… до  лучшей  поры. Хорошо? Я  вас  приглашу. Непременно.

Вслед  за  тем  разговор  разладился. Королёвы  не  могли  понять  перемену  расположения  духа  Татьяны, искали  причину  в  своих  словах  и  действиях  и  не  находили…

…Колесо  времени  неумолимо  катилось  вперёд, оставляя  позади  невзгоды  и  радости, несбывшиеся  мечты  и  недостроенные  планы. Впереди, так  всегда  кажется, маячили  взлёты  и  удачи, смех  друзей  и  восторг  новизны…

Как  кошка, вкрадчиво  и  незаметно, приблизилась  осень  с  первыми  пожелтевшими  листочками, с  ярким, но  холодеющим  день  ото  дня  шёлком  синевы  небес…

Как-то  вечером, при  первой  засветившейся  звезде, будучи  в  гостях, Татьяна, поводя  пальчиком  по  ребру  чайной  чашки, тихо  и  загадочно  произнесла: «Приглашаю  вас  к  себе. Только  не  сегодня  и  не  завтра. Я  скажу – когда».

Через  несколько  дней  пришедшему  с  этюдов  отцу  сын  протянул  записку: «Ребята, жду  вас  сегодня  в  16.00». Тот  взглянул  на  стену, где  висели  часы  с  прыгающей  секундной  стрелкой, и  произнёс:

— Та-ак… Время  ещё  есть. Будем  морально  готовиться  к  званому  ужину?

— Будем, — согласился  единокровный  и  тоже  покосился  на  часы, свои – наручные.

Алексей  умостился  в  кресле,  ёрзал  в  нём, постукивал  пальцами  по  подлокотнику:

— Слушай, Юрок, что-то  мне  не  можется, неймётся. Пойдём  уже. А?

— Пошли.

… Нажав  кнопку  звонка, услышали  мелодию  полонеза  Огинского   и… тишину. Вопросительно  глянув  на  младшего, старший  Королёв  легонько  толкнул  дверь, которая  без  шума  и  скрипа  открылась  вовнутрь, словно  приглашая  в  прихожую. Переступив  порог, понял, что  запах  газа  не   почудился – в  квартире  чувствовался  сильнее. Повернув  направо, влетел  на  кухню. В  глаза  бросилось, словно  при  наезде  кинокамеры  на  крупный  план, лежавшее   тело  с  откинутой  в  сторону  левой  рукой. Метнулся  к  окну, распахнул  настежь  и, опустившись  на  одно  колено, положил  женскую  голову  на  второе, стал  похлопывать  по  щеке:

— Таня, Танечка… Таня! Господи, что  же  ты  наделала?! И  зачем? Ну,  очнись, очнись…

Вздрогнула  всем  телом… из  уст  вырвался  тихий  стон… открыла  веки  и  попыталась  улыбнуться…

— Что  случилось, Танюшка? Зачем? Как  ты  напугала  меня.

— Лёш, гараж…

— Гараж? Какой  ещё…

— Мой… там  человек…

— Где  это?

Назвала  адрес  и  добавила  устало: «Быстрее, Лёша, боюсь, я  беду  натворила…»

Взглянул  на  наследника:

— Оставляю  за  главного.

Выйдя  на  лестничную  площадку, столкнулся  с  грузным  мужчиной  с  не  менее грузным  псом у  ног.

— А-а, вот  и  хахаль  появился. Ну  что, намиловались?

И  приблизившись  вплотную,  хозяин  собаки  продолжил:

— Ты  здесь  первый  и   последний  раз. Понял?

— Нет.

— Какой  непонятливый… Ты  кто?

— Художник.

— Объясняю  популярно, мазунок:  увижу ещё – кровью  умоешься. Вон  отсюда!

«Афганец»  почувствовал, как  по  затылку  пробежали  мурашки – первый  признак  состояния, когда  надо  изо  всех  сил  сдерживаться. Тихо, но  твёрдо  произнёс:

— Не  люблю  и  не  привык  к  подобному  тону. А  где, куда  и  к  кому  ходить – всегда  решаю  сам.

— Значит, не  дошло, тварь…  Ну  сейчас  попляшешь  у  меня.

Отойдя, стал  отстёгивать  ошейник, приговаривая:

— Сейчас, сейчас… ты  всё  сейчас  поймёшь… Фас, Гектор!

