ВСЁ ТО, ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ И С ВАМИ

1.

* * *

То ночь была, под Новый Год,

Еще не ночь, наверно, вечер,

Снующий с елками народ,

Готовился к веселой встрече.

Я ждал, когда мой мерседес,

На мойке приведут в порядок,

И ножек женских, стройный лес,

Магнитил то и дело взгляды.

Ко мне, шатаясь, подошел,

Какой – то человек неброский,

Смотрю, одет он хорошо,

Немного пьян и низок ростом.

Он сигарету попросил,

Курить – то у меня нашлось,

Сказал: «Я долго колесил…»

Вот тут – то, все и началось.

* * *

ОТКРОВЕНИЕ НЕМНОГО ПЬЯНОГО ОПРЯТНО, НО НЕ ОЧЕНЬ БОГАТО ОДЕТОГО ЧЕЛОВЕКА.

Момент падения – прекрасен,

Ты думаешь грустнее взлета?!

Нет, не болтаю я напрасно,

Летать — давно моя работа.

Ведь, в сущности одно и тоже,

Одни и те же ощущенья,

Взлетел…

И — страх!…

Избави Боже!

Нам ощутить момент паденья.

И этим страхом постоянным,

Ежеминутно сердце полним,

На время телом забываем,

А сердце помнит, сердце помнит.

Бравадою в глазах любимой,

Или за дружеским застольем,

Мы страхи пропускаем мимо,

А сердце помнит, сердце помнит.

2.

Мы воспаряем в поднебесье,

Ни сил, ни дружбы не жалея,

И нам грохочет разум песню,

Лишь сердце, вдруг, от страха млеет.

Что нужно этому мотору?!

Который так силен и дерзок,

Не бойся, упадем не скоро,

И снова я к вершине лезу.

А сила воли все разрушит,

Ведь цель – оправдывает средства,

Душа кричит тебе: «Послушай!

Послушай, же, что скажет сердце!»

Нет — синтементы здесь не в моде,

Я на вершине отогреюсь,

Под солнцем, при любой погоде,

И ты поймешь меня, надеюсь.

Все там!

До треска!

До предела!

Полет души, уже не важен…

Не получилось,… не взлетела…

Послушай же, что сердце скажет!

Ну не к чему мне эти страхи!…

Не уговаривай, не надо,

И надоели — «Охи»… «Ахи»,

Не скоро нам придется падать!

Я воспарю! Я знаю это!

Не зря я столько сил потратил!

Вершина рядом!

Рядом, где – то!…

И сердце, вдруг, сказало:

«Хватит.».

Не ожидал такого краха,

Забыл, что, где и как нарушил,

Глаза — наполненные страхом,

Искали в синем небе душу…

Вершины так и не увидев,

Досадуя на сердца слабость,

Летел в отчаянной обиде,

Забыв про песни и про радость…

3.

Душа звучала в этом небе,

Божественною музой Баха,

Он о прописке…и о хлебе…

Все думал, сам не свой от страха…

Пытался вспомнить или сделать,

И шепот тот в груди услышать,

Ему, лишь, тело в уши пело…

Душа, летела…

Выше…

Выше…

Поверь, я сам вот так, однажды,

Взлететь, как думал я, пытался,

Меня здесь всякий знал и каждый,

И уважал, тире, боялся,

Мой взлет мучителен и сложен,

И в слепоте, в чистогане,

В костюме сером, в чистой роже,

Всегда заряженном нагане…

Ах, как же,

как же,

как же…

Я мог так глупо заблуждаться?!

Предать…и не заметить, даже,

В постели с подлостью остаться…

Всего однажды…

миг короткий…

Парил свободно, словно птица,

И дело тут совсем не в водке,

Мне этот миг поныне снится!

Боишься, только до границы,

Когда ты четко понимаешь…

Что так летают только птицы,

И…

Ты летаешь, брат!

Летаешь!…

Ну, что ты смотришь так надменно!

С тобой себя я трачу даром,

В тебе не видно перемены.

Смотри!

Меня зовут Икаром!

4.

