В войну играют настоящие мужчины.

Заскочила я к Лильке совершенно случайно, чисто кофейку попить. Не то, чтобы у меня дел никаких не было — их у меня всегда вагон и маленькая тележка. Но достали они меня уже так конкретно, что не только бы к подруге убежала, а на луну бы смылась, если бы, конечно,
допрыгнуть смогла. Но с прыгучестью у меня всегда было не очень. Даже в школе на физре
выше тройки никогда не прыгала. А теперь-то, по прошествию энного количества лет, и подавно
выше собственной головы не прыгнуть.

Ой, что-то я отвлеклась. Люблю, понимаете, о себе, любимой, порассуждать. А
рассказывать собралась, ясное дело, не о своих спортивных достижениях. В общем, наплевала я на все дела, гаврошам сказала, что на пять минут к подружке сбегаю, и со спокойной душой
отбыла. Ребятня у меня учёная и самостоятельная, что и не удивительно при такой-то ветреной
мамаше. Про пять минут они уже чётко понимают, и иллюзий не строят, тем более что игровая
приставка всегда под рукой и мультики ещё никто не отменял. Главное, накормить их вовремя и
в покое оставить. А уж они своей «пятиминутной» свободе только порадуются. Ну ладно, ладно, —
сознаюсь : первое место среди идеальных матерей мне даже во сне не светит. Если интересно про меня, разгильдяйку, разведёнку и с тараканами в голове, послушать, то пообщайтесь минутку с бабулями, что у нашего подъезда сидят, и семечки с утра до вечера грызут. Они вам враз всё в подробностях обскажут, и даже то, о чём я и сама о себе не знаю.

Вот Лилька — совсем другое дело. Я ей уже и памятник, и орден предлагала, как идеальной со всех сторон жене и матери. Она ведь от плиты вообще не отходит никогда: всё парит, варит,
жарит, ещё и рецепты мне пересказывает, которые я тут же благополучно забываю. У меня на это дело голова совершенно дырявая. Она мне так и говорит, что безнадёжная я в смысле семейной жизни, потому что самый короткий путь для любви — только через желудок мужика, и никак иначе. А у меня кулинарного таланта нет, поэтому все кавалеры от меня, как от чумы,
разбегаются.

В общем, сижу я у Лильки — кофеёк попиваю и про свою безнадежность слушаю. Головой
обязательно киваю, чтобы дать понять заботливой подруге, как я глубоко осознала, и уже почти
за ум взялась. Сама же судорожно ищу рифму к слову «облом», — сочинительствую, в общем,
втихушку. У Лилики всегда сочиняется легко, потому что дом у неё лёгкий, уютный и тихий. Дети воспитанные, нешумные, даже завидно. Ну так, не всем дано. И пахнет всегда так вкусненько, что и сытой будешь, а слюной начнёшь давиться, ну просто непроизвольно. Сама же хозяйка этого благолепия, — аккуратно подкрашенная, с причёской и в новой радужной кофточке, — пироги в духовку запихивает, чем меня жутко нервирует. Ведь пять минут ещё час назад прошли, а уйти от Лилькиных пирогов — это же смерти подобно. Я с грустью понимаю, что умирать пока ещё не готова, и пирогов , на зло врагам, дождусь.

Не успели пироги подрумяниться, как раздался резкий грохот, который в этом царстве тишины и порядка был подобен взрыву гранаты.
— Ой, Андрюшенька домой вернулся! — всплеснула руками Лилька, и помчалась к входной двери
встречать любимого мужа.
Андрюха ввалился на кухню, как ураган, автоматически чмокнув жену в лобик. Сам высокий,
худой и в камуфляже. Светлые волосы взлохмачены, в голубых глазах азарт плещется, из-под
распахнутой на груди куртки тельняшка виднеется, а на левом ухе кепка висит.
— Лилия! — громогласно скомандовал Андрюха, не забыв мне подмигнуть, по-приятельски. — Мечи
всё, что есть в доме пожрать, на стол! Да поживее! Тороплюсь я.
— Куда торопишься-то? — ахнула Лиля. — Ведь только, что пришёл.
— Война жена, война! — строго объявил муженёк, и безотлагательно принялся подъедать
Лилькины деликатесы, которые она, с видом фокусника, доставала из волшебного и, подозреваю, безразмерного ящика, под названием «холодильник».
— Как же так, Андрюшенька, — запричитала Лилька, торопливо подсовывая мужу куски пожирнее.
— Опять война! Ты её сильнее, чем жену любишь!
— Ну чего ты опять завелась? — недовольно пробормотал вояка с набитым ртом. — Война — это
война. А жена — совсем другое. Эти понятия не совместимые. И вообще, давай-ка побырику,
дорогая, настрогай мне бутиков, да побольше. Перекусон с собой прихвачу. Меня уже мужики
заждались. У нас там наступление, а я тут, в тылу, прохлаждаюсь.
— А может мне с тобой, на войну? — робко запросилась Лилька, судорожно пакуя бутерброды, и
печально вздыхая, так как вопрос был, явно, риторический, и обсуждению уже давно не подлежал.
— И что ты там забыла? — фыркнул муж. — Будешь со мной по лесу бегать и в условного
противника стрелять. — Кстати, где мой автомат?
— Ой, я же его давеча в тряпицу завернула, ну чтобы не запылился, — ахнула Лилька и метнулась в прихожую.
— Ну, ты даёшь! — возмутился её муж. — Ты бы его ещё целлофаном обернула. Это же оружие!
Понимать надо!
— Так, я же как лучше хотела, — оправдывалась идеальная хозяйка.
— Не надо как лучше! — строго сказал Андрюха, поглаживая руками любимую игрушку. — Надо,
как положено!
— А кто же тебя в лесу кормить-то станет, да одевать? — запричитала Лилька по мужу, словно по
уже покойному.
— Не маленький, — отмахнулся он от неё, как от мухи надоедливой. — Сам справлюсь! Давай уж
рюкзак. «Цигель, цигель, ай люлю», — постучал Андрюха пальцем по наручным часам.

