Она выбрала смерть (продолжение-2)

Предыдущие главы.

Глава 16

Мы ехали по ночной Москве. Профессор Фёдоров прервал затянувшееся молчание:

— Эта женщина обладает каким-то чудовищным воздействием… Ещё ничего не произошло, а я уже почувствовал дыхание смерти… Это везение, что вы оказались в ресторане в столь нужный момент. А ведь я сразу догадался, кто она такая…

— Я рад, Михаил Игнатьевич, что Вы сразу же нашлись, как подыграть мне, — перебил его Феликс.

— Ещё во время сеанса у меня зародилась смутная догадка, — продолжал Фёдоров. – Я решил, что если предположить, что всё, что с Вами, Владислав, произошло, имеет какой-то смысл, то эта женщина должна выйти на меня, чтобы помешать Вам узнать кое-что…

Мы с Феликсом в недоумении переглянулись.

— Это очень интересно, Михаил Игнатьевич. Только сначала скажите, как она на Вас вышла? – спросил Ярский.

— Я посещаю этот ресторан почти каждый четверг. Я очень люблю джаз. А там именно по четвергам играет мой любимый оркестр. Я находился в прекрасном расположении духа, когда эта женщина подошла к моему столику. Вероятно, она откуда-то узнала о моём пристрастии. Не знаю, что бы она предприняла дальше… Но если бы не Вы, Феликс, я думаю, мне было бы не сдобровать.

— Это так, — сказал Ярский. – Ведь Олег, который дал Владу диск с записью Ольги Крыловой, погиб.

— Вот-вот! — сказал профессор. – Это имя – Ольга Крылова. Так звали одну мою пациентку…

— Это было в начале 90-х годов, — начал свой рассказ профессор. – Я работал в областной психиатрической лечебнице. Писал докторскую диссертацию. Там я наблюдал очень интересный случай. Одна больная впала в летаргический сон. Она находилась в интернате много лет, попав туда в состоянии глубочайшей депрессии. Женщина была немая от рождения. Постепенно больная чахла и заснула. Когда я пришёл работать в эту лечебницу, она спала уже восемь лет. Я регулярно наблюдал её, снимал энцефалограммы, делал различные анализы. Продолжалось это в течение двух лет. И вот, в один прекрасный день она проснулась. Причём, очень быстро начала восстанавливаться, а потом вдруг заговорила. Но самое удивительное было вот что: после летаргического сна организм быстро старится, как раз на тот срок, который человек проспал. А наша больная, которой было на момент, когда она заснула, двадцать девять лет, должна была выглядеть на тридцать девять после пробуждения, а она, наоборот, с течением времени ещё больше помолодела. Я её наблюдал после того, как она проснулась, больше года… Потом она бесследно исчезла. Как сквозь землю провалилась. Также исчезла её история болезни и все документы. И ещё, эта больная постоянно твердила, что она – оперная певица. Как вы уже догадались, звали её Ольга Крылова.

— Невероятно, — сказал я, помолчав. – И в каком году она проснулась, не припомните, профессор?

— Как же, как же… Диссертацию я защитил, когда мне было сорок пять лет, то есть в 1994… Стало быть, проснулась она в 1993 году.

«Какое странное совпадение, в этом же году мы расстались с Анной», — неожиданно вспомнил я.

— Да, дела… — протянул Феликс, – и как нам всё это связать?

— Давайте подумаем об этом завтра, — предложил я. – Михаил Игнатьевич, уже поздно. Если не возражаете, переночуем в моей квартире. Места там много, на всех хватит.

Мы подъехали к моему дому.

Глава 17

Разместив своих гостей в двух спальнях, я устроился в комнате сына. Сон сморил меня сразу же. Остаток ночи я проспал здоровым крепким сном и наутро был, как огурчик.

Я встал с постели и прошёл в гостиную. Феликс уже был одет и смотрел утренние новости по телевизору. Из кухни доносился дразнящий аромат кофе.

— Доброе утро, дружище, — бодро сказал он. – Долго спим. Может быть, пора будить Михаила Игнатьевича?

Я посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого.

— Иди, буди. А я пока – в ванную.

Не успев умыться, я услышал, что Феликс меня зовёт. Я вошёл в спальню профессора. С первого взгляда было видно, что Фёдоров мёртв.