И  улыбнулся  недобро, увидев, как  оппонент  прижался  к  стене… Псина с  места  метнулся  чёрной  молнией  и… от  неуловимого  движения  отлетел  к  перилам, с  хрустом  шмякнулся  о  них, жалобно  вякнул, захрипел  и, поджав  хвост, опрометью  бросился  вниз… Улыбка  хозяина  собаки  сползла  с  лица, уступив  растерянному  выражению, которое, впрочем, продлилось  мгновение. С  рыком  ринулся  на  противостоящего, надеясь  задавить  массой. Однако  нападавшего  ждала  участь  пса, что  взбесило  его. Снова  повторил  наскок, но  на  сей  раз  был  сбит  с  ног. Королёв, держа  противника  за  грудки, глядя  в  налитые  кровью  моргалки, произнёс  негромко, но  членораздельно:

— Думаешь, если  художник, значит, белоручка, слабак… Ошибаешься. И  мы  можем  за  себя  постоять.

Детина  потянулся  к  горлу  противника, но, поняв  тщетность  усилий, предпринял  попытку  вынырнуть  из-под  Алексея, грязно  и  злобно  ругаясь. Короткий, но  сильный  удар  заставил  обмякнуть  тело  разбушевавшегося…

— Отдохни, дорогой,- ухмыльнулся  победитель, подтащил  и  усадил  мужика  в  угол  пролёта  и, не  оглядываясь, перелетая  через  несколько  ступенек, помчался  вниз…

Запыхавшись, с  болью  в  селезёнке, добрёл  до  указанного  гаража, из  которого  дымило, и  нёсся  истошный  вопль: «Помогите! Да  помогите  же!» На  беду  взывавшего, рядом   никого  не  было (случаются  такие  минуты  и  часы, когда  и  в  оживлённых  местах  люди  словно  вымирают). Королёв  попытался  сбить  замок  подвернувшейся  под  руки  палкой, но  когда  та, смачно  хрякнув, переломилась, стал  искать  что-нибудь  металлическое. В  поисках  удалился  от  места  происшествия, и когда  возвращался  с  куском  дюймовой  трубы, увидел  две  знакомые  фигуры. Хозяйка  строения  трясущимися  руками  пыталась  попасть  ключом  в  скважину  замка, что  никак  не  удавалось. Молча  забрал, отомкнул. Из  помещения  дохнуло  жаром, клубы  едкого  дыма  заставили  прослезиться  и  закашляться. Каково  же  тому, кто  был  внутри?! Из  распахнутой  створки  двери, матерясь  и  чертыхаясь, выполз  на  четвереньках  плотного  телосложения  мужик  и  стал  с  выворотом  надсадно  кашлять. Оклемавшись, зло  посмотрел  на  троицу, отрешённо  присевшую  на  корточки  и  прислонившуюся  к  стене.

— Ну  ты, деваха, даёшь… Чуть  не  убила. Представляешь, кореш, саданула  по  башке  железякой! У  меня  сигарета  во  рту  была. Рухнул  без сознанки. Очнулся  от  дыма  и  гари. Хорошо, огнетушитель нашёлся.  А  то  бы  сдох, сгорел… Совесть  не  мучила  бы  потом?

— Нисколько.

— Это  же  грех  великий…- попытался  было  вразумить  Татьяну  здоровила, но  та  резко  прервала:

— А  бабу  унижать – не  грех?

— Так  ничего  же  не  было…

— И  здесь  ничего  не  вышло. Слушай, катись  отсюда  подобру-поздорову, а? Видеть  тебя – сил  нет.

Тот  что-то  невнятно  пробурчал  себе  под  нос, но  удалился.

Алексей  молча, опустив  голову, чертил  замысловатые  узоры  на  земле, потом  пристально  посмотрел  на  женщину  и  с  горьким  упрёком  спросил:

— Как  ты  могла?!

— Что  имеешь  в  виду? Этого  холуя?

— Нет, не  его. Он  здесь  ни  при  чём. Как  могла…  Нет, не  понимаю…  разве  можно  так? Умница  и…  вдруг…  газ…  Не  понимаю.

— Извини, нервы  сдали… Мне  хорошо  с  вами  было, душевно. А  тут…  этот…  Виктор  Петрович…  Витюня.

Я  ведь  многое  не  рассказала  о  своей  прошлой  жизни. Боялась, всё  рухнет.

