P. S. (заключительная часть к книге «Да будьте вы…»)

И. Рассказов

P. S.

Женщина судья сурово оглядела собравшихся людей в зале и произнесла внятно с расстановкой:
— Слушается дело по иску… — она сделала паузу, вчитываясь в написанное в своих бумагах. – Ничего нельзя разобрать, — буркнула себе под нос, и вдруг её понесло: — Истец… кто? Вы истец? Вот значит вы какой? Я таким вас себе и представляла. Я что-то не то сказала? Нет? Всё правильно – вы истец? – она вопросительно посмотрела на мужчину внушительных размеров.
Тот встал, но не выпрямился – голова глубоко сидела в плечах, отчего казался каким-то пришибленным. Сглотнув комок, образовавшийся в горле от переживаний, тот кивнул, мол, я.
Судья строго посмотрела на него и назидательно произнесла:
— В суде надо изъясняться словами, а не жестами. Вам понятно истец?
Мужчина кашлянул в массивный кулак и просипел:
— Да, ваша честь.
— Ваша фамилия Тугодомов…
— Верно, ваша честь.
— Садитесь, — судья тяжёлым взглядом упёрлась в лобастую голову мужчине. – Значит, вы утверждаете, что автор вот в этой книге под названием «Да будьте вы…» нанёс вред вашей репутации. Так?
Тугодумов хотел кивнуть, но вспомнив про замечание судьи, опять просипел:
— Да.
— Что у вас с голосом?
— Не знаю.
Судья обратилась к судебному приставу:
— Принесите, пожалуйста, истцу воды.
Пузан в униформе мягкой походкой скрылся за дверью и тут же вернулся с полной бутылкой и стаканом. Тугодумов благодарно посмотрел на судебного пристава, налил, выпил и облегчённо вздохнул. Судья поинтересовалась:
— Сейчас как?
— Уже лучше.
— Тогда продолжим. Итак, судя по вашему исковому заявлению, вы утверждаете, что сюжеты рассказов в книге имеют непосредственное отношение к вам. Это так?
— Совершенно верно.
— Означает ли это, что всё здесь прописанное взято из вашей жизни?
— Точно так. Я когда прочитал — меня пот прошиб. В толк только не могу взять: откуда у автора столько информации обо мне? Что ни абзац, так прямо с меня всё и списано. Такое ощущение, что он моя тень: знает даже такое, о чём вслух лучше не говорить, а он взял и нате вам – нацарапал… Вот я и обратился в суд, чтобы выяснить, что он за птица такая, а заодно и наказать насмешника.
— Если в вашей жизни всё так, как написано в книге, то дело принимает несколько другой оборот, — судья посмотрела на истца.
— Какой? – Тугодумов насторожился.
Она улыбнулась одними уголками губ и выдала:
— Нехороший и не в вашу пользу. Жаль, что автор не присутствует на судебном слушанье. Закон позволяет начать слушанье без него. Конечно, с его участием можно было бы уложиться за пару часов, а вот теперь придётся столько времени потратить на установление истины. Если выяснится, что всё им написанное только совпадение с вашей жизнью и не более, мне придётся ваш иск отклонить.
— Почему?
— Такой закон, а мы его слуги и не можем своевольничать. Поскольку ответчик отсутствует по непонятно пока какой причине, вам придётся, увы, доказать суду свою причастность к тому, о чём идёт речь вот во всём этом, — судья подняла над столом как бы взвешивая внушительных размеров книгу. – Вы хотите этого?
— А зачем тогда я сюда пришёл? Я человек с должностью и просто так шататься по судам — у меня большого интереса нет. Я руководитель с большой буквы, отличник народного образования, заслуженный учитель России, кандидат педагогических наук и ещё много чего…
— Внушительный список, — судья опять упёрлась взглядом в лобные кости истца. – Итак, начнём. Вы обвиняете автора в предвзятом отношении к своей особе. Вы утверждаете, что образ, созданный им в рассказах, порочит ваше честное имя и искажает смысл некоторых событий. Не могли бы вы пояснить поконкретнее?
— Что?
— Ну, например, с чего вы взяли, что здесь всё о вас? Главного героя в книге зовут, если мне не изменяет память… Хлебосолов. Здесь я не вижу ничего общего с вашей фамилией. Или вы другого мнения придерживаетесь? И потом, если следовать вашей логике, то автор обнародовал вашу связь с … Кадушкиной. Это в книге… – судья стала листать фолиант. — А в реалиях, как зовут вашу даму сердца?
Тугодумов покраснел. Судья выжидательно посмотрела на него. По залу пробежала волна оживления – сюжет закручивался и обещал неплохое продолжение. Тугодумов спиной почувствовал, что десятки глаз смотрят сейчас на него, буравя его широкую спину. Он кашлянул в ладонь и произнёс:
— Её зовут по-другому.
— И как, если не секрет?
