Г. Антюфеев.
Фронтовые будни танкиста Полякова
Очерк
С Павлом Георгиевичем Поляковым мы познакомились заочно, по телефону. Он позвонил, чтобы высказать мнение по поводу моего материала, помещённого в районной газете «Заря». Слово за слово – завязался разговор, закончившийся приглашением ветерана заглянуть к нему «на огонёк». В одну из поездок в Суровикино я откликнулся на предложение и переступил порог гостеприимного дома. Меня встретил худощавый, седовласый мужчина с умудрённой улыбкой и добрыми глазами. Выяснилось, он интереснейший собеседник, с которым можно поговорить на разнообразные темы. Затрагивали с ним проблемы сельского хозяйства и культуры, политики и строительства, и обо всём Павел Георгиевич рассуждал ярко, со знанием дела, с собственной точки зрения. Не обошлось без воспоминаний, а рассказать ветерану есть что.
Особое место в наших беседах занимала фронтовая тема, что волнует и обжигает кавалера трёх орденов Отечественной войны, медалей «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги», «За взятие Вены» и других.
… Горячее дыхание Великой Отечественной коснулось Паши, когда учился в Красноармейске. Немцы исправно и методично бомбили Сталинград и пригороды, но по воскресеньям устраивали отдых. И тогда можно было не опасаться за свою жизнь и за жизнь близких и родных. 8 июня 1942-го года значилось на календаре красной датой, поэтому люди без боязни передвигались по городу: решали проблемы, занимались повседневными делами прифронтового города и даже пошли на базар. На торгующих и на покупателей в тот день неожиданно обрушили фашисты смертоносный груз… Вместе с товарищами и одноклассниками выносил с искорёженной воронками площади раненых и убитых. Юные сердца и до этой бомбёжки полнились ненавистью к врагу, а после увиденного варварства она захлестнула их. Решили четверо приятелей бежать из дому и поступить в морское училище г. Ленкорани. Удача улыбнулась лишь одному, а остальным по возвращении крепко досталось от родителей.
Больше друзья не пытались сбегать из города, завершили десятилетку, и в августе выпускник Поляков получил повестку из военкомата. После прохождения медкомиссии был отправлен в Астрахань, а позже в Оренбург, где окончил школу миномётчиков. В конце декабря курсантам выдали новое обмундирование: шапки, полушубки, валенки – и отправили к Сталинграду.
Скорее! Скорее! Все рвались вступить в бой с оккупантами, особенно Паша – ведь это его родная земля… И вот миномётчики наблюдают с пригорка у Волги полыхающую твердыню. Ещё немного – и пополнение вольётся в ряды защитников, но… Ждало разочарование. Выстроили молодняк и сказали: «В городе обойдутся без вас. А сейчас у кого среднее образование – два шага вперёд».
Так попал в Камышинское танковое училище, которое находилось в эвакуации в казахстанском городе Берчогуре. Потянулись напряжённые учебные дни. Иногда, лёжа во временной казарме, построенной изо льда (!), вспоминал коротенькую встречу с родителем при посадке будущих танкистов в эшелон. На соседнем пути остановился состав, из него высыпались бойцы: кто покурить, кто размять ноги. Огорчённые решением командования, юноши с завистью смотрели на тех, кому предстояло схватиться с врагом в окопах Сталинграда. Вдруг среди гомона, смеха, притопов и прихлопов послышалось: «Паша!» Не сразу узнал отца, одетого в военное обмундирование. Крепкие мужские объятия больше слов сказали о переполнявших чувствах…
