Политический Иисус

Политический Иисус

История Иисуса, как она изложена в евангелиях, более всего напоминает описание неудавшегося государственного переворота.

По всей видимости, переворот был задуман группой лиц, принадлежавших к высшим слоям иудейского истеблишмента, встревоженных великодержавными устремлениями Рима и антинародной политикой, проводимой компрадорским режимом Иудеи. Цель заговора очевидна: свергнуть опирающуюся на римские легионы семейку узурпаторов-инородцев, возвести на престол представителя древней династии иудейских государей.

Главным козырем в этой борьбе должен был стать действительный или мнимый потомок царя Давида. Воспользовавшись древними пророчествами о Мессии, а также растущим недовольством простонародья, вынужденного сносить двойной гнет – и со стороны Рима и со стороны местного марионеточного режима, заговорщики хотели вызвать в народе волнения вестью о пришествии Мессии, и на гребне всенародного воодушевления осуществить смену власти.

Безусловно, эти люди были достаточно умны и влиятельны, чтобы обнаруживать себя, тем более что переворот мог закончиться неудачей. Поэтому из евангелий невозможно узнать, насколько многочисленной и организованной была партия заговорщиков. Евангелия ведь были народными книгами, а народ во все времена не был посвящен в тонкости политических интриг. И все же в евангельских текстах обнаруживаются недвусмысленные свидетельства того, что претендент на роль Мессии, Иешуа из Галилеи, несомненно, пользовался финансовой и организационной поддержкой богатых и влиятельных кругов.

По замыслу влиятельных заговорщиков Иешуа должен был стать лидером народного движения за смену власти – «движения Мессии». А для этого необходимо было привлечь народ на свою сторону, заставить его поверить в приход Мессии.

Средства, которые предполагалось использовать для возбуждения антиправительственных и антиримских настроений, были те же самые, что и доныне используются в политике, особенно в период предвыборных компаний, в том числе – пропаганда и агитация.

Пропагандистские акции были организованы по всем правилам избирательной технологии.

Прежде всего, необходимо было создать что-то вроде комитета в поддержку кандидата. Дотоле никому неведомый Иешуа, или в греческом произношении – Иисус, начал с вербовки соратников, выбирая их главным образом из тех, кому нечего было терять. Вот как рассказывает об этом евангелие от Матфея:

«Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их. И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним». (Матф.4:18-22)

Евангелие от Иоанна уточняет, что сначала о пришествии Мессии услышал Андрей, который прибежал к своему брату Симону и предложил ему присоединиться к Иисусу, который и был предполагаемым Мессией.

«Один из двух, слышавших от Иоанна [об Иисусе] и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос; и привел его к Иисусу». (Ин. 1: 40-42).

Симон, придя к Иисусу, был поражен, что тому знакомо его имя (очевидно, от Андрея). Тот же нехитрый прием был применен в отношении Нафанаила, который сначала был настроен весьма скептически, но, услышав свое имя из уст Иисуса, вскричал: «Равви! Ты — сын Божий, ты – царь Израилев». Наивный, он и не подозревал, что накануне Иисус имел беседу с его приятелем Филиппом, от которого и разузнал подробности, так поразившие Нафанаила.

Собрав таким образом около дюжины сторонников, Иисус предложил им стать его доверенными лицами и агитаторами. Но для этого им пришлось бы оставить свои, хоть и не слишком прибыльные, но кормившие их занятия ради неопределенного и возможно опасного будущего. Некоторые засомневались. Симон-Петр так прямо спросил: «вот, мы оставили все и последовали за тобою; что же будет нам?» (Мф. 19:27)

Что мог ответить на это Иисус? Естественно, пообещать журавля в небе вместо синицы в руках. Он сказал примерно следующее: Помогите мне взойти на престол, — и я сделаю вас правителями «двенадцати колен Израилевых». Тогда вы получите в сто раз больше того, что оставили ради меня. Сейчас вы бедняки, а станете богачами, и ваши нынешние господа станут прислуживать вам. (Мф. 19: 28-30[1]).

Понятно, что эти вполне конкретные посулы сильно отличались от тех туманных обещаний «царства Божия», которыми он пытался привлечь на свою сторону народные массы (см., напр. Мк. 4:11). Воодушевленные заманчивой перспективой, соратники принесли клятву верности и работа закипела.

Обучив их как надо себя вести с народом и что говорить, Иисус стал посылать их по двое во все концы страны. Действительно, по двое удобнее: один проповедует, другой, смешавшись с толпой, узнает ее настроения и инициирует возгласы одобрения и поддержки. При этом совмещающий функции координатора агитационной компании Иисус указал своим сотрудникам на необходимость экономии и предостерег от нецелевого использования средств: «заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд». (Мк.6:8-9)

Напутствуя их, он рекомендовал действовать не только обещаниями, но и угрозами санкций, которые он, став правителем, применит к тем, кто отказал ему в поддержке «если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу». (Мк.6:11)

Упор в пропагандистской компании делался на люмпенов, всегда готовых поддержать любую смуту. Наиболее удобной средой для антиправительственной агитации была городская голытьба, которую скученность, привычка к праздности и зависть к более зажиточным слоям делала незаменимым орудием заговорщиков. Сельские жители были слишком разобщены и слишком заняты повседневными трудами, чтобы участвовать в политической борьбе. Земледелец никогда без крайней нужды не бросит с таким трудом возделанную землю. Именно поэтому центрами агитации стали прежде всего крупные города. Эмиссары Иисуса обходили их один за другим, распространяя слух о появлении Мессии и о совершенных им чудесах, и внушали задавленному нищетой и невежеством плебсу надежду на лучшую жизнь и перемену участи. «Признайте Иисуса Мессией, сделайте его своим царем, — убеждали они, — и «кто был никем, тот станет всем».

Не обойдены были вниманием и женщины, составляющие, как-никак, половину электората. Низведенные патриархальными обычаями и религиозными правилами до положения бесправных и безгласных существ, женщины, в силу своей легковерности и своего влияния на сильный пол, оказались прекрасными проводниками распространяемых посланниками Иисуса слухов и идей.

Это была, пожалуй, первая пропагандистская компания, организаторы которой обратили внимание на женскую аудиторию. Сам Иисус не стеснялся общаться с женщинами и приобрел среди них самых верных сторонниц, не покинувших его даже в минуты опасности.