Все врут, тогда я не разбился,

Живой Икар еще на свете,

Признайся, что тебе я снился,

Меня узнают только дети!…

Теперь тебе Париж далекий,

Да формы дамочек роскошных,

Среди таких же одиноких…

Я знаю, самому, ведь тошно…

Я вижу, напрягаешь крылья,

И думаешь летать умеешь,

Ты лучше вспомни, как вы жили…

О времени, о том, жалеешь?

А летом?…

На площадке школьной,

Когда так нужно было мало,

Взмывая ввысь, мячом футбольным,

Твоя душа к мечте летала…

Не помогает?

Вижу,

Вижу…

Такими не бывают царства,

Таким бывает только грыжа,

На лацкане у государства…

Но, чтобы больше Вас не мучить,

И чтоб собой не портить климат,

Со временем и Вас научит,

Неутешительный мой вывод.

Не ощущая страха смерти,

Без всяких там приспособлений,

Летать Вы можете, поверьте,

Свободно, лишь в момент падений!

* * *

Мне надоело слушать эту

Словесную неразбериху,

Да, я когда – то был поэтом,

Но он во мне свернулся тихо.

5.

Мне стало жаль того «Икара»,

Что драл минут пятнадцать глотку,

Его постигла Божья кара,

Я денег дал ему на водку…

Мой Мерседес подходит плавно,

Но сердце ноет неприятно,

Все могут говорить о главном,

Нет, он не бомж, одет опрятно.

* * *

Как классно, ехать в дорогой,

И навороченной машине,

Акселератор в пол ногой,

Поддай мощи уснувшей шине!

И, что – нибудь повеселей,

Включить на весь объем салона,

Души и тела не жалей!

Ой!

Что – то в сердце…

Вроде стона…

А…мною встреченный мужик,

Меня он растревожил все же,

И снова…

Стон…

А может крик…

Да это ж – страх!

Избави Боже!

Скрип тормозов,

бордюр,

кювет…

Очнулся,

значит, жив остался,

Была машина,

больше нет,

Я не на шутку испугался,

Не нужно скорой и ГАИ,

Пусть будет только Бог свидетель,

Так,

вылезай,

теперь вали,

Куда?…

Куда?…

Конечно к Свете!

6.

Забытые уже давно,

Оставленные дни за бортом,

Здесь не война, не казино,

Адреналин другого сорта!

Та пацанячая отвага,

Которую и впрямь забыли,

Рубли – не деньги, а бумага

Как молоды когда — то мы были!

Зачем бегу в ночной тиши?

В пальто, запутываясь полы,

На тротуарах ни души,

А мне все кажется – я голый.

Толкает в спину, что меня,

В груди так яростно клокочет,

Как пиво с водкою, пьяня,

И отпускать никак не хочет?

Да, ладно, после разберусь,

Бегу я, словно лев из клетки,

Бегу, бегу, не убегусь,

Конечно.

К Светке!

К Светке!

К Светке!

Когда – то был я одинок,

И этим очень уж, гордился,

Любить пытался, но не мог,

Но про нее мне сон приснился…

Я не робел, но не хотел,

Ей портить жизнь в семью влезая,

Я только лишь, в окно глазел,

О чем мечталось мне? Не знаю.

Но как – то раз, случилось так,

Я понял – снова я влюбился,

И муж ревнивый, но простак,

И я ее, ей – ей добился!

Я по закону гор украл,

Ее из мужниного дома,

Кораллы как у Клары Карл,

И все помчалось по другому.

7.

Мы жили в жуткой нищете,

По нынешним моим размахам,

На высоченной высоте,

И не подверженные страхам!

Какие страхи могут быть?

Страх!-

Он подогревает чувства!

И это я хотел сменить?

На «бабки»,

доллары,

«капусту»?

Мне скажет кто – то: «Ты — подлец!»,

Я это сам в вину вменял,

Я был – поэт, а стал – купец,

Любовь на деньги променял.

Пожить хотелось, знаешь, то же,

Нет,

чтоб не так,

а как другие,

Костюмчик,

мерс,

с побритой рожей,

Еще найдутся дорогие.

Да! Я предателем, наверно,

В тот вечер Светке показался,

Нет! Утверждение – неверно!…

Тогда им стал,

так и остался…

Но я не зря, не зря, я чувствую,

Так долго в эту даль бегу,

Сейчас туда, в калитку узкую,

Я все спасти еще смогу!