— Я не хотел бы её дискредитировать. Вы меня понимаете?
Судья кивнула и продолжила:
— И всё-таки?
— Соскина… У меня к ней было чувство, — Тугодумов стал заикаться.
— И?
— А теперь его нет.
— Совсем-совсем?
— Да.
— Я рада за вас, поскольку у вас к тому же, как я узнала, есть жена? Теперь она может быть спокойной за репутацию семьи, раз у вас всё позади. Так поясните суду, где автор приврал, описав вашу интимную жизнь с…?
— Везде, — выдохнул Тугодумов.
— Понятно. Вы не отрицаете, тот факт, что изменяли своей жене с гражданкой…?
Тугодумов замер, соображая, что говорить, а про что лучше промолчать. Выражение на лице было такое, как будто вот-вот его посетить должна здравая мысль. Судья это расценила по своему, а поэтому не стала ждать, когда он разродится, и сказала, обращаясь к залу:
— Давайте послушаем гражданку Соскину, возмутительницу вашего семейного спокойствия, — судья обратилась к судебному приставу: — Пригласите, пожалуйста…

Соскина вошла в зал заседаний вся бледная как смерть. Искоса посмотрела по сторонам. Знакомые лица из числа сторонников «оппозиции» уставились на неё.
«Чего смотрят? Не на базаре… Никакого приличия. И этот ещё идиот решил судиться, — она ненавистным взглядом посмотрела на Тугодумова. – Ой, какой ты дурак Коленька…»
— Гражданка Соскина подойдите поближе. А что вы так плохо выглядите? Вы хорошо себя чувствуете? – судья участливо оглядела её.
— Отлично, — соврала та.
— А бледность откуда?
Соскина хотела уже на её вопрос ответить дежурным оборотом, но в последнюю минуту сдержалась. Судья пожала плечами и сказала:
— Ну не хотите отвечать — не надо, но у меня к вам всё равно будут вопросы, и на них вы просто обязаны будете что-то сказать. Вопрос первый: «В каких отношениях вы состоите с гражданином Тугодумовым?»
— В дружеских, — брякнула, не подумав Соскина.
— А поконкретнее?
— Он мой работодатель.
— А вы его заместитель… Так вот гражданин Тугодумов утверждает, что вы с ним…
— Чего вы тянете? Что вам тут наболтал этот недоумок? – Соскина сорвалась на крик.
Тугодумов от её слов весь набычился и низко наклонил голову. Судья, краем глаза поймав его настроение, подумала: «Какая необычная пара…» Соскина оглянулась на Тугодумова со словами:
— Ну, кто тебя просил?
— Вы на «ты»? – судья подала голос, стараясь напомнить Соскиной, где та находится.
Тугодумов что-то пробурчал, но не громко, а так, чтобы не остаться в долгу перед бывшей своей пассией.
— Гражданка Соскина здесь у всех хороший слух – кричать не надо, – судья постучала по столу деревянным молоточком.
— Я не кричу – я выражаю своё негодование.
— Кому, позвольте узнать?
— Вот этим всем, — Соскина повела головой по сторонам. – Набежали, сидят… Кто вас звал сюда?
Надо заметить, что в основном пришли на судебное заседание те, кто знал, о чём пойдёт речь. Были и такие, кто ходил на всё подобное от большой любви к данным мероприятиям. Для них это как просмотр любимого сериала. Судья опять постучала деревянным молоточком по столу и сказала:
— Будете себя так вести, мне придётся вас удалить из зала.
— Меня? Да я кандидат педагогических наук, да я…
Вот тут список регалий обрывался. Судья усмехнулась про себя, мол, не густо для того чтобы в зале суда затевать бучу.
— Значит, вы не отрицаете, что со своим работодателем имели связь?
— А что тут такого? Женщина я свободная и…
— А как же нравственность?
— Вы это о чём?
— О супруге вашего работодателя? Вы знали, что он женат?
— А что это меняет? Сейчас жизнь такая: есть у мужика возможность, он тянет: и жену, и подругу, и ещё всех, кто не против.
— И много таких, кто не против?
— Не считала.
— А что вы думаете насчёт того, что автор написал об этом в своей книге?
— Вешать таких надо за я…
— Делаю последнее предупреждение. Удалю из зала, и ваш кандидатский минимум будет бессилен перед законом. Кстати, о чём была ваша диссертация?
— О чём надо. И вообще, я не понимаю, что вы хотите от меня? Да я спала с ним пару раз.
Тугодумов встрепенулся и хохотнул:
— За пару раз я бы тебе не дал защитить диссертацию. У тебя с головой всё в порядке, кума?
Судья стукнула молоточком по столу со словами:
— Истец, здесь суд, а не прачечная. Своим бельём будете трясти, когда выйдите отсюда.
