Прогулка
Нестарый мужчина вышагивал по кленовой аллее, он то засовывал руки в карманы, то трогал глаза, то выставлял ладони вперёд, будто ожидая подачки. Осень шагала следом. Она окрасила листья, затянула небо мутной пеленой, подняла воротники пальто прохожим. Ветер командовал листьями, заставляя их перемещаться то прямо, то в завитушках своих игр.
Особо сильный порыв ветра толкнул мужчину в тот момент, когда он вытянул руки. Мужчина оглянулся, толчок был явственным – никого, и в этот момент лист клёна лёг ему в руку, будто ладонь ребёнка.
– Папа! Папа! – закричала девчушка, её ладонь легла в руку, будто лист клёна. – Меня кто-то толкнул!
– Это ветер… – улыбнулся отец.
– Зачем же он так делает? – удивилась девчонка.
– У него есть на это причины, – пожал плечами мужчина, – давай присядем на скамейку, и я тебе расскажу.
Маленький ветерок
Один ветерок учился в школе ветров. Он был самым маленьким среди учеников. Сильные считали забавным бить и толкать его, а он ничего не мог поделать. Он лишь мечтал, что вырастет и станет таким же сильным, а может, сильнее.
Вырвавшись из школы, он учился толкать. Сначала листья, потом деревца, потом научился толкать людей. Это было забавным, то как они отшатывались, оглядывались, а иногда и падали.
Однажды он заприметил девочку в красном пальтишке, та, сияя, подпрыгивала, восхищалась танцем жёлтого шарика на ниточке. Счастье светилось в её глазах.
Ветерок подкрался и толкнул девочку. Красным листиком она распласталась на земле, а шарик побежал дальше.
Ветерок радовался, пинал шарик, отгонял его всё дальше, пока не увидел полные слёз глаза. Не от разбитой коленки, а от разбившегося в миг счастья, от улетающей радости.
– Шарик, – прошептала девочка и заплакала в голос. Она встала и побежала.
Ветерок мог унести шарик в небо, мог его лопнуть, превратив в неаккуратную тряпочку. Но он остановился, покрутил шарик и вернул его девочке.
Ветер и девочка
Ветерок любил играть с водосточными трубами в старых районах города. Он умел подражать голосам и звукам. Ходил по железным крышам, трепал местных котов за загривки, гонял ворон, а иногда сворачивался на карнизе котёнком и слушал, слушал. Слушал, как свистит чайник, как напевает баба Маша какую-то тягучую песню, как бряцает клавишами пианино поступивший в музыкальную школу Игорёк, как бубнит в поиске нужных слов сказочник.
Иногда ветерок забирался в квартиры, скидывал со столов бумаги, листал книги, хлопал окнами.
Как-то ветерок нашёл старую водосточную трубу, на которой легко было говорить на всякие голоса.
«Мяу, мяу, мяу, – тренировал он понравившийся звук.
– Мяу, – вдруг раздалось выше.
На него смотрели глаза белокурого создания, полные любопытства.
Ветерок потрепал девочку по волосам: «Умница».
– Кто ты? – спросила девочка.
– Кто ты? – повторил за ней звук ветерок.
Девочка засмеялась. Её смех был похож на рассыпавшиеся шарики от пинпонга.
Это было сложно, но ветерок повторил этот смех.
– А что ты ещё умеешь говорить? – удивилась девочка. – Скажи «Гав-гав!»
И ветерок покорно пролаял.
Вы же знаете, что предметы говорят между собой неслышно, только очень внимательные люди могут понять, о чём они говорят.
– Ты барабашка? – спросила девочка.
– Нет, – ответил ветерок.
– Ты дух? – не унималась она.
– Воздух, – пропел Ветерок.
– А ты умеешь петь? Спой мне вот это… – и она намурлыкала мелодию.
Ветерок усердно повторил.
Так они говорили до вечера, пока Олю не позвали спать.
– Мне пора, приходи поболтать завтра, – сказала девочка.
– Спокойной ночи! – попрощался ветерок.
Оля
– Оля-оля-оля, – так приятно с утра навевать это имя.
– Я Оля! – девочка выглянула из окна. – Ты пришёл, мой хороший!
– Хороший, – подхватил Ветерок.
– Знаешь, я сильно болела, и мне мама запрещает выходить на улицу. А друзья разъехались по дачам… Хорошо, что ты приш… прилетел.
– Тук-тук, – постучался ветерок, – я войду?
– Заходи, – рассмеялась девочка.
Ветерок нырнул в комнату, просквозил по квартире. Есть такие квартиры, в которые можно влететь с улицы и вылететь во двор.
Он был здесь и раньше, но не разговаривал ни с кем из обитателей, только хулиганил немного. Теперь ветерок говорил с Олей при помощи старой узкой синей вазы в белых цветах.
