Возможна ли в жизни радость, когда денно
и нощно, приходится размышлять,
что тебя ожидает смерть…
Марк Туллий Цицерон
Профессор был стар. Стар и немощен. Лекции он проводил, сидя в инвалидном кресле, укрывшись пледом. Этакий английский лорд из викторианской эпохи — не хватало только сигары и камина. Мы, студенты, всегда с нетерпением ожидали его лекций. Даже не потому, что он, не в пример другим преподавателям, рассказывал живо, интересно, приводя массу фактов, о которых мы раньше даже не подозревали. Нет. Скорее из-за тем, которые профессор поднимал в своих выступлениях. Хотя его предмет «Филология» и охватывал обширные области знаний, но он всегда мог отыскать такое, что затрагивало наше юношеское воображение.
Аудитория была небольшая, но народу в неё всегда набивалось с избытком. Приходили даже те, кто в этот момент, был свободен и это тем более удивительно, что студенты искали любую возможность, пытаясь улизнуть с других лекций.
Говорил профессор медленно, немного растягивая слова. Голос его звучал не по старчески твёрдо и сильно, и это поражало, ещё и из-за того, что сам он более походил на живой скелет, чем на человека. Профессор всегда начинал свою речь монотонно, не поднимая глаз, как будто разговаривал с самим собой.
-Молодые люди, я хочу поговорить с вами о смерти, — начал он. — Мне, как думается и вам, интересно понять, что значит физическая смерть человека. И я надеюсь — ни одного меня волнует эта тёмная сторона нашего существования. Если посмотреть на смерть с научной точки зрения, то за пределами материального мира ничего существовать не должно. Потому что воспринимать реальность могут только живые организмы с развитыми органами чувств. Сознание же можно рассматривать как продукт деятельности мозга и, следовательно, оно полностью зависит от целостности и нормальной работы всего организма. Как вывод – физическое уничтожение тела и мозга ведёт к концу человеческой жизни. В погоне за объективностью наука утверждает, что мы представляем собой всего лишь тело, продукт эволюций, соединений, случайно образовавшихся из молекул газа. Мы растём и стареем в соответствии с генетическим кодом, находящихся в молекулах ДНК. Поэтому смерть – это конец. Но так ли это на самом деле? – профессор помолчал. — Ни для кого не секрет, что на протяжённости всей истории человечества, тема смерти стояла в первом ряду. Вокруг этого понятия создавались ритуалы, организовывались культы, ею пугали и от неё же старались отдалиться. Само понятие смерть, мы стараемся изжить из своего сознания. Заставляем себя не думать о ней и втихомолку провожаем своих родных и близких в последний путь. Но смерть незримо присутствует рядом с каждым из нас, сопровождая с самого момента появления на свет. Ведь недаром говорят — каждый миг с рождения человека приближает его к смерти. В этом понятии, на мой взгляд, кроется главная истина – смерть неотвратима как рок, как наказание божье. И ни одному существу на нашей планете, не удалось избежать её цепких объятий.
Профессор умолк, взял со столика стакан с водой, сделал пару глотков. Стояла такая тишина, что было слышно, как звякнул бокал о зеркальную поверхность. Переведя дух, продолжил:
-Уже в древнем Риме слово «смерть» казалось зловещим. Они предпочитали говорить «он перестал жить», немцы же в таких случаях говорят – «отозван», хотя я, не совсем понимая смысла этого слова, а англичане выражаются ещё более витиевато – «он присоединился к большинству». Тут они, безусловно, правы – мир мёртвых намного больше мира живых. Смерть притягивает и пугает одновременно. Есть что-то завораживающее в самом этом слове – смерть. Наверное, ещё и потому, что, переступив черту, где граничит свет и мрак – обратного хода уже нет. Может поэтому, мы желаем жить вечно. Многие мыслители и алхимики древности пытались изобрести или, хотя бы описать «Эликсир бессмертия». Мне кажется, что и современные учённые с мировыми именами, в тайне, грешат этим антинаучным занятием. Но тут их может ожидать только полнейшая неудача, — профессор, затрясся в своём кресле, изображая смех. – Природа мудра! Не надо забывать об этом. Представьте, что случилось бы, если бы человек жил вечно. Тогда весь мир, в одночасье, погрузился бы в хаос. А так у каждого есть свой отмеренный срок, в который он может проявить себя в полной мере. Как бы в противовес этому у многих народов жива вера в реинкарнацию. Об этом можно говорить и спорить до бесконечности. Скажу только, что у последователей реинкарнации процесс умирания воспринимается как событие более важное, чем сама жизнь. А для, например, буддистов смерть – пробуждение от мира иллюзий и возможность для индивидуальной души реализовать и испытать свою божественную природу.