Простонародье, однако, несмотря на его многочисленность и склонность к эксцессам, могло быть не более чем тараном, пригодным лишь для того, чтобы взломать существующий режим. Утверждение нового порядка было невозможно без поддержки среднего класса – бюргеров, младшего офицерства, мелких чиновников, духовенства, не входящего в круг избранного храмового жречества. Этим было что терять, у них была собственность, должности, определенное положение в обществе. Они не одобряли волнений черни, побаивались эксцессов, но с другой стороны, болезненно воспринимали усиливающуюся экспансию иноземцев и потворство этому марионеточного режима. Идеологией среднего класса иудейского общества был национализм и религиозное пуританство. Они называли себя «чистыми» (по евр. – перушим) или фарисеями. Средний класс, конечно, не принимал участия в стихийных митингах на рыночных площадях. Зато его представителей регулярно можно было встретить на субботних собраниях в синагогах.

Синагога в те времена не была местом отправления культа. Единственным священным местом у древних иудеев считался Иерусалимский Храм. Синагога же представляла собой дом собраний, своего рода общественный центр, в котором ревнители иудаизма собирались ради того, чтобы послушать Тору и комментарии к ней, обменяться мнениями. Обычно ораторствовать в этих собраниях поручали наиболее уважаемым и сведущим в Писании членам общины, которых почтительно именовали «равви», т.е. «учитель». Бывали и приходящие учителя, бродячие знатоки Закона, которых в описываемые нами времена немало встречалось на дорогах Иудеи, растревоженной происходящим и с опаской взирающей в будущее.

Не слишком грамотные сподвижники Иисуса, конечно, не могли успешно проповедовать в синагогах. Но пренебречь столь действенным инструментом агитации было бы нецелесообразно. Иисус, получивший неплохое по тем временам образование, сам сделался странствующим проповедником. Евангелия свидетельствуют, что в этом качестве он обошел немало городов, в некоторых бывал неоднократно.

В этих городах обитали те самые люди, которые в скором времени (в начале месяца нисана) потоками хлынут в Иерусалим на празднование Пасхи.

Специфика синагогальной проповеди требовала иных подходов, нежели уличная агитация. Если простолюдины жаждали слышать проклятия в адрес богачей и знати, превознесение добродетелей бедности, обещания лучшего будущего и лозунги типа «последние станут первыми и первые последними», то здесь в ходу была религиозная казуистика. Фарисеи готовы были признать лишь такого Мессию, который мог бы безошибочно ответить на самые деликатные и спорные теологические вопросы, полностью соответствовал бы тому, что говорится о Мессии в ветхозаветных пророчествах и смог бы доказать свое царское происхождение.

Каждое выступление в синагоге было экзаменом, который Иисусу приходилось держать перед искушенной в религиозных вопросах аудиторией. Порой его постигали и неудачи, и этому можно верить, если о них сообщают его апологеты-евангелисты (см., напр. Мф. 13:58, Мк. 6:5).

Между фарисеями и саддукеями, представлявшими правящую верхушку Иудеи, существовали не только политические, но и идеологические разногласия. Например, по вопросу о загробной жизни, которую саддукеи отрицали. Не удивительно, что по большинству спорных вопросов Иисус последовательно дистанцировался от саддукейской точки зрения: саддукеи были его политическими противниками, а фарисеи – возможными союзниками.

Однако в конечном итоге фарисеи не оправдали его надежд. Страх перед возможными эксцессами народного бунта пересилил в них недовольство действующим режимом. Фарисеи не поддержали Иисуса. Появление Мессии оказалось преждевременным. Приди он лет на 30 позже, именно фарисейская партия сделала бы его своим лидером. Но в тот момент средний класс не был готов к решительным действиям.

Возможные союзники разошлись во взглядах, и это расхождение выразилось в форме вероисповедных разногласий.

Раздосадованный нерешительностью фарисеев, Иисус подверг сомнению искренность их религиозных убеждений.

Фарисеи слыли строгими ревнителями всех предписаний иудейского культа, знатоками всех тонкостей религиозных обрядов и предписаний, и это составляло предмет их гордости. Зная это, Иисус нанес удар по их репутации, обвинив их в формализме и лицемерии.

Действительно, точно исполнять многочисленные, иногда мелочные предписания иудейской религии могли только достаточно обеспеченные слои общества. Но все же формально соблюдать обрядовую сторону религии было гораздо проще, чем соблюдать моральные заповеди в повседневной жизни. Вообще десять заповедей Моисеевых носят по своей природе идеальный характер и мало соотносятся с реальными условиями жизни. Действительность заставляет людей постоянно нарушать то одну из заповедей, то другую, и вряд ли найдется человек, который мог бы похвастаться тем, что за свою жизнь не отступился бы ни от одной из них.

Смысл обвинений, брошенных Иисусом в лицо фарисеям, был таков: вы выставляете свою веру напоказ в дни постов и празднований, а в остальные дни поступаете не по Закону. Кичитесь формальным соблюдением обрядов, а в реальной жизни нарушаете моральные заповеди.

Фарисеи, задетые за живое, обиженные и рассерженные этими обличениями, попавшими, как говорится, «не в бровь, а в глаз», ответили сакраментальным: «А сам-то ты кто?» Твердо придерживаясь ортодоксальности, они предъявили Иисусу встречные обвинения в нарушении религиозных предписаний и подвергли сомнению его право на духовное лидерство и светскую власть. Разгорелась нешуточная словесная баталия в лучших традициях предвыборной дискуссии. Евангелия донесли до нас живые образцы этой ожесточенной перепалки.

Приведем только один пример. Пытаясь обличить Иисуса в нелояльности к действующей власти, фарисеи публично задали ему провокационный вопрос: стоит ли платить подать римскому кесарю? Этот вопрос был заведомой ловушкой. Если бы Иисус сказал, что подать платить надо – он бы существенно упал в глазах своего электората, искренне ненавидевшего не только римлян, обложивших евреев разорительным налогом, но и своих же соотечественников-мытарей, т.е. сборщиков налога. С мытарем считалось зазорным здороваться, не говоря уже о том, чтобы разделить с ними трапезу. Если бы Иисус сказал, что платить налог надо – народ причислил бы его к ненавистным оккупантам и презренным мытарям. С другой стороны, если бы он публично призвал не платить налог – это было бы истолковано как попытка подрывной агитации и повод для немедленного ареста. Вот в такое безвыходное положение хитроумные фарисеи пытались загнать Иисуса. Но они просчитались. Иисус и сам был не лыком шит, и он не только с блеском миновал эту ловушку, но еще и своих оппонентов выставил в невыгодном свете. Он поступил так. Выслушав вопрос, он попросил спрашивающего подать ему монету, которую обычно дают в уплату налога. Тот протянул ему динарий. Иисус поднял монету с гордым профилем кесаря, и продемонстрировал ее собравшемуся народу. Только тут оппонент понял, что попал в яму, которую копал для Иисуса. У кого скорее всего может оказаться римский динарий, как не у прислужника иноземных оккупантов? Народ молчал, но он уже был на стороне Иисуса. И в возникшей тишине Иисус произнес фразу, ставшую крылатой: «Отдавайте кесарю – кесарево, а Божие — Богу» (Лк. 20:20-26). Народ понял его так: «пусть кесарь забирает то, что принадлежит ему, а нашей стране отдайте принадлежащую ей свободу».