– Привет, я здесь, – и ветерок улёгся на книжной полке, напротив камина.
Ветерку нравилось здесь. И эта лёгкая пыль на полке, и гнутые венские стулья, и пушистый рыжий плед на кровати, и блёклые картины в тусклых золочёных рамах.
– Камин, – пропел он.
– Мне знакомый сказочник говорил, что этот камин можно топить.
– Что-о-о?
– Да, у меня есть знакомый сказочник! – сообщила Оля. – Он живёт в соседней квартире. Мы даже ходим гулять. И он рассказывал мне сказки. О ветерке, кстати!
– Ветерке…
– Да. А камин этот он действительно топил. Как-то зимой было очень холодно, и он решил: а почему бы не попробовать. И топил собственными сказками. Если эти книжки никого не могут согреть, подумал он, так пусть согреют хотя бы меня. Так он говорил. Ему стало намного теплее.
– Я спросила, почему он пишет о предметах? Он сказал, что люди ненадёжны. По-моему, он очень одинок. Он сказал, что девочки вырастают, а ветерок всегда может трепать его волосы, как когда-то прежде. И я попросила его написать сказку обо мне. Он обещал, – Оля радостно улыбнулась. – Я попаду в сказку!
– Сказку, – попросил ветерок.
– Да-да, я помню одну маленькую историю…
Сила ветра
Однажды ветер больно поцарапался о дерево. «Ах, ты негодное!» – подумал он. Содрал с дерева крону, но этого ему показалось мало. Обломал ветки, выдрал с корнем. Ветер рос и крепчал. Он думал, что любой угол может причинить ему боль, он стачивал углы, рушил дома. Если он видел гору, он до того разъярялся, что силы в нём умножались, а он не останавливался, пока гора не становилась лысой, как голова профессора.
Ветер был настолько сильным, что уничтожил всё на нашей планете, и людей, и животных, и растительность, и города, и горы. Шар стал гол.
Скучно, подумал ветер, и очнулся. Над ним курчавилось дерево. Ветерок потёр ушибленное место. Забрался в крону, поговорил с листьями и полетел дальше.
Перед грозой
Ветерок слушал Олю и понимал, что эта история про него. Что это он! Он уже в сказке!
А за окном потемнело. Готовилась грохнуть гроза. Разбушевались ветры и ветерки – его знакомые закручивали уличную пыль в спирали. Когда туча ещё надвигается, то начинается разгул ветров. Они то начинают разгульным хором греметь всеми трубами, то смолкают на мгновение, чтобы затерять новую какофонию.
– Ха-ха, привет, – ворвался ветер в квартиру Оли. Он скинул бумажки со стола, перелистнул открытую книгу, как веер.
Оля сжалась на кровати клубком.
– Это ты, ветерок?
– Нееет, – дунул ветерок в кувшин. – Эй ты! – обратился он к ветру, – Уходи!
– Ты ли, мелкий, будешь мне указывать?! – промчался ветер по комнате.
Ветерок от обиды даже сдвинул вазу.
– Я! – и он кинулся на сильного соплеменника. Он очень боялся за Олю.
Они сцепились бешеными собаками, разбрасывая лёгкую бумагу. Ветерок терял силы, стараясь не задеть маленький испуганный комочек.
Эхом грому грохнула ваза.
Два раза громко хлопнуло окно.
– Оля, что? – вошла в комнату мама.
Оля испуганным ёжиком смотрела на комнату из кровати. Ветер затих и тихонечко прошмыгнул через раму на улицу.
– Что за сквозняки ты устроила? Я же тебя просила не открывать окно!
И мама громко хлопнула рамой, форточка приоткрылась, и ветерок шмыгнул на улицу.
– Покааааа…
– Ветерок! – закричала Оля.
Но ветерок был напуган, он чувствовал удар закрытой форточки.
– Мяу, – взвыл он.
Он летел вдоль фасада здания обессиленный. Выл вместе с другими ветрами, но не от радости, а от бессилия.
Он хотел бы вернуться в захлопнувшуюся форточку, но натыкался на глухие стёкла. И страх копошился: что если форточка больше не откроется никогда.
Сказочник
Лицо его было похоже на волосяную скульптуру. Этакая копна волос, и только огромные глаза угольные и треугольник носа из какого-то светлого материала. Голова его будто была приделана от другой скульптуры к фигуре худой, высокой и нескладной. Он был похож на подростка. Не брился, чтобы казаться взрослым. И в нелепой одежде из серой шерсти для окружающих представлялся игрушечным волчонком. Вёл же он себя, как волосы на ветру – непредсказуемо. То вихрился, то падал на глаза, его нельзя было уложить в аккуратную причёску.
