Притча номер пять. (Проект МНС)

Притчи

Рассказанные бывшим младшим научным сотрудником бывшего 4-го НИИ, бывшего Министерства Обороны, бывшего Советского Союза.

Притча номер пять.

(О простоте)

Жил-был на белом свете один человек. Причём, что характерно, был это мужчина. И всё в его жизни могло бы быть очень даже неплохо, да вот только жил он не один, а с женой. С законной, так сказать, супругой. И вот тут ему как-то не свезло. Жена ему попалась отнюдь не ангельского характера. А совсем, я бы сказал, наоборот – злобная, жадная, да и страшная, что твоя ядерная война. Мужа своего она не любила вовсе. А постоянно шпыняла и допекала его по поводу и без. И так уже допекла его, что аж до самой печени достала. Совсем невмоготу стало нашему герою, и решил он с женою развестись. А та ни в какую! Вот ведь и гад он, и сволочь редкостная, да и вообще ничтожество полнейшее, а разводиться с ним не желает. Не ну и её понять, тоже конечно, можно. Зачем ей, спрашивается, статус разведёнки? Вот ежели бы, к примеру, ей вдовой стать – это да. Это конечно. Это даже уважительно будет. Все подруги жалеть её станут, сочувствовать, а некоторые даже завидовать. Да и чёрный цвет ей очень даже к лицу будет… А разводиться – не-е-е! Чё она с дуба рухнула, в самом-то деле? Эт чтобы всяка сволочь на неё пальцами показывала и за спиной хихикала: «Вон, мол, баба идёт, которую ейный мужик бросил». Ха! Ещё чего захотел. А шишок под носок не хош? Накося выкуси!

Так, что совсем нашему герою тошно стало. Понял он, что нет ему больше жизни на белом свете. Закручинился, да и пошёл к друзьям. И правильно, между прочим, сделал. Куда ж ещё честному человеку, в час грусти и печали, идти? Конечно к друзьям верным. У кого ж ещё совета просить-то, как не у них? А где верные друзья по вечерам собираются? Правильно!

«Я иду в кабак, где гытарист, мой прыятиль ульибньётся мнье-е-е, и гытатра вдруг загавары-ы-ыт, запаёть, заплачить в тышьинье-е-е…»

И вот сидит он с друзьями верным, на жизнь свою забубённую жалуется. Друзья ему сочувствуют. А как беде его помочь, не знают. И тут вдруг одного из них осеняет.

— А помните,- говорит – Володьку рябого? Ну того, что на дудке важно так играет? Так у него тож, вроде такая точно проблема была. Заела его жена поедом лютым, так, что он с лица совсем спал и дудку свою аж на антресоли забросил, и с нами почти, что совсем не встречался. Да и водки почти совсем уже не пил. Так, только стакана три- четыре пригубит и всё, больше ни-ни. Жена, мол, в дом не пускает, ежели от него спиртным хоть чуть-чуть попахивает. Так вот, недавно встречаю его – идёт довольный весь из себя, морда, главное, красная такая. Сам здоровьем так и пышет. Подмышкой шайку прёт и веник дубовый. Эт он, вишь, в лазню колхозную спешил, с девками хуторскими париться. Я его, значит, спрашиваю: «А как, мол, жонка твоя на сие мероприятие прореагирует?» А он мне: «Да какая, нафиг жонка? Решил я давно енту проблему. Так, что никаких проблем у меня в жизни больше нету». Я, понятное дело, заинтересовался и давай его выспрашивать, как, мол, такие проблемы-то решаются. Сами понимаете, моя грымза тож не из сахара вылеплена – вдруг рецепт и мне когда сгодится. Ну, Володька по первах-то, отнекивался было. Но опосля второй банки разговорился-таки. И рассказал, что живёт мол, на дальнем хуторе, что за тёмным дремучим лесом расположен, ну за тем, что сразу за заброшенным полем начинается, ну за тем на котором ещё о запрошлом годе свеклу посеяли свиням на корм, а потом Ванька-механизатор его за вместо воды солярой полил, так теперь там ничё ещё года три родить не будет. Так вот, живёт, значит, там бабка одна – ведунья. И така мастерица разные снадобья варить и ворожбу творить, что любую проблему в раз разрешить может. И с любой бедой любому доброму человеку справиться пособит. Так вот к ней-то Володька рябой и сходил. И помогла она ему враз разрешить проблему с его женой окаянной. Не за так, конечно, но вполне по-божески. И теперь он – Володька, хоть и рябой по-прежнему, но вполне счастливый и жизнью своей довольный, обретается. Так, что може и тебе тож к ведунье той сходить, а?

Обрадовался наш герой. Всем друганам своим по шкалику водки выкатил. Адрес ведуньи на бумажку списал и счастливый домой отправился.

А на следующее утро надел он свои лучшие штаны (тока на одном колене латанные), сапоги новые – юфтевые дёгтем намазал густо-прегусто, и пошёл к старой ведунье за помощью.

Долго ли шёл он, коротко ли, но в конце концов добрался-таки до места заветного. Отыскал избушку ту, в которой мудрая женщина обреталась. Вошёл внутрь, земно хозяюшке поклонился и стал помощи просить. Всё-всё ей рассказал про житьё-бытьё своё горемычное, про жену не ласковую да судьбину горестную. Помоги, мол, добрая женщина, не оставь в горе да в кручине помирать. Мол, токма на неё вся и надежда осталась. И ежели не пособит она ему в беде его горькой, то только и останется ему, что руки на себя горемычного накласть, да и вся недолга.

Бабка задумалась на минутку, в затылке поскребла, над кастрюлей с варевом каким-то пошептала чегой-то. Взяла с полки книгу старую-престарую, толстую-претолстую, явно колдовскую. Долго в ней чёй-то там выискивала, палец слюнявила да странички переворачивала. Затем захлопнула книгу решительно и говорит к мужичку.

— Значится так, касатик. Горю твоему помочь можно, конечно, но трудно. Сама я с ентим ну ни как не справлюсь. И от тебя потребуется кой-какие усилия приложить.

Ну, мужик наш, конечно, говорит, мол, с нашим удовольствием. Ты, мол, тока скажи, чего делать-то надо, а я уж расстараюсь, не изволь сумлеваться.

— Так вот, — говорит бабка. – Чтобы от беды тебя твоей избавить и проблему с женкой твоей разрешить враз и навсегда, необходимо зелье сварить одно, весьма волшебное. Оно от всяких немочей спасти может и любое горе отвесть.

