Прощание блондинки или отдельно взятая жизнь

Ч1, гл. 1. : «Не умничай, тебе не йдёт!»

Зачем всё это? Дело явно не прибыльное. Вряд ли написанное явится откровением. А если и так, то чем обернётся для автора? «Вывернусь наизнанку», чтобы снискать дурную репутацию? Ничего глупее и затеять нельзя. На то и блондинка! По сути, а не по цвету.
Но у меня есть цель — отключиться от любви в её  мучительной форме, когда «верхи» уже не хотят и не могут, а «низы» лишены всей былой привлекательности и только волосяным окрасом на голове сигнализируют, что ради результата готовы на отсутствие мозгов. А  «результат» — это самое прощание и есть: «…расстанемся, пока хорошие».
Вот только честолюбия маловато, чтобы из гордости отвергнуть. Так и мечусь в поисках вариантов. За двадцать лет удосужилась несколько психологических  тренингов посетить по тому же поводу. Да ещё факультет по теме в вузе закончить —  имя второму высшему  «Психфак». Не помогло.
Напрашивается простое решение: признать прощание блондинки состоявшимся, перекрасившись, к примеру. Это формальный подход, а против самой себя насильственые действия чреваты, ведь светловолосые легко не сдаются: » ты их — в дверь — они — в окно!»
Как по сути расстаться, чтобы получилось по-настоящему? По правде и без самообмана с уговорами? Поспешу успокоить, что результат превзошёл все авторские ожидания, но сам стал и парадоксальным, и вызывающим.
Вот она встреча начала с финалом, точка их общности.
А теперь про всё по порядку.

настроение: Благословите начало
хочется: красивого текста
слушаю: вступление

Я — это не «она». «Она», моя героиня,
отчужена от социальной личности,  обладает изменённым сумеречным сознанием
и носит имя ВИРусс. В некотором роде… мужское, но всё-таки не столь обидное,
как у пелевинской лисички — оборотня. Причём тут Пелевин? У ВИРусса мозги
испорчены андеграундом в равной степени с семейными  ещё родительскими
установками и всем театром, который десятилетиями разыгрывают близкие. Именно
ВИРусс жаждет освободиться от чужеродного и наносного, чтобы познать свою суть.
Но это и пугает. Думается,  что раз мутировав путём сложения аббревиатур
из «он» и «она», ВИРусс предчувствует несамостоятельность,
как мультяшный Котопёс. И потому не порывается  глубоко изучать собственную природу, чтобы не наткнуться на паразитарность, к примеру. Никому не захочется вглядываться в
бездну. Фрейд обосновал страхи перед пещерами и глубинами, колодцами и
пропастью. Вот и не станем приводить общеизвестные факты по поводу происхождения
всего человечества.

Моя героиня ВИРусс солидарна со мной, блондинкой, когда собственному интеллекту
доверяет гораздо меньше, чем интуиции и женской приспособительной логике.
Выглядит это в своём проявлении   как наивная лисья хитрость, но
«я» осуждает подобную суету, глядя свысока на проделки моего естества
из  рефлексивной позиции.

Похвалюсь: ВИРусс — смелая девочка, даже не взирая на  изрядный возраст, —
сорок три года! Микроб не стареет.

Зараза любви не излечима, и как её носитель, ВИРусс иногда даже отождествляет
себя с любимым. Это нужно, чтобы быть  «за него», на его
стороне, иногда против себя самой. Такой коктейль кровей. Слияние слишком
информативно и много значит в судьбе ВИРусса. Поэтому ВИРусс иногда шифруется,
маскируясь под ещё одну ипостась — Мону. Мона напоминает ту, что блестяще
сыграна Анастасией Вертинской. От тёзки её отличает происхождение.
Напрашивается штамп «пролетарское», но нет — Мона — это счастливейшая
часть меня от «МОНАДА» — единичной и уникальной «вещи в
себе». Мона порождена компромиссом ВИРусса и «я» при совпадении выгод и интересов.

Вот теперь всех нас
трое в сборе, чтобы и появиться любимому, чьё присутствие действует на каждую,
как крепкий удар дубинкой по голове, отнюдь не в целях анестезии. Даже
воображаемое присутствие любимого оглупляет всю нашу дружную компанию, выключая
мозги и аннулируя красные дипломы от двух высших гуманитарных. В итоге даже «я»
охватывает неуправляемая  буря эмоций.  И вот уже  «я» сама  веду  себя таким образом, чтобы никто из посвящённых
не заподозрил в старушке крепкого душевного здоровья. Заражение
распространяется от ВИРусса через эмоциональный зашкаливающий, как от радиации,
фон. Но от «я» требуется рассуждать здраво и держать ноги в тепле, а голову в
холоде. Не худо бы, пускаясь в романтическое и даже больше, путешествие,
определиться на берегу, кто кому кто.