Из Казахстана отправили курсантов продолжать учёбу в Омск. Преподаватели, учитывая накопленный опыт ведения боёв, старались учения приблизить к фронтовой обстановке. По окончании занятий в ноябре 1943-го младший лейтенант получил свой первый танк прямо на Омском заводе. После митинга 40 машин погрузили на железнодорожные платформы и отправили на передовую. Почти без остановок мчали на Украину, где выпускникам училища предстояло принять ратное крещение. Ветеран называл населённые пункты, откуда начинал воевать, и я представлял те места, потому что довелось моей семье жить неподалёку от них (станция Вапнярка, например, располагалась в 40-50 километрах от нас). Белая Церковь, Христиновка, Басивка… В Басивке экипаж под командованием Полякова впервые столкнулся с гитлеровцами. Пехота и техника месили густой чернозём, затруднявший перемещения и манёвры. Борт Павла натужно ревел, продвигаясь вдоль балки, ведя огонь по противнику. Через окуляр Т-34 командир заметил немецкий грузовик с солдатами и прицепленной дымящейся полевой кухней. Выстрел оказался удачным: автомобиль вместе с прицепом взлетел в воздух. Успех настолько обрадовал новичков, что на какое-то время утратили бдительность, за что и поплатились, получив удар от замаскированной в леске «Пантеры». Прибавив газу, заехали в лесополосу, ответили фашистской махине, но та тоже укрылась в зарослях. Совершая маневр, краснозвёздная бронемашина сползла в балку, где увязла и стала привлекательной мишенью для авиации. Один из «Мессершмиттов» засёк цель, сделал разворот. Экипаж спешно покинул места, прижался к покатым бокам балки. Самолёт начал бить из пулемёта, но – к счастью – никого не задел. Взмыв, вновь атаковал ребят, метавшихся от склона к склону… Охота продолжалась до тех пор, пока немец не израсходовал патроны. На прощание «Мессер» пронёсся метрах в пятидесяти от земли, и танкисты увидели недовольное лицо пилота. Лётчик, погрозив им кулаком, улетел восвояси.
Новобранцы отделались испугом, лёгким ранением одного из них да ремонтом гусеничного агрегата, а в районе Басивки осталось догорать немало наших танков…
За крещением последовала первая водная преграда – Южный Буг, из которого по традиции выпили водицы.
Вслед за тем в составе 2-го Украинского фронта участвовали в окружении и ликвидации крупной вражеской группировки в районе городов Яссы и Кишинёва. Запомнился штурм села Скулене, где после схватки освободителей встречали хлебом-солью местные крестьяне. Там же, в Молдавии, вражеский танк, подкараулив наш, ударил в борт, и болванка, пройдя сквозь башню(!), не задела ни людей, ни боеприпасов. Чудо, да и только!
В Румынии в бою за одну деревушку у Т-34 слетела гусеница, и вновь машина стала уязвимой. И снова, как в Малороссии, её заметил гитлеровский самолёт. Низринул свой чудовищный груз. Экипаж и в этот раз бросился к землице, ища защиты и спасения. Павел, лёжа ниц, не выдержал нарастающего воя и перевернулся на спину… В экстремальных ситуациях у человека выявляются скрытые возможности, и он, в частности, может видеть, как в замедленной съёмке, быстролетящие предметы: пули, снаряды, мины… Младшой видел, ясно и чётко видел, как прямо на него, изящно покачиваясь, летела авиабомба. Успел рассмотреть стабилизаторы, белую, жёлтую и красную полосы, венчавшие остро-хищный нос… Воля молодого офицера парализовалась: как заворожённый наблюдал, наблюдал, не в силах шелохнуться, за приближающейся смертью. Ниже, ниже… сейчас… закрыл глаза, и в это мгновение прогремел взрыв. Оцепенение вмиг улетучилось, глянул туда, куда угодила бомба… До воронки было далеко… Танк по-прежнему стоял за пригорком, гремела ленивая перестрелка, сложилась ситуация, когда ни у одной из сторон не хватало сил для наступления. Шли позиционные бои, что вносило своеобразие в отношения противников. По ночам, когда в небо взлетали ракеты, освещая безжизненным светом окрестности, когда звучали редкие выстрелы, с вражеского края слышалось просящее: «Камрад, вассер, вассер…» Местность была безводная, и от жажды страдали и те, и другие. Германцы – больше, потому что огромная воронка с бьющим ключом, наполненная водой, находилась на советской территории.
