ГОСУДАРЕВА ПРИХОТЬ.
1.
«Вот наступила настоящая зима. Как по заказу, первое декабря и за ночь навалило столько снегу, что машинам–уборщикам еле разгребстись, и еще этот пронизывающий мороз, да эта проклятая роба, которая совсем не держит тепло…» — с такими мыслями наш герой смотрит на белые, оледенелые улицы Серого города. Сам он находится около какого-то ссыльного пункта, о котором ничего не знает и внутри у нашего человека тревога – он предчувствует, что путь его будет нелегким, что где-то там он должен будет стоять за свою честь и все-таки пока, пока он на свободе. Предчувствие тяжести немножко отгоняется, можно отвлечься – есть еще некоторые запасы из дому, эти согревающие вкусности.
2.
«Вот она моя группа» — и сердце забилось, предчувствие неизведанности становится все более осязаемым, как в страшном сне, когда бежишь изо всех сил от опасности, и вот ты чувствуешь спиной, что она совсем рядом и проникает тебе под кожу, это всего лишь страх.
«Не понимаю, почему все говорят о мужестве и бесстрашии – друзья, отец, и те, кто туда попадал, на самом деле, здесь совсем не отдает героизмом». Со временем переживания отошли на задний план, засели глубже, они пока оставались только фоном. Началось путешествие, если так можно назвать принудительную отправку в подготовительную точку.
3.
Наша группа состоит из девяти человек: собственно наш персонаж, ему пока не дали прозвище; Тракторист — по бывшей работе; Малыш – соответственно потому что у него был маленький рост (в мужской компании всегда есть малыш или малой); Ястреб – потому что у него сгорбленный длинный нос; Топтун – из-за причудливой походки. Остальные не важны, они будут находиться друг с другом около трех недель, потом из этого подготовительного места выселяются по дальнейшим пунктам поселения, и не успеют сдружиться, понять друг друга, только самую малость. Вместе очутились в неизведанной ситуации и этот фактор их сплочает.
«Мороз, а мы едем в кузове машины, которая покрыта тряпочным теном. Тряска не дает хоть маленько расслабиться, а я изрядно замотался».
— Парни, а мороз то! — крикнул герой.
— В этой местности каждый год так — ответил Ястреб, — а ты, тебя как называть то?
— Меня называют Гринев, — тихо ответил наш ссыльный.
— А, от куда ты родом? — продолжил Ястреб, было видно что он не в терпении заговорить, как будто что-то его настораживало.
— В общем, не из этих мест я — сухо ответил Гринев, — там теплее будет.
— Смотрите все скорее сюда! – с насмешкой закричал Тракторист. — Вот она, какая идет! – засунул голову назад в кузов и указал на девушку.
Девушка шла, подняв воротник пальто, пыталась скрыться от рассекающего ветра. Она была совсем не привлекательна, в дряблом пальто, которое не скрывало её немного косолапой походки. Она молодая, лет восемнадцати и стройная – это уже повод посмотреть на нее и притаить пару мыслишек. Тракторист – это тот, кто всегда крикнет девушке заветное словцо вдогонку. Девушка остается для этих ссыльных, даже не смотря на столь короткий срок нахождения вне дома, невозможной материей, всего лишь сильным ощущением, внутренним огнем.
Все девятеро подняли головы и осмотрели. Прониклись общими влечениями и опять поняли, что они в одной непонятной каше.
Серый – старый город. С кузова было видно часть улиц. В трафике можно было разглядеть дома лучше. Их грузовая машина ехала по старому центральному району, там древние дома они совсем не ремонтировались, некоторые здания превратились в руины. Гринев восхищался этой архитектурой, его привлекал старый вид создаваемый зданиями: плесень, соль на кирпичах, древняя штукатурка, в них был старый век и ощущение времени.
Выехали на новый проспект, темнело, в сумерках горели множество освещающих фонарей и огни нескончаемых машин. Под вечер в этом районе всегда скопление транспорта – люди отправляются домой, движение осторожно замирало. «Ну и хорошо, тем дольше можно пытаться отдохнуть», — мыслил Гринев.
— Кто слышал о том, куда едем? – спросил Тракторист от терзаемого ожидания.