— Вызывай «скорую» и ничего не трогай, — сдержанно сказал Феликс и начал внимательно осматривать комнату.

На полу возле кровати валялся фломастер, который всегда лежал с блокнотом около телефона на прикроватной тумбе. Феликс начал искать какой-нибудь листок или обрывок бумаги на полу, за кроватью, дал пролистать мне блокнот. Я увидел в нём только свои записи…

Приехала «скорая». Врач задокументировал смерть профессора.

— По всей видимости, обширный инфаркт… Вскрытие покажет, — сказал он и вызвал спецтранспорт.

— Доктор, а на руках у него нет следов от уколов? — спросил я.

— На первый взгляд, никаких следов нет. А почему Вы спросили  об  этом? – удивился  врач.

— Профессор сам был медиком. Может быть, он ставил себе какие-то уколы… Так просто спросил, — ответил я.

Потом приехал спецтранспорт, милиция, и Михаила Игнатьевича увезли. Мы остались одни.

— Подумать только, — вздохнул я, – ведь он был ненамного старше меня… Как же так?

— Похоже, что это так называемая естественная смерть. Видимо, вчера он сильно перенапрягся, и сердце не выдержало, — проговорил Феликс.

Я принялся убирать постельное бельё, чтобы выбросить его в мусоропровод. Подняв подушку, я увидел какую-то надпись фломастером на простыне.

— Феликс, смотри! Здесь что-то написано! – воскликнул я.

Шаткими печатными буквами на белоснежной ткани была сделана надпись: «СТАРУХА».

— Час от часу не легче, — прошептал Ярский.

— Стало быть, его до смерти напугала какая-то старуха? – спросил я. – Феликс, но какой смысл этой колдовской шайке убирать профессора, если он нам всё рассказал о своей пациентке?

— Выходит, не всё рассказал. А упустил что-то очень важное… Ну, ладно, — продолжил Феликс, – я сейчас съезжу в клинику профессора. Нужно сообщить о трагедии.

Ярский уехал.

Я вызвал домработницу, чтобы убрать всю квартиру. Она быстро пришла, так как жила в нашем микрорайоне. Я поймал себя на мысли, что боюсь оставаться дома один, тем более, что в квартиру с сигнализацией ночью проникла какая-то старуха. Почему я верю в этот бред? Может, профессор просто так написал это слово на простыне? Нет, это тоже бред! Стало быть, мы на верном пути, и надо искать эту Ольгу Крылову… Но их получается двое. Одна – молодая певица, другая – пожилая женщина…

— Стоп! – вдруг осенило меня. – А если посчитать? В 1993 году Ольга Крылова проснулась от летаргического сна, ей было тридцать девять лет, и, как сказал профессор, она начала молодеть. До нынешнего 2007 года остаётся четырнадцать лет. Если предположить, что время для Ольги пошло назад, то от 39 отнять 14 получается 25. Певице Ольге Крыловой, как раз, двадцать пять лет, ведь она 1982 года рождения, — вспомнил я.

Гул пылесоса отвлёк меня от размышлений.

— Татьяна Петровна, — сказал я домработнице, открывая дверь в комнату, где ночевал профессор, — пожалуйста, эту спальню уберите особенно тщательно и сдайте в химчистку весь текстиль.

Зазвонил мой мобильный.

— Влад, мне позвонил следователь Фурсман. Крылова со своим импресарио улетела во Францию… У меня есть кое-какие мысли. Сейчас я приеду к тебе, — проговорил мой друг. 

Глава 18

Уже с порога Феликс начал рассказывать, что в клинике разговаривал с коллегой и другом Фёдорова и выяснил, в какой такой областной психбольнице работал профессор в 90-х годах. Больница находится на юго-востоке Ленинградской области, в посёлке Ряски.

— Нам нужно туда съездить, Влад. Может быть, там ещё до сих пор работает кто-нибудь, кто помнит о той загадочной пациентке.

Открыв карту Ленобласти в Интернете, мы нашли этот посёлок.

— Сплошные топи да болота… С дорогами там, однако, плоховато. Как-то сложно нам будет туда добираться на наших представительских иномарках, — сказал Феликс.