Тугодумов вскочил с места и заявил, обидчиво уставившись на судью:
— А чего она врёт? Мы с ней…
— Спасибо, суду всё ясно… Переходим к опросу других свидетелей, кто так же попал на страницы этой книги. Кто у нас по списку далее? А вы садитесь, садитесь, — судья улыбнулась Соскиной. – Вы мне ещё понадобитесь, а про себя подумала о ней: «А ты бабёнка тёртая – в рот пальца тебе не клади».

Пристав пригласил в зал сухонького старичка. Судья обратилась к нему так:
— Гражданин… вы у нас проходите в книге, как Андреевич?
— Верно, есть такое дело. Собственно: а почему прохожу? Я и есть Андреевич. С меня срисован персонаж. Вот век свободы не видать.
— Вы сидели?
— А как же?
— Статья, какая?
— Ну, а оно вам надо? Давно это было, да и быльём поросло. Вон только наколки остались на руках, а так — всё уже в прошлом.
— Хорошо, если встали на путь исправления.
— А то… Я сантехник высшей квалификации, а этот… — Андреевич кивнул на Тугодумова, — меня в разнорабочие понизил. За что?
— Да, а за что? – судья перевела взгляд на директора колледжа.
— Болтает много, — буркнул тот.
— Ну вот и вся демократия итить твою мать… Простите ваша честь вырвалось,- Андреевич рукой прикрыл свой рот. – Ну, вот как тут соблюсти себя?
Судья жестом попросила его успокоиться и спросила:
— Ваше отношение к автору? Претензии к нему имеете?
— Наш человек. Побольше бы таких, — Андреевич победно посмотрел на Тугодумова. – Уел-таки он тебя. Ты всё пишешь, а тебя никто и не читает. Тебе бы благодарить его надо за то, что люди узнают, что ты жил на этом свете, благодаря ему, а ты затеял такую кутерьму. Эх, а ещё заслуженный… Стыдоба. И эта вся испоганилась, — он посмотрел на Соскину. – Чего бабе не хватало? На пианино тренькала, в лисьей шапке ходила, голову прямо держала. А сейчас всё больше в землю смотрит и передвигается боком, как загнанная лошадь. Я так скажу, ваша честь, нечего автора судить. А за что? Ну, совпали образы и что? Сколько таких Хлебосоловых и Кадушкиных ходит по земле? Вот раньше палку бросишь, обязательно заденешь кого-нибудь из этого списка. Сейчас не так – стали реже встречаться. Наверное, экология чего-то там наколдовала. И вообще, я на стороне этого малого. Одно слово – молоток паря!
— Спасибо. Можете присаживаться, — судья поводила глазами по своим бумагам. – Следующий у нас гражданин Мямликов. Просите… Посмотрим на этого персонажа, а заодно и послушаем.

Мямликов вошёл почему-то на цыпочках. Судья подозрительно оглядела его с ног до головы и спросила:
— А с вами-то что?
— Ничего, — ответил ей Мямликов.
— А почему на цыпочках?
— Так, чтобы не наследить.
— Понятно, — судья окунулась глазами в бумаги. – Вы у нас бывший председатель профсоюзного комитета педагогического колледжа, баянист, преподаватель…
— Так точно.
— С вас, как я поняла, автор создал образ персонажа по фамилии Зайцев. Меня, как судью интересует следующее: вы довольны этим образом или…?
— Так, у меня будет несколько замечаний по существу. Кое-что надо подкорректировать.
— Я знала, что вы лапоть! – с места крикнула Соскина. – Корректировщик…
В зале засмеялись. Мямликов испуганно улыбнулся и произнёс:
— А что? По-моему получилось живо, интересно…
— Продолжайте, продолжайте, — поддержала его судья.
— Конечно, кое-что я бы убрал. Например, эпизод с ёлкой, а вот сцену с профсоюзным собранием, вообще бы запретил.
— Почему?
— Это порочит честных людей.
Андреевич с места хохотнул:
— Кто бы говорил… Ты до сих пор не можешь вспомнить, куда народные деньги засунул.
— И много? – поинтересовалась судья.
Мямликов замялся. Андреевич привстал со своего места и выдал:
— По нему тюрьма плачет, а он здесь комедию ломает. Прикинулся убогоньким. Тьфу ты срамота!
— Тишина! – судья стукнула молоточком по столу.
Мямликова пробил пот. Ему показалось, что судят ни кого-нибудь, а его самого и как раз за те самые деньги, которые он… Судья вывела его из этого состояния своим вопросом:
— И как бы вы поступили с автором этой книги?
— Так, на костёр, — брякнул Мямликов и тут же добавил, покосившись на Андреевича, — только на маленький.
Тот встрепенулся и закричал:
— Ирод, замахнулся на генофонд страны! Тебя самого туда надо и не на маленький, а на большой и чтобы потом пепел можно было развеять над радиоактивной зоной.
В зале зашумели. Судья объявила перерыв.

