Над обрывом

… Сегодня особенно громко кричали сороки. Стая чистеньких птиц сновала по влажному суглинку и громко, словно азиаты на рынке, обсуждала последние новости. Какие там новости. Дожди. Снова дожди. Со стороны Ижоры опять ползут тяжелые тучи. Кажется – протяни вверх руку и ты проткнешь это вязкое серое одеяло. Может ты увидишь свет… Если ты достоин света. А пока — мокрый тягучий полумрак. Во рту горько от никотина. Да, опять не ел. Почему? Некогда и не хотелось. Нет, не всё сделал. Почему? Я не электровеник. Нет, не издеваюсь. Шучу. Разучился шутить? Прости, любимая. Я просто устал. Может же человек устать? Наверно так будет выглядеть разговор с женой, когда вернусь. А может и не будет разговора. Она поговорит с кошками. С ними проще. Кошки не хамят в ответ. Кошки никогда ни в чём не упрекают. Кошки умеют любить . Кошки не пьют в одиночку водку, глядя в чужое серое небо и слушая паскудно-печальную музыку. Кошки не наговорят спьяну очень обидных и незаслуженных слов. Пусть говорит с кошками. Мне бы только услышать журчание её голоса. А я посижу в сторонке, делая вид, что страшно занят в интернете. Да, надо ехать домой. Пока дожди не превратили дорогу до Павловска в непроходимое месиво. Надо ехать. Собрать инструменты, запереть дом. Переодеться, сесть в машину, помолиться Николаю- угоднику и завести навигатор. Домой. А где этот дом? Съемная квартира на окраине Царского Села? Этот недостроенный дом над обрывом? Или, уже забывший меня, маленький старый домик в городке у южного моря? Не знаю. К чёрту эти мысли! А то опять напьюсь. Хватит.

… Над отъезжавшей машиной громко кричали сороки. Я стоял и смотрел ему вслед. Романтик что-ли? Или спивающийся интеллигент? Лицо, вроде, простое. Откуда эти рефлексии? Что проще? Живи! Любимая жена, дом строишь. Радуйся! Так нет… И себя изводит и жену. Однажды напьётся и застрелится. Совсем как Воленька Андросов. Недавно это было. Аккурат перед германской войной. Я то на неё ушёл, а Воленька в могилу. Друзьями особыми мы не были. А вот теперь часто встречаемся. Он и здесь недоволен. « Поспешил» — говорит. « Надо было на фронте погибнуть. Тогда б от врат райских стая черных псов не гнала б. Чай бы пил в кущах господних, а не водку с тобой христопродавцем». Я не обижаюсь. Глуп он. Как можно продать того, в кого не веришь? Не мог Бог в рубище по улицам ходить и нищим ноги омывать! Не мог! Бог он города сжигал и первенцев поражал. Не может всесильный умереть от рук палачей на кресте. Не может… Помнится так я этому чудаку- святоше в Сухановской тюряге говорил. Он еще хрипел розовыми пузырями. Рёбра я ему на допросе сломал. А что было делать? Не со зла же. Работа такая. Родину от нечисти спасать. Трусом и белоручкой я никогда не был. Говорили – « Надо!» и я делал. И германскую честно прошел. И в Гражданскую шашкой махал. За красных разумеется. Как бы меня иначе в ВЧК позвали? Почему за красных? А за кого? Красные они идейные были и сопли по столам не развозили. Потому и победили. Я то хоть и из дворян, да из нищих. Имений не было. Жили в казенной квартире, что папеньке – учителю предоставили. Иной работяга получше нас жил. А с красными… С ними я карьеру сделал. Две шпалы в петлицах малиновых. Хорошо жил. Пока этот проклятый мингрел чистку в НКВД не начал. Попал под горячую руку. А как помер от пули в затылок так сюда и подался. Куда сюда? В Безвременье. В рай часовые не пустили. Это Воленьке собаки мерещатся. Там часовые стоят. Огромные, в серых шинелях. И штыки сверкают. За столом сидит старичок сухенький. Глянул на меня и говорит –« Пшел вон отсюда! Суда жди, там тебе определят» Вот и жду. Давненько жду, может дело моё затерялось. Всяко ж бывает. Может до амнистии какой дождусь. Охота мне того святошу увидеть, что на допросе моем помер. Не знаю зачем… А понимаю – увижу я его и что-то изменится. Да ладно. Скоро други мои подойдут. Воленька, немец. Немец странный. Шарфюрер СС. Здесь, под Павловском, его наши грохнули. Он с тех пор вокруг Павловска и шатается. Водку с нами пьёт. Откуда водка? Ну, дождь, ты даешь! Водка она завсегда и везде есть. Кроме Рая наверно. Там говорят и так хорошо. Может быть. Не знаю. Ладно, пора мне. Вон парни мои идут. Водку тащат. Пока этот придурок не вернется, до утра время есть. Выпьем, песни попоём. Бывай, Дождь.

… Я сидел на мокром валуне у обрыва и смотрел на, стремительно напивающихся, теней. Как же они надоели. С тем, что бывает днём намного интересней. Он может слышать меня. Эти только видят. Для них я угрюмый мужик в старом плаще. Для него невидимый собеседник. Нет, он не говорит со мной. Я говорю с ним. Часто он меня слышит. Тогда он записывает то, что я ему рассказываю. Пусть пишет. Лишь бы глупостей не наделал. А то к этим попадёт. Вон как горланят « Вен ди зольдатен уллен штадт марширен»… Пусть орут. Не знают они что ждёт их. И я не знаю. Да и не хочу знать. Какое мне дело до людей? Насмотрелся я на них за тысячи лет. Наслушался. Всё то же. Грусть, тоска, обиды. Небо я им закрываю. Глупцы! Небо только зеркало. Зеркало их душ. Грязное мутное зеркало. Зеркало льющее слёзы. Ты думаешь -это только моя вода льётся с неба? Чушь! В Эдемском саду не было дождя. Мы появились после первых человеческих слёз. После первого горестного крика. Мы впитали в себя крик людских душ и сами стали одушевленными. Поэтому мы не везде. Мы идем там, где нам нравится. Мне вот нравится этот обрыв над бывшим руслом реки. Я здесь очень часто прохаживаюсь. Иногда, конечно, надолго пропадаю. Надо же и с друзьями пообщаться. Кто что видел обсудить. Потом этому мужику, что здесь поселился, будет что рассказывать. Он слушать умеет. Записывать вот мои рассказы перестал. Зря. Это лучше, чем водку пить. Ох, как надоели эти пьяные тени. Пойду я отсюда. Догоню того мужика. Расплескаюсь каплями слов по его лобовому стеклу. Буду стучать в окно спальни мелкими торопливыми словами. Буду выстукивать по отливам окон в парадной, где он курит. Не знаю зачем – но буду. Пусть записывает мои истории. Пусть пишет. Эй, ветер, помоги догнать вон тот черный « Фольксваген». Дело у меня к его хозяину. Полетели…

… Я курил у подъезда. В нашем окне горел свет. Жена вернулась. Кошки в восторге. Мечутся по квартире. Сейчас зайду. Не буду ничего говорить. Просто прижму её к себе, она всё поймет. Может быть… Надо только улыбнуться. Как же это делается? Совсем забыл. Да слышу я тебя, Дождь, слышу! Я просто устал от твоих грустных сказок. Помолчи. Дай мне пустить весну в душу. Я очень прошу тебя, Дождь…

Таганрог

9.10.2012г