— Да не вопрос, — ответил я. — Ты же ещё не знаешь, дружище, что я недавно приобрёл лёгкий вертолёт для фирмы. На «вертушке» мы туда и обратно вмиг обернёмся…

Наш новенький «АНСАТ» стоял на аэродроме в полной готовности. Пилот Борис встретил нас возле вертолёта. Просмотрев карту, мы решили лететь до Питера, там заправиться и на обратном пути в Москву залететь в Ряски. Это позволяло нам не брать на борт лишнее топливо. Меньше груз – больше скорость. Также, мы предусмотрительно везли с собой два велосипеда и приличный запас продовольствия. А главное, в Питере мы должны были встретиться с Фурсманом.

Итак, по нашим расчётам, вылетев из Москвы в 15-00, мы должны были быть в Петербурге около 18 часов… Без приключений мы долетели до Питера. Борис получил от меня деньги и поехал в гостиницу. А мы с Феликсом отправились на встречу с Ильёй Николаевичем в моём любимом «Lexus»-е.

В кабинете Фурсман достал из стола папку с делом об убийстве Олега Тенина и положил её перед собой.

— Должен констатировать, что это дело зашло в тупик, — сказал он. – У нас нет ни одного подозреваемого. Но, судя по вашим обращениям ко мне, Феликс Андреевич, у вас есть какие-то зацепки?

— Я не могу точно сказать, имеет ли отношение к убийству Тенина Ольга Крылова, но мы попытались потянуть за эту ниточку. Проясняется кое-что интересное.

И Феликс рассказал Фурсману историю о пациентке профессора Фёдорова. Конечно же, не упоминая ни о гипнотическом сеансе, ни о встрече с Зеей.

Илья (мы стали его называть просто по имени, так как он был гораздо младше нас) внимательно выслушал рассказ и сказал:

— Скорее всего, это просто совпадение… Хотя, конечно, её документами могли воспользоваться… На всякий случай, пробьём базу на больную Ольгу Крылову. Значит, она должна быть какого года рождения?

— Если она жива, ей сейчас должно быть 53 – 54 года, — сказал я.

Фурсман начал искать по милицейской базе данных в компьютере Крылову Ольгу Ивановну, расширив зону поиска года рождения, то есть, с 1953 по 1955 год. Из полученного приличного списка Крыловых мы выбрали одну – родившуюся в городе Кутаиси Грузинской ССР, 1954 года рождения. Также были получены дополнительные сведения о родителях и прописке.

Илья сделал срочный запрос в уголовный розыск Грузии относительно этой особы. Через 25 минут мы получили информацию о том, что с такими данными в городе Кутаиси зарегистрирована Ольга Ивановна Крылова, но не 1954 года рождения, а 1982… Значит, стало абсолютно очевидно, что дата года рождения Крыловой была подделана. Причём, подделана – в Грузии…

— Так-так, — сказал Фурсман. – Это уже интересно. Сейчас паспорт у неё грузинский, и она преспокойно с ним может перемещаться по миру… Да, чуть не забыл! Вот фотографии Крыловой и её импресарио.

Он кликнул мышью, и на мониторе возникли фото этих людей. Я долго всматривался в лицо молодой женщины. Нет, я его никогда раньше не видел… Но что-то знакомое было в её облике. Ну конечно, такая же причёска, как была у Анны – светлые волнистые волосы до плеч… Анна точно так же красила губы – обводила верхнюю губу сердечком… Глаза подводила, как она – стрелки верхнего века шли от середины и немного наверх… У меня вдруг сильно забилось сердце.

— Позвольте мне посмотреть поближе, — попросил я Илью.

Я сел на его место к монитору и увеличил фотографию Ольги. Затем двумя листками плотной бумаги я закрыл верхнюю и нижнюю части лица… О, Боже! На меня смотрели глаза Анны Паниной…

Я зажмурился и тряхнул головой.

— Что с тобой, Влад, тебе плохо? – спросил Феликс.

— Нет – нет, ничего. Что-то голова закружилась…

Фурсман налил мне воды в стакан и дал выпить.

Феликс попросил Илью распечатать эти фотографии. Взяв лист распечатки, я ещё раз внимательно присмотрелся к лицу Ольги Крыловой…

— Подождите, — вдруг осенило меня, – нельзя ли поискать в вашей базе ещё одну женщину.