— Дык не вопрос,- кричит наш герой. – Давай, бабуля, твори своё зелье скорее. Я ведь за ценой не поскуплюсь. Ежели поможешь мне, я ж тебя аж озолочу всю.

— Эт лишнее, — говорит бабуля. – Достаточно и обумажить будет. Не в этом закавыка. А в том, что для зелья этого расчудесного один весьма редкий ингредиент требуется. А именно женьшень–травка. И добыть её очень трудно будет. Энто только очень смелому да ловкому человеку под силу. Возьмёшься, али нет за это? Коли добудешь мне женьшень–травки заветной, так я тебе зелье исцелительное враз и сготовлю.

— Дык, опять же, не вопрос! – Снова наш герой орёт. — Сколь надо столько и добуду. Ты только скажи, где эта трава произрастает, я тебе целый мешок накошу.

— А вот тут-то самая загогулина и кроется. Голосеменное это, из семейства крестоцветных, весьма редкое, как я тебе уже говорила. И найти его можно только в одном месте – в далёких Тянь-шаньских горах, где злобный Йети бродит и лунными ночами на губной мандолине грустные песни пиликает. Вот ежели ты, мил дружок, вскарабкаешься на те горы высокие, да Йетю этого жуткого не убоишься, нарвёшь женьшень–травки, да мне привезёшь, я тут же зелье-то и спроворю.

Вдарили они с бабкой по рукам, и герой наш отправился в путь далёкий, женьшень–травку добывать.

Долго ли он путешествовал, коротко ли, о том история умалчивает. Но, в конце — концов, добрался–таки он до гор Тянь-шаньских, на самую верхотуру взлез и начал травку заветную искать. Час ищет, два ищет, ни чё найти не может. Токма мох да эдельвейс вокруг растёт, а женьшень–травки нету. А тут уже и солнце к закату клониться стало, луна на небо вскарабкалась. Вдруг слышит герой наш, мелодия, нежная да душевная такая, разливается по округе. Пошёл мужичёк на звук. «Може людей каких найду, — думает. – Глядишь, накормят, пирогов дадут. А може и в поисках моих подсобят». Завернул он за угол, глядь – а там на валуне сидит нечто. Человек – не человек, медведь – не медведь, а так чудо–юдо какое-то лохматое. Сидит и расчудесную мелодию на мандолине губной выводит. Ба! Да это ж сам жуткий Йети, хозяин здешних мест. Испугался наш герой, хотел дёру дать, а ноги точно к земле примёрзли. Ни в зад, ни вперёд двинуться не желают. А Йетя этот мелодию прервал, к мужику повернулся и во всю пасть свою ощерился.

— А здоров будь, путник добрый. – Говорит. – Какими судьбами в глушь нашу забрёл? Минералы ищешь али новые виды флоры и фауны? Да ты не тушуйся. Бояться меня не надо. Я ж не каннибал какой-нибудь необразованный. Я никого прямоходящего не ем. Айда ко мне в пещерку. Посидим, пообчаемся, о делах наших скорбных покалякаем. Да подкрепимся, чем Бог послал.

Ну вот, пришли они в пещеру. Йетя хозяином весьма радушным оказался. Стол широко накрыл. Попотчевал гостя дорогого от души. А как животы понабивали, стал он героя нашего выспрашивать о причине такого нежданного визита. Ну, тот и выложил хозяину всё как на духу. И про жизнь свою загубленную, и про жену–мегеру, и про старушку–ведунью, которая ему в беде его помочь обещалась. А также о цели своей экспедиции, то бишь о женьшень–травке.

— И вот когда я старушке–ведунье женьшень–травку привезу, она мне зелье чудодейственное сварит и в беде моей мне пособит. – Такими словами закончил наш герой своё повествование.

Йети выслушал его внимательно, слезу скупую со щеки слизнул, в затылке почухал и говорит:

— Собрату в беде помочь, оно дело, безусловно, благородное. И, даже я б сказал – почётное. Но, видишь ли, друг мой цивилизованный, в чём тут проблемка заключается. Женьшень–травка эта, которая тебе до зарезу нужна, вещь очень редкая и уникальная. Она ведь в любой беде помочь может. Ежели её правильно собрать, да просушить как следовает, то она ведь прям с одной затяжки любую грусть–тоску как рукой снимает. Во-о-о-т… Токмо запас её, как я уже говорил, весьма ограничен. Нет, конечно, для друга сердечного, мне ничё не жаль. Но ведь и ты меня пойми. Ну, отдам я тебе свои запасы травки этой чудодейственной, ты все свои проблемы порешаешь и станешь жить да не тужить. А я? Я ведь тут один одинёшенек останусь. Как мне тогда с тоской–кручиной бороться-то, а? То-то. Но, думается мне, можем мы с тобой эту дилемму разрешить. Слыхал я как-то от проезжих альпинистов из Голландии, что где-то далеко за морями, за лесами, на далёких берегах речки Амазонки, растёт Огненный цветок. Так вот он, ну в плане борьбы с тоской–кручиной, нашей женьшень–травке ничуть не уступает. Так, что ежели ты, мил дружок, смотнёшься на речку Амазонку, да притаранишь мне оттедова огненный цветок, то я, так и быть, тебе весь свой запас женьшень–травки презентую.

Тут уже наш герой задумался крепко. На Амазонку смотаться, эт вам не в булочную через дорогу сбегать. Эт ещё то предприятие выйдет.

— Слышь, друг Йети, — говорит он, — а може я тебе завместо огненного цветка огненной воды флягу презентую? А? Да ты не сумлевайся – водичка это знатная, градусов на 60 потянет. Оч-ченьно от тоски да грусти помогает. Ты как, не против?

— Не-е-е, — местный ему отвечает. – Этого добра у меня самого девать некуда. Вон вишь, целая кадушка в углу пещерки стоит. Да ещё в соседнем помещении аппарат чудодейственный припрятан. Так, что фляга твоя мне без надобности. Да и без толку это всё, баловство одно. Я ж к напитку энтому пообвыкся уже, так, что и не вставляет вовсе. Одна надежда на огненный цветок. Так ты на Амазонку едешь, али думать ещё будешь?

А чё тут думать-то, ехать надо. Без женьшень–травки домой ворочаться никак нельзя.

Так, что хлопнули они с Йетей по рукам, потом по стакану напитка, что в кадушечке у него хранился, потом расцеловались на прощание. Потом опять по стакану, на дорожку добрую, снова расцеловались. Потом опять по стакану, ну на посошок, потом стременную, потом так просто, ну чтоб закуска не пропадала. Ну а как кадушечка опустела, отправился наш герой в дорогу дальнюю на речку Амазонку, цветок огненный добывать. А Йетя долго ещё ему во след платочком махал, да скупые слёзы со щёк слизывал.