После перерыва люди стали возвращаться на свои места. Представители «оппозиции» весело перемигивались. Им было хорошо от того, что Тугодумову и его выкормышам было несладко. Те вели себя насторожено — на обидные реплики не реагировали, и только Соскина щурила на весельчаков глаза и думала про себя, что не позднее завтрашнего дня она устроит им всем перекатку по всем правилам.
«Веселитесь, веселитесь… Всё завтра, всё в рабочем порядке – железом буду жечь. Ишь, как осмелели».
Суд продолжился. Судья справилась насчёт ответчика – тот ещё не подошёл.
— Ну, продолжим, — она перевернула несколько страниц в толстой папке и попросила судебного пристава пригласить в зал заседания следующего, с кого автор нашумевшей книги выписал образ для сюжета.
В зал вслед за пузаном в униформе протиснулся коренастого вида седовласый мужчина. Рыбьими глазами скользнул по собравшимся. Чуть дольше задержался взглядом на Тугодумове, после чего перешагнул порог и замер.
— Ближе, — попросила его судья.
— Это вы мне?
— Да. Ваша фамилия – Валютчиков?
Мужчина кивнул и произнёс:
— Василий Петрович.
— У вас тоже есть претензии к автору этой книги?
— Я бы его убил…
— Вы это серьёзно? – судья пристально посмотрела в глаза Валютчикову.
Тот почувствовал, что сморозил ерунду. Кашлянул и попробовал всё перевести в шутку, мол, оговорился.
— Лет десять за это можно получить, не моргнув глазом. Молите Бога, чтобы с ответчиком ничего не случилось после ваших этих слов.
— Так я шутейно…
— Вот-вот и об этом тоже подумайте, прежде чем устраивать здесь клоунаду, — судья обвела взглядом зал, давая всем понять, что в суде шутки имеют продолжение и не всегда приятное. – Итак, вы, как и истец настроены на то, чтобы автора наказать. Следует ли считать это ваше заявление утверждением, что он, то есть автор, правдиво изобразил вас в образе географа Негодяева?
Валютчиков зашмыгал носом. Что-то ему подсказывало, чтобы он рта не открывал.
— Так что ж вы замолчали, Василий Петрович?
— А что надо говорить?
— Правду, — судья улыбнулась краешком губ.
— Этот не скажет, — подал голос Андреевич. – Кишка тонка, а если ещё и в штаны наложит, то зимовать придётся всем нам здесь, чтобы услышать от него человеческую речь. Петрович, ты рассказал бы судье, как ты себе домик за городом выстроил.
Валютчиков рассеянно улыбнулся, мол, разве ж это домик? Так кухонька с верандой… Андреевич не сдавался:
— Ничего себе кухонька в три этажа. Это не кухонька, а ресторан пятизвёздочный. Да? – он обернулся за поддержкой к «оппозиции».
Судья постучала молоточком по столу и обратилась к Валютчикову с вопросом:
— Выходит, что автор в отношении вас выложил правду. Так?
Василий Петрович побледнел. Ему стало ясно, что скажи он сейчас — «да», и его возьмут под белы рученьки прямо в зале суда. Судья напирала:
— Валютчиков, вы меня хорошо слышите?
— Да, — тот произнёс дрожащим голосом.
— Что — да? Автор не отступил от реалий в своей книге?
— Нет, то есть – да…
— Так, да или нет?
— Я не знаю, — на лице у Василия Петровича появилась плачевная гримаса. – Вы меня запутали.
Судья усмехнулась:
— И не думала этого делать гражданин Валютчиков. Вы сами всё запутали: то грозитесь убить автора, то…
— Не было этого… Наговор.
— Ну вот – приехали, — судья развела руками, мол, вон, сколько у меня свидетелей, а вы на попятную.
Валютчиков прикусил язык и хотел сымитировать припадок, но вместо этого громко пукнул. Андреевич тут же вскрикнул:
— Теряем время ваша честь. Этот нехристь ничего не скажет. Переклинило его от «праведной» жизни, а это уже симптом, чтобы сажать голубчика.
— Тише, тише… — судья подняла руки и обратилась к судебному приставу, который от пука свидетеля морщил лицо. – Давайте следующего, а этого на свежий воздух. Что-то он совсем раскис.
— Да уж, — крякнул со своего места Андреевич, — капустой солёненькой потянуло… перекисшей.
В зале хохотнули под жидкие аплодисменты.

Следующим перед судьёй предстал гражданин Хапалкин. Он подобострастно глядел ей прямо в глаза, мол, честнее меня только сам Создатель.
— Вы какую должность занимаете гражданин…?
— Хапалкин, — подсказал тот свою фамилию и добавил сбивчиво: — заместитель директора колледжа по хозяйственным вопросам.
— Элита… — послышался голос Андреевича.
— Так это с вас автор написал образ Голубеева?
— Не могу знать.
— А для чего тогда вы пришли в суд?
— Так сказали прийти, я и пришёл.
— Кто сказал?