Это только один пример полемики Иисуса с фариесями – в евангелиях вы найдете еще много таких историй. Читая их, обратите внимание: в своей аргументации Иисус обычно апеллирует к плебсу, как бы исходит из точки зрения угнетенных классов, в глазах которых фарисеи представлялись ханжествующими эксплуататорами. По-видимому, не найдя поддержки у среднего класса, Иисус и стоящая за его спиной «партия Мессии» вынуждены были опираться на простонародье.

Вместе с тем, пропагандистскую компанию требовалось выстраивать с учетом сложившихся в общественном сознании (в основном, стараниями фарисеев и книжников) стереотипных представлений о Мессии.

Эти представления сложились задолго до описываемого нами времени. Источником их являлась Тора – древнейшая часть Ветхого Завета, а также книги ветхозаветных пророков, в особенности – книга Исаии. Поскольку Иисус заявил, что он и есть ожидаемый Мессия, ему приходилось каким-то образом вписываться в сложившийся образ Мессии, синтезированный иудейскими теологами («книжниками») с использованием различных, порой противоречивых, туманных или просто «притянутых за уши» сентенций из ветхозаветных книг.

В соответствии с бытовавшими представлениями, упадок Израиля во времена Иисуса объяснялся тем, что «избранный народ» в очередной раз впал в нечестие, сбился с пути Господа, как уже не раз случалось в его истории, и каждый раз Бог наказывал евреев, посылая на их страну сильного противника – то Египтян, то Вавилонян, результатом чего обычно являлось массовое пленение иудеев, их выдворение с «Земли обетованной», рассеяние, потеря политической самостоятельности.

На этот раз «орудием возмездия» в руках Бога явилась Римская империя, своей властью назначающая или низвергающая правителей Израиля, обложившая его данью, грубо попирающая иудейские законы, фактически поработившая еврейский народ, несмотря на все более утесняемый (и, в недалеком будущем, полностью утраченный) формальный суверенитет страны.

Главной причиной столь бедственного положения считалось недостойное поведение правящего класса, состоящего из высших государственных сановников, царедворцев, крупнейших землевладельцев и верхушки храмового жречества, для которых заботы о преумножении богатств и власти сделались основным побуждением и которые забыли, что Бог поставил их печься о благе народа, а не о собственных барышах. Правители, неоднократно обличаемые пророками, настолько оторвались от народа, что фактически создали для себя новую религию, выбрав из Моисеева закона то, что их устраивало, а остальное оставив для презираемого ими народа. В их интерпретации закон стал трактоваться как сборник формальных правил и предписаний, касающихся обрядовой стороны отправления культа, своего рода «ноу хау» профессиональных «молитвенников» – жрецов, власть которых была столь велика, что они, пользуясь запутанностью календарного счисления, могли даже произвольно сокращать или удлинять длительность года и назначать дни праздников. В то же время они не придавали значения соблюдению моральных заповедей, противоречащих их повседневному образу жизни. Более того, похоже, они вовсе утратили «страх Божий» и едва ли не веру. По крайней мере, в загробную жизнь они точно не верили и посмертное воздаяние считали пустым суеверием. Иными словами, того, что за свои неправедные деяния придется держать ответ после смерти, они не боялись, а неприятностей в этой жизни надеялись избежать при помощи власти и богатства. Эта-то коррумпированная и беспринципная элита, предав интересы страны, сначала позволила взойти на царский престол инородцу-идумеянину, римскому ставленнику Ироду Великому, а после его смерти допустила расчленение страны на тетрархии, введение прямого имперского правления в Иудее, размещение в священном городе Иерусалиме римских легионов, хождение денег с изображением кесаря (хотя иудейская религия строжайше запрещала всякие изображения людей или животных), глумление иноземных язычников над обычаями и правами евреев.

В таких условиях приходилось уповать лишь на Бога, на то, что Он, заключивший, как-никак, завет, то есть договор с «избранным народом», по своему милосердию не допустит окончательной гибели страны, на даст укрепиться инородцам на ее престоле. «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель колен его, доколе не придет Примиритель, Ему покорность народов» (Быт. 49:10).

Только силу всемогущего Бога могли противопоставить евреи гигантской мощи мировой империи, в жернова которой попала их маленькая но гордая страна.

Надежды народа были связаны с пришествием Мессии, которого Бог пошлет для спасения Израиля[2], чтобы восстановить законную династию, объединить расчлененную на части страну[3], изгнать из нее язычников[4], вернуть Израилю былую силу и величие, а его религии – первоначальную чистоту и святость: «Израиль явит силу свою» (Чис.24:18).

Согласно пророчествам, Мессия должен быть царского рода, потомок царя Давида (Пс. 131:11, Ис. 9:7, 2Цар. 7:12, Ис. 55:3) и происходить из Вифлеема (Мих. 5:2). Но потомство Давида довольно многочисленно, да и в Вифлееме жителей немало. Как же распознать среди них Мессию? Пророк Исаия разъясняет: «сам Господь даст вам знамение: и дева во чреве примет и родит сына, и нарекут имя ему: Еммануил» (Ис. 7:14, т.ж. Ис. 9:6), т.е. это должен быть первенец, и его должны посвятить Богу и рождение его должно сопровождаться знамением – каким-то необычным явлением. В другом месте Исаия говорит о «восходящем (над Мессией – В.П.) сиянии» (Ис. 60:3), а Книга Чисел намекает, что, возможно, речь идет о некой «восходящей звезде» (Чис. 24:17). Иными словами, речь идет о младенце, рождение которого ознаменуется каким-то астрономическим или атмосферным явлением.

