Серпентарий

Мое возвращение из командировки было не столь помпезным, как у Костина, но и не менее эффектным. Жаль, конечно, что не трезвонили глиняные колокола, призывая уверовавших в прогресс работать без прогрессивки, зато наша келья была плотно увешена чертежами-иконами, а ее столы устланы каменной мозаикой из переливающихся всеми цветами радуги образцов продукции “Аглобагина” и “Санта Маргариты”, а поверх всего этого великолепия – еще и завалены щедрыми дарами “Бретона”: фирменными календариками, авторучками и прочей рекламной мишурой.

– Толя! Откуда это?! – не ожидал ничего подобного директор будущего Центра каменных искусств.

– От верблюда, – схамил, не удержавшись.

– Слушай, собирай все это, понесем к Меламуду, пусть удивится, – сообразил он, наконец, откуда.

– Пусть здесь удивляется, – не согласился с ним, – А то, в конце этой пищевой цепочки, наши образцы окажутся у Путина, а тот подарит их президенту Италии, совсем как ваши земляные колокола.

– Какие земляные?.. Что ж, мне его сюда звать? – продолжал тупить Костин.

– Можно ко мне домой – я еще не все сюда принес.

– Да ладно тебе! – незлобно махнул он рукой, сгреб несколько плиток и выскочил на доклад.

Минут через десять, к моему удивлению, вернулся с Меламудом. Бросив рассеянный взгляд на наше богатство, тот раздраженно проворчал, обращаясь к Костину:

– Надо созвать совещание, и вы все доложите там… С камушками и картинками, – добавил он уже в дверном проеме.

Именно с того совещания и начались мои неприятности в управлении делами президента. А как хорошо все начиналось! Весь день шли и шли восторженные посетители.

– Три с половиной на полтора метра? – недоверчиво переспрашивали они, – Не может быть.

– Может, – отвечал неверующим, – Лично видел.

– При толщине в один сантиметр такая плита развалится, – уверенно заявляли скептики.

– Не развалится, – возражал им, – Режимы изготовления камня отрабатывают в заводской лаборатории и записывают на компьютерный диск. Диск с данными устанавливают в компьютер главного пульта управления, а дальше работает автоматика. Стабильность продукции и уникальные характеристики гарантированы патентом “Бреветти Тончелли”.

– Мудрено, – удивлялись оппоненты.

– Ничего мудреного. В лаборатории действительно можно создать любой камень, который только способно изготовить это оборудование. “Ноу хау” передают вместе с ним.

– Так что, можно проектировать камень?! – доходило, наконец, до наиболее продвинутых.

– Можно, – убежденно отвечал им.

Моя популярность росла. Костина, похоже, это раздражало, но он не подавал вида.

Более того, когда мы ненадолго переместились в проектный институт, разрабатывавший уникальные дома для управления, я быстро выдвинулся на передний план.

Впрочем, ничего удивительного в том не было – ну, кто, кроме меня, мог дать специалистам института исчерпывающие сведения о плитах из искусственного камня. К тому же волей-неволей включился в обсуждение проблем формирования сэндвич-панелей и способов их крепления к стальному каркасу здания. Ведь кое-что подобное случайно подсмотрел на “Аглобагине”.

Масштабы предстоящих работ завораживали. За три года предстояло построить около ста пятидесяти зданий. И эту грандиозную работу намеревались выполнить исключительно силами предприятий при управлении делами президента.

Подключили меня и к работам, связанным с оценкой стоимости квадратного метра элитного жилья для сотрудников управления. Словом, скучать было некогда.

– Толя, готовься к совещанию. Меламуд не забыл. Уж лучше бы всю плитку ему отдал, как колокола, – налетел на меня Костин.

– Всегда готов! – ответил ему.

– Доклад сделаешь ты. Когда напишешь, покажи.

– Ничего писать не буду. Все мои доклады – экспромт.

– Какой экспромт?! Сам Кожин будет!

– И что? Он знает камень лучше меня?

– Не лучше… Но экспромт, – заворчал начальник, – Должен же я знать, что ты там наговоришь!