Все правильно, и окна темные,

И занавески помню те еще,

Луна над крышею огромная,

И флюгер старый – мое детище…

Постой, теперь еще припомнить бы,

Как я писал в любовном кружеве?…

Я звал ее…

А как забыл…

А! вспомнил – «Черная Жемчужина»…

8.

* * *

В законах арифметик замкнутых,

В пространстве зеленью завьюженном,

Под камуфлированным бархатом,

Хранится «Черная Жемчужина».

Ее полет в явленье призрачном,

В походке допустимой смелости,

И взгляд – не волен и не вымучен,

Как нагота осенней прелести.

Я видел в жизни много жемчуга,

Красивого и бестолкового…

Идти по следу этой женщины,

И не иметь другого повода.

Не сокращая расстояния,

Касаясь взглядом незамеченным,

Победы, разочарования,

Мы не знакомы и не венчаны.

Мне хорошо, когда дрожу душой!

Она песчаная, поверь, душа поэтова,

И жить с тобой в пространстве хорошо,

Дышать прекрасно и любить, по этому…

Не отвергай ухаживаний ангелов,

Они – мои, пусть чуточку лукавые,

Не мы здесь устанавливаем правила,

Ссылаясь на закон и мысли здравые.

Придумано общественное мнение,

Придуманы уставы за заборами,

Рассвет холодный, лунное затмение,

Не нам менять за кухонными спорами.

Накроет небо ранний вечер тучами,

И скоро лужи затвердеют стужами,

Удача мне дарила только лучшее,

И одиночество, и «Черную Жемчужину»!

* * *

А что скажу я ей теперь?

С чего начать? Просить прощения?

Ну ладно, пусть откроет дверь,

Слова, подскажут ощущения.

9.

Не смело я стучал в окошко.

Там тишина,

за ним — ни звука,

И с каждым стуком по немножко,

Качало сердце грусть разлуки.

Вопросы «Как?», «Зачем?», «По совести ль?»,

Себе уже не задавал я,

Похоже, строчки этой повести –

Начало моего подвала.

* * *

Рассвет подернул небо розовым,

Умыл меня с травою сочною,

И стала голова тверезая,

А где же был я этой ночью?

Машину помню и аварию,

Бежал и что – то про поэта,

Я сам с собою разговаривал?

Сижу в бушлате, горы где – то.

Я вижу их как на ладони,

Вершины в облаках купаются,

А то, что на восточном склоне,

В деревню молоком спускается.

Да это не деревня вроде,

Церквей не видно – Минареты,

Народ вооруженный бродит,

Где родина?! Откликнись, где ты?!

И тишина, ей Богу странная,

Казалось бы – люби и радуйся,

Но перепонка барабанная,

Бьет в голову под сорок градусов.

Я будто пьян, в шальном безветрии,

И не могу настроить зрение,

И эти номера – не метрики,

А выстрел – не стихотворение.

Ну, как же я забыл об этом времени?

Беспамятство давно уж не в цене,

И первая строка стихотворения:

«Давайте не встречаться на войне…»

10.

Лишь первая, а дальше — как обрублено,

Как горским незаточенным ножом,

Из мозга латку выхватили грубую,

Где умер я? И где я был рожден?

И сколько было книжек перелистано,

Чтоб этот стих найти и перечесть,

Но эта – первая, так искренне написана,

За это автор Вам хвала и честь!

Тогда плодились кворумы и партии,

Писались новые в политике холсты,

Чтоб веру дать моей солдатской братии,

Я роздал им «волшебные листы».

Сказал: «Пишите и желанья сбудутся»,

И выпотрошил новый свой блокнот,

Вокруг меня стояла юность сгрудившись,

Не думал я, что попаду в цейтнот.

Закончилась успешно операция,

Мы всех живыми, привезли домой,

Но связывается командир по рации:

«Не бойся, я и с честью и живой…»

Не понял я тогда его намерений,

И не придал значения словам,

Прошло с того уже не мало времени,

Мы встретились, решили — в ресторан!

И вспоминали, пили водку горькую,

Он мне напомнил странный разговор:

— Бумажки помнишь?

— Помню.

— Было сколько их?

— Не знаю, ты ж сказал, что это вздор!

Они должны были надеяться на лучшее,

Что было там, я даже не читал,

Я их бойцам раздал, чтобы при случае,

Любой из них — желанье загадал.

