Огненная Роза. Живу тобой. глава 11.

ГЛАВА 11.

Тсуни счастливо улыбался, вспоминая, как ловко охмурил этого подлого мерзавца Хагая. Когда-то, в самом начале их так называемого сговора, он дал себе слово, что защитит от него своего господина любой ценой, и заранее продумал, как вести себя с ним. Поэтому, когда тот неправильно истолковал его слова о постели и в силу своей испорченности предположил, что Тсуни стал сексуальной игрушкой своего господина, он радостно уцепился за эту идею. Так можно избежать крайне неприятных ночей в руках Хагая, и если уж не полностью освободиться от него, то хотя бы в половину. Если рассказать об этом господину Рейзе, то он наверняка найдёт способ защитить своего подопечного, но тогда встаёт вопрос: кто кого спасает на самом деле? Не пойдёт! К тому же он и сам уже заболел идеей дознаться, что же случилось с Огненной Розой в ту ночь на самом деле. Он не врал Хагаю, когда говорил ему, что Рейза скорее всего лжёт о своих воспоминаниях. Иногда Тсуни казалось, что его обожаемый господин разговаривает с кем-то невидимым, и это точно не тот тип из академии. Это кто-то, кто очень дорог тёмному сердцу Плектра. А по обрывочным разговорам юноша понял, что до трагической ночи Рейза не имел никаких чувств ни к кому из живых. И, чем больше Тсуни размышлял об этом, тем сильнее его снедало любопытство. Вот только выяснить всё на прямую пока не было возможности. Дело в том, что прекрасный демон действительно не обращал особого внимания на юного слугу. Не разговаривал с ним и не замечал его присутствия. Нет, конечно он не мучил и не пугал юношу, — это Тсуни наврал Хагаю, — но как будто старался отстраниться от собственной привязанности. И Тсуни быстро понял, почему.

Это произошло две недели назад. Он только что заправил все лампы маслом и собирался подбросить топлива в камин, но Рейза вдруг окликнул его:

— Эй, мальчик! Сейчас больше ничего не нужно. Уходи.

Тсуни немного замешкался: огонь в очаге почти догорел, и в комнате сделалось довольно холодно. Он хотел было заняться этим раньше, но постельничий Рейзы приказал ему сперва подготовить личную купальню господина, а потом – взбить перину и подать фрукты. Вот уже дня три как он с радостью переложил на паренька большую часть своей работы, оставив себе только самую эффектную: одеть – раздеть, искупать Рейзу, умастить его тело и украсить волосы… Тсуни эти дни крутился, как белка в колесе, но рад был бы сделать ещё больше. И, пока он выполнял приказы ленивого постельничего, огонь почти угас, и господин Рейза теперь зябко кутался в пушистое покрывало. Он сидел в кресле с книгой в руках, но Тсуни видел, что господин не смотрит на страницу. Взгляд Рейзы был обращён в пустоту, а на губах теплилась бледная, печальная улыбка. Казалось, будто он грезил с открытыми глазами, и сон его был полон нежности и меланхолии. И вдруг он очнулся, напрягся, прислушался. Через мгновение Тсуни уже пытался сообразить, как лучше поступить. Нельзя же просто так оставить остывающий очаг! Вон господин Рейза уже замёрз, и надо бы сперва доделать свою работу, да вина ему подать, а потом уж…

— Уходи немедленно!

Парень вздрогнул: ему стало страшно. В голосе Плектра зазвучали сталь и тревога. Он закрутился на одном месте, пытаясь сообразить, что сделать в первую очередь: положить каминные щипцы на место, или таки быстренько налить вина и уйти, или взять щипцы с собой…

— Да убирайся же ты, кому я говорю!

Плектр вскочил с кресла, покрывало и книга соскользнули на пол. Он шагнул было к зеркалу, но запутался в покрывале, и Тсуни, бросив щипцы, метнулся к хозяину и принялся подбирать вещи. Но Рейза, нервно и испуганно поглядывая на входную дверь, схватил его за ухо и заставил подняться. Тсуни невольно заскулил, когда роскошные когти демона впились в его кожу, но Рейза потащил его к двери в купальню и рявкнул:

— Выметайся отсюда, недоделка блохастая! Иди через купальню, выйди в коридор и погуляй где-нибудь, пока…

Он не договорил и выпустил из когтей ухо паренька. Тсуни распрямился, утирая невольные слёзы кулаком, и увидел, как побледнел его господин. На пороге стоял и улыбался во весь рот всемогущий Сатрап.

— Вот и я, моя прекрасная Роза! Твой папочка пришёл к тебе, и ты встречаешь меня прямо на пороге? Так иди же и поцелуй меня, мой маленький демон!

Но, прежде чем Рейза успел ответить, Барон перевёл взгляд на юношу с распухшим ухом и слегка нахмурился:

— Опять ты? И почему ты не в борделе?

Рейза равнодушно толкнул Тсуни к выходу:

— Проваливай.

Паренёк, заледеневший от страха при появлении этого изверга, робко сделал пару шагов к купальне, но Барон схватил его за плечо и притянул к себе.

— Нет, ты останешься. Хочу наконец-то разобраться с тобой.

Он отодвинул Рейзу в сторону и прошёл в глубь комнаты, ведя Тсуни за собой. Возле постели он отпустил руку юноши и сел, плотоядно и сально разглядывая слугу. Потом он привлек невольника к себе ещё ближе и стал тискать его бёдра, ягодицы, заставил раздвинуть ноги и запустил руку между ними. Краем глаза напуганный Тсуни видел, что его господин остался стоять у выхода, будто его выключили. Словно его здесь нет на самом деле, или он спит и видит пустой сон. Барон тоже заметил это и снова помрачнел. Он-то хорошо знал манеру Рейзы строить из себя спящую принцессу, и даже догадывался, почему это происходит сейчас. Злость завозилась в его чёрном сердце, как крыса, и он зашипел:

— Раздевайся, красавчик! Пора тебе поразвлечь своего господина. – Тсуни не шелохнулся. В этот момент он жалел только о том, что не послушался Рейзу и не ушёл сразу же. А Барон, наслаждаясь его страхом, резко рванул рубашку юноши и она поползла по швам, обнажая сильное молодое тело. Тсуни вскрикнул, и от крика этого Рейза очнулся. Он мгновенно пересёк комнату и вырвал слугу из рук Барона. Он сделал это с такой силой, что мальчишка полетел на пол и перевернулся. Барон гневно вскинулся, но Рейза холодно и страшно процедил сквозь зубы:

— Не смей трогать мою вещь! Это мартышка моя, и я не позволяю тебе трепать её. Это могу делать только я, понятно?

Барон аж опешил от такой наглости. Несколько мгновений он, как рыба, молча открывал и закрывал рот, но наконец обрёл дар речи и взревел:

— Да что ты себе позволяешь! Забыл, чья ты собственность? Да я тебя самого уничтожу, дрянь!

Рейза прямо и спокойно возвышался над ним и казалось, что Барон угрожает, стоя на коленях. Плектр даже усмехнулся при этой мысли и брезгливо отмахнулся от хозяина, будто недовольный кот махнул лапой.