– Скажу, как есть, – ответил ему и категорически отказался что-то писать.

Экспромт оказался удачным. Куча вопросов, а главное – сияющие глаза заинтересованных в успехе предприятия людей. Большинство из них мне были незнакомы. Но не я созывал то совещание.

– Толя, на субботу ничего не планируй. Придется поработать, – предупредил Костин.

– Надо, значит надо… А что надо?

– Встретиться с Мироновым и ответить на его вопросы. Он сидит на Старой площади в здании администрации президента. Пропуск тебе заказан.

– Кто такой Миронов? Какие вопросы?

– Питерский… Говорят, его планируют вместо Кожина… Вопросы?.. Откуда я знаю?! – возмутился центральный директор…

В девять ноль-ноль оказался в скромном кабинете кандидата в большие начальники.

Мой экспромт о камне вызвал живой интерес. Часа два отвечал на вопросы.

– Вы у кого работаете? – спросил тот под занавес.

– У Меламуда.

– Будете работать у меня, – безапелляционно определил кандидат в кожины…

– Слушай, тут за тебя такая борьба началась, – почему-то шепотом сообщил через неделю Костин, – Меламуд из себя выходит, а сделать ничего не может. Похоже, нас у него заберут.

Вскоре вызвал Меламуд:

– Что ты там наговорил Миронову? – начал он относительно спокойно.

– Ничего особенного. Рассказал о камне.

– Кто тебя уполномочил?! Что ты туда поперся?! – взорвался начальник, живо напомнив мне ненавистных армейских полковников.

– Хватит!.. Я не поперся, а выполнил указания директора.

– Какого директора?! – не унимался Баламут, – Этого дурака Костина?! Он и работу просрал и тебя просрал… Иди отсюда! – выгнал он из кабинета.

А меня трясло от возмущения. Давно на меня так не орали. Отвык.

– Что случилось? – подошел “дурак” Костин, и, лишь взглянув на него, захлебнулся истерическим смехом, – Идите к Баламуту. Он вам все объяснит.

Зазвонил телефон, и директора действительно вызвали к начальнику.

Вернулся мрачный:

– Приказал, тебя отстранить от всех работ с камнем. А мне – готовить доклад на комиссию.

– Как отстранить? Интересно! – возмутился я.

– Вот и я говорю, как… Так что придется тебе, Толя, писать мой доклад – заключил он.

Дня два мы дулись друг на друга, но дело есть дело. Доклад написал, и радостный Костин умчался с ним к Меламуду.

– Все… Завтра межведомственная комиссия… Будут Лужков с Рейсиным. Сказал, тебя взять обязательно… Будешь отвечать на вопросы, – проинформировал Костин…

И вот, наконец, началось. Тесный зальчик, заполненный до отказа. Начальство всех мастей и мы с Костиным за столом руководства. Впервые видел мэра Москвы так близко, да еще без его знаменитой кепки. А Рейсин вдруг кивнул мне, как старому знакомому. Неужели еще помнит?..

Забормотал Костин. Читал он, как дьячок – скороговоркой, ровным, без эмоций тоном. Да, собственно, для кого читать – вся начальственная масса сидела, равнодушно уткнувшись в столы, у кого они были, или в пол, на кого столов не хватило.

Лишь Лужков, слушая доклад, нервно ерзал, а порой, казалось, подпрыгивал и потом что-то бормотал, обращаясь к Рейсину, а тот лишь послушно кивал головой.

– Уф, я все, – вполголоса сказал Костин и сел, – Теперь ты, – толкнул он.

Я встал:

– Пожалуйста, вопросы к докладчику.

– Масса вопросов! – мгновенно подхватился мэр, – Что вы тут выдумали?.. Что за камень и чудо-изоляция?.. Откуда такая низкая себестоимость строительства?.. Вы хоть за рынком следите, экономисты?

– Я за вами не поспеваю, Юрий Михайлович, – решительно остановил его, – Задавайте, пожалуйста, по одному вопросу… Главный наш выдумщик – проектная организация. Достаточно компетентная, чтобы защитить свои решения в любой инстанции… Расчет себестоимости строительства выполнен специалистами этой организации и не вызывает сомнений… Ну, а камень, – начал, было, я.