Приехала  с  Украины, тут  как  раз  кооперативы  пошли, фирмы  стали  возникать, компании. Попала  в  один  из  кооперативов. Директор – молодой, энергичный, симпатичный, юморной. К  тому  же  начал   оказывать  знаки  внимания. Как  устоять? Стали  жить  вместе. Потом  отделились, своё  дело  открыли, которое  в  гору  пошло. Рублёвый  счёт, валютный… Отдых  на  берегу  Лазурного  моря… Как-то  муж  надумал  несколько  вагонов  товара  в  Якутию  отправить. А  чтобы  всё  шло  по  намеченному  руслу – решил  и  сам  с  товаром  поехать. Как  чувствовала. Говорила: «Не  надо. Нам, что, денег  не  хватает?» Смеялся  в  ответ, мол, куш  солидный  светит. Поехал, с  тех  пор  ни  слуху  ни  духу  ни  о  нём, ни  о  товаре…  Куда  и  к  кому  только  ни  обращалась – бесполезно. Начались  трудности. Счета  арестовали, пока  доказывала, что  не  причастна  к  исчезновению  мужа, что  имею  право  на  управление  фирмой… Канители  много, уж  отчаялась. А  тут  Витюня  подкатил… Наобещал  всего. И, главное, помог  вначале. А  потом… «Долг  платежом  красен»,- посмеивался. Я  ему: «Виктор  Петрович, постараюсь  вскорости  вернуть  оставшиеся  деньги». — «Что  мне  деньги? Их  у  меня  и  так  хватает. Есть  кое-что  послаще». Думала, шутит. Он  же  с  каждым  днём  настойчивее  и  наглее  становился. Проходу  не  давал. Пыталась  быстрее  рассчитаться, но  сумма  была  не  такова, чтобы  за  раз  или  за  два  погасить  долг.

Замолчала. По  паузе  тяжело  вздохнула  и  продолжила:

— Как-то  уговорила: что, убудет  с  тебя  что  ли… Бр-р, аж  вспоминать  противно. Липкий, скользкий… В  прямом  и  переносном  смысле. Грубый… бесстыжий… После  всё  сделала, чтобы  раздолжаться. До  копейки. Но  наглец  не  угомонился. В  доме  как  можно  реже  появлялась, так  вычислял  мои  маршруты. Охоту, можно  сказать, устроил. А  уж  когда  узнал  о  вашем  существовании – вообще  затравил.

Сегодня… вас  ждала… стол  накрыла… Решила  цветов  купить. Машину  надумала  в  гараже  оставить. Только  загнала – вваливается  эта  «шестёрка», витюнин  прихвостень, улыбается  хамовито, хватает  меня  и  валит  на  капот… Ну, я  его  и  «угостила». Из  гаража – домой  быстрее.

Вновь  умолкла, вздрогнула  телом. Набрала   воздуха   и   продолжила:

— Прибегаю, только  дверь  открыла, как  Витёк, скот,  втолкнул  в  прихожую, прижал  к  стене… Навалился  телом  и  зашипел: «Или  будешь  моей, или  сделаю  всё, чтобы  и  тебя, и  кавалера  твоего  размазать. Ты  знаешь, за  мной  не  заржавеет, на  многое  пойду, а  своего  добьюсь. Поняла?» И хлестанул  по  лицу, ощеряясь. А  рядом  Гектор  сидит. Две  пасти  оскаленные. И  такое  отчаяние  напало! Такой  стыд  охватил: нечего  было  слабинку  давать. Бог  теперь  и  наказывает… Тоска  в  горло  вцепилась, свет  опостылел. Понимаешь, они  меня  раздавили. И  морально, и  физически, вот  я   и…

Королёв  обнял  рассказчицу:

— Успокойся. Всё  будет  хорошо. Всё  будет  очень  хорошо. Самое  главное –  мы  любим  тебя.

— Я  вас  тоже  полюбила. Поэтому  молчала… Боялась  потерять.

Алексей  поцеловал  солёное  от  слёз  лицо  Татьяны, проговорил:

— Всё  будет  хорошо. Вот  увидишь.

Рядом  стоял  Юрок  и  улыбался, глядя  на  раскисшего  от  нахлынувших  чувств  отца  и  на  хрупкую  женщину, которая, он  понял  это, стала  ему  столь  же  близкой  и  родной…