— Очень страшно. Что ты можешь мне сделать? Замучаешь пытками? Так это у нас с тобой каждый вечер, и мне даже стало нравится. Лишишь сладкого? Убьёшь? Сделай одолжение! Чем сидеть в этой тюряге с твоими бандитами и тараканами, лучше уж сдохнуть! Да я и не просил тебя возвращать меня с того света! – Барон хотел было схватить его, но получил по рукам. Ещё больше разъярившись, он попытался вскочить, но Рейза неожиданно толкнул его ногой в грудь, и Барон, захлебнувшись злобным хрипом, повалился на кровать. А Рейза, краем глаза углядев, что его дурень – слуга осторожно и почти незаметно пытается уползти, довольно хмыкнул и, вскочив на кровать, сел на живот Барону. – Давай же, накажи меня! из-за какой то дешёвки растерзай меня, унизь, убей! Нет – нет, не дёргайся! – Он сжал бёдра и Барон глухо зарычал от боли. – Что, не нравится? Думаешь, только ты так умеешь? Ты хорошо меня обучил, разве нет?

— Ты ж вроде ничего не помнишь! – Барон, злой как чёрт, но совершенно сбитый с толку очередной выходкой неуправляемого фаворита, попытался одолеть его и схватил было за длинную прядь, струившуюся по плечу Рейзы, и даже успел дёрнуть, но тут же огрёб звонкую пощёчину, а потом и вторую. Он замер, вытаращившись от изумления и не в силах пошевелиться.

— Я не помню, я знаю! И ты должен знать: я не собственность, я – твой господин! Что, не понимаешь? Это я управляю твоими желаниями, твоими снами и твоими оргазмами. Сейчас я слезу с тебя и попытаюсь удрать, а ты побежишь за мной, как обычно. Наверняка ты поймаешь меня, и, конечно, изнасилуешь. Но я не стану ни кричать, ни плакать, ни умолять – я буду просто лежать, как полено, и ты будешь долго елозить по мне, пытаясь опростаться. – Рейза действительно слез с поверженного диктатора и отодвинулся к краю кровати, явно собираясь выполнить свою угрозу. — Может, ты и получишь кайф от насилия, но точно не увидишь тех розовых собачек, что мелькают перед твоими глазами, когда мы изливаемся вместе. – Он потянул металлическую застёжку на платье, и обнажились его ключицы, грудь… Барон сглотнул слюну. Рейза тут же снова застегнулся, и хозяин взревел от нестерпимого приступа желания. – Ори, ори, бык похотливый! Или я буду для тебя таким же, как все, кого ты изнасиловал и угробил, или я буду для тебя особенным. Единственным, неповторимым, самым – самым…

Тсуни уже тихонько выбрался из комнаты и теперь вполглаза подсматривал из-за двери купальни, но Рейза не знал этого. Он сосредоточился на хозяине, и, поняв, что Тсуни сейчас в безопасности, зло усмехнулся:

— Дать тебе кружку, что б ты туда сдулся?

Через мгновение свет померк в его глазах, и боль оглушила его. Старый, «ржавый» вертел со скрипом пронзил хрупкое тело строптивца, и Рейза закричал. Насильник довольно хрюкнул и поддал жару. Жадные когти вцепились в его кожу, и царапины изуродовали шелковистую, нежную плоть. Толчок, ещё толчок, и опять… Новые и новые фрикции оскабливали, раздирали его изнутри, и Рейза, не в силах выдержать муки, заплакал и стал умолять… Как обычно. Хозяин любит это! Потом он почувствовал зубы на своём плече, и мокрый от слюны язык… Он почти потерял сознание, но вдруг знакомая грустная трель зазвучала совсем рядом: Тсуни тихо плакал. Сердце Рейзы сжалось от нежности и горечи: нет, низачто! Дети не должны такого видеть. Лёгкая, дурманящая волна медиата прокатилась по комнатам, накрыла Тсуни, и он отключился.

… Голоса звучали совсем близко, но слов было не разобрать. Ему показалось, что прозвучало его имя, и, не успев полностью проснуться, Тсуни даже привстал от любопытства. Но голоса понизились до полушёпота, и он напрягся изо всех сил. Что ж там такое? Из крана противно и звучно шлёпала вода, и паренёк автоматически закрутил вентиль. Вернее, попытался закрутить, но от невнимательности перестарался и сорвал резьбу. Вода тут же хлынула мощной струёй и обдала парня. Он, шепча проклятия, кинулся перекрывать затвор, но его уже услышали.

— Эй ты там, как тебя? Подай воды, да поживее!

Хриплый, усталый голос Барона как-то вяло прокаркал повеление, и Тсуни понял: буря утихла. Он, ещё не совсем оправившись от потрясения, набрал воды в кувшин и неуверенными шагами заторопился в спальню.

Рейза лежал вниз лицом на краю постели, уткнувшись в подушку. Тело его было полностью обнажено и блестело от пота, и он часто вздрагивал от нервной лихорадки, словно его бил озноб. Барон полулежал рядом с ним, опершись на локоть, и самодовольно разглядывал сломленную куколку. Тсуни проследил за его взглядом и тут же покраснел: о, да, это было невозможно красиво, желанно и печально одновременно! Он видел хрупкие, острые плечи, — почему-то очень напряжённые, — и плавный изгиб спины, узкий желобок позвоночника и тонкие полукружья выступающих рёбер. Он видел его длинные, стройные ноги, красивую линию бедра и крепкие округлости, которые полусонно ласкал Барон. И ещё он видел уродливые царапины, искромсавшие нежную, светящуюся кожу молодого демона, и татуировку – роскошная роза, пожираемая пламенем…

— Ты на что это пялишься, мерзавец? — Тсуни вздрогнул и попятился: Барон сверлил его злобным взглядом. В один миг на Сатрапа накатил приступ ревности, и он начал было подниматься, намереваясь схватить наглеца, и даже руки вытянул. – А ну, иди сюда! Я ещё не разобрался с тобой!

И в этот момент воздух задрожал, и тихонько зазвенели хрустальные бокалы, стоявшие у постели. Тсуни тихонько вскрикнул и пошатнулся: новая лёгкая волна медиата ударила его, и он, дёрнувшись, выплеснул на себя сразу пол кувшина воды. Рейза повернулся лицом к нему и тихо усмехнулся:

— Ты правда ревнуешь к этому недотёпе?

Барон не сразу понял, что Огненная Роза обращается к нему. А когда это до него дошло, он шлёпнул возлюбленного по заду и, перекинув ногу через его бедро, навалился на него всем телом. Он принялся играть волосами Рейзы, целовать плечи, сразу забыв о собственном гневе.

— А тебе нравится провоцировать меня, да? Дразнишь, заводишь, злишь… Ты это нарочно? Ну же, скажи мне правду, мой сладкий мальчик!

Рейза осторожно приподнялся, стараясь высвободиться из-под гнёта хозяйских телес. Он скупо улыбнулся, стараясь не смотреть в сторону обмершего от страха и мокрого слуги.

— Когда как. Иногда это бывает очень даже приятным. И тебе тоже это нравится, правда?

— Правда в том, мой демон, что раньше ты не был таким коварным и двуличным смутьяном. Тебе и в голову не пришло бы играть в такие игры. А теперь ты получаешь от этого удовольствие, и не странно ли это?

— А что странного? Я чувствую, что ты хочешь этого, а ублажать тебя – моя обязанность. А что было или чего не было, я не знаю. Не могу судить об этом. Да и какая разница?

— Может и никакой, если только… – Он резко дёрнул юношу за вишнёвую прядь, и тот сердито вскрикнул. — … Если только ты не собираешься разочаровать меня! Обмануть, предать, или преподнести ещё какой-нибудь неприятный сюрприз… Мой мальчик ведь не сделает этого, правда?