Он овевал подходящих людей гостеприимством и злился на них, что они отнимают его время, когда те становились скучны. Сердился на них, что не пишет, без сожаления не задерживаясь ни на открытости душ, ни на теплоте разговоров. Как дикий ураган, он выкорчевывал из своей жизни всех. И даже светловолосой феей он крутил, как пылинкой на пустыре. Оля не раз видела, как та выбегала от него в слезах.
– Зачем ты её обидел? – строго спрашивала Оля.
– Я обидел? – удивлялся сказочник.
– Она плакала, – поджала губы Оля.
– От ветра иногда слезятся глаза, – смеялся он и, подхватывая Олю на руки, кружил по потолком, под небом. Кружились предметы, кружилась земля.
Оле в этом кружении вдруг становилось щекотно-щекотно, и она забывала о плачущей фее и хохотала.
Когда он ставил её на землю, она вспоминала о фее.
– Неужели ты не хочешь детей? – спрашивала Оля.
– У ветра не бывает детей, – смеялся писатель. – И у меня есть ты!
– Есть ветры и ветерки, – возражала девочка.
– Ты ветерок!
Болезнь
Утро после грозы было свежим. И свежести этой были распахнуты все окна, кроме того окна, к которому прилетел он. По-особенному играют блики солнца в лужах, по-особенному дышит день, даже затхлые фасады зданий светятся сквозь пыль радостью. Так всегда после вечерней грозы, переходящей в ночь, день контрастирует. Радость ветерка была конурой. День представлялся конурой, светлой, но конурой, несмотря на то, что он был свободен, он вертелся у окна Оли, мяукал на разные голоса, постукивал по раме, но не мог улететь. Весь его мир сжался до маленькой комнаты, где на кровати лежала маленькая Оля, разметав солнышком волосы по подушке, а город, да и всё окружающее было простой собачьей будкой.
Ветерок видел, как Оля проснулась, как она кашляет, сотрясаясь всем телом.
Потом он увидел, что Оля шепчет. Он не слышал ничего, стёкла были глухи, а внизу гудели машины, топтали и гомонили люди, но ветерок понял, Оля напевает, конечно, не напевает, но слабо шепчет их песенку.
И тогда день раскрылся цветком и засиял. Ведь эта малютка ждёт его. И ветерок мяукнул в трубу и тоже запел.
Выздоровление
Ветерок прилетал к закрытому окну каждый день. День начинался, когда просыпалась Оля. Она шевелила губами, и ветерок угадывал песенку. С каждым днём голос её становился сильнее… А ветерок подпевал на трубе и шептал истории.
Сказка о грусти
Ветер дует везде, и в реальном мире, и в сказках, только он выполняет разные функции, если в нашем мире он сдувает шляпы, зонты, крыши, дома, то в сказочном чаще всего держит на месте.
Наши города в сказочном мире не существуют. У них совершенно другие города, совершенно другие люди… Только некоторые из людей могут жить и там, и там.
Хотя, конечно, я слукавил. Города наши есть и в сказочном мире, только представляются они по-иному: дома – это великаны, а люди – их мысли.
И вот представьте себе, если бы великаны разбрелись по сказочному миру… Один-то великан приводит в ужас негероических сказочных обитателей, а множество? Вот поэтому их приходится сдерживать ветром.
Однажды ветерку пришлось сдерживать дом танцев.
Обычно, если великан двинулся, подуешь на него, и он утихомирится. А здесь видать мысли-танцоры устроили вечеринку, и дом пляшет, никак не уймётся. Ветерок такие мелодии выдувает, под которые танцевать (нормальному человеку) ну никак нельзя. А на вечеринке такие виртуозы собрались, что и под бред танцевать могут. И великан на поводу у мыслей такие па выдавать стал, будто с пелёнок балетную школу посещал.
Да и соседние великаны хоровод устроили. Дуй не дуй, сказочный мир вздрагивает, того и гляди в свободный пляс уйдёт.
И тут ветерок тоскливую-тоскливую, медленную-медленную мелодию затянул…
Это в нашем мире ветерок весёлый, а там ему пришлось стать грустным, чтобы удержать на месте танцующего великана. Поспокойнее балеруны стали с такой мелодии. А ветерок замедляется… замедляется… и мысли-танцоры в танце и позасыпали. Так ветерок своей грустью сказку спас.
Писатель
Он сел за стол, приставленный под окно. Из-за шевелящихся занавесок доносился неясный гомон улицы. Человек смотрел в яркое утро, на дом напротив, жёлтый с красной крышей, из-за которого светился золотой глаз купола собора.
Вчера были гости, туманный вечер, тусклые разговоры. Гости ушли, но осталось неприятное чувство плесневелости.