— А я прочел, прочел сердца отважные,

Ты не поверишь, тут не пить, не петь,

В листе блокнотном значилось у каждого:

«Иль с честью жить, иль с честью умереть»

11.

Теперь они все по стране разбросаны,

Кто в бизнесе, а кто попал во власть,

Тогда считали их молокососами.

Нет!

С честью жить!

И с честью умирать!

* * *

РАССУЖДЕНИЯ НЕТРЕЗВОГО НЕУДАЧНИКА О ЖИЗНИ, ТЕАТРЕ И ФУТБОЛЕ (ЕСТЬ ПОДОЗРЕНИЕ БЫВШЕГО ТЕАТРАЛЬНОГО АКТЕРА ИЛИ РАБОТНИКА СПЕЦСЛУЖБ)

Не интересно жизнь играть,

увы,

на театральной сцене,

Где понарошку умирать,

Где противостоять измене,

И мастерство, и высший класс,

Правдиво выданное чувство,

Опять же,

как в футболе пас,

Футбол – игра,

Театр – искусство!

Жить – вот работа из работ!

Веселая и заводная,

Скажу потом про жизни борт,

Живите так, чтоб вас играли!…

Чтоб интонаций ваших суть,

Старались передать со сцены,

Потея,

«Где… и как вздохнуть…»

Себе не лгите, — непременно.

Без этого нельзя играть,

И жить нельзя на сто процентов,

Любить, страдать и побеждать,

И счастья ощущать моменты!

Я не в нотациях тружусь,

Кому нужна мораль нотаций,

В наставники я не гожусь,

Да и в герои тоже, братцы.

12.

Так, поделился парой строк,

И я, за каждую отвечу,

Жить мог, порой, порой не мог,

Но точно знаю – время лечит.

Успеет ли, — вот, в чем вопрос!

Его нам не решить – я знаю.

Услышит ли оно наш SOS,

Мы никогда не угадаем.

* * *

Вечер, что утро ни дать ни взять,

Будто во времени этом прореха,

Я возвращался туда опять,

И как ни крути.

За любовью ехал.

В этом моменте, деньгами сыт,

Думал, войду в ту же воду дважды,

И этот кусок, что в груди стучит,

Я был уверен, он мне, не откажет.

Вроде бы,

было б — то,

где?

к чему?

Разве найдешь ее в пятнах хаки,

Но повезло, вдруг, ни мне – ему,

В болоте сорвал он алые маки.

Солнце согреет морщины лба,

А мне приятно на солнце морщиться,

Любовь на войне…

больше, брат, чем судьба,

Ты любишь!

Хоть и любить не хочется.

И сердце шарахает молотом в грудь,

И ребра трещат под его ударами,

«Милый» – шептала она: « Не забудь,

Мы не умрем и не станем старыми.

Мы будем жить, и держаться покуда,

Тела перемешаны наши и души,

Мы появились с тобой неоткуда,

Но нам есть куда, милый, только послушай…»

13.

Падали повести зимней капелью,

Жар, унимая прохладною марлей,

Я проживал в офицерской келье,

После ухода я так написал ей.

* * *

В окнах окрашенных розовым,

Солнце рассветом умоется,

Мы небольшими дозами,

Сон прогоняем тайком с лица.

Ночь не запомнилась музыкой,

Только… прикосновеньями,

В утренней пене окно открой,

Не по имени, местоименьями.

И ныряя под струи прохладного неба,

Полюбить бы, как раньше, весь мир!

Но.

Полосатые дни, как бока у зебры,

Вас остановит команда «Смирно!»

В такт бегу рок – н – рольный, не вальсовый,

Глупых слов, отбивая пустые мячики,

Этот фильм во всем мире прослыл бы кассовым,

Что там «Головы…» и «Сердца горячие».

Мы парим, научившись держать равновесие,

Может кто – то от зависти лютой корчится,

Жить приятно, тепло и весело,

Очень чувствовать это, братцы, хочется!

Затирая улыбки замазкой работы,

Пьют вокруг человеки бульон этот жирный,

Эх, друзья, дорогие! Мне б ваши заботы!

Нас всех остановит команда «Смирно!»