Рейза легонько стукнул его по руке, высвободил пленённые волосы и перевернулся на спину, лицом к хозяину.

— Я подумаю об этом. Смотря что ты сделаешь для меня.

Барон снова, в который раз за день, опешил от его наглости. Но в душе он тут же признался себе, что маленький негодяй прав: это чертовски заводило Сатрапа; будоражило его кровь, дёргало нервы, путало мысли. И единственное, как он мог справиться с этим напряжением – так это выплеснуть всю злость и всё желание прямо в него, в несносного своего любимца. Он вновь ощутил вожделение, но видел, что Рейза устал, и потому постарался подавить в себе возбуждение.

— И чего же ты хочшь, мой сладкий цветок?

— Я хочу получить этого мальчишку. Пусть он будет моим! Только не заводись снова, ладно? Просто отдай его мне, и всё!

— Да зачем он тебе нужен-то? В постели заскучал, что ли? Так я могу это исправить. Только скажи!

И он снова впился ртом в губы любимого демона, и рука его опустилась на живот молодого человека, а потом заскользила дальше и дальше… Рейза недовольно заворчал и отпихнул хозяина.

— Ты только об этом и думаешь, что ли? Потерпи хоть немного! Мне надо отдохнуть. А что до этого болванчика – так он меня точно не соблазняет. Если я и захочу им попользоваться, так это ничего не значит. Что-то вроде разгрузочного дня. И нечего ревновать к кому попало! Он вообще в этом смысле меня не волнует.

— Но я не понимаю, в чём тут твой интерес!

Тсуни видел, что Рейза основательно отвлёк Барона от него, и уже хотел было снова спрятаться за дверью купальни, но любопытство победило здравый смысл, и он остался. Только отошёл чуть в сторонку, что б на глаза не попадаться, и из-за полупрозрачного полога алькова осторожненько подсматривал и подслушивал. Он всё ещё сжимал в руках полупустой кувшин и при этом напрочь забыл, что Сатрап хотел получить воду. К счастью, тот настолько заинтересовался словами своего возлюбленного, что совершенно перестал замечать и глупого слугу, и его нерасторопность, и то, что приказ его так и не был выполнен. Рейза, довольный его замешательством, обнял его за шею, легонько пощекотал за ухом и с деланным равнодушием продолжил:

— Постель тут не причём, но мне действительно скучно. Ты посмотри, как я живу! У меня ведь ничего нет своего!

— Да тут всё твоё, глупый! — Барон очень удивился его словам и даже приподнялся. — Разве это не самые пышные комнаты в этой части света, и разве я не ухаживаю за моим сладким цветочком так, что богам завидно становится? Я окружил тебя роскошью и великолепием, и ты так прекрасен и блистателен, что даже слов нет, что б описать всё это! Так чего же тебе не хватает?

Но Рейза тут же мягко, но повелительно притянул его к себе. Он капризно нахмурился и надул губы:

— А сам ты как думаешь? Я тут как в тюрьме! Да, в тюрьме богатой и удобной, но запертой так крепко, что воля мне даже сниться уже перестала! Да – да, я знаю, что не ты в этом виноват, но я имею право быть недовольным! Ты так часто покидаешь Цитадель, и я надолго остаюсь один, что выть хочется!

— Но что я могу сделать с этим? Мне же приходится воевать, и я не могу брать тебя с собой! И даже если бы ты мог покидать эти стены, то я и тогда не стал бы рисковать твоей жизнью! Хватит с меня и того, что даже в собственном доме я никому не могу доверить твою безопасность и твой покой!

— Так вот и я об этом! Я всё время один – одинёшенек! И ты не позволяешь мне завести хоть какую-нибудь зверюшку от скуки: ни собаки у меня нет, ни кота, ни лошади…

Барон засмеялся:

— Лошади? Да зачем тебе лошадь?

— Мне она не нужна, но ведь я мог бы иметь её! Но, если я захочу её получить, ты ведь откажешь мне в этом, правда?

— Но ведь это невозможно, и ты это понимаешь! Ты что, собираешься в шкафу с платьями держать её и ездить на ней в купальню?

— Да говорю же, не нужна она мне, и отстань от меня со своей дурацкой лошадью! – Барон тихо ахнул и смачно шлёпнул юношу по бедру, а тот напустил на себя обиженный вид и захныкал: — Вот так ты ко мне относишься. Свою дежурную подстилку Хагая, или как его там звать, ты наверняка балуешь больше, чем меня, и всё ему позволяешь. А я говорю тебе, что мне скучно! Я терпеть не могу всех этих уродов, что крутятся вокруг меня. Они тупые и грубые, и у всех до единого бешенство в штанах. Так противно! И нет у меня ни собаки, ни друзей, никого! А этот долдон смешной, вот и всё! Так пусть он будет моей ручной обезьянкой. Я выдрессирую его, и он будет развлекать меня и ухаживать за мной. У него нет ни единой плохой или грязной мысли в пустой голове, и мне это подходит. Он хотя бы не рукоблудничает, когда видит меня голым!

Этот довод оказался решающим, и Барон смирился со странной прихотью своего обожаемого фаворита.

— Ну ладно – ладно, только не дуйся. И ты не прав насчёт Хагая: мне дела до него нет. Он меня не волнует. Просто вещь, и всё. И ты тоже относись к своим вещам без особой привязанности, хорошо? Не забывай: собака – это всего лишь собака!

Рейза довольно засмеялся и набросился на любовника с поцелуями, а когда тот, обалделый от удовольствия, устало упал на подушки, очаровательный демон повелительно и жеманно покликал:

— Собачка, иди сюда! – Тсуни неуверенно вышел из своего укрытия и приблизился к ложу: Барон, лениво раскинувшись на постели, с гадкой усмешкой следил за новой забавой. Рейза пощёлкал пальцами: — Служи! – Юноша, не совсем понимая, что должен делать, опустился на колени возле хозяина и сложил руки у груди на манер собачьей покорности. Плектр довольно усмехнулся и указал на свою туфлю: — Подай! – И, когда паренёк выполнил его требование, Плектр, цинично и холодно улыбаясь, бросил башмачок через комнату и кивнул слуге: — Принеси! Аппорт, псинка!

Тсуни вдруг почувствовал себя совершенно несчастным. Это было очень мерзко и унизительно, но повиноваться пришлось. Он, давясь слезами, прошёлся на четвереньках через спальню и, найдя туфлю, сделал вид, что обнюхивает её. Рейза следил за ним каким-то странным взглядом: почерневшие глаза были болезненно расширены и жизнь в них будто замерла – так сильно было его невысказанное напряжение. И Тсуни вдруг понял, к чему всё это, и что должен делать. Он послушно взял зубами свою поноску и вернулся к хозяйской постели, виновато и жалобно глядя на господ и поскуливая. Рейза протянул руку и забрал туфлю.

— Хорошая собачка. Всегда служи хозяину верно, и будет тебе сладкая косточка!

Он снисходительно потрепал паренька по щеке, и тот подобострастно припал губами к его руке. Несколько секунд слуга, как животное, лизал пальцы своего повелителя, но потом Рейзе это наскучило. Он отнял свою руку и равнодушно бросил пареньку:

— Пошёл вон.