И я назвал данные Анны. Через несколько минут компьютер выдал нам информацию о том, что Анна Петровна Панина, 1968 года рождения, погибла в автокатастрофе в 1993 году во Франции в местечке S… близ Парижа…

Илья распечатал все найденные им данные и отдал мне. Я молча положил листки в карман.

— Ну, что ж, — произнёс Фурсман, – я поговорю с начальством, стоит ли   подавать на эту Ольгу Крылову в Интерпол. Да и её импресарио тоже надо заняться.

— Да, Илья, — сказал Феликс, – если узнаете что-то интересное, сообщите мне, пожалуйста.

На том мы и распрощались.

Глава 19

Был тёплый вечер. Народу на улице было много. Все улыбались, радовались теплу и предстоящим выходным.

Мы ехали на Петроградскую сторону. Феликс вёл мой «Lexus». Я был подавлен. Гибель Анны не выходила у меня из головы. Столько лет её нет в живых!.. Я этого никак не ожидал… Какая нелепость – потратить уйму денег на поездку во Францию, чтобы там погибнуть…

— Влад, — сказал Ярский сочувственно, – я знаю, как ты любил Анну. Но всё это — в далёком прошлом.  Не переживай так, прошу тебя.

— Феликс, ведь мысли об Анне преследуют меня с того самого дня, когда началась вся эта чертовщина на спектакле «Борис Годунов».

— Да, ты говорил об этом…

— Не всё говорил… Я видел странный сон. Анна молила меня о помощи… Я обязательно должен побывать на месте её гибели… — ком подкатил у меня к горлу.

— Хорошо, Влад. Постарайся успокоиться.

— Да, дружище, я справлюсь… Сейчас я позвоню маме. Надо предупредить, что мы заночуем у неё…

Мамуля встретила нас с распростёртыми объятиями.

— Как давно я тебя не видела, Феликс, дорогой мой!

Мама любила Ярского, как младшего сына. Любила поругать за то, что он не женится. У Феликса был сын от первого брака, который продлился совсем недолго. Юрка, 11-летний хулиганистый пацан, жил с матерью, которая тоже так и не вышла повторно замуж. Всё своё время она посвящала воспитанию избалованного сыночка, благо получала от бывшего мужа солидное содержание…

Мы прошли на маленькую уютную кухню в бело-голубых тонах, украшенную коллекцией Гжельской посуды, которую мама собирала ещё в советские времена. На столе стояли разносолы в хрустальных салатницах, опять-таки, по советской моде. Посередине, в запотевшем графинчике, красовалась сильно охлаждённая водочка. На плите дымились только что поджаренные домашние котлетки. Картофельное пюре, обильно сдобренное молоком и сливочным маслом, снова напомнило мне о детстве.

— Ну, мальчики, садитесь за стол. Небось, голодные!

— Мы очень большие мальчики, мама, пятидесяти шести и сорока четырёх лет, — засмеялся я.

— Феликс, тебе уже сорок четыре года, а ты не женишься! Ну, когда же ты образумишься? А? – мама нежно потрепала его по щеке. – Как Юрка? – спросила она.

— Да Юрка – лучше всех, Марья Алексеевна. Учит меня разным новомодным штучкам. Молодёжь нынче, сами знаете, какая – налету всё схватывает. Поведение, конечно, в школе у него хромает, но учится толково.

Феликс достал из кармана какую-то ручку и листок бумаги.

— Вот, смотрите, что он мне подарил, — и Феликс написал на бумаге несколько строк.

Мама посмотрела на листок и ничего не увидела.

— Ну!.. И что это такое? – удивлённо спросила она. – Здесь ведь ничего не написано!

— А вот что! – весело сказал Феликс и включил фонарик на другом конце ручки. В неярком ультрафиолетовом свете на бумаге проступили строчки:

«Моей строгой маме. С любовью, Ф.»

И отработанным жестом фокусника Ярский вынул из рукава коробочку с флаконом «ШАНЕЛЬ №5» — любимые духи моей мамы. Мамочка была в восторге. К своему стыду, я редко баловал её подарками. В основном, снабжал конвертами с деньгами.

— Это называется «ручка-шпион», — продолжал Феликс. – Представляете, что может устроить Юрка учителям с этой штуковиной!

