Я выжидаю минут пятнадцать, повторяя русские глаголы, и требую у секретаря кофе и сегодняшний выпуск «Имперского вестника» на немецком. Встаю у двери, так, что она скрыла бы меня, открывшись — приёмчик, заимствованный мной у покойной матери Рины Рац. Когда господин Балог проходит мимо меня с подносом в руках, я, не говоря ни слова, тычу пальцем ему в область правой почки.
Эффект несколько превосходит мои ожидания: мой секретарь не только вздрагивает и роняет поднос, но и, выхватив пистолет из кобуры на боку, резко оборачивается и целится мне в лоб. То есть целился бы, если бы я, во-первых, была на голову выше, а во-вторых, не переместилась бы под его рукой так же резко, вновь оказавшись в итоге за его не слишком широкой спиной.
— Вы только что покусились на жизнь императора, между прочим, — говорю я в сторону лопаток, обтянутых тонкой тканью сорочки.
— Прошу прощения, госпожа Хорват, — голос секретаря ровен и почтителен, но я вижу, как моментально наливается влагой белизна льна на его спине. С такого расстояния я даже запах его страха чувствую. Господин Балог аккуратно убирает пистолет в кобуру и разворачивается ко мне лицом.
— Подберите, — я указываю на бренные останки чашки и мокрую газету. — И сделайте мне другой кофе. И другую свежую газету принесите.
Секретарь присаживается на корточки, аккуратно собирая на поднос осколки. Наверное, в этом месте я должна упиваться его унижением, но меня накрывает чувство гадливости. Однако я продолжаю, как ни в чём не бывало:
— Господин Балог, вам выражение «цыганский нож» известно?
— Это идиома.
Он отвечает глухо, не поднимая головы.
— Да. Но вы вполне можете получить её в подарок, если будете слишком часто докладываться Тоту. И работа на СБ, как вы, наверное, знаете, вас не спасёт. Дворец, и особенно наша часть, кишит цыганами, если вы не заметили. И знаете, что я скажу? Не только дворец. Нас мало, но мы умеем всегда быть там, где надо. А потом там больше не быть.
Я жду его взгляда. Я знаю, что он будет исполнен ненависти, и готовлюсь его выдержать.
У него печальный, тусклый взгляд.
— Госпожа Хорват… я ведь не ваш враг. И докладываю не из вражды к вам. Я только дополняю показания устройств из вашего кабинета. Это моя работа. Я маленький человек, госпожа Хорват. Я делаю работу, которую брезгуют выполнять вампиры и к которой не приспособлены «волки».
Такого отвращения к себе я не испытывала со времён общения с Марчином Твардовским.
— Идите, — говорю я. — Принесите мне кофе.
Когда дверь за ним закрывается, добавляю в пространство негромко, но чётко:
— Лаци дурак!
***
— Говорят, шеф ИСБ с чего-то на тебя чертовски зол, — как бы между прочим замечает Кристо, осматривая банку тушёнки, пока Рина и тётя Дина перебирают чуть дальше симпатичные кухонные полотенца турецкого текстиля. Понятно, почему Кристо не хотел заводить разговор об этом дома: тётя Дина могла услышать и забеспокоиться. На работе же полно жучков, и он об этом узнал, скорее всего, раньше меня. Чёрт побери, все обо всём узнают раньше меня!
Я сочла разумным умолчать про чай и про «Лаци дурак». Мой муж почти всегда спокоен, но если впадает в праведный гнев — то прячь ножи, как говорится.
— Из-за спора о занятиях рукопашным боем. Я предложила обучать ему и «волчиц» тоже, и начать с меня. Показательно.
— Это невозможно! — бросает на меня потрясённый взгляд.
— Отчего?