Долго ли, коротко ли наш герой путешествовал, оно, особо не существенно. Хотя времени и сил у него это забрало ну о-о-о-чень много. Но ведь цель-то его влекла какая великая – СВОБОДА! За ради свободы личной, люди ещё и не на такие жертвы идти готовы. И вот через горы высокие и долины широкие, через реки бурные и озёра холодные, через моря и океаны бескрайние, через леса дремучие и джунгли непролазные, добрался-таки наш герой к цели заветной. И вышел он, наконец, на берег великой реки Амазонки, что в самом сердце одноимённых джунглей протекает. Вышел и аж зажмурился. Растёт на самом её берегу чудо расчудесное – огненный цветок. И свет от него всю округу заливает.

Обрадовался герой наш, бросился к цветку. «Ща, — думает, — выкопаю и обратно к Йети за женьшень-травкой отправлюсь». Ага, щаз-з-з! Как же. Только он за лопату взялся, как вдруг выскакивают из джунглей окружающих, люди какие-то, всякими узорами мудрёными размалёванные. Окружили они его и давай луки тугие со стрелами калёнными на него наставлять. «Ну всё, — думает герой наш, — ща они из меня игольницу сделают, ну или дикабраза. А посля скальп с меня сдерут, а може и всю шкуру заодно, и в качестве трофея над входом в фигвам ихнего вожака приколотят».

А местные дикабраза из него делать не спешат, а совсем наоборот, выспрашивать начинают.

— Ты, кто, мол, таков, мил человек, будешь? Откель забрёл в наши пенаты, и далёко ли путь держишь? Давно ль в дороге блукаешь? А не угодно ли тебе отдохнуть с нами в мягких гамаках? Трубочку мира перекурить да с вожаком нашим о делах перетереть?

Дык, отчего ж и не перетереть-то, ежели хорошие люди приглашают. Подняли они нашего героя под белы руки, и повели в своё поселение. А там уже пред светлы очи вожака своего представили. Поручкались они со старшим, сели около костра, трубку мира запалили да по кругу пустили. Тут-то наш герой и понял, что за сила в огненном цветке сокрыта. Как, значит, поутру кумар их отпустил, стали местные нашего мужичка выспрашивать о высокой цели его визита. Ну, он и им всю свою историю горестную как на духу выложил. И в завершении сказал, что, мол, только на них сердечных таперича вся его надежда.

Ведь, ежели они ему цветок огненный презентуют, то он его Йетю доброму в горы Тянь-шаньские отвезёт. Тот ему, за цветок этот чудесный, женьшень–травки даст. Травку ту, он бабушке–ведунье оттарабанит. А та уже из травки этой заветной, зелье чудодейственное сварит. А зелье это ему от жены-злюки избавиться поможет. Вот!

Амазонцы местные историю сию выслушали, расчувствовались очень. Женщины ихние, это сквао которые, те все поголовно в рыдания ударились, как от бразильянского сериала. Мужики, те покрепче конечно были, но и они слёз сдержать не смогли. Даже вожак, уж на что могуч духом был – кремень, а не человек, но и он под конец повествования сего не сдержался, и горькую слезу в усы себе пустил.

А как прорыдались все, снова в кружок собрались и думу думать стали, как же помочь гостю дорогому в его беде. А как всё выкурили, старшой и говорит.

— Ну вот, что, гость заморский. По сердцу ты нам пришёлся, и в беде твоей помочь мы согласные. Но и ты нас понять должон. Вишь, в каких мы тут условиях обретаемся. – И рукой окрест поводит. – Ни радива тебе тут, ни телевидения. Газетку и ту, какую-никакую, пару раз в год только и занесёт ветром попутным. А так больше никаких развлечений, окромя огненного цветка, конечно. Бывало сядем мы вечерком с мужиками, трубочку цветком этим набьём, да по кругу и пустим… И такие истории наблюдаем, что и телевидения никакого не надобно. Так, что как ни крути, а запросто так радость нашу последнюю мы тебе отдать никак не могём. А вот сменять – с нашим удовольствием.

Ну, меняться наш герой согласился, конечно. И даже за фляжечкой заветной уже потянулся. Но тут вожак сразу руками замахал. Мол, ни-ни, ни в яком случае. Мы этого зелья ещё со времён первой волны колонизации зареклись в рот брать.

— Ты вот лучше сюда слухай. – Старшой ему говорит. – Слыхали мы от заезжих торговцев живым товаром с берегов далёкого чёрного континента, что где-то там у них водится хохочущая гиена. И вот кто эту гиену слушает, тот вовек тоски и печали не знает. Ибо мастерица она и сама похохотать, и других повеселить. Так, что ежели не в напряг тебе, то слётай, по быренькому, на чётный континент, добудь там гиену эту хохочущую и нам переправь. Вот тогда мы тебе, со всей нашей охотой и любовию, цветок огненный и презентуем.

Повздыхал герой наш тягостно, в затылке поскрёб. Вот ведь опять новая задача. Да, что вздыхать-то. Тут вздыхай, не вздыхай, а на чёрный континент отправляться всё едино придётся. Местные ребята ведь шутить не привыкли и торговаться явно не будут. Ежели вожак сказали: цветок за гиену, значит быть по сему. А и ладно! Махнул мужичёк рукою, мол, ежели хотите гиену – будет вам гиена. Ещё и с приплодом. Быстренько собрали его в дорогу. Погрузили в лодку долблённую какой-никакой скарб, провиянту там, водички на дорожку, да и спустили на воду. Местные долго ему во след платочками с берега махали. Мужики здравицы выкрикивали: «Хау, мол, типа там, не подкачай, дружище». А женщины всхлипывали робко, да от мужей втихаря, слёзы рукавами утирали.

Долго ли, коротко ли путешествовал герой наш по морю–окияну, по дороге с акулами сражался, рыбами летучими питался, водою огненной упивался. Но, в конце концов, достиг он таки берегов чёрного континента. Вблизи он, правда, не такой уж и чёрный оказался, скорее даже совсем наоборот – жёлтый. Но это не важно. Главное, что добрался он жив–здоров и даже весел. Выгрузился наш герой на берег африканский и пошёл гиену хохочущую искать.