Гнусавый сосед монолог жует,

Не видит он неба и цвета травы,

Он мне говорит про село свое,

Перебиваясь то «Ты», то «Вы».

Но даже в команде, да, резкой и грубой,

Есть, своя прелесть, мною замеченная,

Рядом с плечом моим – милые губы,

Случайным обманом – неловкость вечная.

14.

Рядом нам не стоять ты думала!

Здороваясь, быстро бежала мимо,

Но армия утром, вот так придумала,

Я обожаю команду «Смирно!»

* * *

Нет не в обиде я на полковника,

И на нее я недолго хмурился,

Ведь у нее будет много любовников,

Как простоты на всякого мудреца.

Сбиваюсь с размеров и рифмы путаю,

Что же не верить теперь никому?

Плевать!

Пусть теперь все так перепутано…

В любовь я не верю!

Я любовью живу!

ИСКРЕННЕЕ ЖИЗНЕННОЕ УБЕЖДЕНИЕ МАЙОРА,

1962 ГОДА РОЖДЕНИЯ, НАСТАВНИКА МНОГИХ СОПЛИВЫХ ЛЕЙТЕНАНТОВ, КОТОРЫЕ, ДОСЛУЖИВШИСЬ ДО ПОЛКОВНИКОВ, ЗАБЫЛИ ЕГО ФАМИЛИЮ.

Я давно себя приучал,

к подлости,

лжи

и друзей предательству,

По этому выстоял, не упал,

И сам научился очковтирательству.

Подлость!

Вот, ведь, хитрая вещь!

Дай пол мизинца и руку оттяпает,

Душу от подлости нужно беречь,

А то, на нее претендуют всякие!…

Трудно,

конечно же, трудно порой,

Тихо, но стойко остаться честным,

Только гора не сойдется с горой,

А подлость с трусостью знают место.

Знаю и я, где собирается шабаш,

Этих уродов, мне ненавистных,

Распускают они свои руки – крабы,

А я, буду бить их!

И ныне и присно!

15.

За глупость воспримут надутые трусы,

Что думают, где – то под крышей греются,

Мне палочки крабовые, и укусы

Не нравятся!

И им нельзя надеяться,

На то, что сломаюсь я, и привыкну,

К подачкам их мнимой благотворительности,

Мною уже заплачен выкуп,

Заплачен сполна!

И, иже еси…

ПЕСНЯ СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА УВОЛЕННОГО ИЗ АРМИИ С ПОЗОРОМ, НЫНЕ ПРЕУСПЕВАЮЩЕГО БИЗНЕСМЕНА. ПОСВЯЩАЕТСЯ БЫВШЕМУ НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШЕМУ ТЕХНИКУ САМОЛЕТОВ, ПОСЛАННОМУ НА РАЗВАЛ АРМЕЙСКИХ ВОСПИТАТЕЛЬНЫХ СТРУКТУР И ДОСЛУЖИВШЕМУСЯ ДО…ОЧЕВИДНО С ЗАДАНИЕМ СПРАВЛЯЕТСЯ.

Я обедаю в «Греческом Зале»,

И плевал я на литературу,

В детстве умные унижали,

Двойки ставили по физкультуре.

Падежи и предлоги – на фиг,

Сдачу в кассе всегда сосчитаю,

А гаишники сумму штрафа,

Назовут. Вот тогда и узнаю.

Подают мне команду «Смирно»!

А для умников все не просто,

Ничего, что тупой и жирный.

Но зато я с бешеным ростом!

Ведь обедаю ж — в «Греческом зале»!

Ну а умники, пусть злословят.

Если б чище мне зад лизали

То, наверное, был бы полковник,

Не найду я с умными сладу,

Чтоб они никогда не забыли,

Как меня по этому заду,

Будут бить, гады, бьют и били…

16.

* * *

«Водитель Ваш принес цветы,

Сказал, что с мерсом все в порядке…»

О, Боже мой! Нет! Снова ты?!

Откуда взялся это дядька?

Передо мной стоял опять,

Поэт мой, давешний, читака,

Я ничего не мог сказать,

Но знал, сейчас полезу в драку.

«Не кипятитесь господин,

Я драться с Вами не намерен,

Вы, здесь одни, я не один,

Давай, давление измерим.»