Профессор опять замолчал. Студентка, сидевшая ближе всех к нему, поднялась, собираясь задать вопрос. На неё тут же зашикали соседи, дёрнули назад и она, так и не успев задать вопроса, села обратно.
-Вдумайтесь – вот мы ходим, едим, пьём. Занимаемся повседневными делами, продвигаемся по карьерной лестнице. Одним словом – живём. И вдруг наступает смерть, а вместе с ней конец нашему Я. Мы перестаём существовать, и приходит конец всему и стена мрака поглотит нас… Я не специально сказал «вдруг». Она всегда наступает неожиданно, хоть ты и ждёшь её каждодневно. Даже немощный старик, к которым я причисляю и себя, в силу моего возраста и болезней, которые уже не один год терзают моё тело. Так вот, немощный старик, лежащий на смертном одре и зовущий смерть как избавление от всех земных тягостей – лукавит перед всеми и, прежде всего перед собой. Он желает, чтобы она пришла за ним как можно позднее и хочет хотя бы на миг продлить своё земное существование. На мой взгляд, неверен тот постулат, что смерть для некоторых из живущих является избавлением. Избавлением от чего, я вас спрашиваю!? — голос профессора окреп и набрал силу. Он поднял голову, обвёл взглядом притихшую аудиторию. Мы как-то съёжились, постарались быть незаметными. — Самое дорогое, что есть у каждого человека, эта дарованная ему жизнь. И желать избавиться от неё может либо человек слабый рассудком, либо настолько пресыщенный радостями жизни, что действительно хочет умереть. Для меня эти две категории людей составляют единое целое и неразрывны между собой. Если быть до конца объективным, то надо сказать и о другом понятии. О таком как усталость. Чтобы подтвердить мои слова, я хочу вам рассказать одну историю, случившуюся со мной 60 лет назад. Случилось мне быть в то время в составе одной экспедиции. Нашей целью было обнаружение неизвестных народностей в горах Тянь-Шаня. Эта экспедиция была наполнена приключениями и испытанием, и стоило большого труда выжить и вернуться обратно… Но не об этом сейчас речь. Мы излазили эти горы вдоль и поперёк, сотни раз подвергая наши жизни опасности и каждодневно рискуя. Наконец, к нашей великой радости, на восточном склоне, мы обнаружили небольшую деревушку, состоявшую всего из нескольких десяток глиняных хижин, прилепившихся к склону горы. В одной из хижин мы нашли старика, настолько древнего, что казалось, тронь его, и он рассыплется прямо на наших глазах. Кое-как, с помощью общедоступного языка жестов и потратив на это уйму времени, мы узнали, что старика зовут Тхинь-хо, и возраст его составляет ни много, ни мало, а 117 лет. Представьте себе, друзья мои, наше изумление, когда мы установили сей факт! В это верилось с трудом, но это было так. К своему почтенному возрасту старец сохранил ясность ума и помнил по именам всех многочисленных родственников. К сожалению, из-за малых познаний местного диалекта, мы не смогли выяснить, каким образом ему удалось прожить столь долгую жизнь. Для нас, европейцев, это было чудом, что, в сущности, так и было. Но не это главное. Тогда, из его уст я услышал интересное высказывание и вначале не понял, думая, что незнание языка опять меня подводит. Но нет – я всё понял правильно. Тхинь-хо сказал, что устал от жизни и единственное желание, состоит в том, чтобы лечь в окружение родственников на смертное ложе и, закрыв глаза, переселиться в мир предков. В то время я был молод, амбициозен, жизнь казалось мне гладкой дорогой без начала и без конца, и не принял его слова всерьёз.
-Как, — воскликнул я, не веря. – Разве можно устать от жизни? Надо жить и наслаждаться всем тем, что тебе даровано богами.
Старик, глядя на меня блеклыми, выжженными временем глазами, произнёс несколько фраз. Мы их не поняли, но смысл был примерно таков:
-Можно. И я знаю — мой конец близок.