Мы рассмеялись.

— Да, интересно, — сказала мама, повертев в руке ручку.

— Это вам, Марья Алексеевна. У меня ещё парочка таких есть.

Мама взяла ручку с запиской и нежно прижала к сердцу. Как, всё же, мало нужно для счастья нашим старикам!..

Мы ещё долго сидели за столом, вспоминая о пережитом. Такая тёплая домашняя атмосфера немного отвлекла меня от мрачных мыслей.

Перед сном я позвонил своим в Монако и вскоре блаженно заснул…

Глава 20

Рано утром мы были на аэродроме. Наш дисциплинированный пилот уже протирал стёкла кабины вертолёта. Всё было готово к полёту. Лететь надо было около ста шестидесяти километров.

Примерно через час мы кружили над посёлком Ряски, выбирая площадку для посадки. С высоты были видны деревянные дома жителей и единственное каменное здание за высокой стеной – очевидно, та самая психбольница профессора Фёдорова.

Мы приземлились на дороге, проходящей посреди широкого поля, недалеко от посёлка. Оставив Бориса сторожить наш «АНСАТ», мы помчались в Ряски на велосипедах.

Навстречу нам уже бежала гурьба ребятишек – поглазеть на вертолёт. Любопытная братия, эти мальчишки! Один из них остановился и закричал нам:

— Дяденьки! Вам кого надо?!

Мы остановились.

— У вас тут есть психбольница, мальчик. Так вот, нам туда надо, — преувеличенно серьёзно сказал Феликс.

Мальчишка почесал затылок и крикнул:

— Так это, ПНИ давно переехали в областной центр…

— ПНИ – это, надо полагать, сокращённо психоневрологический интернат, — расшифровал я аббревиатуру. — ПНИ в Рясках – неплохо так звучит.

— А вместо них там сейчас общежитие сделали, — продолжал пацан. — Ну, вроде гостиницы, для приезжих грибников и рыбаков. Вот.

— А сколько километров до областного центра? — спросил Феликс.

— Да сорок километров всего, — ответил мальчишка.

Мы с Феликсом приуныли. Сорок километров на великах – это круто… Ничего не поделаешь, надо было ехать обратно…

Мальчишки уже облепили «АНСАТ» со всех сторон. Возгласы восхищения раздавались на всю округу.

— Глянь, какой пропеллер огромный!

— А сюда посмотри, кабина классная! Там компьютер, как у моего дядьки на «Тойоте»!

— Да нет, тут круче. Смотри, какая панель большая!

— А салон какой красивый, супер!..

Борис уже приступил к приготовлению шашлыков. Открыв пакет с углями, он ловко засыпал их в мангал, спрыснул жидкостью для розжига и поджёг.

— Боря, пожалуйста, сделай побольше шашлыков, ребят угостим, — попросил Феликс. – Пообедаем, потом подумаем, что дальше делать…

Усевшись тесным кружком, ребятня уплетала шашлыки за обе щеки. Потом мы открыли банки с компотами, и мальчишки приступили к сладкому.

— Борис, — сказал Феликс, – психбольницу перевели в областной центр за сорок километров отсюда. Если туда слетать, до Москвы топлива хватит?

— Хватит, если без проблем сядем у этого областного центра. Здесь-то мы тщательно карту местности изучили, а там неизвестно, что нас ждёт. Вдруг долго кружить придётся… Да и воздушный коридор снова запрашивать надо.

— Ну, что ж, в крайнем случае, обратно в Питер полетим, — сказал Ярский.

Ох, как не хотелось менять наши планы!

— А может, у ребят спросим, остался ли кто в их посёлке из персонала больницы?

— Точно, Влад! Вдруг повезёт? – обрадовался Феликс.

— Ребята! – спросил я, – может быть, кто-то из вас знает кого-нибудь из работников психбольницы?

— Да! — ответил один мальчишка, – моя бабушка там долго работала медсестрой. Она сейчас на пенсии сидит.

— Слушай, нам надо поговорить с твоей бабушкой. Можно?