Идёт он, уши навострил. Ну, выслушивает, а вдруг, где хохот послышится. И точно! И двух дней не прошлялся, как услыхал где-то за валунами смех весёлый. Да заразительный такой, что наш герой и сам, волей-неволей, подхихикивать начал. И чем ближе он к источнику звука приближается, тем сильнее его на хи-хи пробивает. А как к валунам добрался, да за них заглянул, так и вовсе от хохота на землю повалился. И не он один. Вся поляна там была телами завалена, чёрными такими. И все, главное, хохочут, аж валяются. А в самом центре, на пригорочке, сидит гиена, и анекдоты травит напропалую. Главное, сама травит, и сама же над ними громче всех смеётся. А весь народ местный, уже с нею за компашку ржёт и валяется.

С полчаса, где-то сие камеди-шоу продолжалось, потом гиена видать умаялась. Поперхала ещё минут пяток и спать завалилась. А народ местный, кое-как проржавшись и утирая слёзы, стал на ноги подниматься. Герой наш, тоже кое-как вертикальное положение принял, но хихикать перестать ещё не может. Тут местные его и заприметили. Тут же все оружие похватали и во фрунт выстроились. Все от мала до велика боевые позы приняли – в руках копья, в глазах огонь, на устах оскал звериный.

— А ну-ка отвечать быстро, — эт они к мужичку нашему обращаются. – Кто таков? По какому такому праву без соизволения тут сидишь и анекдоты подслушаешь? А не казачёк ли ты засланный? От торговцев чёрным деревом, а? Отвечать как на духу. Быстро! А не то мы тебя быстренько тут на жаркое пустим.

— Да вы чё, православные? – Взмолился герой наш. – Какой–такой казачёк, от каких, к лешему, торговцев? Да я ж мирный негоциант. Прибыл к вам вот для взаимовыгодной меновой торговли. Во, гляньте.

И фляжечку заветную им показывает.

Народ принюхался. Пошептались меж собой. Головами закивали и улыбаются. Копья, правда, не опустили.

— Ладно, — говорят. – Може ты и взаправду негоциант, товар у тебя и впрямь хорош. Но, только, много тут вас всяких шастает. Пущай на тебя шаман наш поглядит. Он, ежели чё, враз тебя разъяснит.

— Правильное решение! – Загалдели все разом. – Шамана давай! Ша-ма-на! Ша-ма-на!

Тут у ближайшего куреня дверь распахнулась. Вышел отель некто, весь бусами и амулетами разными увешанный, белой краской размалёванный, на голову маска деревянная надета, страшная до жути – ночью такую во сне увидишь, до туалета не добежишь. В одной руке погремушку какую-то держит, а в другой молоток каменный. И давай плясать вокруг нашего героя. Пляшет и трясётся весь, будто на провод оголённый наступил. Трясётся и погремушкой с молотком размахивает во все стороны, так, что герой наш только уворачиваться поспевает. И слова какие-то невразумительные выкрикивает. А народ чернокожий на месте притопывает и подпевает ему в такт: «У-уу-у! У-уу-у!» И так далее. Минут сорок эти дыки танци продолжались. Потом шаман, видать, заморился. Плюхнулся на камень ближайший, маску снял и погремушку отбросил. Вытер с лица пот и говорит:

— Зла я в сём белокожем брате не нахожу. На шпиёна он явно не тянет, больно худосочный какой-то. Но вот грызёт его из нутрии печаль–тоска какая-то жуткая. И так она его грызёт, что уже и печень скоро отказать может. Так, что кушать его я не рекомендую. А предлагаю выслушать и пособить, в меру возможности. Так, что присаживайся, добр человек, на камушек и расскажи люду честному, что за груз у тебя на душе лежит.

Присел наш герой и давай людям чёрным на судьбу свою горькую жаловаться. Что, мол, заела его жена поедом лютым, что житья никакого ему нет уже, хоть в петлю головой кидайся. И, что вся его надежда на избавление от этой пропасти, только на них, людей африканских, и осталась. Ведь, ежели, подарят они ему гиену свою, хохочущую, он её краснокожим братьям в дебри амазонские отвезёт. Те ему за гиену эту, свой огненный цветок презентуют. Цветок тот расчудесный, он в горы Тянь-Шанские приправит и Йети доброму отдаст. А тот ему, за цветок огненный, женьшень–травки насыплет. Травку эту замечательную, он бабушке–ведунье отвезёт, а та уже из неё зелье расчудесное сварит. А с зельем тем он все свои проблемы с женой порешает.

Закончил наш герой речи свои, и в ножки люду чернокожему поклонился. А те прорыдались конкретно, пока рассказ горестный слушали, и к шаману поворотились. А шаман слёзы утёр, сопли подобрал и говорит:

— Да, друг сердечный, растрогал ты нас повестью своей печальной. И мы вот тут посовещались, и я решил, что помочь в горе твоём мы просто обязаны.

— Ур-р-р-а-а-а! – Заголосили все вокруг. – По-мочь! По-мочь! По-мочь!

— Ша, служивые. – Шаман их обламывает. – Не всё тут так просто. Гиену нашу хохочущую отдать – не вопрос. Вопрос в другом – завтра как настроение повышать-то будем, а? Кто-нибудь из вас анекдоты новые знает? Нет? То-то же. Вот поутру проснёмся мы, захотим повеселиться, а анекдотов-то и потравить некому. Что делать тогда будем? А? Я вас, родимые, спрашиваю. Как дилемму сию разрешить? Жду конструктивных предложений. Прошу высказываться.

Но люд местный высказываться, что-то, не торопиться. Стоят все, глазки потупили, да песок ножками загребают. Часа полтора так все стояли да переглядывались. Потом шаман снова слово взял.

— Ладно,- говорит. – Я так мыслю. Гиену нашу мы тебе, конечно, отдадим, но не за так просто, а по взаимовыгодному бартеру. Я вот тут читал в одной газетке. Да, да читал, и попрошу мне тут хихоньки не устраивать. Так вот, читал, что далеко – далёко отсюда, на дальних берегах холодного белого континента, проживает поющий пингвин. И такая это занятная птица, что любой стресс и печаль как крылом снимает. Один час общения с ним равняется трём часам просмотра любого комедийного шоу. Так, что, мил человек, собирайся-ка ты в путь-дорогу дальнюю, до белого континента. Разыщи там пингвина поющего, да нам привези. А уж мы тебе гиену нашу, хохочущую, с большим удовольствием презентуем.

Ну, герою нашему, оно уже не привыкать. Тем более, что теперь уже и бросать всё очень обидно будет. Зелье-то заветное, уже практически в руках.