Больше Барон этой темы не касался. Хоть он и был безумно ревнив, но в этот раз предпочёл поверить Рейзе и не гнать волну из-за тупой мартышки. Он просто уступил прихоти своего любимца, тем более, что в словах его была правда, и немалая. Мальчик очень одинок и постоянно скучает, и никакие развлечения и сборища, что происходят в Цитадели, его не прельщают. Одиночество Огненной Розы мало волновало Сатрапа, но он любил ублажать его капризы и считал это частью своего могущества. К тому же оплата за это всегда с лихвой окупала труды. Стоило Барону исполнить желание Плектра так, что мальчик оставался очень доволен, и тот немедленно возвращал долг с избытком. Тогда по нескольку дней Барон пребывал в состоянии полной эйфории и ему казалось, что он и правда гуляет по луне и ловит маленьких розовых собачек. Вот и сейчас он на правах великодушного хозяина и благодетеля потребовал благодарности от Рейзы, и тот послушно и щедро отдался ему, стараясь исполнить все его пожелания. Но почему-то силы очень быстро покинули его, и он неожиданно стал задыхаться и потерял сознание. Барон с беспокойством и досадой стал тормошить его, но юноша совершенно поник и не мог уже продолжать, и тогда разгорячённый и неудовлетворённый Барон решил не обращать внимание на эту слабость своего любовника. Он продолжил ублажаться, ни сколько не заботясь о том, что случилось с плектром, и остановился лишь тогда, когда выплеснул своё мутное, вязкое семя прямо на постель рядом с бесчувственным возлюбленным. Врач потом сказал, что надо бы им поменьше заниматься этим делом: мальчик истощён. Он ведь ещё к тому же почти каждый день допрашивает пленных и выполняет другие повеления хозяина… С прошлого раза ожоги от свечей только – только исчезли, понимаете? Всё Барон понимал. Ему и самому иногда казалось, что он от этих утех скоро траки отбросит, а уж мальчишке-то куда тягаться с ним? Да и на счёт медиата всё правда… Ладно, пусть куколка отдыхает. Придётся пока что Хагаю свой кусок отрабатывать!

… – Никогда не входи сюда, если здесь Барон.

Тсуни вздрогнул от неожиданности, когда Рейза заговорил. Голос его был очень тих и слаб, но слова звучали властно и уверенно. Паренёк только что приблизился к постели господина и пытался придумать, как бы лучше поухаживать за ним. И Барон, и доктор пару минут назад ушли, и Рейза остался один в комнате, накачанный лекарствами и совершенно беспомощный от слабости. Тсуни из своего убежища с грустью и нежностью рассматривал тоненькую фигурку, распластавшуюся среди шелков, и в сердце его неуклюже боролись влюблённость и ответственность. Ему снова хотелось плакать. Восхищённо разглядывая красивые, изящные очертания хрупкой фарфоровой статуэтки, которую так безжалостно мучил негодяй Барон, он пытался понять: как же такое может быть, что б эту красоту и совершенство так жестоко и грязно поганили мерзкие лапы извращенца, и почему нельзя просто любить? Почему надо причинять боль и унижать? За что? Он на мгновение зажмурил глаза, стараясь навсегда запечатлеть то, что видел чуть раньше: старый, дряблый боров жестоко насилует непокорную красоту… «Ненавижу! Ненавижу его!» Паренёк смахнул набежавшие слёзы и, прокусив себе губу, собрал кровь пальцами. Несколько секунд он смотрел на красные капли и молча шевелил губами, произнося про себя слова страшной клятвы, которую дал в это час и себе, и своему обожаемому прекрасному принцу. «Барон ответит за всё! Я спасу тебя, мой господин!» Он сжал кулак, пряча в горсти свою кровь, и улыбнулся. Наконец-то он точно знал, чего хочет в жизни! Но это позже. А пока надо бы поухаживать за Рейзой. Он тихонько, стараясь не разбудить, вытянул из под него покрывало и уже собирался укрыть беспомощное тело, но Рейза, оказалось, не спит.

— Никогда не входи. И не смей смотреть на меня! – Голос его перешёл на шёпот, и он закончил чуть слышно: — Уходи.

Но Тсуни резко замотал головой:

— Нет. Сейчас я останусь. Я должен помочь Вам.

И тут Рейза, забыв о собственной слабости, весь вскинулся от гнева и невыносимой тоски. Он приподнялся на локтях и, весь содрогаясь от боли, постарался подавить слёзы, но они уже совсем ослепили его. Задыхаясь от отвращения к самому себе, Рейза сорвался на крик:

— Да ничего ты не должен! Почему ты просто не уйдёшь и не оставишь меня в покое? Правда хочешь быть собакой? Хочешь туфли в зубах носить, или мне сразу взяться за плётку? Не стыдно тебе? Как ещё мне опустить тебя, что б ты наконец понял: я – плохой хозяин, и тебе тоже будет плохо, если не уберёшься!

Но паренёк упрямо насупился и снова взялся за покрывало. Он накинул его на обнажённое тело господина и стал расправлять, прямо и спокойно глядя в лицо Рейзы.

— Я никуда не уйду. И мне не стыдно. Ни капельки! И Вам тоже не чего стыдиться! Я знаю, что Вы вели себя так ради меня, что бы Барон ничего мне не сделал. И я готов изображать хоть собаку, хоть мартышку, хоть чайный столик, если это нужно, что бы наш хозяин поверил, что Вы такой же гад, как и… – Он прикусил язык. Есть вещи, которые не стоит говорить даже наедине с теми, кому веришь. – Пусть все думают, что я Ваша вещь, и Вам наплевать на меня! Можете даже бить меня, если хотите – я не обижусь, честное слово! И я знаю, что Вы – хороший!

— Ну всё, паршивец! Сейчас я и правда отлуплю тебя, и ты умолять меня будешь о пощаде!

Рейза собрал все силы и попытался встать, но закачался, застонал от боли в изуродованной спине и рухнул обратно. Его начало трясти от напряжения и холода: камин-то остыл совершенно! Тсуни печально покачал головой и снова укрыл его:

— Ладно – ладно, только сами не помрите, когда колотить будете! И нечего так испепелять меня взглядом: я ж за Вас! Лучше скажите, как я сейчас могу помочь?

У Рейзы и правда совершенно не было сил выяснять с ним отношения. Наказать мальчишку он и позже успеет, а пока надо просто забыться хоть ненадолго, уснуть… Вот бы не просыпаться больше никогда! Он уткнулся заплаканным лицом в подушку и попытался плотнее закутаться в покрывало, но тут же пальцы его заскользили по холодному склизкому пятну. Он вздрогнул и, вновь приподнявшись, откинул покрывало, всмотрелся и тут же резко и с отвращением отшвырнул его. Тсуни не сразу понял, что произошло, но что это за жидкость он тоже знал. Не маленький уже. Ему стало очень противно, и он поспешил убрать испоганенную вещь. Но при этом взглянул в лицо господина, и его сердце снова сжалось: Рейза едва сдерживал острый приступ тошноты. Много раз потом Тсуни видел такое выражение лица у Огненной Розы, и каждый раз чувствовал себя слабым и бесполезным. Он быстро понял, что самое лучшее было не попадаться Рейзе на глаза. Тогда бы тот не чувствовал себя таким грязным и опозоренным, и не страдал от унижения. Но после таких безобразных игр помощь Плектру была просто необходима, и Тсуни делал всё, что мог. Он старался не смотреть в застывшее, безразличное лицо Рейзы, старался не дотрагиваться до его кожи, потому что от каждого касания тот вздрагивал, как от боли, и лихорадка делалась сильнее. Тсуни ненавидел такие часы. Ненавидел даже больше, чем сам Плектр, но сделать ничего не мог. Просто тайком смотрел и плакал. А потом наступал новый день, и жизнь продолжалась…