— Тугодумов… Ну, чтобы поддержать, так сказать истину.
— Даже так? — судья удивлённо приподняла правую бровь. – И вы знаете: какая она из себя?
— Так, кто ж не знает? – Хапалкин улыбнулся.
— Интересно, интересно… И какая же она?
— Наша.
— Ах, ваша? Значит, есть ещё и не ваша?
Хапалкин кивнул, мол, без этого никак нельзя. Судья всплеснула руками:
— Что вы говорите? А вот у автора на этот счёт другое мнение и я с ним согласна.
При этих словах, Тугодумов весь сжался. Соскина скорчила губы как от кислого помидора. Мямликов сталь косить глазами по сторонам, пытаясь сохранять нейтралитет. Хапалкин продолжал вещать:
— Нельзя плыть против течения. Вот у меня дочь юрист и другая тоже сидит в коридорах власти и что же я должен молчать, когда порочат честное имя уважаемого мною человека?
— Ну, это ещё надо доказать, что оно у него честное, — судья обвела взглядом зал. – Вот ваш работодатель гражданин Тугодумов считает, что в книге всё, как в жизни: правда. Конечно, есть художественный домысел, но в целом… Если так, то за что тогда наказывать автора?
— Как, правда? – Хапалкин побледнел. – Он же мне говорил, что там одно враньё и всё написанное ничего не имеет общего с нашими делами. Как же так? Он сам учил меня, мол, если будем этого придерживаться, хана этому писаке, – он оглянулся на Тугодумова.
Тот опустил глаза, мол, выкручивайся сам. Что-что, а этому завхоза учить не надо было. Хапалкин набрал в лёгкие воздух и выдал:
— Цензуру никто не отменял. Этот автор, прежде чем опубликовать свою писанину, должен был дать свою рукопись на утверждение кому следует.
— Кому, например? – судья посмотрела ему прямо в глаза. – Не вам случайно?
— Мне? А почему сразу мне? У меня своих дел хватает. Буду я ещё там всякой ерундой заниматься.
— Ерундой? Если всему этому написанному дать ход, то эта самая ерунда может кому-то устроить неплохое дополнение к биографии с отбыванием разных сроков в местах с холодным климатом.
— Вы шутите?
— Нисколько. Ну, к примеру, образ Голубеева писанный с вас, по утверждению ваших же работников один в один ваша копия и что интересно, за этим персонажем столько дел, что…
— Не продолжайте, — Хапалкин замахал руками, мол, мне и без этого не по себе, а вы тут ещё всякие страсти рассказываете.
— Значит, вы не хотите поддержать истину?
— Какую?
— Ну, не ту, которая ваша – надуманная и потом истина одна. Это уже, такие как вы, ей навесили ярлыки: моя — не моя. Вы пока присаживайтесь, раз у вас нечего сказать суду.
Хапалкин пожал плечами, мол, воля ваша и стал умащиваться рядом с Тугодумовым. Тот сердито ткнул его локтем в бок. Завхоз ойкнул и спросил:
— За что?
— За всё хорошее. К таким мероприятиям готовиться надо, а вы всё хотите с кондачка. Ведь со всеми вами провёл беседу, разъяснил: кому и что говорить и даже как… А вы что здесь несёте? Один про костёр брякнул, другой в киллеры решил податься, а вы…
— А что я? Да, я за истину…
— Молчите, праведник, — зашипел на Хапалкина Тугодумов. – Будь моя воля — я бы вас первого к стенке поставил. И не смотрите на меня так… Кстати, ноутбуки нашлись?
— Ищем.
— Что-то вы плохо ищете. Вот автор в своей книге не стал ходить вокруг да около, а взял и сразу указал на того, кто их прикарманил. Не догадываетесь — о ком речь идёт?
Хапалкин весь покраснел. Тугодумов скривил губы в усмешке:
— Завтра я с вами поговорю по-другому.
— Как?
— А вот увидите, но это только завтра.
— Дожить бы.

Судья тем временем вызвала в зал заседания следующего, с которого автор нашумевшей книги срисовал якобы образ физика по прозвищу Вольтметр. Тот вошёл, поздоровался, по-медвежьи потоптался, не зная, куда приткнуть своё крупное тело. Судья улыбнулась про себя и подумала: «А ведь похож…»
— Представьтесь, пожалуйста.
— Справедливов…
— Какая у вас редкая фамилия.
— И точная, замечу вам ваша честь, — Справедливов покосился на Тугодумова. – Побольше бы таких фамилий, а то всё какие-то полуфабрикаты кругом ошиваются. Сразу и не поймёшь: то ли фамилия, то ли погоняло.
Судья кивнула, мол, так оно и есть и почему-то посмотрела на Соскину. Та передёрнула плечами, делая вид, что всё сказанное её не касается. Справедливов кашлянул и замер, уставившись на судью.
— У меня к вам всего дин вопрос: «Вы читали вот эту книгу?»