На следующий день он умер. Просто уснул и не проснулся. Тогда я понял, что прав этот старец, переживший всех соплеменников. Можно устать и от жизни, так же как и от всего остального. Тогда я впервые задумался, что же есть такое смерть. И всю жизнь стараюсь ответить на этот вопрос. Но мне кажется — одной моей жизни мало.
Профессор замолчал, унесясь в воспоминания, во дни далёкой юности. Мы заворожено ему внимали, погружаясь в мир таинств и загадок, которые приоткрывал перед нами профессор. Было так тихо, что слышалось, как за окном шумит город, беспокойный в своей суете.
-Нельзя сказать однозначно, что я там был и вернулся назад, — неожиданно произнёс он и все, кто сидел в первом ряду, вздрогнули, настолько это прозвучало внезапно. – Это, к сожалению, нам не дано. Не зная, что бывает после того, как стихнет последний удар сердца и остановиться дыхание, мы с удивлением слушаем людей, переживших клиническую смерть. Они заглянули по ту сторону мрака, но единственно, что они увидели там – был свет в конце туннеля и ничего боле. Что там дальше и для них остаётся загадкой. Поэтому мы и стараемся разгадать тайну небытия. Как я уже говорил – она притягивает нас. Все вы любите смотреть фильмы ужасов и триллеры. Особенно когда дело касается мертвецов или выходцев с того света. Это заставляет учащённо биться наши сердца и будоражит кровь. Каждый художник по-своему рисует мир, откуда выходят придуманные им герои. И чем страшнее они получаются, тем интереснее для нас, зрителей. Ибо всё то, что непознанно и нельзя объяснить с точки зрения современной науки – для нас уродливо и ужасно. Ничего не поделаешь – так устроен человек. Есть интересное высказывание Сократа, которое он говорил преступникам, осуждённым афинским судом к смертной казни и ожидающих, когда тюремщик поднесёт им чашу ядовитой цикуты: «Смерть это одно из двух: либо умереть, значит стать тем, кто ничего не чувствует, либо же, переселиться из здешних мест в другое место…» Вот так или примерно так говорил Сократ и был в чём-то прав. А закончить я хочу словами ещё одного известного человека, Эпикура. В письме к своему другу, Менекею, он писал: «Привыкай думать, что смерть для нас ничто. Ведь всё, и хорошее и плохое, заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений. Стало быть, самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам ни какого отношения: когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». Вот так. На этом моя лекция закончена. Каждый из вас вправе сам решать, как он относиться к одному из самых страшных и непонятных порождений человеческой жизни.
Лекция закончилась. Профессор в своём инвалидном кресле покинул аудиторию. За ним потянулись и мы, вполголоса обсуждая только что услышанное. Профессор, как всегда своими речами, внёс разлад в наши юношеские умы, и мы задавали себе вопросы, о которых раньше даже не задумывались.
Через неделю, или чуть больше, мы узнали, что профессор скоропостижно умер. Его сердце остановилось в своём кабинете, когда он работал над очередной рукописью и хотя, как я уже говорил, профессор был далеко не молод, это известие потрясло нас. Но это ещё не самое страшное. Когда, через положенный срок, состоялись похороны, то выяснилось, что гроб пуст и тело покойника исчезло. Хоронили профессора в другом городе, за 400 миль от места, где он преподавал и об этом эпизоде я узнал совершенно случайно, от соседа по комнате, парня по имени Свен. Тот был из тех же мест, и так уж получилось, что то ли по воле судьбы, то ли по своему собственному желанию – Свен оказался на тех похоронах. Он и донёс до нас известие о том, что профессор пропал. Вернее исчезло его тело. Целую неделю колледж «гудел» как потревоженный улей, обсуждая эту новость. Рассказывали, что полиция провела расследование, но так ничего и не обнаружила. Так как родственников у профессора не было, то и интерес к этому делу вскоре стал ослабевать, а потом и вовсе пропал. Мы, его ученики, тоже, со временем, позабыли о странном «уходе» профессора. Другие события навалились на нас и, вскоре, это событие стёрлось из нашей памяти… Вот что произошло двадцать лет назад.
Джон Макласски замолчал и, поднял глаза на инспектора. Тот равнодушно смотрел поверх головы Макласски, пуская дым из очередной сигареты.
-Вам не интересно? – робко спросил Джон.
Инспектор разогнал рукой дым, сфокусировал взгляд на человеке, сидевшим перед ним.