— Ладно, — говорит. – Так и быть, съездию в Антарктику эту, добуду вам пингвина поющего – тешьтесь на здоровье.

Весь люд чёрный дружно как заорёт: «Ур-р-р-я!!!!». Подхватили мужичка на руки и к морю понесли. Аж бегом. Бегут, радостно так, да скандируют: «Пин-гвин! Пин-гвин! Пин-гвин!» Так до самого моря и добежали. Погрузили нашего героя в лодку, подарков навалили: бананиев с ананасами разными, прочих деликатесов всяких, и торжественно на воду спихнули. И погрёб мужик в сторону Антарктиды. А народ местный на берегу долго ещё стоял. Махал руками во след и скандировал: «Плы-ви! Плы-ви! Плы-ви!»

Долог и труден был путь до белого континента – Антарктиды. Много невзгод и тягот перенёс наш герой, но духом не пал. Всё вынес, всё преодолел и добрался-таки до пункта назначенного. Вот она Антарктида, континент необжитой и загадочный. Причалил герой наш к берегу негостеприимному и пошёл пингвина поющего искать. Идёт и сам себе радуется, что одёжку тёплую, в которой он ещё в горах Тянь–Шаньских путешествовал, не выбросил в теплых краях, а сохранил. Вона как она ему нынче пригодилась. И вот так рассуждая, да из фляжечки заветной прихлёбывая, прочапал он ни много, ни мало, а километра полтора. И вот завернул он за очередной сугроб, и обомлел. Открылась его взору картина чудная и дивная. Раскинулась перед ним долина снежная необъятная. А посреди неё стадо пингвинье расположилось (а может стая – сразу и не разобрать). Все как музыканты из симфонического оркестра, в чёрных фраках, важные такие. На яйцах сидят, тихохонько так. Сидят и, аж затаив дыхание, в центр долины пялятся. А там, в самом центре, на махоньком холмике (вроде как на эстраде), ещё один пингвин, но уже в голубом. Стоит так, крылышки на груди заломил и поёт. Да как поёт… Сам Иван Козловский просто отдыхает. И от пения того, над всей долиной такое благолепие разливается, что ни одной дурной мысли в головах слушателей не рождается, и вся горечь и печаль с души как весенним паводком смывается. Герой наш тоже не смог устоять перед сим очарованием. Присел рядышком с остальными пингвинами, рюкзак свой заместо яйца под зад положил, и стал искусством вокальным наслаждаться.

А голубой солист песнь свою закончил и стал честной публике, на все стороны раскланиваться. А публика рукоплещет ему стоя и «Бис – браво» кричит. Герой наш тоже вместе со всеми стоя рукоплескал и здравицы скандировал. Минут сорок, где-то, а потом вспомнил всё-тики конечную цель своей миссии. Утёр с лица слёзы умиления и, доставши из рюкзака сетку рыбацкую, стал этого голосистого пингвина ловить.

Но тут, не тут-то было! Все эти, что в чёрных фраках, с яиц своих повскакивали, загалдели, и всей гурьбой на нашего героя как накинутся, словно муравьи на гиппопотама. Ну, мужичёк-то, попервах, ещё как-то отпихивался от них, но те в конце–концов, массой его, конечно же, задавили. Повалили на снег и его же сеткой по рукам и ногам спеленали. Да так удачно, что мужик наш не то чтобы дёрнуться куда-нибудь, а даже материться в полный голос уже не в состоянии. Лежит себе, угол сетки жуёт, да на пернатых этих грозным глазом сверкает. А пингвины собрались в кружок, и давай шушукаться чегой-то. Потом из общей массы выдвинулось три особи, самые представительные, и к нашему герою направились. (Никак комиссия по переговорам.) Подошли в плотную, самый важный из них бабочку на шее поправил, прокашлялся в кулачёк, и повёл такие речи.

— Милостивый государь! Не соблаговолите ли Вы пояснить всему нашему высококультурному обществу, кто Вы такой, и по какому такому праву вздумали открыть охотничий сезон (причём, смею Вас заверить, гораздо ранее дозволенного законом срока), при этом сорвав сольный концерт нашего златоголосого собрата, и тем самым помешав нашей высокоинтелегентной публике самой наслаждаться истинными вершинами вокального искусства и приобщать к великому наших ещё не вылупившихся детей.

Сказанул он это, и на нашего героя уставился в упор. Тот, значит, изжеванный кусок выплюнул, попытался позу принять поблагороднее, и отвечает.

— Многоуважаемые господа, ценители высокого и прекрасного искусства вокального пения. Я унижено склоняюсь к Вашим ногам и прошу простить мне моё невежество и вынужденно выказанное неуважение к Вашему высококультурному обществу. Всё дело в том, что я, как и Вы являюсь ярко выраженным меломаном и ценителем всего высокого и прекрасного. Особое наслаждение приносит мне, как собственно и вам, именно вокальное искусство, особенно в исполнении такого великого мастера, как Ваш златоголосый друг, чьему великому таланту могли бы рукоплескать не только мы с Вами, но и даже весьма искушённая публика Миланской Ла Скалы или же Парижской Гранд Опера. Но вся беда моего существования заключается в том, что имеется в моей жизни одно весьма прискорбное обстоятельство, которое не позволяет мне в полной мере наслаждаться любимым искусством.

И завёл наш герой прежнюю шарманку о судьбине своей тяжкой, да о жене не ласковой. И так он уж расписал все свои горести и мытарства в лицах да в красках, что вся высококультурная пингвинья тусовка откровенно обрыдалась и даже про яйца свои совсем позабыла. И когда весь трагизм повествования достиг наивысшей ноты, закончил мужичёк своё повествование таковыми словами:

— И вот ежели, Вы, благороднейшие представители мира нелетающих пернатых, соблаговолите отдать мне Вашего голосистого собрата, отвезу я его на ПМЖ в более благоприятную климатическую зону великого чёрного континента. Где он сможет каждый день услаждать слух местных малокультурных аборигенов своим талантом. И тем самым способствовать их несомненному духовному росту. Те же мне, за такой подарок, презентуют своего местного юмориста – гиену хохочущую. Я её на далёкую Амазонку свезу, в дар тамошним амазонским жителям, дабы она их от меланхолии спасала и веселила в рамках своих возможностей. Амазонцы же мне в благодарность огненный цветок отдадут. Цветок сей чудодейственный, я в далёкие Тянь-шаньские горы отправлю, в подарок местному меломану – Йетю благородному, дабы мог он с его помощью свои одинокие холодные вечера скрашивать, и к высотам великой культуры, возноситься. Йети же высококультурный, за сей презент чудный, мне чудодейственную Женьшень-травку даст. Я её мудрой бабушке-ведунье отвезу. А она мне, из травки сей замечательной, зелье сварит, которое поможет мне все свои проблемы с женой неласковой разрешить.