— Давай, валяй, — проявляли милость красноармейцы, и несколько человек с противоположного расположения приползали с термосами за живительной влагой…
Застрявшие тылы и рембаты через несколько дней настигли части, «коробку» Павла подцепили, отправив на восстановление, но – какая досада! – Бухарест взяли без их участия. А так хотелось посмотреть столицу Румынии! На перекладных отправился туда, и по пути следования, во время привала в одном лесочке, рядом остановилась колонна автомобилей, из коих вышли размяться конвоиры и пленённый румынский генералитет. Так что довелось увидеть самого Антонеску.
А Бухарест… Жил спокойной жизнью и, казалось, попал в другой мир, где нет гари, выхлопных газов, заполнявших башню, где нет ломавшего тела холода зимой и удушливой жары летом – броня впитывала и то, и другое, где нет грязи и вшей – всего, что сопровождало танкистов. Глотнув воздуха мирного бытия, посетив один из ресторанов, командир вернулся к экипажу, и вместе продолжили фронтовые будни.
10-го ноября 44-го ночью развернулись на Вац – пригород Будапешта. Уже рассвело, густой туман обволакивал местность: метрах в шести-семи ничего не видно, но машины с приглушенными фарами шли вперёд. Вдруг – взрывы! Вражеские пушки бьют на звук моторов. Ответили, подавили противника, двинулись дальше и приблизительно через полкилометра вышли на берег широкой реки.
Каждый раз, переезжая Дон, глядя на его крутые берега, Павел Георгиевич вспоминает выход к Дунаю…
Туман начал редеть, выключили моторы, и в наступившей тишине послышались столь знакомые по Волге удары лопастей по воде. По реке шла загруженная ниже ватерлинии самоходная баржа с фашистами. Танк Полякова стоял на ровной, словно предназначенной для прицельной стрельбы, площадке, поэтому скомандовал: «Заряжай!» Выстрел. Водный столб взметнулся рядом с посудиной. Поправка. Выстрел – и секунды спустя самоходка окуталась паром. Туман развеялся, и стало видно, как судно начало стремительно тонуть. Гитлеровцы с криками бросались в Дунай и пытались добраться до берега. И хотя осень и зима в Европе гораздо мягче и теплее, чем в России – всё равно солдаты не доплывали до спасительной тверди и скрывались под волнами. Русские молча взирали на ужасающую картину, и в душах боролись противоречивые чувства: осознание того, что эти уже не будут стрелять и убивать, и жалость к погибавшим людям…
Жалей – не жалей, а воевать надо – не мы начали войну, но нам её кончать и поэтому пошли танкисты, да и вся Армия дальше на Запад…
Снова стычки с врагом, о котором с уважением отзывается ветеран, отмечая выучку, дисциплину и стойкость немцев, в каковой те порой не уступали солдатам Красной Армии. Снова грязь и жара, ветер и холод, когда, сидя на открытом люке, примерзаешь к металлу. Снова тяжёлые, изнурительные будни войны. Атаки. Штурмы. Победы. И гибель друзей…
Дошёл гвардейский экипаж и до столицы вальса – Вены, что удивила красотой, чистотой, опрятностью и морем звучавшей по вечерам на улицах и площадях музыки. Из Австрии повернули в Чехословакию – на выручку пражанам. Да, видимо, перестарались – не выдержал нагрузки и вышел из строя мотор километров за семьдесят до города. Не довелось участвовать непосредственно в боях за Прагу. Как обычно, обслуга отстала от авангарда, пришлось ждать, чтобы восстановить боеспособность Т-34. Огорчённые неудачей, сетуя на ремонтные мастерские, устроились на ночлег. Перед рассветом послышалась хаотичная пальба, согнавшая сон и заставившая нервно сжать оружие, потому что были предупреждены о возможных нападениях бендеровцев и гитлеровцев. Стрельба не умолкала, продолжалась с нарастающей силой.
— Что случилось? – спросили у пробегавшего пехотинца.
— Война закончилась! – радостно прокричал тот.
Тут уж и танкисты отсалютовали из своего оружия в честь победы.