-Ваша история может быть интересна только тем, кто любит пощекотать себе нервы всякими там страшными историями… Типа вашей. Я же, должен вам сказать, прагматик. И мало верю во всю эту, не в обиду вам будет сказано, чушь.
-Значит, вы считаете, я это всё придумал?
-Что я считаю, давайте, не будем обсуждать. Меня сейчас интересует другое, — инспектор наклонился ближе к Макласски. — Что вас привело в мой кабинет? Я внимательно вас выслушал и ответил на все ваши вопросы. Теперь и вы ответьте на мой. Так что?
-Я вам скажу. Но прежде дайте сигарету.
Инспектор пододвинул мятую пачку к странному посетителю. Макласски выудил сигарету, прокурил от протянутой зажигалки, глубоко затянулся и тут же закашлялся. Инспектор улыбнулся. Намётанным взглядом старого копа, он догадался, что Макласски курил редко, если вообще курил, а сигареты были крепкими. Отсюда и такая реакция.
-Рассказывайте, — подбодрил он.
-Сегодня днём я обедал в пицерии, — хрипло произнёс Макласски, держа дымящуюся сигарету в руке. – Наступило время ленча, и пицерия была переполнена, но так получилось, что мой столик оказался пустым. Обед уже подходил к концу, когда напротив меня уселся старик, в надвинутой на глаза шляпе. Я не обращал на него внимания, до того момента, пока он сам не обратился ко мне.
-Здравствуй, Джон, — я поднял глаза и узнал профессора. За прошедшее время тот нисколько не изменился. Профессор замер на рубеже, когда мы виделись в последний раз, и только глаза его выдавали. В них ощущалась какая-то безмерная тяжесть, и от этого становилось не по себе.
-Ты удивлён? – опять вопросил он.
Я смог только кивнуть головой. Если сказать, что я был поражён, то значит, ничего не сказать. Я был раздавлен и всё ждал, что сейчас у него из-под шляпы полезут длинные, желтые черви. Знаете, как в фильмах ужасов. Но ничего подобного не произошло. Профессор все также сидел напротив – худой, как скелет и старый. Одним словом — выходец с того света.
-Не бойся меня, Джон, я не привидение. Я такой же человек, как и ты. Только… э-э… немного постарше тебя, — профессор помолчал и спросил: — Помнишь нашу последнюю лекцию?
-Помню, — я не узнал свой голос.
-Вот тогда всё и началось, — он помолчал, собираясь с мыслями и начал своё повествование, от которого у меня напрочь пропал аппетит. — Не буду вдаваться в подробности, но лет за десять до этого, в горах Тибета, я нашёл древний манускрипт. Там был описан эликсир бессмертия, и это подтверждало мои косвенные догадки о монахах-долгожителях. Они могли жить и сто, и двести лет. Как, почему — не раз я задавал себе вопрос. И не находил ответа. Но, расшифровав древние надписи – понял, в чём кроется причина… Послушай… Задолго до появления на земле человеческой расы, существовала на нашей планете протоцивилизация. Обладая гигантскими знаниями, они подчинили себе весь окружающий мир, но главное в чём наши далёкие прародители преуспели, так это в борьбе со временем. Они подчинили его себе, заставив служить своим интересам. И мне кажется, что именно из-за этого они, в конечном итоге, и канули в неизвестность. Но кое-что после себя оставить успели. Отголоском этого и являлся тот манускрипт, что я обнаружил. Монахи знали об этом, передавая древнюю тайну из поколения в поколение, поэтому и жили бесконечно долго, — старческий, чуть надтреснутый голос профессора опять перенёс меня во времена юности. — Я всегда был скептиком, но тут, интереса ради, решил приготовить состав, описанный там. Приготовил и испробовал на себе. Первое время ничего не происходило, но потом я начал замечать изменения зарождающиеся во мне. И, вдруг, совершенно неожиданно, случилось то, о чём я даже не догадывался, а тем более не мог предвидеть.
Профессор приблизил ко мне морщинистое лицо. Я хотел отшатнуться, но не нашёл в себе силы сделать это. Его лицо напоминало мумию, которой не меньше тысячи лет и только глаза жили своей, отдельной жизнью. Профессор засмеялся, и от этого стало ещё страшнее.