Пингвины высококультурные, выслушав это повествование, всхлипнули в голос, крыльями своими рудиментарными утёрлись, и совет великий созвали. Просовещались они ни много, ни мало, а часа два. После этого предводитель местный снова вперёд выступил, в кулачёк прокашлялся и говорит.

— Многоуважаемый благородный сэр. Мы, с нескрываемым интересом и вниманием, выслушали печальную историю Вашей жизни и обсудили Вашу необычную просьбу. Взвесив все «за» и «против», мы решили её удовлетворить. Ибо пришли к единому мнению, что удовлетворяя её, мы не только лично Вам великую услугу оказываем, но также, способствуем духовному возрастанию и просвещению всех тех существ, о которых Вы, милостивый сударь, изволили нам тут поведать. Однако, мы также просим и Вас оказать нам встречную услугу. Ибо, Вы должны прекрасно понимать, что когда мы отдадим Вам нашего солиста, то лишимся единственного источника духовного наслаждения, который питает и утешает нас в течение длительного времени, пока жёны наши резвятся в океанских просторах, отъедаясь после утомительного процесса откладывания яиц, которые мы, как Вы изволите видеть, высиживаем здесь в нашем тесном мужском коллективе. Но мы согласны провести некий социологический эксперимент. Который заключается в замене высокодуховных наслаждений исключительно плотскими, с тем, чтобы попытаться достичь квинтестенции высшей духовной раскрепощённости через преодоление пароксизма страсти и чувственности.

Во как лихо завернул! Мужичёк наш только глазами похлопал, да рот раззявил. Но информацию полученную переварить так и не смог. Предводитель же пернатых спокойно продолжил свои речи, даже не заметив такого сомнамбулического состояния своего собеседника.

— И вот, принимая к сведению всё вышеизложенное, мы нижайше просим Вас, многоуважаемый сударь, отправиться в ещё одно недолгое путешествие на нашу соседку по вселенскому общежитию, красную планету, именуемую в просторечии Марс. С тем, чтобы привезти нам оттуда представителя местной гуманоидной цивилизации, а именно голубого Марсианина, коими, как известно, широко славится тамошняя раса. Он-то нам и нужен как раз для претворения в жизнь нашего высоконаучного эксперимента по скрашиванию нашего унылого существования в отсутствии любимых жён. Мы же, в свою очередь, с превеликой радостью отдадим Вам нашего солиста, с помощью которого Вы, после некоторой череды взаимовыгодных актов меновой торговли, сможете благополучно разрешить все свои проблемы семейного плана. Согласны?

И в глазки нашему герою так заискивающе заглядывает. Тот попервах хотел, конечно, сильно возмутиться. Типа: «А на Сникерс вам слетать не надо?!» Но потом раздумал. Махнул рукой, мол: «А фиг с ним со всем! Лечу на марс!» И таки полетел.

( Вот только не надо ко мне приставать с разными вопросами типа «А как, мол, это он, простой деревенский мужичёк, прям вот так вот взял и на Марс полетел? Это, мол, антинаучно!» Как будто всё остальное в этой истории вполне научно и логично обоснованно. Значит тот факт, что гиены анекдоты травят напропалую, пингвины арии оперные распевают, да высокоинтеллектуальные беседы ведут, вас не смущает? А то, что простой советский мужик на Марс свободно мотанул, эт значит антинаучно? А вот такая она загадочная русская душа! И вообще я тут просто притчи пересказываю. Делюсь с Вами многовековой народной мудростью, так сказать. Так, что не приставайте. А лучше слушайте, что там дальше произошло. )

Так, что сказано – сделано. Сел наш герой на … Э-э-э… Ну не важно, на что именно он там сел. Главное, что сел и полетел, прям на Марс. Долго ли он летел, коротко ли не знаю. Ну, недельки полторы, наверное. И вот долетел-таки. Приземлился… Или примарсианился, что ли, вполне успешно. Вышел из… Ну из того на чём летел. Огляделся вокруг. Тьфу ты! Даже и взглянуть не на что. Кругом только пыль да грязь. Красная такая. И не растёт ничё. Ну, да и понятно. На чём же оно всё там расти-то будет. Я ж говорю – грязь кругом красная да пыль. Суглинок явно. Али и вовсе солончак. Чернозёму нету и в помине. Вот и не растёт ничё. И вот, значит, огляделся наш герой по сторонам, плюнул с досады и пошёл синего, то есть это – голубого марсианина искать.

И вот заворачивает он за очередную кочку, а там как раз он голубчик и сидит. Обрадовался наш мужичёк, сетку достал и давай его ловить. А тот вроде и не сопротивляется вовсе, а наоборот поворачивается так, чтоб нашему-то сподручнее было. А наш и рад – радёшенек. А как же! Вот ведь последнее задание, можно сказать, практически уже и выполнил. Ага! Не тут-то было! Только он, значит, этого голубчика спеленал, аккуратненько так, как высыпала невесть откуда целая орава этих самых марсиан. И каких там их только нет. Вот, к примеру, ни белых, ни чёрных точно нет. А красных, синих, зелёных и даже фиолетовых, хоть пруд пруди. Но больше всего, конечно, именно голубых.

Окружили его, и давай вопить: «Хандра! Хандра!» А потом, попрыгав на месте и волчком покрутившись, добавляют: «Трипококу – хрипококу!» «Ага, — наш герой сам себе думает. – Ну эт, наверное что-то типа: Привет тебе, пришелец из дальних миров! Добро пожаловать в нашу скромную обитель». И отвечает им соответственно:

— Халам – бунду, убогие. Сарынь вам на кичку! (Ну это, вроде как: Доброго здоровья, благодатные. Я пришёл с миром.)

Местные несколько оторопели. Глазёнками друг на друга похлопали, потом в ушах и в хоботках своих чего-то подкрутили. Снова переглянулись, и как заржут. Один, ну самый весёлый, подходит и говорит сквозь смех.

— Ну ты, поц, и даёшь. Кто ж такими словами в правильных пацанов бросается-то. Где ж тебя, родимого, только воспитывали? Откель же ты такой только к нам заявился?

— Как это откель? — Удивляется наш герой. — Дык с планеты Земля, однако, деревня Нижние Тетюши. Там меня каждая собака знает, какую хош спросите.