А как же Прага? Быть рядом и не посетить её – грех. И вновь молодой, красивый, улыбчивый лейтенант на попутках добирается до братской столицы, где их, победителей, встречали восторженно, осыпая цветами, угощая всевозможной снедью и вином…
Казалось, сделаны последние военные шаги. Ещё немного – и вернутся на Отчизну к мирной жизни, но…
После того, как 7-го декабря 1941-го года японская эскадра нанесла сокрушительный удар Тихоокеанскому флоту США, потопив в Перл-Харборе пять линкоров из восьми, уничтожив основные коммуникации и склады главной базы флота, учинив при том и огромный урон живой силе, американцы объявили войну Японии. Боевые действия развернулись в Китае, Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, где японские войска одержали ряд побед, расширив своё присутствие в Азии. Милитаристы овладели Индонезией, Филиппинами, высадились на Новой Гвинее, оказались на подступах к Австралии. Наряду с фашистской Германией и Италией Япония несла с собой угрозу не только Советскому Союзу – миру в целом. Американцы, ведя боевые действия, понимали сложности окончательного разгрома противника, предполагая, что они продлятся до конца 1946-го года и обойдутся США в миллион погибших. В связи с этим на Крымской конференции в феврале 45-го союзники обратились к правительству СССР с просьбой о начале совместной операции в Азии. Советский Союз принял на себя обязательства вступить в войну с Японией не позже, чем через три месяца после победы над Германией.
Отгремели последние залпы Великой Отечественной, и состав 5-го танкового корпуса, где служил лейтенант, жил предвкушением цивильной жизни, с охотой и удовольствием занимался устранением неполадок в машинах, осмотром вооружения и покраской техники. Пронёсся слух, что перебросят в Киев, и многие мечтали, как будут гулять под сенью каштанов – одного из символов столицы Украины. В начале мая из г. Бероун, что в Чехословакии, стали отходить эшелоны. Составы шли на расстоянии видимости, и создавалось впечатление, что вся армия направляется в Союз. Уже и границу пересекли в Бресте, всюду свободно лилась родная речь, которую вот так запросто не слышал лейтенант из уст гражданского населения с 1943-го года, а поезда, с небольшими остановками на станциях, всё бежали и бежали в неизвестность.
Одна война закончилась, вторая – маячила на горизонте, но и в промежутке она требовала жертв. На советско-монгольской границе на одном из поворотов при торможении выдавило несколько вагонов, которые слетели с полотна под откос, придавив собою людей и лошадей. То были не последние потери, многих ещё поджидали вражеские мины, пули и снаряды.
Через 30 дней путешествия выгрузились в Монголии у реки Керулен и, вкопав по башни танки, стволы которых лежали на песке, стали ждать развития событий. Стояла невыносимая жара, столбик термометра не опускался ниже +45-48 градусов. Но и в этих условиях продолжалась служба с занятиями по тактике и стратегии, с политинформацией о положении дел на Родине и в мире.
8-го августа 1945-го года по радио услышали сообщение об объявлении войны Японии, был получен приказ: «Вперёд!» На следующий день бронемашины двинулись к пустыне Гоби. На каждом борту имелось по 2-4 бревна для преодоления топей и солончака, туда и туда могли провалиться (и проваливались) стальные махины. Помимо вспомогательных средств, у каждого экипажа имелись продовольствие, бочки с водой и соляркой. Двигались почти без остановок, уделяя сну по 3-4 часа в сутки. 