-Понимаешь, Джон, теперь я обречён на вечную старость. Приняв бальзам, я остановил старение своего организма и замер в том положение, когда поднёс к губам чашу с этим напитком. Мой биологический возраст 85 лет. Таким я буду и через десять и через пятьдесят и через сто лет. Ты понимаешь, я обречён на вечную старость! Я хотел жить вечно, и я это получил, но я буду вечным стариком. И это взамен вечной молодости!? Что может быть ужаснее? Это стало моим проклятием! Теперь я вынужден всё время переезжать с места на место, чтобы не у кого не вызывать подозрения. Или придумывать свою смерть, как тогда, в колледже.
Он замолчал и отвалился на стуле.
-И что, ничего нельзя сделать? – робко поинтересовался я.
-Можно! И ты должен мне в этом помочь, Джон. Помнишь, я вам рассказывал, что человек может устать от жизни, так же как и от всего остального? Помнишь? Ну и отлично. Я тоже устал и хочу умереть!
Он опять наклонился ко мне, просительно заглянул в глаза. Я заметил у него две слезинки, оставившие мокрый след на обезображенном временем лице.
-Помоги мне, Джон, — тихо произнёс, ловя мой взгляд. – Больше мне обратиться не к кому. А сам я это сделать не смогу.
-Вы хотите, чтобы я…?
-Да-да, — профессор порылся в складках своей одежды, достал небольшую коробку, замотанную в тряпицу. Открыл. Внутри тускло блеснула игла.
-Это шприц. В нём ничего нет, кроме воздуха. Но эта инъекция будет смертельна для меня. Я прошу тебя, Джон, сделать это.
…Пепельница была переполнена, но инспектор всё равно закурил очередную сигарету.
-И вы сделали это? – спросил сидевшего перед ним человека.
-Да, — Макласски кивнул головой. – Я не мог ему отказать. Он умер сразу. Или мне так показалось? Не знаю. Но я бежал оттуда как трус и до сих пор дрожу от страха.
-Вы знаете, что эвтаназия в нашем штате запрещена. А значит, если верно всё то, что вы мне тут рассказали – вы виновны в смерти человека.
-Из-за этого я и пришёл к вам. Арестуйте мня! Но прежде… давайте сходим на то место, где я оставил бедного профессора. Один я не в состоянии этого сделать. И вы там, на месте, удостоверитесь, что я говорю правду.
Инспектор, прищурившись, посмотрел на Макласски. Он для себя ещё не решил – верить странному посетителю или нет. Он больше склонялся к мысли, что перед ним сумасшедший. Фантазия у них, инспектор это знал из собственного опыта, работает почище, чем у иного писателя. Но проверить следовало, иначе совесть не даст спокойно спать ночами. Он затушил сигарету, встал.
-Показывайте дорогу!
Уже стояла глубокая ночь, и ни один фонарь ни освещал местность позади небольшого ресторана. Инспектор включил фонарик, осветил местность вокруг. Никакого намёка на человеческое тело не было. Или Макласски всё наврал, или покойник встал и ушёл своими ногами. Инспектор больше склонялся к первому варианту.
-Ну и где ваш долгожитель? – луч света упёрся в лицо Макласски.
-Я… Я…, — тот растерянно заморгал. – Я сам его здесь оставил. Бездыханного.
-Не знаю, бездыханный он был, или нет, но мне кажется, что вы всю эту историю выдумали! — инспектор злился на себя, что поддался на уговоры этого сумасшедшего. – Согласитесь, вы хотели привлечь к себе внимание. Ведь так? Оштрафовать бы вас, чтобы в следующий раз неповадно было отвлекать от работы доблестных офицеров полиции.
Макласски подавленно молчал, а только озирался. Но пустырь был небольшим, и спрятаться здесь было совершенно негде.
-Я не хотел вас вводить в заблуждение, офицер…
-Хватит! – оборвал инспектор. — Проваливайте с глаз моих! Если ещё раз я вас увижу, то обязательно посажу в одну камеру с ворами и наркоманами.
Макласски испуганно отступил в темноту и исчез, оставив инспектора одного. Тот ещё раз повёл лучом фонаря вокруг. Никого. Под ногой что-то хрустнуло. Инспектор посветил на землю и заметил иглу от шприца. Ногой отшвырнул её подальше.
-Проклятые наркоманы! Уже и здесь облюбовали себе место. Доберусь я до вас! — пробормотал себе под нос и пошёл прочь.
Из темноты его провожала пара внимательных глаз. Казалось, что сама смерть буравит своим взглядом спину инспектора.