— В какой-то учебный центр, — ответил Ястреб, — все слышали, как издеваются в местах поселения? Заставляют мыть полы, бьют, пытаются сломать морально и физически.
— Да, я тоже слышал, — ответил Топтун, — каждый должен был слышать, иногда режут. Я много историй успел выслушать.
«Как же они выглядят в этих шмотках, от куда эта роба? Из каких веков? Она похожа на мешки. Мы выглядим по-дурацки, похожи на болванчиков из деревушек», — Гринев, ухмылялся. Роба была и правда невзрачная, сера на цвет, изготовленная из плотного материала, брюки и рубаха, верхним был ватник, он подпоясывался ремнем, на головах были одинаковые шапчонки, которые плохо закрывали уши. Они выглядели младше своих лет в этих одеждах, или это из-за страха перед будущим, лица их становились по-детски беспомощными.
Машина со скрежетом останавливалась.
4.
Группу встретил офицер. Построил их в две колонны и отправил в казарму.
Учебный городок состоял из нескольких зданий, они были расположены вдоль центральной пешеходной дороги, сама дорога была идеально вычищена от снега. Четырех этажная казарма находилась слева от дороги, столовая, штаб, маленькая медицинская часть и неприметные склады находились справа. Строения были выкрашены в бледно желтый цвет, совершенно неприятный глазу, как – будто специально, чтоб сильнее создать гнетущую обстановку.
Зашли в казарму, первый этаж сразу на право. Офицер начал речь:
— Ко мне обращаться «Товарищ старший лейтенант», я командир вашего подготовительного взвода, с вами я лично с каждым познакомлюсь позже. Сейчас подойдет ваш старший, пока располагайтесь. Барсучков!
В это время старший задремал на койке, за углом, его было не видать. Когда командир крикнул, он резко шелохнулся. Солдат осторожно выбежал со спального расположения.
— Я. – сказал отчетливо, прихлопывая, поправляя умело на ходу рубашку.
— Располагай пополнение. – сказал офицер, удалился в кабинет.
— Пойдемте все со мной. – Барсучков указал жестом головой в сторону.
Наших ссыльных называли «молодое пополнение». Определили каждому койку и маленькую тумбочку на двоих. Группу часто строили, чтоб «чувствовали и привыкали к строю», в любое место они могли передвигаться только в построенном виде – это было одним из самых важных условий. Здесь было не так плохо, они выполняли какие бы, то ни было работы, по очереди. Коллектив складывался не конфликтный. Работы было много, они изнурялись и без подготовки. Занятия бывали иногда.
Ссыльные сидят на занятии. Офицер, перед уроками заставил расставить табуретки и усесться ровненько по рядам.
— Барсучков, раздай вот этот материал! – командир указал на листовки и ушел в кабинет.
Солдат раздал и приказал выучить. На листовках была присяга. Учения, в общем, были предназначены для того, чтоб ссыльные рассказали присягу, торжественно при параде. После этого станут официально солдатами.
«Присяга – это клятва, не понимаю, чему я буду клясться: «… исполнять долг, и повиноваться», здесь преобладает подчинение и пресмыкание, я торжественно отдам свою волю, и мне могут приказать все, что угодно», — размышлял Гринев, — «Я не понимаю, за что мне клясться и кому, для чего я себя обрекаю в рабы. Государева прихоть, я раб государства».
— Я не могу это учить, — возразил Тракторист полушепотом, — в голову не лезет!
— Это точно, я так и не могу первую строчку запомнить, эти заумные слова: присягаю, клянусь, повиноваться, суверенитет, они точно издеваются. – прошептал Малыш.
— Я, ни в школе, ни где, строчки не учил, а здесь, где надо то, что рыбу и мясо грузовиками разгружать, полы намывать, да снег перекидывать, для этого учить! – продолжал протестовать Тракторист, — Вот бы домой, у моего другана сегодня День Рождения, как бы загуляли, как нажрались бы! Я помню как раз, на его прошлый День Рождения начали пить, а стол он накрыл! Пошли потом в клуб деревенский, и с этого момента ничего не припомню, память, как отрубило, просыпаюсь, а голова трещит! Фингалище на пол лица! Потом узналось, что мы начали драться, а там, в суматохе кто кого не разберешь, по-моему, от своего и получил. Весело было, потом выяснять.