12-ый авиаполк сбрасывал на парашютах по маршруту движения масло, топливо и воду в бочках с соответствующими надписями. За четверо суток преодолели около семисот километров и, оставив позади пески Гоби, вышли к горам Большого Хингана. Вот где пригодился опыт перехода Трансильванских Альп в Австрии, когда гусеничные громады поднимались выше облаков, поэтому именно 5-му танковому корпусу 6 ТА оказали доверие преодоления азиатских гор. Т-34, ревя моторами, вползали на склоны, угол подъёма иногда достигал 30-ти градусов, и казалось, они вот-вот сорвутся вниз или перевернутся. Спуск был ещё круче, естественно, никакие тормоза не могли удержать. Тогда к впереди идущему цепляли трос, и тот медленно сползал, удерживаемый танком, стоящим наверху. Огромную опасность таили и ущелья. На повороте одной гряды из-под гусениц машины под командованием Петрушенко Андрея вывалилась глыба, с грохотом и пылью понеслась в расщелину глубиной метров шестьдесят. Поляков, шедший вслед, обомлел, увидев, как уменьшился проход, и лихорадочно соображал, как проползти участок и можно ли вообще его миновать: одно неосторожное движение – тридцатьчетвёрка понесётся вдогонку за куском скалы. Механик-водитель Михаил Собакин был ювелирно точен. К сожалению, двух экипажей не досчитались: они навсегда остались в одном из ущелий Большого Хингана…
Осилив препятствие, вышли на территорию Маньчжурии. В деревне, что была первой на пути, поразила чуть ли не первобытная бедность: полуголые китайцы жили в глинобитных хибарах с непременными циновками. Танк для них явился, наверное, одним из чудовищ местной мифологии. Поначалу с боязнью взирали на стальных гигантов, потом, увидев, что ими управляют люди, осмелели, стали подходить ближе, стучать по броне и восхищённо цокать языком. Русский озорник решил пошутить и посигналил – аборигены от страха рухнули на землю. Чтобы загладить вину, угостили жителей сахаром, что тоже для тех равнялся чуду…
Постепенно достигли города Тунь-Ляо. Здесь цивилизация давала о себе знать портретами Сталина и Мао, которые висели на улицах. В городе обнаружили склады с тысячами посылок, их японцы готовили к отправке домой. Сбили замки, и содержимое раздали населению, растаявшему от невиданного богатства: лица китайцев излучали радость и счастье.
Не только пески и скалы преодолевали советские солдаты, довелось противостоять и погодным катаклизмам. Попали в дождливую полосу, и местность превратилась в болото. А продвигаться надо. Решили «оседлать» железнодорожное полотно, что извивалось насыпью среди разлившейся воды. Пробирались куриным шагом, чтобы неосторожным движением не повредить рельсы и не застопорить вереницу танков. На одной из заправок машин налетели камикадзе. Японский самолёт, выбрав мишень, устремился на Т-34 уже старшего лейтенанта Полякова. Экипаж выпорхнул из люков, рассыпался в разные стороны, а истребитель промахнулся мимо цели, задев её крылом, кувыркнулся в сторону проводов электролиний, спружинил и отлетел метров на двадцать. Аппарат, на удивление, не взорвался, и танкисты, подбежав к нему, увидели ещё живого лётчика. В кабине пилота обнаружили футляр, в котором лежали палаш, бритвенный прибор, столовый набор и предметы личной гигиены…
Пока танкисты Забайкальского фронта вместе с другими частями и соединениями I-го Дальневосточного шли в обход квантунской армии, II-ой Дальневосточный фронт ударил им в лоб. Не спасли японцев ни железобетонные многоэтажные, уходящие глубоко под землю, оборонные сооружения, ни смертники, прикованные к стенам крепостей. Паника охватила врага, когда узнал, что чудо-богатыри преодолели неприступные, по их мнению, Гоби и Хинган, отрезав самураев от тылов, а значит, от помощи. Бросали оружие, технику и бежали, бежали… Или толпами сдавались в плен, иногда до сорока тысяч за раз. Конечно же, были очаги сопротивления и потери с нашей стороны. Около пятнадцати тысяч воинов Советского Союза навеки остались в степях и пустынях, городах и сёлах Китая… Но всё же мощь армии-победительницы, внезапность ударов, тактика и стратегия, опробованная в боях с Германией, принесли результат: 23 августа войска СССР вышли к берегам Тихого океана в районе Порт-Артура и порта Дальний.
Большую роль в этой войне сыграли воздушные десантники. Они приблизительно за полусуток до основного наступления высаживались в местах главных ударов и захватывали железнодорожные станции, телеграф и другие стратегические объекты, дезорганизуя и деморализуя противника. Благодаря десантникам были пленены в Мукдене император Японии Пуи и в Чянь-Чуне атаман Семёнов.