Собственно, это вся информация, которую можно почерпнуть из «Закона и пророков». Наиболее рьяные толкователи дополнили ее на основании совершенно не имеющих отношения к Мессии цитат, предположением о том, что пришествие Мессии должен предварить некий посланец или пророк (именуемый в книге Малахии Илиею), для того, чтобы «приготовить путь» (Мал. 3:1, Ис. 40:3, Мал. 4:5). Другие склонны были приписывать Мессии необычные, даже сверхчеловеческие, способности – умение исцелять болезни, оживлять мертвых, даже усмирять волнение моря (Ис. 35:5-6, Иов 26:2) Эти представления пользовались широкой популярностью, ведь, по мнению народа, спаситель страны, посланец самого Бога, должен же чем-то отличаться от простых смертных, превосходить обычных людей своими качествами. В противном случае ему вряд ли удастся вывести народ из столь бедственного положения и победить столь сильного противника.

Как видим, Иисус лишь отчасти соответствовал народным ожиданиям. Первенцем он был, возможно даже потомком Давида (поди опровергни!). Но все знали, что он родом не из Вифлеема, а из Галилеи, да и речь его выдавала: он говорил с характерным горским акцентом, не совсем понятном жителям Иерусалима, которые по этой причине не разобрали его последних слово время казни (Мк.15,34:35). О Галилее же у Иудеев традиционно сложилось не лучшее мнение: «сказали ему: и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Иоан.7:52).

Никаких особенных знамений при его появлении на свет не происходило, если не считать тайну, связанную с его рождением и бросающую тень на репутацию его матери. Он ничего не знал ни о каком Илии, настойчиво ожидаемом народом, и тем более не занимался чудотворением. Не отличался ни красотою, ни статью – качествами, идущими на пользу человеку, стремящемуся привлечь к себе внимание публики.

Судя по всему, шансы на успех были не велики. Необходимо было что-то предпринять для формирования соответствующего заявленному статусу имиджа.

Трудно сказать, сам ли он или кто-либо из влиятельных людей, скрывающихся в его тени, взял на себя роль имиджмейкера, но в результате был разработан хитроумный план, которому можно было бы дать название «Иисус-Мессия», т.е. «Иисус Христос». Это не имя и фамилия, как полагают некоторые. Это – идеологическая формула, утверждающая, что этот рыжий галилеянин Иешуа – и есть ожидаемый евреями Мессия.

Первым делом, в соответствии с этим планом, было составлено родословие Иисуса, наподобие тех, что велись в знатных еврейских семьях. Оно должно было подтвердить его происхождение по прямой линии от царя Давида. Это было самое простое. Списками (копиями) этого родословия снабдили доверенных лиц Иисуса, которые ссылались на этот документ в своих речах как на подлинное доказательство царского происхождения претендента.

Будучи оглашенным на народных собраниях, родословие дополнялось и изменялось сообразно вкусам толпы и дошло до составителей евангелий в двух различных вариантах, один из которых восходит аж к самому первочеловеку Адаму!

Следующий элемент плана – наличие предшественника, пророка Илии. Никто с таким именем обнаружен не был. Зато существовал реальный хорошо известный жителям Иудеи Иоанн Окунатель (или Креститель), прославившийся, подобно древним пророкам, своими гневными обличениями нравственной деградации тогдашних правителей страны. В описываемое время Иоанн по приказу Ирода Антипы, обвиненного им в прелюбодеянии с женой своего брата, был заточен в тюрьму, где вскоре будет убит.

Иоанн прославился своей проповедью скорого прихода Мессии, которого он характеризовал такими словами: «идет за мною сильнейший меня, у которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви его» (Мк.1:7).

Не его ли, Иисуса, имел в виду Иоанн? По крайней мере, это вполне приемлемая кандидатура на роль Илии (Мф. 11:14). Так, за неимением мифического «Илии», Иоанн Креститель стал Иоанном Предтечей.

Пытаясь оправдать галилейское происхождение Мессии, Иисус нашел у пророка Исаии удивительное пророчество: «Прежнее время умалило землю Завулонову и землю Неффалимову; но последующее возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет. Ты умножишь народ, увеличишь радость его. Он будет веселиться пред Тобою, как веселятся во время жатвы, как радуются при разделе добычи. Ибо ярмо, тяготившее его, и жезл, поражавший его, и трость притеснителя его Ты сокрушишь, как в день Мадиама. Ибо всякая обувь воина во время брани и одежда, обагренная кровью, будут отданы на сожжение, в пищу огню. Ибо младенец родился нам — Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века». (Ис.9:1-7)

Совершенно недвусмысленно говорится здесь о рождении чудесного ребенка – того самого, что наречен именем Еммануил, и где? – именно в Галилее! Если этот фрагмент — не позднейшая вставка благочестивого христианского переписчика, то это могло стать блестящим аргументом против сомневающихся, спрашивающих: «разве из Галилеи Христос придет?» (Иоан.7:41), «из Назарета может ли быть что доброе?» (Иоан.1:46).

А вот другое место, тоже подходящее: «нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (Ис. 53:2-3).

В этом отрывке и далее речь явно идет о Мессии, и что же? Оказывается, для него красота и стать не обязательны, — так говорит авторитетный пророк.

С этого момента Книга Исаии становится настольной книгой Иисуса, с которой он не расставался и из которой черпал темы для своих проповедей и аргументы для дискуссий с фарисеями и книжниками.

Но то, что хорошо для этих последних, не слишком годится для простецов. Народ не убедишь цитатами из Писаний, ему нужно чудо. Народ любит зрелища и рассказы о необыкновенных вещах. Значит, нужно дать народу то, чего он жаждет!

Евангелия наполнены самыми невероятными чудесными историями. Здесь и хождение по воде «аки по суху» Мф. 14:25), и усмирение шторма (Мф., 8:26), и кормление огромной толпы несколькими хлебами (Мк. 6:38-34, 8:5-9), и разнообразные исцеления (Мк. 7:32, 8:22, 10:51, 5:25-34, 6:56; Мф. 4:23-24, 8:18, 9:20), и даже… воскрешение мертвых!

Стоят ли за этими историями какие-то реальные события?