Утром он проводил на работу Катю, они даже не поругались. Зашёл в соседнюю квартиру, хотел предложить Оле прогуляться, но маленькая его соседка заболела. Он купил ей огромное яблоко. Зелёное, со светлыми веснушками на полупрозрачной коже. Запах яблока был тоже полупрозрачен, но отодвигал все остальные запахи и словно открывал окно в осенний сад.
Сказочнику казалась клеткой его комната. Но когда он выходил на улицу, то попадал в другую клетку. Он ездил по разным городам и странам – всё одно: попадал из клетки в клетку, весь мир казался ему состоящим из сообщающихся зарешётчатых комнатушек.
Иногда в унынии он думал, что может, это его клетка, которую он везде таскает с собой, как черепашка панцирь, но он гнал эту мысль.
Ведь пропадали прутья решётки, когда он гулял с Олей, этой маленькой взрослой девочкой. Да и вообще, когда он общался с детьми, мир его становился цельным, цветным, ярким. К нему приходило вдохновение, и он мог сочинять истории о чём угодно, любой предмет говорил с ним.
Только дети и слова дарили это чувство свободы. Все условности общения, недоговорки, пустые разговоры, скользкие неприятные темы, сплетни и ложь, становились еле угадываемыми тёмными разводами на бледном блюдце луны, стоящем на синей скатерти неба.
Сказочник сидел перед белым листом бумаги и слушал себя. Он прислушивался, когда родится то первое слово; которое так ляжет на бумагу, чтобы начали таять решётчатые барьеры комнаты, города, Земли.
И вдруг ему показалось, что за окном кто-то напевает. Он прислушался, это ветерок игрался со старой водосточной трубой…
Ветер в голове
Вы видели когда-нибудь, как дома сходят с ума? Нет? Ну, вы же не в сказочном мире. Для нас это выглядит, как исчезновение дома, или как вдруг оказался в другом месте.
А как себя ведёт сумасшедший дом? Да это самый спокойный дом в городе! Много людей – много мыслей, гляди в себя. Ведь для дома-великана люди – мысли. Чуть беспокойнее только дом учёных. С профессионалами узконаправленными всегда сложно. Геологический великан постоянно хочет удрать в тундру. А великан космонавт – взлететь. С обсерваторией хорошо: лежит и смотрит в небо.
Однажды в одном большом великане осталась одна мысль – и мысль эта была маленькой девочкой. Все остальные мысли куда-то разбрелись, кто на работу, кто на дачу, мама-мысль в магазин побежала, папа-мысль в библиотеку пошёл. Даже мысль-писатель засел в ближайшем баре.
И ладно, когда девочка захотела плакать или спать, но девочка захотела в игрушечный магазин! А знала она единственный игрушечный на другом конце города, где они недавно купили железную дорогу.
И вот представьте себе великана, едущего в игрушечный магазин на троллейбусе, затем на метро. Ветерок тут же сообразил, чем это грозит, ветерки умеют читать мысли, для них они материальны. Ведь говорят же о поучении: в одно ухо влетело, в другое вылетело. Там ветерок, влетая и вылетая, видит мысли и помыслы.
А если их там нет, то в голове появляется ветер.
У ветерка была возможность унести девочку (мама бы, конечно, расстроилась), принести великану кого-нибудь человечка, или принести откуда-то мысль человеческую и подсунуть девочке. Что он и сделал. Ближайшим человеком был пожарник, который очень не любил свою работу, мечтал, чтобы город сгорел.
Это не то, подумал ветерок. Игрушки сразу будут забыты, девочка тут же отправится на кухню за спичками и неизвестно, чем это закончится.
В поисках хорошей мысли ветерок метался по городу, как сумасшедший. И ведь не подсунешь ребёнку мысль о пиве, или мысль о внучке, или мысль о всевластии.
А в соседнем баре сидел сказочник и думал о ветерке. Он писал сказку.
«Как славно!» – подумал ветерок и поменял мысли сказочника и девочки.
Великан тут же успокоился, ведь о ветре приятно думать.
Недописанная сказка
… таким был ветерок.
Игрушки, игрушки, игрушки…
«Я так хочу лего, – думала девочка. – Из этих чудесных кубиков можно собрать дом»…
Мальчишка
Оля подходила к окну, стучала по стеклу пальцами, прижималась лицом.
Но окно не открывалось.
А за стеклом появился мальчишка. Толстенький, розовощёкий. Он постоянно держал пухлые ладошки в карманах зелёных шорт, если не теребил полосатую футболку, и не размахивал руками, что-то рассказывая. Когда он говорил, он непременно ими размахивал, щурил маленькие серые глазёнки и морщил веснушчатый нос.
Они собрали на полу железную дорогу, и маленький паровозик побежал по рельсам. Вскоре вагончики заполнились солдатиками и разодетыми пупсами, потом над дорогой вырос домик, сооружённый из стульев и одеяла. И комната опустела.