— Чо, в авторитете? — Интересуется местный.

— А то! — Наш в ответ, гордо так.

— У-у-у. — Уважительно загудели местные. — Ну коли так, то заходь – дорогим гостем будешь.

И в физиономию ему как плюванёт. Ну это, типа, у них такой местный обычай. Вроде как высшая форма проявления уважения. И вся толпа вслед за предводителем в очередь выстроилась, и тоже давай уважение дорогому гостю выказывать. А гость стоит и смиренно все знаки этого уважения принимает. Только утираться еле-еле поспевает. Он-то конечно поначалу, тож хотел хозяевам таким же манером уважуху выказать, но местная братва ему быстренько так на пальцах разъяснила, что это мол – лишнее. Это только для дорогих гостей обряд. Не, ну ежели так, то оно – конечно. Тады – лады. Мы уж, так и быть, воздержимся. Пока что…

И вот когда самый последний поц, вот таким вот образом, выказал высокому гостю своё душевное расположение, подхватили они его на руки и понесли куда-то. Недалеко понесли, километра так на полтора — два на юго-запад. Там у них сараюха какая-то обнаружилась.

Главарь местных объяснил, что это есть их торжественная зала, специально для встречи самых дорогих гостей предназначенная.

— Ты, мил человек, покамест вот на табуреточку присядь, отдохни с дороги. А мы, тем временем, быстренько торжественный ужин спроворим.

Сказал это главарь и пальцами щёлкнул. Шестёрки местные тут же засуетились, метнулись куда-то. Глядь, уже хавчик какой-никакой тащат: грибы местные, рыбёшку там всякую, котлетки вроде, огурчиков солёных, ну и прочего там, по мелочи. Ну и, знамо дело, бутыль продукта горячительного, местного же производства. Без этого, сами понимаете, разговора задушевного никак не получится.

Главарь бутыль эту взял. Пробку зубами выдернул, и говорит нашему герою:

— Присаживайся, мол, гость дорогой. Посидим, выпьем, закусим, чем Бог послал, о делах наших скорбных покалякаем.

Разлили. Выпили. Нашего чуть с души не своротило. Такой гадости ему отродясь пробовать не приходилось – хуже денатурату. А местным хоть бы хны. Крякнули только от удовольствия, и давай какой-то ботвой эту палёнку зажёвывать.

— Ну шо, кореш, — главарь к нашему герою обращается. – Давай колись, по какой такой надобности ты нашего собрата голубенького неволить пытался?

Мужичёк вздохнул тягостно, в стакан заглянул, ещё раз вздохнул, и давай по двадцатому разу историю свою горестную рассказывать. О том, как не повезло ему с женой неласковой, что жизни ему от неё нет совсем, и что только они – марсияне местные могут ему в беде этой горькой помочь. Ибо, если отдадут они ему одного из своих пареньков голубоватых, то он его на Землю доставит, прям на белый заснеженный континент Антарктиду. Там он его на пингвина златоголосого сменяет, которого в Африку незамедлительно доставит. Дабы, опять же, сменять оного пингвина на местного шоумена – гиену хохочущую. А гиену, вышеозначенную, он на далёкую Амазонку переправит, дабы обменять её, снова же, на местную достопримечательность – цветок огненный. А цветок этот, он в горы Тянь-Шанские отвезёт, в дар местному авторитету – Йети ужасному, но справедливому. А тот ему, в благодарность за подарок такой драгоценный, цельный мешок женьшень–травки накосит. А вот травку эту бесценную он уже домой к себе привезёт, да бабушке–ведунье отдаст. Та из травки той зелье чудодейственное сварит. А с помощью оного зелья, он все свои проблемы с женой злобной в миг порешает.

Закончил наш герой своё повествование горестное, слезу горькую с глаз кепкой смахнул, и снова стакан местной бормотухи в себя вкинул. Ну, тут ему совсем худо сделалось. И чего только они туда добавляют…

— Не, мужики, — говорит он братве, — это ж просто уму непостижимо, какая ж это только гадость. И как только вы эту пакость потреблять умудряетесь?!

— А что поделаешь. — Разводит руками главарь. — Другого продукта здесь днём с огнём не сыщешь. Вот и пьём эту муть. Давимся, блюём, а пьём. А что поделаешь?

— Как так – не сыщешь!? — Наш тут уже аж взвился. — А это, что по-вашему?

И фляжечку заветную из рюкзачка достаёт. И давай по стаканам содержимое разливать. Мол, налетай убогие – подешевело!

Местные, с опаской так, к стаканчикам потянулись. Понюхали. О-о-о! Да-а-а… Загомонили, уважительно так.

— Чего нюхаете-то?! — Наш им орёт. — Эт не нюхать надо, а внутрь потреблять. Причём одним духом. Ну – за взаимопонимание!

И сам первый как ухнет весь стакан одним махом. И рукавом занюхал. Во-о-о-о-о!!! Вот это действительно да-а-а… Вот это продукт. Вот это мы понимаем. Местная братва переглянулась. А потом как по команде все ухнули, зажмурились и заглотили ханку. Тоже единым махом.

Вау-у-у-!!!! Вот это надо было видеть… Это да… Короче, когда минут через двадцать народ местный начал кое-как в себя приходить, главарь на карачках к нашему мужику подполз и в ноги бухнулся.

— Отец родной! — Орёт. — Не погуби, родимый. Не дай нам грешным пропасть в тоске и унынии. Ведь после такого нектара божественного, мы ж бурду местную пить-то уже не сможем. Не погуби, родной. Поделись секретом. А уж мы-то для тебя расстараемся. Всё, что хош отдадим. Чего тебе надобно-то? Местного голубого? Да не вопрос! Бери хоть всех их. Не жалко! Вот только этого вот сереневенького оставь, он мне как брат единоутробный, а остальных всех забирай, забирай. Для хорошего человека ничего не жалко.

— Да ладно, чего уж там. — Наш ему отвечает. — На кой ляд мне все они сдались. Вот это пухлого возьму, он пингвинам явно понравится.

Да без вопросов! Вся братва местная тут же кинулась, подхватили пухлого, спеленали его и в лучшем виде на корабль к нашему герою доставили. А герой наш, тем временем, самый лучший рецепт своей любимой табуретовки припомнил, и на бумажку списал. А бумажку эту главарю местных вручил, в очень торжественной обстановке. А сверх того, от щедрот своих, ещё цельную непочатую флягу душесогревающего напитка презентовал. Главарь аж прослезился от избытка чувств. Кинулся нашему руки целовать и благодарить от имени всей братвы. А потом объявил праздник всеобщей дегустации сего божественного напитка. Ребятки долго себя упрашивать не заставили, тут же по стаканчику пригубили, и снова в нирвану вывалились.