Конечно, эмиссары Мессии, посланные в самые удаленные уголки страны, могли рассказывать о чудесах, якобы совершенных Иисусом, просто из желания привлечь внимание и преподнести своего кандидата в выгодном свете. Но всякий слух имеет свою основу. История сохранила для нас множество документально зафиксированных случаев исцеления при прикосновении к какой-нибудь святыне, настоящей или мнимой. Механизм таких исцелений хорошо изучен, в его основе лежит внушение и самовнушение. В науке такие явления называют «принципом плацебо», т.е. пустышки. Так что вполне вероятно, что какие-то случаи исцеления действительно имели место там, где люди верили, что перед ними действительно Мессия. Но для того, чтобы эта вера возымела силу, нужны были какие-то реальные доказательства. И такие доказательства были предъявлены. В евангелии от Иоанна достаточно откровенно описана технология одного из таких «чудес».

Евангелие рассказывает следующую историю. Когда Иисус с группой приверженцев был в Галилее, Мария и Марфа, жившие в Вифании, аристократическом предместье Иерусалима, прислали к нему сказать, что брат их Лазарь, любимый ученик и друг Иисуса, болен.

Что сделал бы, услышав такое известие, обычный нормальный человек? Немедленно выступил бы в путь, чтобы приободрить больного, оказать ему помощь. Но Иисус повел себя в этой ситуации более чем странно: «Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился» (Ин. 11:5-6). Заставляет задуматься, не правда ли? Любил Лазаря и его сестер – и потому не кинулся на помощь…

Свое поведение изумленным ученикам он объяснил следующим образом: «Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий» (Ин.11:4). О какой славе он говорил? Разве столь черствое, бессердечное поведение в отношении близкого человека может кого-то прославить?

Выждав два дня, Иисус, наконец, засобирался в путь, не взирая на предостережение учеников, напомнивших, что прошлый раз его проповеди в Иудее не имели успеха: его чуть не побили там камнями. На это он ответил: «Лазарь друг наш уснул, я иду разбудить его».

Ученики, не уловив смысла его слов, говорят: «Если уснул, так проснется».

«Вы не поняли, говорит Иисус, я имею в виду, что он умер».

И дальше бросает странную фразу: «и радуюсь за вас, что меня не было там, дабы вы уверовали (Ин. 11:15).

Совершенно парадоксальная ситуация: самый близкий друг, любимый ученик и родственник умер (кстати: откуда Иисус мог узнать о смерти Лазаря? – гонец поведал ему только о болезни, а мобильной связи тогда еще не было), а он испытывает не горе, не печаль, нет! – радость от того, что может продемонстрировать чудо воскрешения и тем прославиться.

Придя в Вифанию, Иисус сотоварищи обнаружили Марию и Марфу в глубоком трауре по умершему брату и множество людей, собравшихся, чтобы утешить их в постигшем их горе. Оказывается, Лазарь действительно умер и находится в склепе.

Встреча Иисуса с Марфой и Марией происходит, заметим, не в доме, а на открытом месте, в присутствии всех его учеников и при большом стечении народа. Марфа, рыдая, бросает Иисусу обвинения: «если бы ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин. 11:21).

Иисус же уверенно заявляет: «Он воскреснет!» (Ин. 11:23). И, сопровождаемый всей толпой, призвав еще и Марию, приходит ко гробу. Кто-то в народе, слышавший об исцелении Иисусом слепого, высказывает предположение, что он может и Лазаря умершего оживить. Другие сомневаются, но идут, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Подойдя к склепу, Иисус приказывает: «Отнимите камень». Марфа возражает, говоря, что труп уже разложился, ведь он уже четыре дня как находится в склепе. Иисус настаивает, и камень, преграждающий вход в пещеру, служившую склепом, отодвигают. Не входя внутрь, Иисус возводит очи горе и демонстративно начинает славить Бога:

«Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал меня; я и знал, что Ты всегда услышишь меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал меня» (Ин. 11:41-42).

Таким образом, евангелие простодушно сообщает о главной цели, ради которой была разыграна вся эта сцена. Наконец, настает кульминация всего действия:

«Сказав это, он воззвал громким голосом: «Лазарь! Или вон». И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет.

Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших что сотворил Иисус, уверовали в него; а некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус» (Ин. 11:43-46).

Такова история «чуда о Лазаре», как рассказывает ее евангелист. Совершенно очевидно, что всё в ней, что называется, «шито белыми нитками». Поведение Иисуса в этой истории кажется странным и психологически неправдоподобным, если только не предположить, что вся она была разыграна по некоторому, не слишком мудреному, сценарию. Иными словами, если не допустить, что между Иисусом и Лазарем, самым близким и доверенным его лицом, имел место обыкновенный сговор. Участвовали ли в этом сговоре Марфа и Мария? Такую возможность исключить нельзя. Во всяком случае, их присутствие было необходимо для осуществления плана, поскольку факт мнимой смерти Лазаря должен был быть удостоверен как минимум двумя свидетелями, как требовал Закон (Втор.19:15[5]).

Результат этой акции превзошел все ожидания. Чудо в Вифании произвело впечатление взорвавшейся бомбы. Евангелие сообщает, что слух о чудесном воскрешении мгновенно распространился по всей Иудее и многие приходили к Иисусу не ради его речей, а чтобы увидеть воскрешенного им Лазаря (Ин. 12:9): живой свидетель чуда убеждал их более, чем проповеди и обещания Мессии (Ин. 12:11).

Теперь народ был готов верить чему угодно, и не только Иисусу, но и его ученикам стали удаваться различного рода исцеления (Мк. 6:13)

Отправляя в разные города своих доверенных лиц, Иисус не только возлагал на них задачу пропагандировать его мессианство, но и поручал им узнавать мнение о нём народа. Это был своего рода способ «обратной связи» для выяснения эффективности пропаганды, своеобразный индикатор настроений народных масс.

Образчик такого социологического исследования приведен в евангелии от Марка: «Иисус спрашивал учеников своих, за кого почитают Меня люди? Одни отвечали: за Иисуса Крестителя; другие же – за Илию, а иные – за Иеремию или за одного из пророков (Мк. 8:27-28, Мф. 16:13-15).

Он хотел, по-видимому, чтобы народ самостоятельно пришел к заключению, что он и есть ожидаемый мессия. Самому объявить себя Христом было бы неверно с тактической точки зрения. Необходимо было прежде подвести теоретическую и фактическую базу для такого утверждения. Поэтому он запрещал своим доверенным лицам прямо говорить о нем как о Христе, предоставляя народу строить догадки. Самим же ученикам, тоже не сразу, не без предварительной подготовки, он постепенно приоткрывал тайну (Мф. 16:15-17, 21).