Ветерок пел бесполезную песенку, постукивал в окно, но видел лишь домик в домике, и появлялись изредка хохочущие Оля и мальчишка.
Окно открыто
Наконец, окно распахнулось.
– Оля-Оля-Оля, – запел радостно ветерок.
– Ты слышишь? Ветерок прилетел, – сказала Оля, – я тебе рассказывала.
– Не слышу, – буркнул мальчишка, – слышу, труба гремит. Ржавая труба, – рассмеялся он.
– Послушай!
– Это сквозняк! Сквозняк! Сквозняк! – хохотал он. – Смешное слово. Щекотное! Сквозь-няк!
Оля засмеялась вместе с ним.
– Сквозняки не могут разговаривать. Да и ветры – тупые. Только воют, – сообщил мальчишка. – И-то они только там ветры, а здесь сквозняк.
– Сквозняк!
– Сквозняк!
– Сквозняк!
Хохотали они.
– А давай домик снова построим, – предложил мальчишка.
– Давай.
– Такой дом, чтобы сквозняков не было.
Ветерок печально шмыгнул в окно.
Переезд
Этой ночью было неспокойно, ощущение настороженности, неудобства. Сказочник не спал. Утром бесцельно бродил по квартире, наконец, собрался в город, хотя вроде ничего, кроме бесцельной прогулки, не предвиделось.
На лестничной площадке на горе вещей сидела маленькая Оля.
– Привет, – весело выкрикнула Оля. – А мы переезжаем, – сообщила она.
– Да? – расстроился сказочник, он очень привязался к этой маленькой девчушке.
– Мама говорит, что здесь я постоянно болею, мне нужен другой климат.
– А куда вы переезжаете?
– В Италию. А город… Постоянно забываю…
– А я хотел…
И сказочник бросился к себе в квартиру, ему вчера привезли тираж новой книжки. Он взял одну, накарябал неровно на обложке, и выбежал к Оле.
– «Книга ветров. Сказка», – прочитала Оля.
– Это я для тебя написал, – грустно улыбнулся сказочник.
Оля пыталась разобрать неровную надпись:
Маленькой Оле!
Куда бы тебя ни занёс ветер судьбы, думай о хорошем лучше.
Твой сосед-сказочник
Кудрявый ветер
Ангар железен. Жесть гремит.
Квадратный двор. Округлый ветер
накручивает в локоны песок.
Я угловат. Статичен. Монолит.
А ветра кудри пазлами играют,
и лишь свобода ветерку святая,
и лишь с игрою прочный договор.
Я не единственный на свете двор.
Жесть не гремит. Наручники безветрия тихИ.
Следов твоих разбросаны стихи…
Безверье временно. С бензином бочки
округу раскурочат.
Я стану и свободой, и игрой.
Жаль, мало. На эквивалент тротила.
А надо много мега-мегатонн.
Чтобы материя навечно прекратилась.
Чтоб мы могли с тобою. В унисон.
о-о-О-о-о-О-О-О
Жесть гремит. Разобран пазл.
Не загораются бензин и масло.
Округл двор. Квадратен ветер.
Ветер и солнце
Ветерку было грустно и скучно. Он лежал на верхушке огромного дуба и смотрел, как плотные лохматые облака, похожие на пушистых серых собак, заполонили небо и распространялись до земли. Их тонкая туманная шерсть нависала недвижно, путала мысли и проникала в нутро, внушая спокойствие и лень. Ни одна мысль ветерка не была яркой. Именно таким становится время, если ждать незнамо чего и смотреть на часы. Кажется, будто само пространство спит. Водяные часы грозы ветерку нравились больше, чем эти моросячие.
«Интересно, а что там? Выше этой стаи собак?» – подумал ветерок и стал пробираться через мокрую шерсть вышины. Он почти ничего не видел, и через некоторое время уже не понимал, в ту ли сторону движется, его силы хватало только чтобы протискиваться между пухлых боков облаков. Он уже разочаровался в своей затее, и тут увидел свет. Сначала неясный, приглушённый, но чем выше ветерок продвигался, тем явственнее и мощнее становился ливень света.
Наконец, он вынырнул из серости настроения и зажмурился. Огромное озеро глубокого синего цвета с купающимся в нём солнцем, похожим на огнегривого льва, висело над призрачным ландшафтом.
«Ого!» – обрадовался ветерок и помчал невзрачным болотом спин облаков.
Он лохматил то, что казалось кочками, из кустиков взбивал деревья, даже слепил человека с корзиной.
Если бы он знал, что такое пластилин, он сравнил бы свои игры с лепкой. А так он просто забавлялся, творя образы. Но, в отличие от пластилина, облаковые фигуры быстро оплывали, становились бесформенными или представлялись чем-то иным.
