В понедельник я обнаруживаю в своём кабинете Ладислава Тота. Он сидит, живописно-небрежен — как всегда, в образе поэта примерно начала прошлого века. Пышные тёмные волосы почти до плеч, с крохотной косичкой на затылке прямо поверх этой романтической массы; светлый шёлковый шарф, узкое типичной карпатской лепки лицо. Иногда он кажется мне до невозможности похожим на императора, а иногда, как сейчас, не более, чем карикатурой на собственного деда.
— Садитесь, — кидает он мне, даже не думая освободить моё законное кресло. — У нас будет разговор.
— Что ж вы так утрудились, господин Тот? — самым елейным тоном вопрошаю я, элегантно опускаясь на стул для посетителей. — Как мой непосредственный начальник, вы меня и вызвать могли. Тем более, что мне привычнее бывать в подземельях, чем вам — в наших смертных пенатах.
— Не ёрничайте, — Тот раздражённо вертит ручку, выдерживая паузу, во время которой я пытаюсь сообразить, что именно могло его вызвать сюда и в таком дурном расположении духа. Нет, точно не моя провинность, я ничего и не делаю. Опять враги императора шалят? Интересно, а у императора действительно есть враги? Мне лично всегда казалось, что всем на него… всё равно. Ну, вот он есть. И что дальше?
— Какого дьявола вы устроили тут на прошлой неделе? Вас муха укусила? Или у вас особые дни? — некрасиво подёргивая углом рта, осведомился Тот. Хм?
— А что было на той неделе? — искренне спрашиваю я. Тот кидает на меня испепеляющий взгляд.
— Какого чёрта вы переправляете мои приказы? Какого адского ада вам вообще понадобилось совать в них нос?
— Прекратите чертыхаться. На вас это смотрится чересчур опереточно. И я не помню, чтобы интересовалась вашими приказами; напротив, я перечитывала и правила только те, на которых стоит моя подпись.
Обычно я совсем не чувствую такую боевитость в себе. Но на выходных барышня Катарина Риц изволили меня довести до состояния почти идентичного тому, в котором совершаются ужасающие преступление против личности и особенно её здоровья. Пока Кристо возил тётю Дину к какой-то её родственнице, Ринка бродила за мной по пятам и вслух сравнивала каждое моё действие и каждое моё предпочтение с действиями и предпочтениями своей матери, конечно же, куда более совершенной, чем я, грешная.
— Мама не стала бы мыть окна целых сорок минут. Ей хватало и десяти.
— Мама никогда не купила бы подобную безвкусицу. Я была у неё дома, сервизы всегда были очень стильные.
— Ты так неловко режешь морковь. Мама её чиркала моментально. Настоящая «волчица» умеет обращаться с ножом.
Она только ребёнок, без устали повторяла я себе. Ни черта не понимающий подросток, ветер в голове, ненависть ко всему миру, поиск виноватых и смысла в жизни.
Тем не менее, раздражения накопилось столько, что я с наслаждением схвачусь с Тотом, даже если он потом меня как козявку раздавит. Я к тому времени уже выпущу пар и буду спокойна, умиротворена и полностью равнодушна к внешним обстоятельствам — а внутренние Ладиславу неподконтрольны.
— Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, Лилиана! Если вам что-то дали подписать — значит, вы должны подписать именно это, поскольку за вас уже подумали, как надо, и подумал некто гораздо более умный и опытный, чем вы, позвольте заметить!
Стальной корпус с филигранной чеканкой замечательной сувенирной ручки в пальцах вампира неровно треснул. Невероятно. Тот никогда не казался мне настолько эмоциональным.