Чудо воскрешения Лазаря произвело столь сильную реакцию, что народ готовы был признать Иисуса Мессией. И если прежде он не высказывал открыто своих притязаний и другим не разрешал, то теперь настал момент открыть карты: «С того времени Иисус начал открывать ученикам своим, что ему должно идти в Иерусалим» (Мф. 16:20, Ин. 12: 1,12).

Наиболее подходящим моментом для вступления в Иерусалим, уже в качестве признанного Мессии, был праздник Пасхи.

Это был один из трех дней в году, в которые, по велению самого Бога, «должен являться весь мужеский пол пред лице Владыки» (Исх. 23:17). Во время Пасхи город наполнялся экзальтированными толпами, представлявшими именно те слои населения, которые составляли электорат Иисуса и на поддержку которых он рассчитывал в наибольшей степени. Фанатичную толпу можно подтолкнуть к любым крайностям – это хорошо понимали организаторы заговора.

Примерно за неделю до Пасхи Иисус ведет своих сподвижников, по большей части галилеян, в Иудею, где ранее они опасались появляться, и приводит их в окрестности Иерусалима, «к Вифагии и Вифинии, к горе Елеонской». Далее евангелист сообщает нам историю, которая может показаться нелепой:

«Когда приблизились к Иерусалиму, к Виффагии и Вифании, к горе Елеонской, Иисус посылает двух из учеников своих и говорит им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; входя в него, тотчас найдете привязанного молодого осла, на которого никто из людей не садился; отвязав его, приведите. И если кто скажет вам: что вы это делаете? — отвечайте, что он надобен Господу; и тотчас пошлет его сюда. Они пошли, и нашли молодого осла, привязанного у ворот на улице, и отвязали его. И некоторые из стоявших там говорили им: что делаете? зачем отвязываете осленка? Они отвечали им, как повелел Иисус; и те отпустили их. И привели осленка к Иисусу, и возложили на него одежды свои; Иисус сел на него». (МК. 11:1-7).

Странная на первый взгляд история с ослом повторяется во всех четырех евангелиях. Очевидно, все евангелисты придавали ей какое-то важное значение. И действительно, это был завершающий штрих в создании имиджа Иисуса, призванный окончательно убедить сомневающихся в его мессианском предназначении.

Евангелие от Иоанна обнаруживает источник этой «ослиной истории», приводя неполную цитату из книги пророка Захарии (Зах. 9:9): «Не бойся, дщерь Сионова! Се, царь твой грядет, сидя на молодом осле» (Ин. 1:15) Любопытно, что в оригинальном тексте вместо «не бойся» написано «ликуй от радости». Это выдает стремление заговорщиков приободрить своих сторонников, внушив, что им нечего опасаться, раз на их стороне законный царь. Но оказывается, что Захария почерпнул этот эпизод из еще более древнего и священного источника – Торы, в которой тема мессианского царя переплетена с «ослиной» темой: «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов. Он привязывает к виноградной лозе осленка своего и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей» (Быт.49:10-11)

Таким образом, въезд Мессии на молодом осле приобретает гораздо большее значение, чем, скажем, его происхождение из Вифлеема или иные признаки.

Откуда же взялся тот осел, который, по указанию Иисуса, привели к нему ученики? И почему хозяева осла не воспрепятствовали его экспроприации?

Это становится понятным, если вспомнить, что дело происходит в районе Вифании, том самом аристократическом предместье, где проживали Лазарь, Марфа и Мария. Совершенно очевидно, что между Иисусом и его покровителями всё было договорено заранее и осел был привязан в условленном месте. Кстати сказать, в доме Марии и Марфы в Вифании Иисус сотоварищи найдут себе пристанище на несколько дней в ожидании Пасхи. Видимо, дом был достаточно обширен, раз вместил целую толпу заговорщиков.

Ученики же, галилейские горцы, плохо знавшие Иерусалим и его окрестности и не посвященные в детали плана, были поражены прозорливостью Иисуса, а когда он указал им на соответствующие места в Писании, уверовали в него еще крепче.

В еще большее изумление привел их другой эпизод:

«В первый день опресноков, когда заколали пасхального агнца, говорят ему ученики его: где хочешь есть пасху? мы пойдем и приготовим. И посылает двух из учеников своих и говорит им: пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним и куда он войдет, скажите хозяину дома того: учитель говорит: где комната, в которой бы мне есть пасху с учениками моими? И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую: там приготовьте нам. И пошли ученики его, и пришли в город, и нашли, как сказал им; и приготовили пасху» (Мк. 14:12-16)

Обращает на себя внимание конспиративный характер этой сцены. Безусловно, негоже было Мессии отмечать Пасху вне стен священного города, поэтому некий таинственный покровитель предоставил для этого свой дом в Иерусалиме. Но Иисус и возглавляемая им группа мятежных галилеян уже наделала в городе достаточно шума, и могли быть задержаны властями во избежание эксцессов. На конспиративную квартиру необходимо было пробраться тайно, поэтому Иисус отправляет сначала двоих, снабдив их паролем, по которому хозяин дома узнал бы его посланцев, а ближе к вечеру, под покровом темноты, там собрались и остальные. Во всяком случае, из этой истории явствует, что Иисус знал гораздо больше, чем рассказывал своим ученикам. А его таинственность производила на них соответствующее впечатление.

Евангелия рисуют первый въезд Иисуса в Иерусалим как событие торжественное и запоминающееся:

«Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних! И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей?» (Матф.21:8-10)

Могло ли такое примечательное событие, если бы оно действительно имело место, не найти отражения в анналах истории или хотя бы в донесениях чиновников? Однако ничто не подтверждает евангельский рассказ в этой части. Даже Иосиф Флавий, подробно описывавший жизнь и политическую обстановку Иудеи того времени, ни словом не упоминает об этом в своих книгах. Судя по всему, ни слава чудотворца, ни въезд на осле, ни пламенные проповеди не возымели желаемого действия, и вступление Мессии в столицу… прошло, увы, незамеченным. Пришествие Мессии не вызвало всенародного резонанса, на что рассчитывали заговорщики. Это был первый сигнал о том, что заговор начинает проваливаться.