И ветерок начинал всё заново, и вырастали то людские города с домами и машинами, то горные пики.
Ветерку всё время казалось, что солнце пристально наблюдает за его действиями, такого не было там внизу. Внизу солнце скрывалось то за облаками, то за ветками, и не было ощущения постоянного присутствия.
«Интересно, лев просто купается в этом синем озере или действительно посматривает на меня?» – подумал ветерок и, пролетая мимо, бросил: «Привет!»
И тут произошло то, чего ветерок совсем не ожидал.
«Привет», – буркнуло солнце.
– А ты красивое, – заметил ветерок, – ты похоже на льва, который купается в озере.
– Спасибо, – ответило солнце, – наверное, так оно и есть.
И грива его будто засверкала ярче.
– А знаешь, там внизу такая серость, – начал рассказывать ветерок. И он рассказал о нижней жизни. О мокрых деревьях и шерсти дождя, и о многом-многом другом, было странно, что солнце всё время молчит.
– Слушаю, – улыбнулось солнце.
– А почему ты тогда молчишь? – удивился ветерок.
– Ты очень интересно рассказываешь, мне редко удаётся взглянуть сквозь облака.
– Знаешь, ты очень тёплое! – улыбнулся ветерок. – И я очень устал от того, что происходит там, можно здесь посплю?
– Устраивайся, – улыбнулось солнце.
И ветерок уснул на облаках в тёплых объятиях солнца. И он не подумал даже, как будут волноваться мама и папа, обшаривая все уголки земли. Ему было тепло. Ему снились сладкие добрые сны.
Так рождается дружба
Проснулся ветерок от того, что скользит вниз. Его облачная постель рассеялась, и он, плавно раскачиваясь, как осенний лист, спускался к земле. Над ним плыл огненный лев, а под ним сквозили голоса родителей:
– Ветерок! Ветерок!
– Я здесь! – встрепенулся он. И полетел сообщать, что с ним всё нормально, даже хорошо, и рассказать о том, как высоко он забрался.
Со свистом он нагнал своих родителей и поведал о небесных приключениях.
– Знаешь, – сказал папа, – солнце существо не нашего мира. Оно живёт далеко-далеко во тьме, где нет ни ветров, где вообще ничего нет, кроме пустоты.
Мама укоризненно гудела проводами. Ветры носились вдоль окраины города, изредка пробегая по свободным дворам, закручивая столпы пыли.
– Сынок, – сказала она, – в мире много земного, приятного, твои сверстники и сверстницы ждут тебя, зачем тебе небесное.
– Но мне было интересно и тепло, – весело кувыркался ветерок.
– Будь осторожнее, – погладила ветерок мама.
– Хорошо, – крикнул ветерок и помчался вдоль земли, гонятся с друзьями.
Он бежал над утренним лесом, и каждый лист держал каплю прошлого дождя, и в каждом водяном шарике отражалось маленькое солнце.
Летел над лугом, и там весёлые капитошки щурились солнцем. Он играл со сверстниками над озером, а от каждой волны бросало лучики отражение светила.
И солнце плыло в перевёрнутом озере, и было тепло. Иногда появлялись облачка и заслоняли свет. Тогда ветерок останавливался и не мог понять, что произошло. Все капли переставали светиться. Он смотрел на небо и ждал, когда облако соизволит проползти. И когда показывалась огненная грива, вновь становилось радостно и тепло.
На следующий день пошёл дождь. Ветерок гонял мячики капель и не мог понять, почему так зябко внутри.
– Ах да, мячики просто не расцвечены его присутствием, понял он. – Но как же оно там? Ведь оно тоже не видит всего этого, ему, наверное, грустно.
И ветерок полетел сквозь дождь и облака.
– Привет! – радостно закричал он, вырвавшись в вышину.
– Привет! – обрадовано прошептало солнце.
– Там внизу пасмурно, и каждая капля без тебя, каждое зеркало, каждый блестящий предмет. Они становятся скучными. Даже глаза людей отдают только электрический свет.
– Мне тоже было грустно без твоих историй… без тебя, – поправилось солнце.
– Я буду прилетать! – пообещал ветерок, я буду прилетать всегда.
– Прекрасно, – улыбнулось солнце, – знаешь, есть места на планете, всегда видимые, ясные. Но есть и скрытые постоянно облаками.
– Да-да! Я думал об этом! – воскликнул ветерок и принялся рассказывать о глубоких ущельях, прячущих быстрые речки, где камни выглажены водой и похожи на надутые щёки, только выше эти щеки становятся угловатыми и покрытыми трещинами, словно морщинами.
Рассказывал об огне вулканов, о камнях, вылетающих из их жерла так быстро, что даже ему не угнаться, о раскалённых струях, рассыпающих вееры искр.