— Читал и несколько раз. Смеялся от души.
— Смеётся тот, кто смеётся последним, — кто-то язвительно буркнул у него за спиной.
Судя по голосу, это была Соскина. Справедливов пропустил её реплику мимо ушей. Судья улыбнулась и продолжила:
— Если я вас правильно поняла, вы на стороне автора. Так?
— Совершенно верно. Эти пытались меня склонить к тому, чтобы я наговорил против него, но у меня язык не поворачивается. Мне-то осталось до пенсии всего-то пару лет. Уж как-нибудь доработаю…
Тугодумов прошипел от злости физику в спину:
— На Колыме.
— С вами, хоть на край земли, — Справедливов обернулся на директора. – Чего уж теперь пузыри пускать, когда такая известность попёрла на белый свет? После этой книжки, люди на всё происхлдящее стали смотреть по-другому. Разве это плохо? Конечно, для некоторых типов – это мина замедленного действия, а в целом полезная книженция. Я бы её, если бы была моя воля, рекомендовал для изучения по школьной программе в старших классах.
— Вы с ума сошли! – сорвалась с места Соскина. – И это педагог называется?
— А что я сказал такого, чтобы сразу вот так реагировать? Судья задала вопрос – я ответил.
Соскина скорчила рожицу и выдала:
— По вам тюрьма плачет.
— Эх, ответил бы я вам, да место уж больно приличное, да и не поймёте вы ничего… — Справедливов вздохнул, и как бы обращаясь к судье, произнёс: — Вон как их крутит бедолаг. От этого состояния у них и лица, как у покойников. Так мне продолжать или…?
Судья кивнула, мол, давайте дальше. Справедливо кашлянул и стал говорить:
— Зря весь этот суд устроили. Ну, написал автор, но я так думаю: просто так совпало, что его герои похожи на всех нас. За это не судят.
— Да? Не слишком ли много совпадений? – Тугодумов плаксиво подал голос. – Что-то у этого автора слишком много информации о нашей закулисной жизни. Кто же ему всё про наши дела слил?
— Тоже мне большой секрет, — Справедливов хохотнул. – Вам бы уважаемый сидеть и в тряпочку помалкивать, а вы себя в грудь тут бьёте, мол, биографию он вам подпортил. Она у вас давно уже того. А что не так? Я вот что скажу ваша честь: судить надо не автора, а вот этих. Жаль, что иска нет на все их делишки. Сидят здесь, хорохорятся, ножками топочут. А чего голос-то рвать? Угадал автор и всё тут.
— Солидарен! – крикнул с места Андреевич. – Взяли моду из нас дураков делать. Их, б… всех надо отправить куда-нибудь на поселение, да только подальше, чтобы не смердели.
Судья постучала молоточком по столу, призывая всех к порядку. «Оппозиция» ликовала. Кое-кто из её числа уже разворачивал транспарант, принесённый с собой на судебное слушанье. Тугодумов в знак протеста встал, повернулся к залу лицом, широко раскинул руки и просипел:
— Оппортунизм не пройдёт.
— Уймись историк, — одёрнула его Соскина. – Ты не на уроке перед соплячками. Здесь некому мозги пудрить лозунгами. Хотел шоу – получай! Это же надо — устроил публичное колесование. И кого? Самого себя. Умора! Мы тоже хороши — поддались на твои уговоры, мол, одержим победу заживём, как Боги. Ты сам-то хоть видел, как они живут? Вон на картинках небожители всё больше босые. Нет, с меня довольно… ухожу. Разбирайся сам со всем этим. Офицерская вдова ты, а не мужик Коленька…
Соскина всё это говорила шёпотом, но так, что взять того же Мямликова, тот всё сумел расслышать. Растопырил уши и расслышал. Теперь сидел и про себя радовался тому, что Тугодумов получил окончательную отставку. Хапалкин тоже слышал, что Соскина выговаривала директору, но виду не подал, мол, это ваше кино и меня в тех титрах нет. Тугодумов, не обращая внимания на шипение сбоку, где сидела Соскина, продолжал жестикулировать, стоя спиной к судье. У него так это ладно получалось, что люди, сидевшие перед ним стали следить за его руками, а те взлетали то вверх, то вниз. Со стороны это походило на то, как дирижёр управляет хором или оркестром. Ну, последнее отпадало сразу, поскольку кроме одинокого транспаранта со словами: «Положи, где взял!» в руках у людей не было ни одной даже завалящей балалайки. В какой-то момент с задних рядов кто-то затянул красивым голосом: «Наверх вы товарищи всем по местам…» Тут же песню подхватили. Уж на что Мямликов хотел остаться в стороне и тот стал шевелить губами, мол, последний парад наступает. Хапалкин укоризненно посмотрел на него и спросил:
— Вы не перепутали тональность случайно? Что-то слух режет…
Мямликов стушевался и оборвал песню. Хапалкин усмехнулся:
— Вот вы какой, а ещё хотели встать с нами вровень. Как это мы вас просмотрели? Слушайте, а может это вы про всех нас стукнули этому автору?