Но заговорщики не сдаются. Вновь и вновь они делают попытки воспламенить народ, привлечь внимание к претенденту на престол. При этом в ход идет весь арсенал испытанных средств: «чудесные» исцеления, гневные обличительные речи, апокалиптические пророчества, обещания безоблачного будущего. Имела место даже попытка устроить беспорядки в Храме, но тщетно: народ не поддержал их начинаний. По всей видимости, революционная ситуация в стране еще не назрела, еще не сложились ее объективные предпосылки.

Руководители заговора нервничают: вот уже и Пасха на исходе, а ничего не происходит. Народ празднует и упорно не желает поддержать мятежников.

Остается последнее средство, но оно слишком опасно для самих заговорщиков. Если позволить властям арестовать Иисуса и привлечь к суду, причем именно как претендента на престол, это должно стать сенсацией и безусловно возбудило бы всенародный интерес. А ну как Иисус под пыткой выдаст своих покровителей, которых он, конечно же, хорошо знал? Конечно, это была авантюра, чреватая непредвиденными последствиями, но ведь заговор все равно практически провалился, а эта затея могла иметь хотя и туманную, но перспективу.

В результате таких размышлений в голове режиссеров заговора сложился гениальный, как им казалось, план, в который они посвятили только Иисуса и одного из его учеников, убежденного сторонника экстремистских действий, — Иуду по прозвищу Секариот – «кинжальщик» (он носил при себе кинжал и был сторонником террора).

Согласно этому плану, Иуда Секариот (в русском переводе – «Искариот») должен был донести иудейским властям на Иисуса как на опасного смутьяна и самозванца, и указать им место, где можно было бы, не возбуждая внимание толпы, схватить его. Арест должен был быть произведен в предутренний час вне городских стен и, конечно, не в доме, принадлежащем кому-то из организаторов заговора. Наиболее удобным местом для этого сочли Гефсиманскую рощу, находившуюся в окрестностях Иерусалима, на склоне Масличной горы. Именно туда Иисус со своими ничего не подозревавшими спутниками отправился ночью непосредственно после конспиративной (тайной) пасхальной вечери.

Бывшие с ним уловили его смятенное настроение во время вечери, но не смогли понять смысла его странных слов насчет предательства и скорого расставания. Только ближайшему своему другу, «любимому ученику» Лазарю, «возлежавшему у груди Иисуса» (Ин. 13:23) поведал он некоторые детали плана, указав на Иуду как на возможного предателя (Ин.13:26). То, что все последующее было заранее срежессировано, выдают напутственные слова Иисуса сказанные Иуде: «что делаешь, делай скорее» (Ин. 13:27-28), не понятые никем из присутствующих.

После того, как Иуда удалился выполнять порученное, события развивались стремительно. Вначале все шло по намеченному плану. Придя в Гефсиманскую рощу, Иисус оставил своих учеников, наказав им бодрствовать, а сам отошел в уединенное место. Там для него была приготовлена чаша с неким зельем, обладавшим, по-видимому, психотропным действием. Зелье должно было сделать его нечувствительным к бичеванию и пыткам, которым его могли подвергнуть в судилище. Правда, покровители обещали ему, что используют свое влияние, чтобы не допустить этого. Тем не менее, опасаясь, чтобы он не сказал лишнего, они настаивали, чтобы он принял это снадобье. На всякий случай.

По всей видимости, зелье повергало принявшего его в блаженное, безгласное, бессознательное оцепенение. Не было ли это то самое средство, которое позволило Лазарю несколько дней без пищи провести в склепе?

Что касается безопасности Иисуса, то она гарантировалась, во-первых, наличием его сторонников в синедрионе, а, во-вторых, праздничным днем, в который по иудейским законам, не должно было совершать казни.

План предусматривал разные варианты развития событий.

В случае удачи, ко времени, когда пройдет дурман от зелья, Иисус уже будет коронован, и «будет пить новое вино Царствия Божия» (Мк. 11:25).

Если же авантюра не увенчается успехом, покровители обещали вызволить его из узилища и укрыть его самого и его спутников в заранее подготовленном надежном месте в Галилее, где они могли бы отсидеться, а затем, выждав нужное время, вновь появились бы на арене Истории.

Взвешивая все «за» и «против» (ибо не поздно было еще отказаться от осуществления рискованного плана, попросту скрыться, раствориться в темное ночи), Иисус, терзаемый раздумьями, все же предпочел опасную славу безопасному бесславию. Помолившись Богу, он выпил содержимое чаши и препоручил себя произволу судьбы.

Действие зелья длилось довольно долго, но и наступало оно не скоро. Приняв свое решение и не желая более отступать от него, Иисус возвращается к месту, где оставил своих учеников, и находит их спящими, ибо обильная трапеза и возлияния возымели свое действие. Раздосадованный их равнодушием к готовой уже разразиться трагедии, он упрекает их: «Вы всё спите? А ведь настает час, когда предан будет сын человеческий в руки грешников» (Мк. 14:41).

Тем временем появляется Иуда с отрядом стражников, которые окружают и хватают Иисуса. Ошеломленные ученики, ставшие невольными свидетелями ареста, в ужасе разбегаются. Только Лазарь, рискуя быть схваченным, сопровождает учителя (Мк. 14:51-52).

По причине раннего часа Иисус не мог быть доставлен непосредственно в синедрион. Стражники привели его к первосвященнику, который провел предварительное дознание.

— Правда ли, — спросил он, что ты выдаешь себя за Мессию и перед толпой именовал себя Царем Иудейским?

— Совершенная правда, — отвечал Иисус, — как правда и то, что я и есть Мессия и могу предъявить доказательства этого.

Первосвященник, человек неглупый, сразу сообразил, в какую игру его пытаются втянуть. Самозваного «Мессию» безусловно нужно бы предать суду и казни. Но если такой суд начнется, — кончиться может общественными беспорядками, а то и бунтом, при нынешнем-то скоплении народа в столице! Тогда всей курии, и без того не пользующейся популярностью, и ему самому, может не поздоровиться. И он, как истинный еврей, принял мудрое решение.

Совершив символическое омовение рук в знак очищения после того, как ему пришлось в святой день заниматься административными вопросами, первосвященник велит не осквернять более его дом присутствием бродяги и нечестивца и отвести его в преторию. Пускай римляне с ним разбираются, для них ведь иудейский праздник – не праздник.

Что дело может обернуться таким образом, заговорщики не предусмотрели. С этого момента события выходят из под контроля и начинают развиваться не по сценарию.

