Бульк…

Водная вода водилась водянисто.

— Бульк, — сказала рыба.

А говорят, что рыбы не говорят…

***

Надежда умирает тогда, когда бегут крысы. Если катастрофа должна случиться с максимальной вероятностью, всегда есть шанс её избежать, если короли помоек не покидают своего королевства. Видимо, у самых мерзких тварей на земле есть какая-то неизвестная нам миссия, ради которой природа наделила их чудесным даром спасения.

Они бежали, серые, грязные, длиннохвостые, когтистолапистые, пискоговорящие, мусоропочитающие, человеконенавидимые, человеконенавидящие и безчеловеконепроживущие. Они заполняли отмостки, канавы, тропинки, дорожки, дороги, площади, пространства. Они не встречали на своём пути препятствий, а если и встречали, устраняли их, как устраняет вода, мощным потоком сметая лежащую у неё на пути корягу. Они не боялись тех немногих людей, которые ещё не успели уехать, а люди, встречавшиеся у них на пути, в ужасе разбегались в стороны.

Старик сидел на завалинке около своего дома, сливаясь с этим домом и не представляя для крыс никакого интереса. Когда они уйдут, у него ещё будет немного времени, чтобы насладиться миром, лишённым крыс. Старик сочинял сказки.

Сказка первая. Лубочная.

Жили-были мужик и баба, и было у них два сына. И не было этих сыновей краше во всём белом свете и не было людей счастливее, чем их родители. У них был большой красивый дом, и любили они этот дом. И жили они в огромной империи и трудились на благо её процветания. Но началась жестокая война, и старший был призван в армию. Не хотела баба отпускать своего сына, но мужик сказал, что не рождались ещё в его роду трусы.

Долгая была война, и были в ней и победы и поражения. И настал черёд воевать младшему. Не хотела баба отпускать своего сына, но мужик сказал, что не рождались ещё в его роду трусы.

Наступили тяжёлые, голодные времена. И появились в народе и в армии злые люди, которые кричали, что нужно захватить власть и выйти из войны. И послушалась часть армии и восстала против своего народа. И захватили власть злые люди.

И началась другая война, война брата против брата, война сына против отца, война друга против друга. И оказались два брата по разные стороны. И умерли они в один день, в одном городе. И каждый из них, умирая, не знал, что рядом умирает его брат.

***

Водную воду водолей водолил.

— Бульк, — сказала крыса.

Не убежала, быстро бежав.

***

— Уходи. Тебе жить надоело? – Иваныч тряс его за плечо, — почти все автобусы уже уехали. Последний через пять минут уходит.

Старик посмотрел на него усталыми, выцветшими и безразличными глазами.

— Мне некуда ехать, — сказал он спокойно.

— Дурак. Седой, а дурак, — Иваныч плюнул и побежал в сторону автобуса.

Теперь спокойно. Ушла суета, крики, крысы, собаки, кошки, дети, мужчины, женщины, старики и старухи. Тихо вокруг и, кажется, что даже комар боится нарушить эту тишину. Сколько лет на земле прожил, а никогда не слышал такой тишины.

Не зря перед бурей бывают затишья. Природа выключает все звуки, останавливает ветер, заставляет замолчать птиц. Во всём должна быть гармония, и если сейчас тишина, то через час мир должен наполниться рёвом и грохотом, а потом будет опять тишина. И кто знает, может быть, в среднем получится ровно столько же звуков, сколько было вчера и сколько должно быть завтра…

Но старик не слушал тишину. Старик вспоминал сказки.

Сказка вторая. Натуральная.

Жили-были дед и бабка и был у них дом.

Слёзы кончились. Из горла ещё вырывались рыдания, но глаза были сухими. Вокруг глаз появились морщины, и казалось, что они растут так быстро, что это можно заметить. Горе приходит внезапно и навсегда оставляет на человеке свой отпечаток, и никакое счастье никогда не сотрёт этот след.

— Ну что ты, успокойся, не плачь, — утешал дед бабку.

— Не плачь? НЕ ПЛАЧЬ??? Скотина, это ты их убил. Трусы, говоришь? Пусть трусы, зато живые! И что мне теперь с этими храбрецами делать? Ради кого теперь жить? Ради тебя, старая сволочь?

Через неделю у неё случился инфаркт. Она успела похоронить своих сыновей, но не успела их помянуть на сороковой день. Дом покосился и утратил своё великолепие.

***

Водную воду водяной водосбросил.

— Бульк, — сказал старик.

Сидел. Плыл. Летел.

***

Тишина кончилась незаметно. Гул, поначалу едва различимый, постепенно заполнил всё вокруг. Вода с бешенным рёвом устремилась по улицам, дворам и переулкам приговорённого города. Она врывалась в дома, выносила из домов мебель, одежду, игрушки, посуду и старые фотографии. Она играла этими артефактами, кружила их в водоворотах, топила и снова выбрасывала на поверхность. Город, лишившийся своих обитателей, с молчаливой покорностью принимал наказание за несовершённое преступление. Здесь не будет города-сада, здесь будет озеро-море – так решил кто-то, а у людей спросить забыл. Здесь будут купаться дети, проплывать круизные пароходы и баржи с песком, оглашая своими гудками окрестности. И только одинокая колокольня, вырастающая прямо из воды, будет напоминать об ушедшем и навсегда утерянном.

Бурлящая грязая волна с рёвом устремилась в сторону старика. Всё смешалось.

Сказка третья. Сентиментальная.

Жил-был старик в покосившемся доме.

Они пришли забирать излишки. Излишек ни у кого не было, поэтому забирали последнее. Кто не отдавал, с тем долго не церемонились. Люди боялись и отдавали всё, что потребуется.

Не отдал лишь один. Одинокий старик, живший в покосившимся обшарпанном доме на самом краю города. Он не боялся, потому что ему было всё равно. Они это почувствовали и испугались. Трусы боятся тех, кто не боится трусов.

Дом напоминал. Дом стоял и напоминал. Дом падал и напоминал. Дом ветшал и напоминал. Напоминал, потому что помнил. Помнили его брёвна прикосновение жены и сыновей, помнили счастливое время, когда все были живы. А человек жив, пока его помнят.

Бульк…