… Настроение у Тсуни было просто превосходное. Он выручил на базаре кучу денег за вещи, отданные ему Рейзой, заморочил голову мерзавцу Хагаю и накупил таких потрясающих сластей, что сам господин Рейза наверняка пальчики оближет! Он, тихонько напевая, вытащил из поясной сумки горсть разноцветных конфет в виде затейливых маленьких зверюшек, и стал перебирать их, любуясь их яркими красками и чудесным фруктовым запахом. Вот несколько особенно красивых и ароматных, с лепестками роз и миндалём – как раз то, что нужно его прекрасному принцу. Он несколько секунд помедлил, а потом таки решился попробовать одну. И тут же зажмурился от неописуемого наслаждения: вкус клубники и запах цветов, орешки и кусочки фруктов – всё это так сладко и волнующе заиграло на языке, раздразнило и вскружило голову! Какая же это замечательная вещь! Он тут же представил себе, как радостно и удивлённо улыбнётся Рейза, едва только полакомится таким вот розовым, душистым зверюшкой. Пять штук у него есть для любимого господина, пять счастливых, сладких мгновений!

Из бокового коридора вышли двое солдат. Не простых головорезов, а знатных, с положением. Но Тсуни тут же понял, что намерения у них самые что ни на есть тупые и скотские, как у всех бандитов Сатрапа Бар — Арона. Что обычное пушечное мясо, что лугали – все они одинаковы! И бедный Тсуни тут же убедился в этом.

— А что это за котёночек тут у нас такой сладенький, а? Не тот ли, про которого все говорят?

Старший быстро шагнул к пареньку и вытянул руки – Тсуни в испуге шарахнулся, пряча конфеты за спиной в сжатых ладонях.

— А что это у тебя там такое? Давай-ка покажи дяденьке Гершону! – Он прижал паренька к стене и начал тискать его, полез целоваться. – Смотри-ка, Цахи, ротик какой у него сладкий, точно конфетка! Иди, попробуй!

Второй бандит, приземистый и толстоватый, загоготал гулко, как чёрт в бочке, и в развалку двинулся к перепуганной дичи. Он подвинул своего товарища в сторонку и, схватив паренька за подбородок, смачно чмокнул его в губы. Тсуни обдало вонью гниющих зубов и винного перегара – мальчик застонал от отвращения и ударил насильника коленом в пах. Тот взревел от боли и злости и согнулся, держась за причинное место. Отборная брань озверевшего солдафона огласила мрачные своды галереи, и эхо гнуснейших ругательств прокатилось по всем тёмным закоулкам господского этажа. Тсуни на мгновение показалось, что он сможет вырваться, и он даже попытался отпихнуть Гершона, но тот грубо заржал и хватанул мальчика кулаком по голове. Несчастный обмяк и сполз по стене. Руки его разжались, и конфеты выпали на пол.

— Это что ещё за дрянь такая? Давай сюда, ублюдок! А ты – он презрительно скривился, глядя на одуревшего от боли и злости приятеля, — кончай выть и тащи свои окорока сюда! Мальчика надо научить хорошим манерам!

Подпрыгивая и сжимая колени, Цахи утиным шагом засеменил к лежавшему на полу Тсуни и, подойдя вплотную, так пнул его в живот, что паренька аж подбросило.

— Ну ты сдохнешь у меня, гадина! Заставлю собственные кишки жрать вместе с начинкой! – Цахи был в такой ярости, что даже Гершону стало не по себе. Он-то собирался просто потискать хорошенькую зверюшку, а уж никак не убивать. Мужчина взял товарища за локоть и попытался оттащить от беспомощного мальчишки, но разозлённый солдафон вырвал руку и не глядя ткнул кулаком в сторону его физиономии. – Не мешай мне, братец! Я ему сейчас на одну ногу наступлю, а за другую дёрну. Давай лучше поставим его в позу, да поиграем чуток, а уж потом выпотрошим и снова набьём!

Он, снова замахнувшись ногой, пошатнулся и наступил на крохотного розового слоника из лукума – Тсуни услышал, как захрустела конфета под его сапогом. Ему стало так горько и обидно, что он, собравшись с силами, ужом извернулся у ног своих обидчиков и вцепился зубами в лодыжку Цахи. Тот аж задохнулся от изумления и гнева, и даже не заорал и не завыл, а просто затявкал, как собака. Гершон зашёлся хохотом и, наклонившись к мальчишке, попытался оттащить его от пострадавшего приятеля. Но Тсуни так крепко сжал зубы, что никак не удавалось освободить бедолагу, и Гершон, надувшись от усердия, красный от напряжения и смеха, оторвал за ноги паренька от пола. Тсуни теперь завис в воздухе: задней частью в руках Гершона, а головой – у ног Цахи. Даже покусанному неудачнику показалось это смешным, и он заржал сквозь слёзы и рванулся сильнее. Мальчик отцепился от него, и Гершон с лёгкостью подбросил его в воздухе, а потом поставил перед собой на ноги.

— Ну что, девочка, обслужишь нас по-хорошему, или я позволю большому, злому дяде Цахи разорвать тебя на кусочки? – Он стал лапать паренька, и тут руки его наткнулись на увесистую поясную сумку Тсуни. – Так – так, а что у нас тут? Что ты припас для своих новых друзей?

И он сорвал мошну с пояса юноши и бросил её товарищу. Тсуни закричал от отчаяния и кинулся отнимать своё сокровище, но Цахи, довольный новой потехой, перебросил её Гершону. А потом сумка полетела обратно, и так много раз. Под дикий хохот своих мучителей Тсуни, заливаясь слезами, метался от одного к другому, но у него ни росту не хватало, ни сил, что б отнять сумку. Наконец Гершону наскучила эта беготня, и он, отпихнув Тсуни, кивнул товарищу:

— Держи его. Давай-ка посмотрим, что тут есть хорошего. А она тяжёлая! Наверняка дядя Гершон с дядей Цахи останутся довольны.

И он засунул руку в сумку, ощупал содержимое и, удивлённо вытаращив глаза, кивнул приятелю:

— Ты не поверишь! Эта девочка – чистое золото, клянусь собственным вездеходом! Только держи её покрепче, и я тебя удивлю, братец! Смотри-ка!

Он вытащил из сумки здоровенный кошелёк, доверху набитый монетами, и высыпал на ладонь пригоршню монет. Цахи, крепко сжимая шею паренька железным захватом, восхищённо присвистнул:

— Ну и дела, мужик! Да тут же как после крутого грабежа; всему нашему кагалу хватит до Праздника Посвящения жрать от пуза! И где такая мелкая шлюшка могла добыть столько золота?

— Не трогайте эти деньги! Это не ваши и не мои!

Мужики загоготали:

— Что не твои, так это точно. И лучше тебе забыть про них, понял? – Гершон выгреб ещё монет и покачал головой: — Ох, куколка, уж не знаю, за какие заслуги и кто отсыпал тебе столько, но ты сходи и попроси ещё. И тогда мы тебя так и быть, не тронем. Правда, Цахи?