Не мог я ничего понять,

Все перепуталось мгновенно,

Но не начнется ж все опять?

Нет, повторится непременно!

«Ну, хорошо. Поговорим,

Нигде мы с Вами не встречались,

Вы любите ночной экстрим,

А я к Вам проявляю жалость,

Нельзя себя так не беречь,

И по ночной Москве кататься,

Не к нам, а в гроб так можно лечь,

И за рулем нельзя пугаться.

Не стоит, так же ворошить,

Давно залеченные раны,

Воспоминаний потрошить,

Далеких.

Города и страны.

Нет прошлого уже, ей – ей!

Живи сейчас, и настоящим,

Мерс, все же лучше жигулей,

И не считай себя пропащим…»

Да, знаешь ль ты как я, живу?!

С кем я работаю, встречаюсь,

Так,… по течению плыву,

Мне тошно, братец, ты же знаешь!

17.

«Я не медбрат, давно, я врач,

Хотя не важно это, впрочем,

Лечить Ваш стон, а может, плачь,

Советую, езжайте в Сочи.

Там воздух свеж, вода чиста,

Там пальмы, Красная поляна,

А здесь пока что пустота,

Цепляется бродяга пьяный…»

Так это все же были Вы?!

Я, ведь, мгновенно догадался!

Мне здесь напичкали халвы,

«Нигде я с вами не встречался!»

Я знаю, как я заживу,

Я деньги все раздам бродягам,

А Вашу сладкую халву,

Вкушайте Вы,

вместе с бодягой.

Отшельником я!

В монастырь!

Питаться хлебом и водою,

Мой пыл, пока что не остыл!…

Щас, только Мерседес открою…

* * *

И пыл, давно уже прошел,

И я сидел в больничном сквере,

Как жить на свете хорошо,

Я в это, лишь, сейчас поверил.

Что Хенеси, что самогон,

Дает один, по жизни, градус,

Кто я? И для чего рожден?

Лететь стремиться или падать?

И мне, ведь, не семнадцать лет,

И много теперь добился,

Мне кажется, я знал ответ,

Мне, может он когда – то снился?

В то время, именно Икар,

Во снах ко мне мечтой являлся,

Ну, неужели я так стар,

И так по жизни потерялся.

18.

Хотя все просто,

бизнес,

дом,

Бассейн,

сауна,

постели,

Спортзал,

водичка с серебром…

«Ну, Вы же этого хотели…»

Опять Вы? Доктор…

«Снова я.»

И снова будете смеяться?

«Нет, в парке ждут меня друзья»

А я боюсь один остаться…

Ну, растолкуй мне расскажи,

Ты вечно, что ли бодр и весел,

Не знал предательства и лжи,

И мир весь для тебя не тесен.

Откуда взять огонь в глазах,

Спокойствие, азарт и силу,

Не раз спускал на тормозах,

И газовал, и трудно было,

И не боялся ничего,

И в храм хожу, и в Бога верю,

А вот сейчас трудней всего,

Как будто ощутил потерю.

«Я не архангел Гавриил,

И знаешь, не апостол даже,

Дорог я много исходил…

Послушай!

Может сердце скажет?

Богатый — не порок, мой друг,

Как, впрочем, не порок и бедный,

А разорвать порочный круг,

Ты знаешь, никогда не вредно.

Ты тело согласуй с душой,

Поверь мне, знаю – это трудно,

Иди — где было хорошо,

Но только лишь, не в лес безлюдный

19.

Жить вне людей, какой в том прок?

Всегда толпы бояться шума,

Бывает мир, увы, жесток,

В нем нужно плыть, не прячась в трюмах…

Быть может так, а может, нет,

Нам всем, привычно заблуждаться,

Ведь я всего лишь – человек,

И я хотел бы им остаться…

Ну что ж, старик, давай пока,

Еще и в ночь работы много,

Ах, повалять бы дурака,

И выспаться чуть — чуть. Ей, Богу…»

Но я могу Вас подвезти,

Ведь мы пересекаться будем?

«Конечно, брат,

спешу,

прости,

Спасибо.

На метро я.

К людям.»

* * *

Такая вот произошла,

История в конце квартала,

Моя судьба – меня нашла,

Но потрудился я не мало.

24 января 2008 года.

Ботлих – Москва – Майкоп.