Иисуса ведут к известному своей жестокостью и корыстолюбием префекту претория Пилату (Pilatus по латыни означает «Копьеносец»), который тоже допрашивает арестанта. Но зелье уже начинает действовать, Иисус впадает в наркотический транс и не может связно отвечать. Между тем, Пилату доносят, что этот человек именовал себя Царем Иудейским и пытался спровоцировать беспорядки, призывая евреев покончить с римским присутствием.

Приняв молчание Иисуса за признание вины, и сочтя вину его очевидной, а обвинение не нуждающимся в дополнительных доказательствах, Пилат выносит скорый приговор: предать самозванца позорной казни на кресте по закону об оскорблении величества («crimen majestatis»). Этот древний, еще времен Республики, закон был вновь введен в практику римского судопроизводства императором Тиберием незадолго до описываемых событий. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений в справедливости римского суда, на столбе распятия должна быть вывешена табличка с изъяснением вины казнимого на которой на трех языках следовало написать: «Он выдавал себя за царя Иудейского».

Казнь следовало привести в исполнение, не допуская скопления толпы, так как в случае задержки строптивые евреи могли потребовать освобождения преступника. Опасно было оставлять в живых человека, самим своим существованием представлявшего угрозу сложившемуся государственному устройству. С другой стороны, совершение казни в Пасху могло вызвать недовольство иудеев, поэтому Пилат приказал усилить охрану общественного порядка.

Иисус был отведен для бичевания во двор претория, где пьяные по случаю праздника солдаты, стали над ним издеваться, водрузили ему на голову венец из колючего терновника и пытались играть с ним в популярную в римских казармах игру в угадалки: наносить удары по спине, а потом предлагать угадать, кто именно ударил. Он же, находясь под действием зелья, не мог связно говорить, и, похоже, не чувствовал боли.

Тем временем один из высокопоставленных заговорщиков, член совета, Иосиф Аримафейский вынужден был раскрыть инкогнито и кинулся к Пилату с просьбой о помиловании Иисуса, ведь его смерть означала бы крушение всех надежд оппозиционеров. Пилат ответил, что делу уже дан ход, и отменять свои приказы он не намерен.

Тогда Иосиф предложил произвести казнь на территории его поместья, т.е. в частном владении, куда не будут допущены посторонние. Пилат счел это разумным, ведь он не желал придавать этому событию широкую огласку. Он даже разрешил Иосифу забрать после казни тело Иисуса (что вообще-то было против правил), чтобы похоронить его по иудейскому обычаю. Не спрашивайте, на сколько потяжелел кошелек Пилата, когда они расстались.

Сделав все, что было в его силах, Иосиф отправляется в свое поместье, куда палачи влачат несчастного Иисуса, который не в состоянии даже нести перекладину, к которой привязаны его руки.

Подробности распятия мы оставим на совести авторов евангелий, которые сами, естественно, при казни не присутствовали, а свои описания позаимствовали в основном из книги Псалмопевца Давида.

Достойны внимания лишь три обстоятельства, похожие на правду.

Во-первых, не исключено, что по настоянию влиятельных покровителей, палачи не перебили Иисусу голени – обычная мера, применяемая для того, чтобы ускорить смерть и избавить казнимого от лишних мучений.

Во-вторых, присутствующие обратили внимание, что Иисус умер как-то необычно быстро. Например евангелист сообщает об удивлении Пилата, когда ему об этом доложили (Мк. 15:44). А этого черствого вояку трудно было чем-то удивить, он всякого на своем веку нагляделся.

В-третьих, перед самой кончиной Иисус стал стонать и жаловаться, и просил пить – похоже, действие дурмана кончалось. Тогда поднесли к его губам губку, смоченную каким-то составом, возможно принесенным Никодимом, одним из покровителей Иисуса (Ин. 19:39). Отведав этого питья Иисус, по словам евангелия, «преклонив главу, предал дух» (19:30). Умер? Или впал в беспамятство от новой дозы дурманящего зелья?

После этого, по эксклюзивному разрешению Пилата, тело распятого быстро сняли с креста и отнесли, как пояснили римлянам, для приготовления к погребению (Ин.19:38-40). Между тем, это объяснение было явно надуманным, потому что уже наступила суббота (по еврейскому счету, новый день начинается в шесть часов вечера предыдущего), а в субботу иудейский закон категорически запрещает евреям заниматься любыми делами, не говоря уже о бальзамировании и пеленании покойников (Лк. 23:56).

Поспешность Иосифа и Никодима объяснялась, очевидно, их надеждой спасти жизнь Иисуса. Удалось ли это, могли знать только они, но эти люди были вовсе не заинтересованы в том, чтобы правда об этом деле и об их участии в нем стала бы достоянием гласности.

О дальнейшем последняя глава евангелия от Марка сообщает, что придя к гробу Иисуса ранним утром воскресного дня, Мария Магдалина и еще две женщины, принесшие бальзамирующие вещества, чтобы помазать тело покойника, нашли камень, служивший дверью гроба, отваленным, а внутри гроба находился юноша в белой одежде (не тот ли, что бежал за арестованным Иисусом, т.е. Лазарь?), который попросил их передать ученикам, что Иисус не умер, и что он будет ждать их в Галилее в условленном месте.

Дальнейший текст евангелия в самых древних списках — Codex Vaticanus и Codex Sinaiticus, датируемых IV в. н.э., отсутствует. Стало быть, все, что дальше – это позднейшее добавление, или, как выражаются ученые – интерполяция. А проще говоря – выдумка. Воскресение Иисуса и его таинственное явление Марии Магдалине, а затем ученикам, оказывается, таким образом, вне области реальных фактов и должно быть отнесено к области мифологии либо «благочестивого вымысла». Доподлинно известно лишь то, что через день после казни гробница Иисуса оказалась пуста, а тело его исчезло. Очевидно, что его покровителям, людям богатым и влиятельным, удалось надежно скрыть его, живого или мертвого, чтобы сохранить возможность действовать от его имени. По крайней мере, современники евангелистов такую возможность предполагали, о чем свидетельствуют некоторые места евангелия (Мф. 27:64, 28:13-15).

Итак, хитроумный план заговорщиков провалился.

В качестве эпилога можно сказать, что рассеявшиеся в момент ареста ученики Иисуса, согласно заранее данным инструкциям через положенное время собрались в оговоренном месте. По некоторым смутным слухам там их ожидал… Иисус, живой и невредимый. Но это уже – совсем другая история.