— Я что же и на себя тоже…? – Мямликов плюнул через левое плечо и попал нечаянно на женщину в возрасте с золотыми зубами во весь рот.
— Что это вы себе позволяете? Я на вас в суд подам. Если я психолог, что ж теперь всё можно вам?
Мямликов смутился и постарался уладить назревающий конфликт. Он как мог, извинялся и всё хотел стереть слюну с груди своей коллеги, но та картинно повизгивала и била его по рукам со словами:
— Отстаньте противный. Я что вам девочка?
Андреевич тут же сочинил частушку на эту тему и пропел, похлопывая себя по коленям:
— Была бы девочка – сломали б ц…
На него зашикала другая женщина с причёской в виде вавилонской башни. Она так и заявила:
— Уважаемый, вы не на сходке воров в законе.
— Чего раскудахталась недобитая красная стерва? – Андреевич погрозил ей пальцем. – Не будет вам реванша. Это не семнадцатый год, — он скрутил дулю и сунул ей под нос со словами: — Вот вам телеграф, вот вам почта и вокзал…
— Я заслуженный комсомольский работник… Я вас посажу за такие слова, троцкист, — женщина попыталась заломить Андреевичу руку.
Вмешался Справедливов. Он грузно повернулся к борющимся и пророкотал:
— Дамы, дамы… Откуда в вас столько нетерпения? Я понимаю, что климакс иногда отступает и хочется чего-то неординарного, но потерпите … Осталось совсем немного. Ведь из-за вашей возни ничего не слышно, что говорит судья.
А судья стояла и беззвучно шевелила губами, дивясь на происходящее, как на что-то аномальное. Судебный пристав с серьёзным лицом пытался успокоить Тугодумова, а тот отодвигал руками пузана и скандировал: «Все на борьбу с оппортунизмом!»
— Да сдался он тебе! – Соскина от досады стала лупить каблуками в пол, приподнимая как можно выше свои ноги.
Мямликов краем глаза сумел рассмотреть на ней что-то из нижнего белья, и ему сильно захотелось… в туалет. Всё бы и ничего, но эта психолог Танечка, как они называли промеж себя её на работе вместо того, чтобы успокоиться, вцепилась своими золотыми коронками ему в руку. Хапалкин решил проявить солидарность и треснул ту по лицу, мол, мужиков и так в стране мало, а ты ещё тут зубы распускаешь. Та заорала, как ужаленная:
— Посягают на честь и достоинство! Люди меня хотят…
Она не договорила, поскольку её вставная челюсть решила прогуляться по полу. Судебный исполнитель, топтавшийся у ног Тугодумова, случайно наступил на это человеческое изобретение. Психолог, увидев это, вскрикнула и, потеряв сознание, рухнула на руки Мямликову. Тот ойкнул, изобразив на лице не то испуг, не то радость. Давно он не держал в руках женщину, да ещё без памяти: бери – не хочу. Хапалкин стал приставать к нему, мол, дай помогу, а тот головой крутит и её к себе прижимает. Завхоз стал метать молнии, а Мямликов стоит на своём, хоть бы что.
А песня тем времени всё звучала, и на её фоне всё происходящее выглядело каким-то несерьёзным. Судья дочитала в этом шуме всё, что требовалось ей дочитать согласно установленным законом правилам, сложила бумаги в папку и направилась восвояси. Справедливов увидев это, пророкотал, перекрывая всех:
— Она уходит!
— Кто? – Тугодумов перестал махать руками и стал взглядом почему-то искать Соскину.
Та вскочила с места и заверещала неприятным голосом:
— А какое же будет решение?
— Да? – Мямликов чисто машинально отпустил из своих объятий психолога, и та громко стукнувшись об пол головой, пришла в сознание и тоже полезла с расспросами, мол, сидели, сидели, а ничего не понятно.
Судья обернулась и сказала:
— А я уже всё сказала. Кто хотел, услышал…
— А кто хотел? Я например ничего не разобрал, — Хапалкин заискивающе посмотрел на Тугодумова.
— Не знаю. Вам-то до этого дела нет… Да?
— Почему? А как же истина? – завхоз переключился на судью, сверля ту негодующим взглядом.
— Ах, оставьте своё словоблудие. Здесь суд, а не читальный зал библиотеки, — заслуженный комсомольский работник поправила свою причёску, съехавшую набок. – Ваша честь, народ требует справедливости.
— А чего её требовать? Всё по закону. Эта самая справедливость восторжествовала, — судья скептически посмотрела на истца.
Тугодумов подумал, что он одержал победу и заорал, злорадно оглянувшись на представителей «оппозиции»:
— Ура! Наша взяла!
— Взяла, взяла… — успокоила его судья, продолжая улыбаться уголками губ.