— Да по всей морде тебе, удод обкуренный! Я эту собачку заставлю лизать мне не только то место, куда укусил, но и все остальные. Так легко он не отделается! – Он притянул паренька к себе ещё ближе и, сжав так, что тот не мог даже рыпнуться, жадно, смачно и слюняво провёл языком по его щеке. Длинный, мокрый след остался на коже юноши, и Тсуни затошнило от омерзения. Он застонал, а бандит заскрежетал подобием смеха: — Будешь ползать у меня в ногах, собачка, и дерьмо с сапог слизывать. И попробуй только ещё хоть раз пасть свою открыть не по делу – враз зубы выбью!

— Да ладно тебе, угомонись уже! – Гершону не нравилось, как разошёлся его подельник. Неожиданно для себя они урвали хороший куш, и лучшее всего было бы теперь смыться. – Мальчик с лихвой заплатил за своё плохое поведение, и мы пойдём с тобой в шалман да купим тебе сладкую сучку, или даже две. Хочешь две, а? Отпусти парня-то!

Но тупой солдафон не понял намёков. Для разбойника что главное? Удачно пограбить – это одно; надо ещё уметь вовремя смыться и добычу унести. А тут на похотливого головореза нашёл такой приступ дури, что он совершенно утратил осторожность. Он продолжал распалять себя ругательствами и тёрся причинным местом об упругий тыл паренька, и чувствовал, как его клинок всё больше распухает от желания. Не хотел он никого другого. Он хотел именно этого золотоволосого, чистенького и приятно пахнущего мальчика. Гершон брезгливо поморщился: вот что делать с идиотом? Не будь они троюродными братьями, давно б уже послал бы его в то место, что сейчас так распухало в штанах у Цахи. Не зная, как лучше поступить, он незаметно для себя снова запустил руку в сумку и вытащил от туда горсточку конфет. Несколько секунд он разглядывал находку и хмурился, а потом презрительно скривился: — Что это ещё за липкая пакость? Ты что, правда девочка трёхлетняя? – Он швырнул конфеты на пол и плюнул на них, а потом его огромный сапожище с хрустом опустилось на заветное лакомство. – Настоящий мужик никогда не станнит слюнявиться об эти тянучки! Запомни это, или навсегда останешься просто шлюшкой!

Когда он выгреб конфеты, Тсуни собрал все силы и рванулся из крепкого захвата Цахи, но тот только сильнее сжал руки и злорадно загыгыкал. Слёзы снова градом покатились по лицу паренька, когда эти красивые, вкусные кусочки радости погибли под ногами его мучителей. И он, не помня себя от обиды, со всей мочи ударил Цахи пяткой по укушенной голени. Тот завыл и от неожиданности выпустил мальчика. Тсуни метнулся к Гершону и оттолкнул его, да так, что тот в стену влепился и ошарашено уставился на расхрабрившегося паренька.

— Ну ничерта себе! Совсем страх потерял, гадёныш?

И он со всего маху ударил Тсуни ногой в голову – глупый мальчик в этот момент наклонился к раздавленным конфетам, пытаясь подобрать хоть что-нибудь. От удара он глухо вскрикнул и упал, обливаясь кровью. Сознание его замутилось, и он даже не пытался защититься от посыпавшихся на него ударов.

— Убью, гадина! Выпотрошу и крысам скормлю! – Ревел осатаневший Цахи, и что-то невнятное выкрикивал его приятель, отвешивая всё новые и новые пинки обессилевшему мальчишке. Несчастному показалось, что он сейчас умрёт…

— Может, хватит уже? Какого дьявола Вы тут устроили? – Резкий и сильный голос незнакомца прозвучал так неожиданно, что немного отрезвил бандитов и разорвал пелену обморока Тсуни. – Хотите поразмяться – идите на арену, или там, снаружи, повоюйте хоть малость. И нечего тут свинячить!

Гершон и Цахи отвлеклись от своей жертвы и в две глотки заорали на человека, помешавшего им развлекаться.

— А тебе чего надо? Тебя-то кто сюда звал? Проваливай подобру — поздорову, Итмар! В твоей «потрошильне» что, выходной? «Мясо» кончилось? Но тут тебе ничего не обломится! Это наша шавка, и вали своей дорогой!

Тсуни не решался поднять голову и видел только лёгкие, дорогие сапоги, сшитые на заказ, что остановились прямо перед его лицом. А мужчина холодно и зло усмехнулся:
— Да я и шёл по своим делам, недоумок! Здесь коридор один, ты не в курсе? Думаешь, мне приятно на ваши морды убогие любоваться? Или вопли слушать? Но это – этаж для высших чинов, и тут не место для похабных игр! Убирайтесь, пока тут всех собак на вас не спустили!

Оба бандита мысленно согласились, что Итмар, конечно, прав, но не могли же настоящие мужики так просто уступить! И побитый да покусанный Цахи, звероподобно скаля зубы, двинулся на Итмара.

— Щас, только сучку эту подвесим за «причиндалы», и сразу уйдём. Не будем мешать таким «бабам» как ты спокойно отдыхать!

Итмар равнодушно пропустил мимо ушей оскорбление.

— В лицо мне не дыши, крыса помойная! Воняешь! – Он перевёл взгляд на беспомощного паренька, притихшего у его ног. – Эту шавку оставьте в покое. Хватит. Надоели. – И он легонько ткнул носком сапога сжавшееся в комочек тело. – Ты! Вставай. Нечего тут валяться!

Тсуни осторожно поднял голову и поглядел на своего заступника. Высокий, худощавый

мужчина по имени Итмар казался таким сильным и уверенным в себе, что даже эти свирепые бандиты почувствовали его превосходство. В другой день и час они предпочли бы не связываться с палачом, но, разгорячённые злобной потехой, пока не готовы были прекратить издевательство, и снова и снова несли какую-то оскорбительную ахинею. Итмар отмахнулся и от этого: лицо мальчика заинтересовало его. несколько мгновений он всматривался в окровавленную мордашку, а потом ужасе вытаращил глаза:

— Да вы что, совсем с глузду сдвинулись?! Это ж куколка Рейзы Адмони!!! Как Вы могли?! —

Его страх и гнев были такими неподдельными, что все трое – и бандиты, и мальчик, просто опешили и уставились на него. – Вам что, жить надоело? Ну так убейтесь с разбегу об стену, кобыльи сожители!