Частично группа шепотом хохотала. Малыш все время наблюдал и смотрел в рот Трактористу, его распирал интерес.
— Ха, мы тоже часто в клубе дрались, у нас в деревне! Вот бы домой, — тихо подтвердил Малыш, — ты из какой деревни?
«Вот забава деревенская – напиться и рожу побить. У них и мыслей других нет», – подумал Гринев.
5.
Со старшим солдатом группа энергично сдружилась. Как только выпадало свободное время, они его выпрашивали разных историй о службе и быте в подразделениях. Чаше всего наваливали на него с вопросами об отношении «старших», в основном они получали ответ то, что нужно смирение. Полагается терпеть и выполнять все поручения. Новички были щедры в угощении Барсучкова сладостями, так как не познали еще их полную ценность. В среднем через месяц они будут с жадностью поедать попавшие в руки сладкие продукты, и в удобный момент каждый из них не побрезгует взять «бесхозяйственную» сосательную конфетку. Барсучков проникнутый воодушевлением, рассказывал памятные события из жизни воина.
6.
— Малыш, что ты будешь делать, если тебе «старый» скажет: «А ну, давай на полы!» — спросил Ястреб, бросил картошку в ванну.
В этот день группу назначили «дежурными по картошке», им предстояло начистить около двух ванн картофеля. В этом лагере принято было начищать картошку с вечера на весь последующий день. Помимо, еще немного моркови и капусты. Назначили пять человек и дали им предостаточно времени для того чтоб они справились с этим заданием особо не торопясь.
— Я, не буду мыть! – ответил Малыш.
— Куда ты денешься, один не справишься. – сказал Ястреб.
Малыш ненадолго сделал гордый вид, как будто часто бывал в таких ситуациях, где отважно отстаивал дело за свою честь.
Сейчас пять человек дружны необыкновенно, и такого случая им больше не представиться. Они все обильно разговаривают меж собой. Группа привыкла к учебной точке, им казалось не чуждой уже казарма и столовая, они привыкли к командирам и распорядку. Вероятнее всего, что эти приятели общаются таким энтузиазмом потому, что совсем скоро разъедутся. Либо потому, что день был не слишком загруженный. Каждый ощутил себя в неком братстве.
Тракторист зашел в необыкновенные истории, рассказывал о том как: «Один водитель попал в грозу, гроза ударила ему в машину, транспорт загорелся, водитель сгорел заживо, снаружи была только нога, она уцелела, но потом, через некоторое время, его собака принесла жене эту самую ногу».
Его истории удивляли почти каждого, слушали с открытым ртом. Когда рассказывал про деревенских ведьм и суеверия Гринев хмурился и возмущался.
— Не верю в ведьм, хоть убей, — говорил он, — суеверия – как же можно надеется на то, что тебя спасет какой-нибудь амулетик, да и этих суеверий так много, они засоряют мысли.
Некоторые пожимали плечами.
— Давай, давай Топтун, чисть картошку, а то совсем уши развесил! – заметил Тракторист.
Сам Гринев тоже расположился к группе всей душой. Много чего поведал о своей жизни. Оказывается, что он учился на экономиста. Открыл то, как он с приятелями любил выпить вина, а иногда коньяка и ударить по столичным красавицам. Говорил о том, какие моды за рубежом на музыку, считал себя эстетом. Как дерзил преподавателям в институте. Он занимался время от времени спортом. Трудился на поприще спорта по прихоти и страсти отца (отец вырос на фильмах про отъявленных боевиков), Гринев в детстве с азартом относился к фильмам и боевому спорту, а потом охладел. Занимался по привычке «для здоровья». Заслужил авторитет в этом маленьком коллективе, к спортсменам относились особо с уважением.
Когда Гринев рассказывал, о красавицах у Малыша светились глаза, заметно, что он не опытен в этом вопросе. Часто заговаривали о девушках и отношениях с ними. У Топтуна была жена, два года он уже семейный человек.
Ястреб тоже блистал, говорил о городских радостях. Про экзотические блюда. Как он успел прокатится в одну дальнюю страну.
— Во что вы верите? – неожиданно спросил Ястреб.
