Подошел бригадир бетонщиков:
– Анатолий Афанасьевич, у вас для нас ни найдется работенка на выходные?
– Сколько угодно, – обрадовал его.
И уже через неделю были готовы рельсовые пути для подстаночных тележек. Все три тележки тут же собрали и установили на рельсы. Сильвано лишь осмотрел готовую работу. Он же вместе с помощниками собрал 11-тонный маховик и маятниковый механизм с рамой, на которую должны крепиться все 150 режущих лезвий станка.
И вот, наконец, весь кривошипно-шатунный механизм собран, установлены силовой и вспомогательные электродвигатели, а также масса всевозможных агрегатов станка. Проложена кабельная сеть, установлен пульт управления.
В подстаночном помещении установлены насосы, дозаторы и все, что положено.
– Ньентальтро нон пуо фарэ, Анатолий, – сообщил мне однажды Сильвано. Что ж, он сделал все, что мог, в небывалых для него условиях надвигающейся русской зимы.
Помню, как однажды мы приехали на площадку в пятнадцатиградусный мороз.
– Нон си пуо лаворарэ!.. Фрэддаментэ! – возмущался итальянец.
– Сейчас я его согрею, – рассмеялся Иван Иванович и утащил Сильвано в свою бытовку.
Уже через полчаса тот вернулся и в одно мгновение без страховки поднялся на самый верх станка – на семиметровую высоту – и принялся расхаживать по узеньким балкам, пытаясь руководить процессом регулировки расположенного там механизма.
– Саша, возьми пояс, осторожно подойди к нему и застрахуй. А лучше, если вы оба тут же спуститесь, – проинструктировал его.
К счастью, получилось. На “подогретого” и забывшего об осторожности Сильвано надели страховочный пояс, а чуть позже помогли спуститься.
Что ж, большего ему уже действительно не сделать. У нас есть трехкамерный бассейн для оборотного водоснабжения. Но воду в него не нальешь – в неотапливаемом новом цеху она просто замерзнет.
Мы устроили небольшой праздник в честь предстоящего отъезда Сильвано и окончания основного этапа работ – монтажа заводского оборудования. Получилось весело, но немного грустно от осознания некой незавершенности.
Ведь невыполненными остались только пуско-наладочные, и можно начинать работу. Но это возможно лишь в следующем году. Оба наших инвестора – Сережа и Костя – заявили, что денег у них больше нет, а потому все работы лучше приостановить до весны.
Мои предложения, как запустить производство еще в этом году, никого не убедили. Два процента голосов против девяноста восьми – это, даже теоретически, в пределах погрешности подсчетов.
С отъездом Сильвано трудовой энтузиазм пошел на убыль. Я собрал коллектив и честно разъяснил ситуацию, обозначив в качестве основной задачи консервацию и охрану от разграбления всего нами созданного, а в качестве вспомогательной – профессиональное обучение и организацию быта. Кто-то поверил, но большинство, впрочем, как и я сам, остро ощутили приближение мертвого сезона.
– Анатолий Афанасьевич, вы не обидитесь, если мы уволимся? – подошли ко мне четверо из сильвановской пятерки (не хватало лишь Кричуна).
– Нашли хорошую работу?
– Да нет. Просто, пока молодые, хочется работать, а не охранять.
– Я вас понимаю… Что ж, спасибо за работу. Удачи на новом месте… Если что, приходите. Ваше место за вами, – пожал я руку лучшим нашим работникам.
Вскоре потихоньку стали уволились даже те, от кого давно хотелось избавиться. А однажды подошел Иван Иванович:
– Захватите меня в Москву, – попросил прапорщик, – Скучно мне тут без Теплинского.
Ещё бы! Наверняка делился с ним левыми доходами. А тот знал о проделках полковника, но молчал. Бог с ним. Пусть уезжает.