— Конечно, можно! Она у нас любит поговорить…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Через некоторое время мы снова ехали в посёлок, уже втроём. Коля, так звали мальчика, сидел у Феликса на багажнике. Мы подъехали к небольшому аккуратному дому с резными наличниками и разукрашенными диковинными цветами ставнями на окнах. Александра Макаровна, бабушка Коли, сидела на лавочке в саду и держала на руках упитанного сибирского кота.

Мы подошли к ней, поздоровались, и я представил нас:

— Феликс Андреевич… Владислав Сергеевич… Мы приехали из Москвы. Являемся хорошими знакомыми профессора Фёдорова. Вы его знали, Александра Макаровна?

При этих словах пожилая женщина оживилась и обрадовано посмотрела на нас. Её лицо со следами былой красоты осветилось каким-то внутренним светом.

— Да, конечно, знаю! Михаил Игнатьевич работал в нашем интернате, всё научные труды писал… Так вы от него! Как он, жив-здоров?

— К сожалению, — сказал Феликс, – только вчера он умер.

Женщина помолчала немного, но не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Кот в испуге соскочил с её коленей и противно замяукал.

Такая реакция Александры Макаровны говорила о том, что Фёдоров много значил для неё.

— Надо было быть осторожнее, подготовить бабулю. А я так сразу её огорчил, не подумал, — тихо, с досадой в голосе сказал мне Феликс.

— Коля, у вас есть валерианка или корвалол? Принеси, пожалуйста, бабушке, — попросил я…

Мальчик мигом сбегал за лекарством. Через несколько минут Александра Макаровна успокоилась и печально сказала:

— Значит, не дождалась я Михаила Игнатьевича… Столько лет ждала… Обещал приехать ко мне… Да, видно, не до меня было все эти годы… Уж больше 10-ти лет пролетело… Так вы его коллеги?

— Да, коллеги, — соврал Феликс.

— Понятно, зачем вы приехали. Подождите…

И она медленно пошла к дому. Мы с нетерпением ждали, что будет дальше.

Вскоре Александра Макаровна вернулась, держа в руках портфель под крокодиловую кожу с двумя блестящими застёжками.

— Это его портфель. Он закрыт. Мне Михаил строго-настрого наказал не смотреть, что в нём лежит. Да и ключа у меня нет. Ключ он с собой забрал, когда уезжал от нас. А мне приказал этот портфель спрятать и стеречь, как зеницу ока. Говорил только, что там главный труд его жизни, и что он за  ним  приедет ко мне  или пришлёт кого-то…

— Вот мы за ним и приехали, Александра Макаровна. А ключ профессор передал нам… Он много хорошего рассказывал о Вас… — продолжал врать Ярский.

Она опять расплакалась, отдала портфель Феликсу и обняла его.

— Ещё Михаил Игнатьевич просил передать Вам вот это, — тут и я начал врать и вложил в руку Александры Макаровны пачку купюр, искренне ей сочувствуя.

— Спасибо ему, моему дорогому Мишеньке. Спаси, Христос. Царствие ему небесное, — проговорила, крестясь, бедная женщина…

Мы попрощались с Александрой Макаровной и Колей и поехали обратно.

— Нехорошо как-то, что приходится врать такой простодушной женщине, — произнёс я.

— А я практически ничего и не соврал. Вспомни, ведь Фёдоров написал нам слово «старуха». Я сразу понял, что он имел в виду какую-то свою пожилую знакомую.

— Сомневаюсь, что он мог обозвать Александру Макаровну старухой перед смертью. По всему видно, что у них были близкие отношения.

— Да. Ты, пожалуй, прав, — сказал Феликс. — Кого же тогда имел в виду профессор?

— Странно, — вдруг вспомнил я, – что-то наша Зея не появляется.

— Действительно… Типун тебе на язык, Влад!.. Как-то легко мы вышли на этот портфель, не находишь?

— Вот именно… Это промысел Божий, не иначе! – воскликнул я.

Мы ехали по тропинке вдоль речки. Плакучие ивы склонялись над водой, отражаясь в ней, как в голубом зеркале. Часто по тихой глади шли кольца – это кормилась рыба, которой, судя по всему, было немерено в реке. Видать, рыбалка в этих местах была отменная! Мы решили остановиться на живописном берегу и уселись на большом, заросшем лишайником, камне. Нам не терпелось открыть портфель.

— Внушительный, однако. Прямо-таки, министерский, — сказал я. – Как же его открыть?