Рассказывал о водопадах, вечно скрытых туманом, и как появляется радуга на границе тумана, и насколько просто её сломать, стоит только посильнее дунуть.
Солнце слушало и улыбалось.
А ветерок рассказывал, рассказывал, рассказывал.
Люди, посмотрев в небо, ничего бы не увидели. Только слепящее солнце. Редко ветерок становился видимым, да и как увидеть разговор?
Город
Этот город был приземист и широк. К бокам он вырастал новостройками, от этого становился похожим на чашу, только воду в него нельзя налить, вся вода протекала сквозь каналами, реками, речушками, ручьями. В центре город был прекрасен, на периферии скучен.
Ветерок знал его вдоль и поперёк. Каждый дом центра был для него особенный, каждый звучал неподражаемо. Особенно ему нравилось плутать в колоннадах, свистеть на шпилях, полировать купола. Когда он уставал от улиц, он выбегал на проспект Невы и гнал её прочь от города, разбивая волны о гранит набережных, об опоры мостов. Он бежал волновать залив, перелетал к Ладоге. Но он не мог долго без города, без его глаз.
Ветерок парил в этом многоглазии. Все глаза разные. Что говорить об обрамлении окон в разных домах, когда даже в одном здании разрез глаз на разных этажах разный.
Ветерок смотрел, смотрел, смотрел на них, как и окна вглядывались в него, то солнечно-ясные, то туманно-печальные. И, несмотря на реальность этого города, ветерку нечто сказочное чудилось в нём.
Песенка ветерка
Моё счастье, как море,
у которого нет глубины,
я в одеяле волн.
Я ветер.
Барашки губ ловлю,
в закатном солнце кровавыми ощущаются…
Благополучия Финский залив.
Кажется, окунусь,
но лижет вода колени.
Я вижу фарватер – идут корабли.
Я ветерок…
Я ве…
ок.
Луна
Солнце бежало вокруг планеты, как стрелка часов, и за разговором летели минуты, часы, годы, и ветерок летел за солнцем. И ему всегда было тепло, у него всегда был день, пока он не заметил луну.
Подвижный ветерок время от времени обегал прозрачное небо, строя города из облаков и кувыркаясь с птицами. Сначала, когда он увидел это бледное нежное лицо, он не придал этому значения, но луна загадочно улыбнулась и подмигнула.
– Привет, – сказала она. – Я давно за тобой наблюдаю. Мне интересны твои рассказы, твоя жизнь.
– Привет! – беззаботно крикнул ветерок.
– Приходи ко мне в ночь, – тихо проговорила луна.
– Лучше ты приходи к нам.
С тех пор луна часто светилась по утрам в небе неярким пятном.
И как-то пролетая рядом с луной, ветерок почувствовал дрожь. Будто в нём поселился ещё один ветерок.
«Приходи ко мне в ночь», – подумала луна.
«Приду», – решился ветерок.
Другие краски, другая тишина, другие ощущения наполняли ночь.
Мир ночью был контрастнее, луна много ярче, небо темнее, мерцали звёзды. Это было особой игрой. В этом всём была загадка, сказочность.
Ветерок по-прежнему прилетал к солнцу, но ленивым и сонным, он говорил, воодушевляясь, о своём новом спутнике – луне.
Солнце говорило о том, что видит на земле, но ветерку было скучно. Они столько раз об этом говорили.
Ночь насыщала его тело, это нравилось и не нравилось ветерку, он помнил дневное тепло, но когда смотрел на луну, забывал, что есть день, что есть солнце. Его истории тоже обретали контрастность, насыщаясь тьмою. Но луне не надо было его историй, ей надо было, чтобы он был рядом, спасал её от скуки.
Лицо луны было интересней. Что солнце – яркий блин. От него только тепло.
Но всё-таки ветер возвращался в день. Тот день был будто покрыт плёнкой. Ветерок сонно скользил рядом с солнцем и вдруг с ужасом увидел, что от солнца будто кто-то откусил кусок.
– Что случилось? – ветерок будто проснулся.
– Ничего, – ответило солнце. – Просто затмение.
Ветерок заворожённо смотрел исчезновение яркости в темноту. Становилось непрогляднее. И вдруг он увидел на солнце будто бы глаз со слезинкой.
– У тебя тоже есть лицо? – закричал ветерок.
– Да, – ответило солнце. – Только ты его не видишь, потому что я слишком яркое.
И ветерок смотрел на эти уходящие во тьму чёрточки, пока на небе не остался чёрный круг с пылающей короной.
– Вернись! – закричал ветерок.
– Я здесь, – отозвалось солнце и стало появляться с другой стороны тьмы.