Схватив своё снаряжения героический воин отбыл, забыв в спешке попрощаться. Только
входная дверь взорвала следом за ним ещё одну гранату. Его супруга тут же залилась горькими
слезами, не забывая поглядывать на пироги, которые начали уже подрумяниваться.
— Лиль, ты чего ревёшь? — спросила я подругу с неподдельным интересом.
— Ну, как же, — всхлипнула она. -А вдруг его на этой войне подстрелят? И пирогов ведь даже не
дождался. А он их, страсть как, любит.
— Да, что ему станется, — хмыкнула я, легкомысленно не разделив её опасений. — Не в первый же
раз. Побегают с мужиками по лесу, пластмассовыми пульками постреляют друг другу в задницу, и, как миленький, домой явится пироги трескать.
— А вдруг не в задницу? — закатила большие карие глаза Лилька.
— А куда же? — не поняла я её намёка.
— Ну в более чувствительное место, в глаз, например, или того хуже, — выдала она свою версию
воображаемой трагедии.
— Что может быть хуже глаза? — пожала я плечами. — И потом, они же там в масках бегают. Так что заканчивай себя накручивать прежде времени. Его ещё даже не подстрелили, а ты уже
заупокойную заводишь.
— Ага, тебе хорошо, — обиделась на моё равнодушие Лилька. — У тебя нет мужа, а мне своего
беречь приходится. Бесчувственная ты, Ветка, женщина! Вот не удивляюсь, что от тебя мужики,
что те тараканы, в разные стороны разбегаются.
— Я, вообще-то, тебя успокоить пыталась. — Мне тоже обидно стало на это её высказывание, но
недолго.
Ну и что! Да пусть разбегаются! Ото ещё за ними слёзы лить в три ручья. Так и слёз не
напасёшься.

Достав пироги, подруга чуток успокоилась, и меня угостила. Вот нет ничего лучшего для
примирения, чем Лилькина выпечка. Я бы даже когда лопнула, всё равно бы её ела. К пирогам
Лилька достала бутылку красного вина и со вздохом поставила её на стол.
— Что за праздник? — удивилась я, зная её склонность к трезвому образу жизни.
— Андрюшеньке дорожку вспрыснем, — горестно подпёрла Лилька румяную щёчку рукой. — Ну,
чтобы скорее возвращался, желательно, не особо покалеченным.
Конечно пирогов я уже наелась, но оставлять подругу в печали было как-то неудобно, поэтому от вина я отбрыкиваться тоже не стала.
После вспрыскивания дороги, у Лильки в друг резко сменилось направление мысли:
— Счастливая ты, Ветка! Свободная, как птица! Никто тебя не гнобит, и на войну от тебя не
бегает, — отчего-то порадовалась за меня Лилька.
— Ну я бы не отказалась, чтобы бегал, — попыталась я её утешить. Не получилось.
— Это же какое хамство! — начала ни с того, ни с сего изливать мне душу подруга. — Поел — и на
войну! Поспал — и опять туда же! А ты сиди, жди его, как дура! Пусть он на своей войне и женится, раз ему приличная женщина в супруги не подходит!
— Да подходишь ты ему в супруги, идеально просто подходишь, — начала я было урезонивать
разбушевавшуюся подругу.
— Может, его там подстрелят, так хоть недельку дома поваляется? — с надеждой взглянула она на меня.
— Так он тебе за неделю всю плешь проест, — не одобрила я её желания. — Больные мужики, хуже детей малых. Пусть уж лучше воюет. Зато в доме гранаты не взрываются.
— Вот пусть только явится! — грозно заявила Лилька. — Я сама взорвусь! Он меня ещё не знает. Так взорвусь, что мало не покажется.
Я с сомнением на неё покосилась. Лилька — женщина исключительно мирная, и взрывается
очень редко, практически никогда.

Вспомнив о том, что мои пять минут самым безобразным образом затянулись, я намылилась
домой. Лилька, добрая душа, загрузила меня пирогами, — ну, чтобы моих гаврошиков порадовать.
Уже на выходе я заприметила подъехавшую машину, полную пыльных, грязных и совершенно
счастливых мужиков. Война сегодня как-то быстро закончилась. Может, Лилькиных
бутербродов просто не хватило. Или пули все вышли, и стрелять стало нечем. Андрюха выскочил из машины и солидно, по-мужски, распрощался с боевыми товарищами, а потом в очередной раз
громоподобно загрохотал дверью. Я уже направилась было к себе домой, как услышала из-за
этой мужественной двери, которой всякий раз доставалось от её порывистого хозяина,
радостный Лилькин вскрик:
— Андрюшенька приехал! Кушать будешь, милый?!

рекомендовать