— Значит, автора теперь расстреляют? – Хапалкин от радости подпрыгнул на месте, но не справился с приземлением и растянулся на полу рядом с психологом.
Та отпрянула от него с возгласом:
— Какой вы настырный! Ну, что мне такое сделать, чтобы вы ко мне не приставали?
— Побриться, — брякнул Андреевич чисто машинально, думая над словами судьи.
— Хам! – психолог пискнула обидчиво и поджала ноги, отстраняясь от Хапалкина, который вместо того чтобы встать после неудачного приземления, стал почему-то к ней моститься. – Вы чего ко мне жмётесь? Тоже мне принц датский нашёлся.
— Почему нашёлся? Я и не терялся… Я всё это время тут был.
— Так, я вас сейчас накажу, — произнёс своё дежурное выражение Мямликов, разглядывая у своих ног завхоза и психолога, и тут же обратился к судье с вопросом: — Значит, всё-таки костёр?
— Ага, пионерский! – Андреевич хохотнул. – Держи карман шире, музыка. Где твоё играло? Жми на кнопки – душа песен просит.
Как по команде опять кто-то с галёрки затянул песню, но уже другую: «Я с комариком плясала…»
— Вот, это другое дело, — Андреевич удовлетворённо крякнул. – Всё по закону: и песня весёлая и расстрел отменятся.
— Совсем? – Хапалкин всё ещё не веря, буравил судью взглядом, в котором уже угадывалась растерянность.
Та кивнула и сказал:
— Как я с вами устала. Не будет ни расстрела, ни костров… Всё – иск я отклонила. Вопросы будут к суду?
— Сколько тебе заплатили? – взвизгнула Соскина.
— По себе не судят об окружающих. Насмотрелась я на вас по самое… — судья чиркнула ладонью себя по горлу. — Не завидую я вам, если автор подаст на всех вас встречный иск.
— За что?
— Есть за что… Жаль, что вы этого сами не видите и не понимаете. Взрослые люди, а ведёте себя как…
Соскина выкрикнула в лицо судье:
— А это уже оскорбление! За это можно и…
— Можно, но лучше не пытайтесь… Проиграете, как проиграли только что. Помещение-то освобождайте. Вы не одни такие страждущие до истины. Вон вас, сколько в коридоре и все ждут… — судья поймала глазами судебного пристава и скомандовала: — Василий, выпроваживай людей, а то воздух такой, что впору МЧС вызывать.

Страсти из зала заседания переместились на свежий воздух. Валютчиков, дожидавшийся окончания слушанья, узнав, что автор одержал верх, схватился за сердце и стал ругаться на всех матом без разбора. Судья наблюдавшая за этой сценой из окна своего кабинета вздохнула и подумала про себя: «Учит их жизнь, учит, а они как бараны опять всё с начала. И зачем, спрашивается им закон? Живут, без оглядки – одним днём, а ещё хотят, чтобы всё у них срасталось. Не получится мои дорогие. Уж больно вы беспечные. Забыли о Боге и всё тянете под себя, а от этого смешны и нелепы в своих желаниях и образах. Ну, как тут пройти мимо, да не посмеяться над всем этим?»
Дверь в кабинет приоткрылась. Заглянул судебный пристав.
— Чего тебе Василий? – судья обернулась.
— Тут этот… ответчик подошёл, — доложил тот.
— Ну, впускай. Хочу на него посмотреть.
Вошёл моложавый человек. Судья ему:
— Что ж вы игнорируете суд?
— Так я только что приехал из столицы. Там снимают по моей книге кино…
— Кино? И что получается?
— Процесс идёт.
— Процесс идёт, — повторила судья. – А хотите увидеть своих персонажей воочию? Подойдите, — она повернулась к окну. – Вон обсуждают своё поражение. Как бы уголовное дело не пришлось заводить после такого обсуждения. Как они друг друга ненавидят. Прямо вендетта чистой воды.
Автор подошёл и вытянул шею. Судья обернулась со словами:
— Узнаёте?
— Если честно, нет.
— Я так и думала, что ваши персонажи и эти… это совпадение. Так говорите — кино снимают по вашей книге?
— Снимают.
— И много серий будет?
— Много.
— Что ж будем ждать премьеры. Может, хоть так они задумаются о себе, — судья кивнула на людей за окном. – Ладно, идите, творите дальше… Суд вы выиграли. Довольны?
Автор пожал неопределённо плечами. Ему было до сих пор непонятно: за что кто-то решил его призвать к покаянию, мол, замахнулся на «святая святых». Судья, уже провожая его, попросила:
— А не могли бы вы мне на мой экземпляр вашей книги автограф свой поставить?
— Легко, — автор размашисто черканул несколько «иероглифов».
— Да, а продолжение не думаете писать?
— Думаю.
— И когда ждать его?
— Скоро, — пообещал автор и подпрыгивающей походкой покинул кабинет.

Март 2009г.

рекомендовать