— Да ты чего разорался-то? Подумаешь, поиграли немножко! Эта шлюшка даже не в обиде! Правда? – И Гершон отвесил пинок по заду паренька, который только-только приподнялся на четвереньки и пошатывался, не решаясь встать. После грубой выходки Гершона он тихо вскрикнул и снова шмякнулся на пол, проехав животом по плитам, и уткнулся носом в сапог Итмара. А тот, не тратя лишних слов, одним мощнейшим ударом в челюсть свалил Гершона с ног и, выхватив поясной дестройер, направил его между глаз Цахи. Тот, от злости скрипя зубами, задрал лапы в знак примирения. Гершон, тупо тряся головой и пытаясь прояснить потрепанное сознание, сидел на полу, и, как только он зашевелился, чёрное дуло нацелилось на него. Он замер. Они с братцем Цахи тоже были не пальцем деланы, но Итмар был настоящим потрошителем, хуже любого маньяка — убийцы. Холодный, равнодушный, неумолимый. И безразличный к деньгам и удовольствиям. Жуткий тип! А теперь этот ледяной змей просто

пылал от ярости, и оба бандита предпочли заткнуться и не шевелиться. Итмар одобрительно кивнул и движением ствола приказал Цахи сесть рядом с братом. Когда тот подчинился, Итмар, не прекращая целиться в их сторону, чуть наклонился и сгрёб Тсуни за шиворот. Тот вдруг почувствовал, как его мощным рывком подкинуло вверх, и он почти добровольно стал на нетвёрдые ноги. Итмар бегло оглядел его:

— Что, живой? Ладно. А вы двое хоть немного соображаете, что творите? Из-за вас, из-за вашей дури, Плектр опять здесь кучу народу поубивает, и разбираться не станет, кто прав, кто виноват! Забыли, что случилось на старом месте, в Замке? Я был там в ту ночь, и своими глазами видел гору трупов в подвале, и не допущу, что б из-за вашего скотства и здесь погибли хорошие парни! Так что мне, пожалуй, следует отрезать ваши головы прямо сейчас, а щенок отнесёт их своему хозяину в качестве извинения. – Он развернул мальчишку к себе полностью и коснулся пальцами его разбитых губ, размазывая кровь. – Что скажешь, детка? Кровь за кровь – этого будет достаточно твоему хозяину? Давай сделаем это, ладно? Эй, куда это Вы?

Последние слова он бросил в след быстро убегающим Гершону и Цахи. Им не хотелось проверять на деле, как серьёзны намерения Итмара. И, как только тот отвлёкся на паренька, они, не сговариваясь, вскочили и понеслись по коридору с такой прытью, словно сам Рейза уже пришёл за их головами. Итмар зло и брезгливо пожал плечами:

— Бесполезно. Боюсь, подавятся они собственным навозом! – И тут же почувствовал, как мальчик заваливается прямо ему в руки. Силы покинули Тсуни, и он рухнул бы, если бы Итмар не подхватил его. – Ну ничего себе! И что теперь мне прикажешь делать с тобой?…

Двумя часами позже. Паренёк от резкого звука вздрогнул и проснулся. Надо же, он даже не заметил, как задремал! Он полулежал на постели в комнате Итмара, а сам Итмар куда-то ушел, приказав ему не выходить. До этого, чертыхаясь и затейливо ругаясь в адрес всего и всех, в том числе и сопливого маленького щенка, с которым он вынужден возиться теперь, как папочка, он приводил Тсуни в порядок и пытался успокоить его. Старший техник Барона и правда боялся последствий этого нападения. Он так и сказал Тсуни, когда тот малость пришёл в себя. Плектр Огненная Роза – неуправляемый демон и воплощение безумия. Для него не существует ни норм, ни понятий о ценности человеческой жизни, ни сожалений – ничего! Он просто убивает, если чем-то недоволен, и ему даже в голову не приходит, что так делать нельзя. Тсуни, прижимая ко рту холодную целебную примочку, неразборчиво и робко спросил, почему он так говорит? «Да потому что так и есть! И ты в этом очень скоро убедишься.» «Но откуда ты это знаешь?» И Итмар, даже не скрывая своего отвращения, рассказал, что ещё в прежнем замке он служил техником, и видел, как лет девять назад Плектр, умирая от руки убийцы, уничтожил и покалечил такую тьму народу, что и не сосчитать. А потом, год назад, он просто изжарил в собственной шкуре начальника стражи Ротема с его головорезами, и ещё человек тридцать, наверно, из слуг и солдат. «Вот так-то, мальчик! Он всегда так делает, если ему что не по вкусу. И теперь, из-за идиотской выходки той сладкой парочки, он наверняка распсихуется и не станет даже разбираться, кто прав, кто виноват. Просто выжжет тут всё, и выжившие заморятся потом жареные мозги со стен соскребать!» Тсуни не верил. Нет, Рейза не станет такое делать! Но Итмар прекрасно помнил всё, что происходило раньше, и очень хорошо понимал, что происходит теперь, во время медиат – допросов. И он принялся уговаривать паренька ничего не рассказывать хозяину о случившемся. Следы побоев можно скрыть, и к произошедшему отнестись как к приключению. Вряд ли Рейза будет дознаваться о настоящих чувствах слуги! Тсуни покачал головой:

— Ты просто его не знаешь. Это его личный интерес, и… понимаешь, я собственность Плектра, и всё такое… – Он тяжело вздохнул: — Да это бы ладно, но они ведь украли у меня деньги и сласти, что я купил. Этого я скрыть не смогу.

Итмар пару секунд осмысливал сказанное, а потом вдруг принялся ругаться так, как даже старый чёрт – истопник в крепостной «преисподней» не ругался. Тсуни разобрал только проклятия и самые смачные пожелания на тупые головы Гершона и Цахи. А потом Тсуни вдруг остался один и задремал…

— Я не нашёл их. Сукины дети куда-то заныкались, и никто не знает, где они. – Итмар прямо с порога прорычал сквозь зубы, хмуро всматриваясь в напряжённую фигурку своего гостя. Паренёк хотел было вскочить с чужой постели, но Итмар повелительно махнул рукой: — Лежи. Как ты?

Тсуни неуверенно забормотал слова благодарности, не зная точно, что делать дальше. Но задерживаться здесь он больше не мог: уже часов пять как он ушел из дому, и теперь Рейза наверняка беспокоится. Или сердится. Или просто нуждается в нём. Или всё сразу. В общем, пора бежать домой. Но Итмар быстро подошёл к нему и взял его за плечо.

— Послушай, малыш, ты ведь можешь хотя бы попытаться? Ты пойми: не все мужики тут такие уроды, как эти двое, и мы… мы просто делаем свою работу, и всё! И не заслуживаем такого исхода! Так давай я дам тебе денег, а сам потом рассчитаюсь с ними по-свойски. Ты ж хороший парень, я по глазам вижу! Помоги мне, а?

Но, как только Тсуни назвал сумму, что украли у него бандиты, Итмар аж за голову схватился. Проклятые небеса! Да на эти деньги можно кучу народу месяц кормить! Но он всё же решился опустошить собственный тайничок. А потом ещё полчаса припирался с мальчишкой, пытаясь уговорить его взять деньги. Но Тсуни отказался наотрез. Он понимал, что это бесполезно. Итмар просто не представлял себе отношений между великолепным Плектром и его глуповатым слугой, но Тсуни не сомневался, что сможет убедить хозяина не крушить всё вокруг. Конечно, Итмар не поверил в это, но что-то подсказывало ему, что мальчик прав – сжульничать не удастся. Он обречённо вздохнул, подавая пареньку руку и помогая ему подняться с постели:

— Давай уж провожу тебя, а не то не ровён час, снова попадёшь в историю!

И не смог сразу отстраниться, когда Тсуни встал – так приятна и соблазнительна была близость этого юного, красивого и милого существа! Его вдруг затрясло, и он сильнее сжал пальцы мальчишки в своей ладони. И в ответ на его возбуждение Тсуни впервые в жизни ощутил желание. Как же это необычно и приятно! Словно жаром обдало, и голова немного закружилась. Он пошатнулся, и Итмар заботливо обхватил его за талию и прижал к себе. Несколько мгновений они молча стояли, наслаждаясь близостью, а потом Итмар отошел и отвернулся. Дьявол, это ведь ребёнок ещё! Да и вообще он не такой, как все эти местные куколки. Стараясь скрыть замешательство, он засунул руку в карман и вытащил кулёк. Мальчик смотрел на него такими огромными, такими бездонными глазами, что он просто побоялся с головой пропасть в этих карих омутах, и потому не глядя протянул пареньку свой подарок.