– Не надо! – внезапно перебил Лужков, – Я знаю все, что вы хотите сказать. Не будет вам никаких заводов!.. Камень будет поставлять Московский камнеобрабатывающий завод!

– Но Долгопрудный не производит искусственный камень, который требуется для сэндвич-панелей, – вмешался я.

– И не надо!.. Строить будет Рейсин, а не управление. Ваши участки не на Марсе, а на территории Москвы, и строить вы будете по нашим правилам!.. Себестоимость в четыреста пятьдесят долларов за квадратный метр – это утопия!.. Наша цена – минимум четыре тысячи за квадрат. Она не обсуждается, потому что рыночная… А все, что потребуется для строительства, Рейсин закажет сам. Это его прерогатива, молодой человек, – завершил мэр в полной тишине.

– Перерыв, десять минут, – неожиданно объявил показавшийся мне каким-то растерянным Кожин.

После перерыва совещание продолжилось, но уже без нас с Костиным и даже без проектантов и строителей.

Лишь к вечеру узнали, что Лужков торпедировал строительные инициативы управления делами президента, поскольку Кожин не согласился ни с кандидатурой главного строителя, ни с немыслимой, тогда еще казалось, стоимостью работ московского монополиста.

– И что теперь? – спросил Костина.

– Откуда я знаю? – ответил тот…

Утро следующего дня ознаменовало мой последний рабочий день в управлении делами президента. Первым делом хотел перебрать документы, которые принесли с совещания. К моему удивлению, ни в ящике стола, ни в тумбочке ничего не было.

– Что-то ищешь? – спросил Костин.

Молча показал ему опустевший за ночь стол.

– Это уже интересно… Ты же видел, Толя, я запер и опечатал кабинет… Пойдем к Меламуду, это ни в какие ворота не лезет! Шпионы в управлении делами президента! Серпентарий какой-то, а не управление! Похоже, кто-то работает на Лужкова, – бушевал он, пока шли.

Меламуда не было, хотя кабинет его был открыт.

– Ладно, подождем, – решил Костин, – Слушай, ты постой здесь. Если что, предупреди. А я все-таки посмотрю, – нырнул он в кабинет.

“Ну, и ну”, – размышлял, приняв меж тем равнодушную позу филера.

– Быстро отсюда! – вдруг выскочил, как ошпаренный, директор несостоявшегося Центра камня и керамики, и мы стремглав понеслись прочь из этого серпентария, – У тебя есть, где все это спрятать и быстро вернуться? – спросил начальник, вынимая из объемистого пиджака громадную пачку документов.

– Зайду к Гусеву в Союз промышленников и предпринимателей. Это рядом, на Старой площади.

– Давай, и сразу назад!

– Ну, как? – спросил его, когда вернулся.

– Пока тихо. Представляешь, повезло – у входа встретил Кожина. Вошел вместе с ним. Если что, охрана на входе подтвердит. Я там специально пошумел немного. Но, каков Меламуд!

Каков тот, так и не успел узнать – зазвонил телефон, и Костин отправился к начальству. Вернулся через полчаса:

– Представляешь, я его опередил. Он рот не успел открыть, а я ему новостью в зубы – у Зарецкого украли всю документацию… Ну, тут и началось… Кто? Что? Зачем? Есть ли дубликаты?.. Ничего, говорю, нет. Вы же нам ксерокс так и не дали… Уверен, говорит, это Миронова работа… А Зарецкого сегодня же увольняй. Причину придумай, но Миронову он не должен достаться. Вот так, Толя.

– Понял, – согласился с ним, – Думаю, Лужков даже Кожину не даст развернуться, а уж какому-то Миронову и подавно.

Оформлять мое увольнение не было необходимости – мы все еще числились в каких-то тайных списках.

– Возьми на память, Толя… Так, игрушка… Но при случае выручит, – вручил он мне газовый пистолет. Я рассмеялся:

– Таким только ваш серпентарий гонять.

Пожав руки, тепло расстались, но, как оказалось, ненадолго.