Дом солнца
– Я живу далеко-далеко, – начало солнце, когда последний кусочек тьмы ушёл с его лица и скрылись звёзды, а небо стало вновь ярким. – Я живу в пустоте. Планеты, как окна в моём доме. Или скорее предметы, знаешь, есть такие забавные стеклянные шарики с картинками и снегом внутри. Там в моём доме темно и холодно. Звёзды мои соседи.
– А луна? Что такое луна? – спросил ветерок.
– Шарик… Ты бы даже не увидел её, если бы лучи не падали на его поверхность.
– Не гасни больше, – попросил ветерок.
– Я не гасну, – вздохнуло солнце, – просто между тобой и мной оказалась планета.
– Я не хочу, чтобы было так. Это странно и страшно.
– Но это случается, – ответило солнце. – В доме много всего.
Возвращение к Оле
«Надо с кем-то поговорить, с кем-то поделиться», – думал ветерок.
Ветерок летал по городу, ставшему чужим и неузнаваемым. Случайно натолкнулся на дом, показавшийся ему знакомым. Ржавая труба. Ветерок мяукнул и постучал привычно в окно. Это же окно маленькой Оли. В окне появилась стройная девушка в синем коротком халатике с распущенными светлыми волосами. Она недоумённо посмотрела за окно и снова уткнулась в огромный яркий, как мир, экран смартфона, чтобы водить по нему ловко узким пальчиком.
Ветерок изумлённо смотрел на девушку и искал сходство с маленькой Олей.
– Оля-Оля-Оля, – шептал он на водосточной трубе.
«Неужели столько прошло человеческого времени? – спрашивал себя ветерок. – Время ветрено, а для людей – особенно», – думал он.
– Что-то зябко, – выдохнула девушка.
Она поёжилась и закрыла окно.
Выбор
Ветерок обитал днём, но солнце не могло теперь прогреть его до дна. Луна появлялась в прозрачном небе то узенькой улыбкой месяца, то широким глазом смотрела призывно, тогда холод пронизывал ветерок, и вдруг становилось жарко-жарко, так что хотелось сбежать в ночь. Хотелось подчиниться этому безумству, но лучи солнца были ласковы и гладили так нежно. А там в ночи можно было замёрзнуть.
Когда накатывали эти состояния двойственности, ветерок бежал к земле и дул в вентиляционные трубы, отвечающие воем: «Почемууууууу!»
Он смотрел на солнце, и ему казалось, что на нём вновь проступили пятна.
В ветерке просыпались неведомые силы, он поднимал огромные волны на море и грохотом обрушивал их на берег, вырывал деревья, срывал крыши домов.
«Почемууууу!» – вопил он.
А ответ был спрятан за тучами, ответ заливался дождём.
Ветерок перебирал нити дождя, гадая на будущее, но в дождливой ткани не было ответа, только слёзы. Он рвался сквозь покров облаков к солнцу:
– Почему я должен выбирать?
– Ты создан теплом и холодом, – отвечало солнце. – Ты ничего не должен выбирать. Ты должен дуть. Это жизнь.
– А ты? У тебя был выбор? – выл ветерок.
– Я лью свет, это мой выбор, если я засомневаюсь, я погасну.
«Просто дуть – это так просто», – подумал ветерок.
И он забирался всё выше и выше в небо. А небо будто растворялось, и вот уже проступили звёзды, и стало холодно.
– Почему так холодно? – спросил ветерок.
– Здесь всегда так.
А ветерок чувствовал свою нарастающую силу, и в нём уравновешивались желания. Ему это нравилось.
Он чётко увидел луну, как будто ночью, но ему было всё равно, полёт захватил его.
С земли доносились голоса родителей: «Ветерок, ты где?!»
«Я дую-у-у-ууу!» – прокричал ветерок в ответ.
Окончание
По лохматой кленовой аллее шёл старик, он то засовывал руки в карманы, то трогал глаза… Глаза, как всегда, были сухи, ведь дождь ещё не начался. Иногда он выставлял руки вперёд. Будто ожидал подачки, в руке его был кленовый лист.
Осень шагала не только следом, она была кругом, она была в нём. Осень без признака яркости – только уныние.
Что-то больно толкнуло его в плечо. Он оглянулся.
Поодаль мальчишки хохотали и показывали на него.
– Смотрите, опять этот сумасшедший старикашка! Вечно он здесь бродит! Бормочет! Колдун!
Самый бойкий мальчишка кинул в него камень.
Старик съёжился, засунул руки поглубже в карманы и поковылял прочь.
Он был ветреным в этой жизни и думал теперь о своей поздней никчемной осени. О нерассказанных сказках. Он ощущал себя колдуном, ведь колдуны запирают свои сказки в клетку головы, души, жизни, и только волшебники сказки дарят.
Он перебирал пальцами в кармане мятый кленовый лист и представлял, что это ладонь его дочки.