— Да, вот тут я принёс тебе… Не знаю, такие или нет, но ты уж возьми эти конфеты, ладно?

… Тсуни с волнением ожидал возвращения своего господина. Скрыть от него произошедшее он не смог, и даже не пытался особо: что толку пытаться охмурить ясновидца? Едва он притащился домой, Плектр очень внимательно посмотрел на него, и Тсуни видел, как наливаются чернотой его глаза. Через пару минут он уже висел на руке у своего хрупкого повелителя и тщетно пытался удержать его, не дать совершить жестокую расправу. Плакал, умолял не наказывать никого – дескать, техник Итмар уже и так отделал их, как Демиурги черепаху, и обещал, что непременно отработает украденные деньги… Да, и подарок он скоро опять купит для своего любимого хозяина – «небесами клянусь, Вам очень понравится!» Но разъярённый демон уже пробудился в сумрачной душе Огненной Розы и требовал отмщения. Долго пришлось Тсуни бороться с этим гневом, и он даже получил пару ударов медиата – не очень сильных, но болезненных и пугающих. И только когда второй удар свалил его с ног и паренёк на мгновение отключился, Плектр опомнился и взял себя в руки. Он очень жалел своего приёмыша, и Тсуни понял это. Сердце его благодарно затрепетало, и Рейза, поддавшись его чувствам, немного расслабился. Выслушав всю историю, он пообещал Тсуни сразу никого не убивать и ушёл. Теперь паренёк очень надеялся, что Рейза сдержит своё слово и не наломает дров. Плектр выскочил из своих покоев в такой ярости, что наверняка провинившимся бандитам мало не покажется. Да это бы его не очень расстроило, но только смерти он никому не желал, и уж точно не желал, что бы Итмар оказался прав на счёт его прекрасного господина. Он не такой! Не убийца!

— Когда как. Я уже говорил: не заблуждайся на мой счёт. — Рейза вошёл совершенно бесшумно и так легко приблизился, что Тсуни аж вскрикнул от неожиданности. Плектр холодно усмехнулся и шлёпнул юношу по лбу. – Так что запомни раз и навсегда: не нарывайся на грубости, и не втравливай меня в разборки. Я никого больше щадить не буду!

— Так Вы… – Тсуни аж просиял от радости. – Вы не стали никого «изжаривать»?

— Чего-чего? «Изжаривать»? Ну и словечко! Говорил же я тебе: учись хорошим манерам! А то язык у тебя, как у неотёсанного дикаря. Ни изжаривать, ни поджаривать, ни потрошить или варить в кипятке я никого не стал. В этот раз. Но виновные должны понести наказания, и мы сейчас пойдём погулять. Может, что интересное увидим?

А по коридорам верхних, господских этажей уже вовсю гуляло насмешливое эхо. Оно громко и звучно передразнивало глумливый хохот и сальные комплименты заезжих аристократов, офицеров, слуг высокого ранга и самых умелых кадишту, приглашённых для ублажения господ. Веселились все. Смотрели на происходящее сами, стучали в чужие двери, что бы позвать других посмотреть на это представление, потом уже группками бежали по коридорам вслед виновникам веселья, что бы снова и снова галдеть, ржать, хлопать в ладоши и швырять чем попало в этих двоих неудачников. Итмара по коммуникатору вызвал его помощник, техник Дан, и рассказал, что по верхнему этажу гуляет такая милая парочка! «Тебе непременно надо посмотреть на это. Все уже туда побежали». Итмару не хотелось никуда идти, но Дан так громко и отчаянно вопил и заливался хохотом, что старший техник решил уступить и пройтись. Вообще-то ему просто не хотелось сейчас оставаться в своих покоях одному – волнующие мысли о златовласом юноше не покидали его. Итмар подумал, что отвлечься было бы не плохо, и отправился на гостевой этаж, куда его направил Дан. Помощник встретил его у лестницы и, покатываясь со смеху, стал сбивчиво пересказывать свежую сплетню. Никто точно не знает, что там случилось, но где-то часа два назад в зал для совещаний, где Барон беседовал с несколькими заезжими купцами и командиром Шмарьягу, ворвался Плектр Адмони, и был он так страшен, что сам Барон помертвел. Купцы, говорят, аж под стол спрятались, а проклятый демон начал что-то орать на счёт воров и бандитов, что оскорбили его и ограбили. Потребовал найти недоумков и выдать их головы ему на блюде, или что-то в этом роде. Барон тут же кинулся утешать свою принцессу и приказал дознаться, кто обидел его куколку. А потом, говорят, душечка Рейза лично заявился в шалман в торговой галерее и спокойно так, молча посмотрел на этих двоих, на кого ему указали. Он что-то изобразил пальцами в воздухе, усмехнулся и исчез. Эти двое тут же приказали подать им чернила, залезли на стол и стали раздеваться, а потом принялись что-то малевать на задницах друг у друга. Все в шалмане просто обалдели, но это было только начало. «А теперь гляди: они сейчас появятся! Вон народ в низу опять загалдел, значит – идут!» И правда: через минуту на лестнице появилась шутовская процессия, и Итмар, глядя на этот срам, не знал, смеяться ему, или пойти, сунуть два пальца в рот да опростаться – так мерзко всё это выглядело. По ступеням медленно, тяжело поднималась парочка – Гершон и Цахи. Оба были совершенно голыми и закованными в цепи, и Гершон тащил на поводке своего согнувшегося в поклоне соучастника. На задницах у обоих были грубо намалёваны мишени, и все, у кого что-то было в руках, старательно метили в голозадую цель. На спине и груди у позорных шутов было написано: « Я – козёл и тупой урод. Пните меня!» Их, разумеется, охотно пинали. А тот, кого доставал пинок, тут же принимался блеять, как козёл, приседать, растопырив руки и ноги, и кланяться обидчику. Так они и ходили по этажам, через какое-то время меняясь местами, и народ толпой бегал за ними следом. Дан повис на руке у Итмара и давился хохотом – только что он отвесил пендаль Гершону, и тот подобострастно присел, раскланялся ему и стал так громко блеять, что козлиное эхо тут же подхватили десятки собравшихся ротозеев. Да, весело. Итмар почувствовал, как к горлу подступила тошнота, но вместе с тем он невольно злорадствовал. Уж он-то знал, что эти двое заслужили наказание, и это они легко отделались. А у ненавистного маньяка Адмони, оказывается, есть чувство юмора, да ещё какое! Нет сомнений – это он своим медиатом заставил Гершона и Цахи показать себя во всей красе. И тут он заметил на верхнем пролёте лестницы стоявших в одиночестве Рейзу и Тсуни. Оба смотрели в низ, и Рейза что-то говорил своему слуге, указывая на голозадое посмешище. Юноша отрицательно покачал головой и просительно коснулся руки господина – тот пожал плечами, повернулся и направился в тёмный портик коридора, увлекая за собой Тсуни. Тот ещё раз оглянулся на последок на представление, и глаза его встретились с глазами Итмара. Всего несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Тсуни исчез. А Итмар остался столбом стоять посреди площадки, один в веселящейся толпе. Сердце его сжалось от незнакомого, счастливого и тревожащего чувства – он понял, что впервые в жизни влюбился.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)