Справившись с преградами и трудностями, танкисты корпуса вошли в Порт-Артур, где Павла Георгиевича ждала благодарность за участие в операции и догнал орден Отечественной войны I-ой степени.
Порт-Артур тесно вплетён в историю русско-японской войны 1904-1905 гг. Поэтому не случайно там был и, хочется надеяться, есть, музей, где собраны документы, вещи, оружие тех времён. По словам П. Г. Полякова, здание из бетона и стекла находилось недалеко от Перепёлкиной горы. На ней две недели после падения русского гарнизона сражалась горстка храбрецов. Японцы приводили в музей своих солдат и рассказывали о героизме наших ратоборцев. У входа – пушки. В залах расположены экспонаты, среди них помнятся ветерану обломленная и пробитая снарядами мачта с канонерской лодки «Кореец», спаренные 4 винтовки, которыми стрелял один боец, приводя в действие спуски поворотом ручки, похожей на колодезную. Запомнился и портрет одного из героев той войны – генерала Кондратенко и панорама боя за город.
В Порт-Артуре есть кладбище, где покоится прах погибших в 1904-05 гг. Территория обнесена узорной решёткой, на дорожках – галька, центральная аллея обрамлена корабельной цепью. На мраморных надгробиях высечены фамилии, много казаков: терских, кубанских, амурских, донских… Здесь, в горестном месте, произошла встреча с полковником Нещадовым – хранителем погоста и собирателем сведений о погибших. Полковник волею судьбы оказался на Дальнем Востоке задолго до описываемых событий и взял на себя добровольное обязательство ухаживать за кладбищем.
Ещё до революции обращался к царскому правительству с просьбой о выделении средств для благоустройства своеобразного пантеона славы, но так и не дождался ни ответа, ни денег. Примерно в 20-ом году обратился лично к В.И. Ленину. К удивлению полковника, Москва прислала 25 000 рублей золотом. Благодаря оказанной помощи удалось привести в порядок кладбище русских людей.
Не обошли стороной это место советские воины. Тихим сентябрьским утром на беломраморный крест, возвышающийся в центре захоронений, возложили огромный венок с надписью на алой ленте «Защитникам города и крепости Порт-Артур, павшим в боях в войне 1904-1905 гг., от танкистов 6-ой Танковой армии и моряков Тихоокеанского флота». Во время возложения все, от рядового до генерала, стояли вокруг креста преклонив колени и обнажив головы. Негромко звучала траурная музыка и шелестела, словно шепча молитву, листва на деревьях. На митинге памяти находились Р.Я. Малиновский, С.А. Мерецков, А.М. Василевский и другие высокие чины армии и флота. Произнёс речь, полную печали и гордости, Родион Яковлевич и предоставил слово Нещадову. Тот, высокий, статный, в белом кителе при чистом погоне (полковник царской армии), глотая слёзы, только и смог сказать: «Я верил, что вы придёте и восстановите славу русского оружия».
Так произошла перекличка времён и боевой славы русских и советских воинов, чьи свершения останутся в истории нашей Отчизны и в истории других народов.
Рассказывая о своей военной дороге, Павел Георгиевич извинялся за то, что в ней не было выдающихся вех и ничего героического он не совершил.
А разве это не героизм: подставлять борт машины, защищая танк однополчанина, уничтожать живую силу и технику врага, жечь броневые махины противника и самому гореть в стальной коробке?
Подвиг – удел отдельных личностей, которые в экстремальной ситуации находят неординарное решение. Но в походах и сражениях не всегда есть место таким случаям – там идёт однообразная, тяжёлая и опасная работа, что нужно выполнять ежедневно и ежеминутно, и её проделывают сотни и сотни солдат и офицеров. Именно на их плечах, несущих груз фронтовых будней, зиждется виктория. И в великой, дорогой для нас Победе есть частица, внесённая Павлом Георгиевичем Поляковым, частицы сотни тысяч таких же, как он, витязей. Честь всем и хвала! Здоровья, долголетия живым, вечная память павшим на полях сражений и умершим ветеранам.
Низкий вам поклон за фронтовые будни, за ратный труд во имя Родины.