«Я» имею власть над ВИРуссом, чтобы отозвать из ситуации и своевременно
информировать, что не несу ответственности за полный бред случившихся, а по
большей части воображаемых отношений. «Я» помню, в отличие от ВИРусса, что на
сегодня дама замужняя, обременённая многочисленной семьёй. Потому безбашенной
практически не бываю, а в социуме и вовсе занимаю незыблемую гражданскую
позицию до крайности публичную и мессионерскую – учителя литературы. Почему не «учительница», а «учитель»? Это как в поэзии – поэтесс быть не должно, снижение стиля.

Вот эта должность учителя диктует норму во всём. Разумеется, поэтому ВИРусс на свободе оказывается довольно редко, хотя как целостная личность в мире людей «я» такая же подлинная с учениками, как и  собственными детьми. Но только не бываю там
по-глупому счастлива, как самодостаточная Мона. Ещё бы! Имидж интеллектуалки
более надёжен во внешних столкновениях. Надо же подтверждать профессионализм! А
не слетать с катушек, иначе вырвется ВИРусс и всему хана! Так «я» запугивает  внутреннее окружение, но ВИРусс знает, что самая лелеемая часть меня, моя «птичка», радость и вечная детка без возрастных ограничений, мой джинн, если хотите, так как понимает толк в исполнении желаний.
Особенно сокровенных. Почти мистических.

«Я» удерживаю ВИРусс на привязи долга.
Моральная норма и страх Божий – не просто слова для ВИРусса, но как часто тот
издаёт победный клич, идя напролом: «Когда нельзя, но очень хочется, то
можно!» Ведь ВИРусс – стопроцентная женщина даже в  амбивалентности двойственной своей природы. В этом загадка и волнующая крамольная идея о возможных былых воплощениях, столь чуждые  моему православию, что отвергаю
их по первому же здравому рассуждению напрочь.

Добавлю, что ВИРусс – экспериментатор, любопытный
исследователь, как самоё себя, так и возможностей для сокращения разрыва теории
с практикой. «Я» так рисковать не умею с оглядкой на то, как бы чего не вышло… Моё
«я» всегда опасается, что «нечто»  априори станет запредельным и губительным,
тогда надстроечная личность пострадает. А Мону совесть  «на трезвяк» обличит и совсем измучит. Вот ВИРусс и наследует некоторые жёсткие установки, которые вынуждают ими руководствоваться в выборе партнёра, например.

При этом ВИРусс не склонен к повествованию в стиле женских
любовных романов, искренне забавляясь в текстах предшественниц всей бесконечной
«заводной» чушью, которую несут безъязыкие специалисты по возбуждению. ВИРусс
обладает достаточными знаниями и сумеет облечь их в достойные слова, а
вульгарные кони-члены пусть себе скачут на чужих страницах. ВИРусс не борется с
порнографией, ведь та  сама давно уже
борется с собой, никого не возбуждая, потому как не способна.

Воспитанный ВИРусс не выражается языком сленга,
простонародное «трахаться» в потоке его сознания  требует преобразования в патетическое «соитие», в чём есть доля правды и шутки одновременно. ВИРусс весел и жизнерадостен, но «я» склонна к трагедийности, поэтому постоянно норовит зардно окатить и  Мону холодной водой,одёргивает, даёт по рукам, призывает к порядку, сама лишая себя счастья, впадает в уныние и тоску и при этом чаще всего испытывает глобальную вину за несовершенство. У ВИРусса отсюда сложная лисья задача – минуя  цензуру, нравиться и производить впечатление, очаровывать мужскую половину человечества и даже претендовать на уникальность и хрупкость, что особенно смешно, учитывая, что «я» в пространстве занимает место центнером  своего реального веса. С другой стороны, ВИРусс – легкий, проницательный, всепонимающий субъект партнёрских отношений, ранимый и уязвимый.

Всё женское подлежит отражению через мужской выбор.
Отверженность для ВИРусса губительна.

Ничто не уничтожает женскую природу настолько, как фиаско от
«связи» со «своим» мужчиной, если тот сочтёт, что «интимная близость» как
полное общение с моей персоной не имеет значения.

