Один ноль в пользу наваждения

— Не суйтесь сюда. Не надо.

От этой фразы Полянина прошиб холодный пот. Он попытался что-то сказать, но язык его не послушался.

Странное чувство, когда остаёшься совершенно один внутри огромного космического корабля, вращающегося по орбите вокруг неисследованной планеты, находящейся на расстоянии многих сотен миллиардов километров от Земли. Настолько странное, что пару сотен лет назад этого чувства не смог бы понять ни один землянин. Ещё несколько твоих товарищей находятся в спускаемом аппарате на расстоянии около двадцати тысяч километров (это уже вообще не кажется расстоянием, так, пара шагов) – и всё. Ни одной человеческой души на невообразимо гигантской территории, по сравнению с которой ты даже не песчинка и не микроб, а что-то настолько малое, что уже как будто и не существующее. Сидишь около пульта, под действием искусственного гравитационного поля, смотришь в иллюминатор на чужую, незнакомую тебе планету и ждёшь радиосигнала со спускаемого аппарата, который вот-вот раздастся.

Сигналы раздавались, и, надо сказать, что первый же сигнал превзошёл самые смелые ожидания – то, что атмосфера на планете есть, было ясно с самого начала, но состав этой атмосферы оказался настолько близким к земному до экологической катастрофы, что иначе, как чудом это назвать было трудно. Предстояли ещё, правда, исследования на бактерии и вирусы, но уже сейчас было ясно, что планета пригодна для жизни. Единственное неудобство – притяжение примерно на пять процентов сильнее земного, но к этому неудобству при желании можно адаптироваться. Всё лучше, чем на Земле, где человек может прожить не больше года, если не будет проводить регулярные процедуры очистки организма. И на этом фоне музыкой звучали радиопередачи о неописуемой красоты природы новой планеты и о том, что признаков разумной жизни пока не обнаружено, как вдруг…

— Не суйтесь сюда. Не надо. – раздался голос со стороны иллюминатора сразу после того, как завершился очередной радиосеанс, в котором Полянину сообщили о том, что приземление произошло успешно.

Полянин побелел и посмотрел на иллюминатор. Потом протёр глаза, ущипнул себя за палец, но наваждение не исчезло – человек за бортом. При всей абсурдности этой мысли, по другому не скажешь – вот он, космический корабль; вот он, Полянин, находится внутри корабля; а вот он, человек – снаружи, то есть, за бортом. И не просто так находится, а пытается с ним разговаривать:

— Я Вам понятно сказал? – спросил он.

— Что, простите?

— Не надо к нам лезть. Возвращайтесь к себе.

— Этого ещё не хватало. Глюки начались.

— Если что-то не укладывается в рамки ваших представлений о мире, ещё не значит, что это – глюки, — сообщило наваждение на чистейшем русском языке.

— Возможно, — Полянин провёл рукой перед глазами в надежде на то, что оно исчезнет. Не исчезло.

— Что, засрали свою планету? Теперь нашу хотите засрать? – спросило наваждение.

— Я не… Мы не… Да что Вы? – попытался возразить Полянин.

— Засрёте, я вас насквозь вижу. В общем, так. Либо вы зовёте своих дружков и уматываете отсюда восвояси, либо через четыре ваших часа вы умрёте. Время пошло.

С этими словами человек оттолкнулся от борта корабля и исчез в неизвестном направлении.

***

— Ты там чем занимался без нас? — кричал начальник экспедиции Павлов в трубку переговорного устройства, — траву курил, да?

— Это чистейшая правда. У меня до сих пор волосы дыбом стоят. Надо лететь отсюда!

— Ты издеваешься, да? Сколько лет искали планету, подходящую для жизни, нашли, наконец, идеальный вариант, а ты говоришь, что надо всё бросить только из-за того, что тебе что-то показалось?

— Но мне не показалось!

— Слушай, ты физику в школе проходил? Даже если не брать в расчет, что он должен задохнуться, или лопнуть от внутреннего давления, а также учесть, что он смог проорать через корпус корабля и иллюминатор… Как быть с тем, что звук в вакууме не распространяется? ТЫ ГДЕ ТРАВУ ДОСТАЛ, СВОЛОЧЬ?

— Я не курил, — сообщил Полянин в трубку, не обращая внимания на то, что Павлов отключился.

Он посмотрел на иллюминатор. В самом центре иллюминатора красовалась жирная пятерня.

— А ЭТО КАК ПРИКАЖЕТЕ ПОНИМАТЬ? — заорал он и нажал на клавишу вызова.

— Чего ещё? – раздалось из динамика.

— Тут пятерня. Прилетайте, сами увидите. Только быстрее, а то сдохнем!

Из динамика послышались проклятья, мат и ещё что-то неразборчивое.

***

— Ну что, не поверили тебе твои дружки? – в основном наваждение всё ещё было снаружи космического корабля, но его голова просунулась внутрь, сквозь стекло иллюминатора.

— Это я, чтобы ты не удивлялся, как звук распространяется, — объяснило оно свою необычную позицию. Полянин уже ничему не удивлялся, только периодически возникало сомнение: а вдруг, он и правда покурил, только не заметил этого?

— Ты не бойся, умрёшь ты не больно, — продолжало наваждение, — ты ни в чём не виноват. Хотел как лучше, а получилось… сам знаешь. Ты – жертва. Твои дружки прилетят, найдут твой труп и испугаются, потому что поймут, что ты говорил правду. И на этом твоя миссия будет выполнена – ты спасёшь нашу планету. Ваша цивилизация всё равно обречена, потому что ваш прогресс основан на смерти. Все ваши основные изобретения были сделаны для военной отрасли, а уже потом распространились на мирную. Вы не можете и нескольких лет прожить без войн, вы не способны понять друг друга, оценить искренность поступков другого человека. Вот ты сейчас сказал чистейшую правду, а тебя засмеяли твои же друзья. И кто они после этого?

— А ты-то кто?

— Я? Считай меня наваждением.

***

Больше Полянин на связь не вышел. Исследовательскую миссию пришлось свернуть раньше времени. Вернувшись на корабль, космонавты обнаружили его посиневшее тело, указывающее рукой на иллюминатор. В самом центре иллюминатора красовалась жирная пятерня, оставленная явно снаружи

— Один ноль, — сказал Павлов, стиснув зубы, — бортинженер, запускайте двигатели.