— Будем ломать замки! — Феликс взял велосипедную аптечку.

Он быстро справился с застёжками, и мы достали из портфеля две толстые тетради и маленькую шкатулку из какого-то поделочного камня. В ней на бархатной подушечке лежал золотой перстень с крупным изумрудом. Это было кольцо-печатка. На изумруде были выгравированы красивые витиеватые буквицы. В зеркальном отражении из букв получалось слово:

«MAG».

Глава 2

— Это очень дорогое кольцо, — сказал я, не в силах оторвать взгляда от великолепного изумруда. – Получается, что десять лет оно пролежало в портфеле, и Михаил Игнатьевич не торопился его забрать? Странно…

— Ладно, Влад, давай теперь посмотрим тетради… Гляди, вот в этой – дневник Фёдорова… А другая тетрадь… Не может быть! Ведь это же история болезни Ольги Крыловой!.. Он же нам говорил, что она пропала! Ну-ка, ну-ка… Последняя запись датирована 15 сентября 1994 года… Данные осмотра и заключение – практически здорова… Отменены все препараты и процедуры… Речь полностью восстановлена… Функции головного мозга в норме…

— Феликс, — перебил я его, – историю болезни надо будет прочитать очень внимательно, но потом. Сейчас у нас мало времени. Давай-ка, поглядим, что там в дневнике…

И мы взахлёб прочитали откровения Михаила Игнатьевича, всё больше поражаясь тому, ЧТО попало к нам в руки.

Из дневника мы узнали, что Фёдоров выполнял задание некоего Мага. Михаил Игнатьевич несколько лет был, по сути, хранителем спящей Ольги Крыловой. А потом, после её пробуждения, денно и нощно наблюдал и лечил её. За это ему было обещано процветание и благополучие на всю оставшуюся жизнь…

— И действительно, — оживлённо сказал Феликс, – у Фёдорова была лучшая частная психиатрическая клиника в столице, вилла в Испании, особняк на Рублёвке, недавно он купил квартиру в центре Лондона… В общем, имел все атрибуты богатой российской элиты… Его жена и двое детей редко появлялись в Москве, они постоянно жили в Европе.

— Прямо-таки, какая-то сделка с дьяволом, — проговорил я, понизив голос.

С этим всё было ясно. Видимо, привыкнув к роскошной жизни, профессор просто забыл о существовании своего портфеля в убогом посёлке Ряски.

Но больше всего нас поразило другое. На нескольких страницах дневника описывалось странное действо. Маг отводил только один час, чётко определённый час, на совершение таинственного ритуала. В 17 часов 21 минуту по Гринвичу 11 июля 1993 года Фёдоров должен был начать читать какие-то заклинания над спящей женщиной и закончить свою работу ровно в 18 часов 21 минуту. Именно после этого таинства Ольга Крылова проснулась…

— Помнишь, Фёдоров говорил нам, что существует колдовство… Не этот ли обряд он имел в виду? – спросил я.

— Да–да, Влад, — задумчиво проговорил Феликс. – Получается, что впоследствии профессор помог исчезнуть Ольге Крыловой. И, может быть, он знал, что с ней происходило дальше?.. Хотя, вряд ли он мог это знать… Увы, Фёдоров унёс эту тайну с собой в могилу.

— Но мы-то с тобой уже довольно много знаем о молодой Ольге. Главное, знаем, где её искать… Она поможет нам хоть что-нибудь прояснить в этой истории, раз живёт по поддельному паспорту таинственной пациентки профессора, — сказал я.

— Да, дружище, как ни крути, мы должны ехать во Францию, — заключил Ярский…

У меня заиграл мобильный. Это звонил Борис, который уже начал волноваться, куда мы запропастились. Быстро вскочив на велосипеды, мы поехали к вертолёту. 

«АНСАТ» уже был полностью готов к перелёту. Мы погрузили наши велики в багажное отделение и поднялись в небо…

Поздно вечером мы были в Москве.

— Влад, у меня есть предложение, — сказал Феликс, когда мы прощались на аэродроме. – Завтра – воскресенье. Давай, отдохнём. А в понедельник полетим в Париж.

— Согласен. Надо сделать паузу, дружище.

И мы разъехались по домам.

Продолжение.