Хлеба горбушку

Сторожей было всего двое: Татьяна Ивановна, нестарая ещё женщина, уехавшая из города по состоянию здоровья, и Чара, немолодая уже ньюфаундлиха.

Хозяйство, которое они охраняли, было совсем небольшим. Три щитовых домика, летняя столовая под навесом и маленькая спортивная площадка. Соток пятнадцать площади, не больше. Принадлежали эти угодья, расположенные метрах в двухстах от озера, фирме, зарабатывающей на очистке городской воды.

Летом здесь всегда было людно и весело. А вот зимой Чара и Татьяна Ивановна куковали вдвоём.

Сторожихе платили пять тысяч рублей. Три тысячи выдавали на питание водолазихи.

Чара попала на базу отдыха случайно. Умер её хозяин, одинокий бухгалтер, работавший в этой же фирме. И собаку привезли Татьяне Ивановне. Пожалели животину. И спокойнее вдвоём.

Чара и женщина недолго присматривались друг к другу. Да и чего уж там. Выбирать не приходилось. Существа подневольные. Они теперь вместе смотрели по вечерам сериалы и новости. А когда сторожиха очищала подъезды к базе от снега, Чара ложилась на пригорке и наблюдала, нет ли в пределах видимости посторонних. Стоило появиться человеку или любопытной соседской кошке, раздавался громкий басовитый лай. Нет, собака не вскакивала и не бежала навстречу опасности. Достаточно было её мощного предупреждающего окрика, чтобы горизонт тут же очищался.

Отношения наладились. Вот только один, впрочем, самый важный вопрос терзал хозяйку. Татьяне Ивановне постоянно казалось, что Чаре не нравится еда, которой она её кормит. Никто ж не знал, что ела водолазиха, живя у бухгалтера. И спросить было не у кого. А Чара не отказывалась ни от чего. Как только сторожиха накладывала что-нибудь в её миску, она, выждав паузу, чтобы не показать, как проголодалась, подходила и съедала всё. Суп, кашу, творог, кефир. Что сама ела хозяйка, то и собаке давала. Всё честно, пополам. Даже, наоборот, порции Чары были явно больше. Но в те мгновенья, когда собачина отходила от миски, её взгляд был печален. «Э-хе-хе», – будто бы говорила она.

У Татьяны Ивановны от этих «э-хе-хе» душа наизнанку выворачивалась. Кто держал собак, знает, как они умеют выражать глазами свои чувства.

Сторожиха посоветовалась со знающими людьми и поехала на рынок за говяжьими костями. Увидев цены на пустые голяшки, Татьяна Ивановна похолодела. Прикинув в уме свои возможности, она купила две блестящие косточки и небольшой, на полкило, кусочек грудинки на суп.

Вернувшись на базу, сторожиха, втайне гордясь собой, протянула Чаре голяшку. Та обнюхала лакомство, немного поразмыслила и осторожно взяла его зубами. Потом легла на свою подстилку, честно, несколько раз попыталась что-то соскрести с кости, но, убедившись, что кто-то очень тщательно проделал это до неё, положила на косточку голову и заснула.

«Оставила на десерт», – ласково подумала Татьяна Ивановна.

Вечером Чара поела каши, сходила в свой угол и вернулась с голяшкой, которую аккуратно положила в пустую миску. «Э-хе-хе» по-прежнему стояло в её глазах.

Сторожиха вздохнула и достала из холодильника грудинку, из которой завтра хотела наварить на неделю супа.

Счастливая собака схватила сырое мясо. В её глазах читалось «О-го-го!» и даже «Ну, ваще!»

«Придется ехать завтра за мясом, – раздумывала Татьяна Ивановна. – Если давать ей грамм по триста в день, как-нибудь протянем. Ну, откажусь от сдобного печенья. Перейду на сухари. Сахар покупать перестану. Варенье есть. Да и без мяса сама прекрасно обойдусь. Можно минтая купить».

С этими мыслями Татьяна Ивановна и заснула. Утром первое, что она увидела, это был кусок грудинки, лежащий на ней. Прямо поверх одеяла. Не весь, конечно. Чара отгрызла ровно половину.

Она сидела рядом с кроватью и весело смотрела на хозяйку. Взгляд водолазихи будто говорил: «Неправильно это, в одну харю кушать. Приятного аппетита, подруга».