А пока они пребывали в состоянии запредельного блаженства, мужичёк наш быстренько манатки свои собрал, в корабль загрузился, и в сторону родной планеты стартанул.

Подлетая к Земле, сразу же курс на белый континент Антарктиду взял. Приземлился, из корабля вышел, а там уже весь комитет по торжественной встрече в полном составе присутствует. Стоят и торжественно его встречают, с флажками и воздушными шариками. Главный пингвин вперёд вышел и приветственную речугу на полчаса задвинул. Наш герой всё выслушал, слезу умиления смахнул, а потом вынес из корабля голубого марсианина, в подарочную сетку упакованного, и торжественно с рук на руки главному пингвину передал. Тут вообще нечто невообразимое началось. Флажки и шарики в воздух полетели, вместе с торжественными и благодарственными криками. Главный пингвин презент принял, представителям общественности передал, а сам снова вперёд выступил и благодарственной речугой разразился, минут на сорок. Потом не менее торжественно, своего собрата сладкоголосого так же с рук на руки нашему герою передал. Герой наш трепетно того принял, ответный благодарственный спич задвинул (минут в двадцать всего уложился), а потом погрузился в лодочку свою, и в сторону чёрного африканского континента направился.

Добрался он до Африки. А там, на берегу его уже ждут. Парадный караул вдоль берега выстроен. Все щитами и копьями размахивают и скандируют торжественно: «При-вет! При-вет! При-вет!». Ну, тут всё несколько быстрей прошло. Герой наш шаману местному пингвина златоголосого передал, взамен гиену хохочущую получил, и быстренько отчалил. А караул почётный опять долго ему во след щитами махал и скандировал: «По-ка! По-ка! По-ка!».

Ну, дальше всё ещё проще было. Быстренько добрался наш герой до речки Амазонки. Отдал жителям Амазонским комика Африканского – гиену хохочущую. Вождь местный ему цветок огненный тут же презентовал, в горшочке. Мужичёк быстренько с амазонцами распрощался (так только парочкой трубочек пыхнули на прощание и всё), и в горы Тянь-шаньские порулил.

А в горах тех Йети – добродушный его уже заждался. Целых два мешка женьшень — травки накосил в ожидании дорогого гостя. Тут конечно пришлось несколько задержаться, на пару — тройку деньков. Не, ну пока там травку в мешки упаковали, пока обмыли это дело, цветок огненный, опять же, протестировать надо было. Потом отойти от новых ощущений. Опять же выпить за новый опыт и новые открывающиеся, по этому поводу, горизонты. Потом опохмелиться наутро. Потом, снова же, надо было и за новые перспективы нашего героя по паре баночек опорожнить. А потом допить остатки. Не, ну не оставлять же в самом-то деле?! Потом опять опохмелиться, потом на посошок, потом стременную, потом… Потом… А потом продукт весь вышел… Причём и у Йети — запасливого, и у нашего героя. Так, что пришлось мужичку прощаться с другом своим новообретённым, и, взвалив на спину два мешка заветной женьшень–травки, отправляться в родные края.

И вот уже село родное на горизонте виднеется. И лесок за ним, тот самый, в котором старушка–ведунья живёт. Герой наш на радостях даже домой не заглянул. Рванул прямиком к бабушке. А та уже поджидает его – зелье в котелке помешивает.

— О, мил человек, — говорит, — ты как раз вовремя пожаловал. Зелье практически готово, как раз время подошло женьшень–травку вкидывать. Надеюсь, принёс?

— А то! – Наш герой ей отвечает. – Вот, бабушко, держить.

И оба мешка ей к ногам сваливает. Бабушка обрадовалась развязала один мешок, понюхала, языком поцокала, одобрительно так. Потом взяла из мешка ма-а-а-хонькую щепоточку травки, и в котёл бросила. И котёл сразу же с огня сняла. Потом взяла половник огромадный, зачерпнула варева и через три слоя марли медицинской в стакан нацедила. Подняла стакан-то, на свет его через прищур посмотрела. Заулыбалась аж. Сразу видно – зелье на славу удалось. Мужичёк наш тоже стоит – лыбится, довольный весь. А как же? Не зря ведь столько он по свету белому (и не только по свету) мыкался. Вот оно решение всех его проблем – в стакане плещется, только руку протяни. Он и тянет ручонки-то. Бабушка его нетерпение понимает, и не тормозит сильно. Перелила она зелье то в склянку аптекарскую и пробкой каучуковой заткнула.

— На, — говорит, — мил человек, пользуйся и доброту мою помни.

Герой наш пузырёк-то схватил, к груди прижал.

— Ай спасибо тебе, добрая женщина, — говорит. – Век за тебя Богу молиться буду. Вот только растолкуй, как мне этим зельем пользоваться надобно. Ну, чтоб, значит, наилучшего эффекта достичь.

— Дык, милок, проще простого. – Старушка ответсвует. – Ты как придёшь нынче домой, пузырёк-то в прохладное место поставь, пущай охолонет. А как соберётесь вы с благоверной своей спать – почивать ложиться, ты содержимое в стакан-то и перелей. А стакан тот под кровать поставь. И сам в кровать ложись. А посередь ночи жонка твоя как захочет пить и начнёт из кровати выбираться, ну чтоб, значит, на кухню за водой сходить, ты у ней и спросишь: «А куда это тебя, мол, несёт посередь ночи?» Она тебе ответит: «Дык, мол, так и так, пить хочу. На кухню иду – водицы испить». А ты ей в ответ: «Неча тут по середь ночи шастать, вона под кроватью напиток стоит, пей на здоровье». Она, стал быть, под кровать полезет, за напитком-то, а ты в это время хватай топор и по голове её ХРЯСЬ! И всё… Как говориться: нет человека – нет проблемы.

Вот такая вот история, с позволения сказать. А, что это вы, уважаемые, так пристально на меня смотрите? Никак ждёте, что и из этой поучительной вещицы я попытаюсь вынести какую-то мораль? Да, пожалуйста! При определённом желании, мораль можно извлечь абсолютно из любой истории.

Никогда ничего не надо усложнять! Помните: для решения любой проблемы (хоть научной, хоть бытовой) всегда существует несколько путей. Постарайтесь выбирать не самый запутанный. А для этого всегда чётко понимайте ту цель, которой вы хотите достигнуть.