Тут ВИРусс сводится к нулю, «я» терзается нравственными норами в тюрьме морали, а Мона исключительно тем, что не понравилась, не привлекла, не удержала, если именно это входило в планы и составляло желание. Пока ВИРусс самоистребляется, «я» к нему безапелляционна, хотя и не имеет на него решительно  никакого влияния, когда тот бьётся
в истерике, беспрестанно казнится и рыдает. Тогда «я» обрушивается на Мону всей
мощью, усилия привести себя в чувство поистине колоссальны. Это и взывание к самости, строгость с аскезой,  и прямое запугивание с шантажом. Мона, высвобождаясь из-под опеки «я», устремляется на поддержку впечатлительного ВИРусса, чтобы
сквозь запреты и цензуру раз за разом воспроизвести кульминацию болевых моментов. Это надо, чтобы честно узнать про себя всё.

Понимаю, что искусственно запретить ВИРуссу терзаться – бесполезная трата времени. ВИРусс должен самостоятельно излечиться от травм, выздороветь после увечий, к тому же, у
ВИРусса замечательные приспособительные и  регенерирующие способности, его можно делегировать, куда угодно, и он охотно отправится, если пошлют, и с таким же энтузиазмом вернётся, еслитпозовут. У ВИРусса с его детской непосредственностью гордость отсутствует
напрочь, зато «я» часто надувает щёки и лживо читает мораль, а Мона чует фальшь
за версту и близко к себе не подпускает. ВИРусс удивлён всеми попытками «я» специально
достичь пика наслаждения, ведь именно тело никогда не врёт. Вирусс своеобразный
индикатор, что определяет отсутствие любви партнёра к себе раз и навсегда, а на разумные  уговоры подыграть не поддаётся ни за какие блага. Парадоксальнее нет ситуации, когда желанный мужчина, обладающий телом, как будто бы искренен и открыт, и нет большего счастья для меня – вот она – долгожданная действительность,
женский мой Эверест возможности быть с любимым самой собой, но не тут-то
было! ВИРусс спешит предупредить о непреложном: этот партнёр не любит, никогда
не полюбит, а обладает из честолюбия, скуки, для здоровья и разнообразия.  Мона  ловит сигнал, и уже никогда-никогда  мне не слиться с избранником в телесном экстазе.

Мужчина, в свою очередь, не примитивен, спектр всего перечисленного «для чего» далеко идущий, а в процессе «он» не может быть вовсе закрытым и бесчувственным болваном, но после вмешательства ВИРусса,  «я» становится особо критичной, принимает за истину только  слова, хотя и попадает в ловушку  мужского интеллекта.  Раз «я» польстилась на мозги, то и внимает сказанному, хотя бы и разрушительному для неё. Почему она не доверяет всему
остальному, исходящему от партнёра не вербально в моменты близости и  скрытой внутренней речи? Потому что относит пребывание наедине с возлюбленным всецело к области физиологии, чем,  несомненно,  вульгаризирует личностное обоих.

А вдаваться в подробности характеристик  и параметров – скукотища!

Ч.1,. гл. 2.: « Скажи мне, кто твой друг, дура!»

Так ли уж целостен избранник, который на социализации стоит, как на постаменте? Он иногда только изредка позволяет себя отпустить, что и происходит разве в нелегальном сексе или дружеской попойке, но и тогда на него накладывают свой суровый отпечаток все имеющиеся роли из социума. Он с ними сросся и в быту, и в постели. А мне терять нечего, как и героине. Ей, бесстатусной, проще. ВИРусс убеждён, что теперь и отныне только его как прямое порождение. Мона тоже настаивает, что именно с ним счастлива, потому и отдала ему себя принадлежать, в то время, как «я» испытала всю степень проникновения в свою, самую что ни на есть «матрёшечную» сущность. Вот интересно, есть ли у него самого свой собственный агент, подобный моему ВИРуссу, для взаимодействия со встречным сокровенным, который бы совпадал с цельным «я» мужчины? Допустим, что это некая точка «В», как в математике. Она – необязательная ассоциация из Мандельштама, сейчас эта строчка как раз крутится в сознании: « Мы с тобою поедем на «А» и на «Б» посмотреть, кто скорее умрёт». «Б» по –русски в математике «В», вершина угла какого-нибудь.

Нет, все мы внутри меня одной далеки от кровожадности. Надо понимать метафору, конечно же, как отказ от прежней себя, инерции, стереотипов. Новая «она» готова быть «его», отдавать себя, дарить, приносить в жертву, простясь с той, что была раньше, ещё до встречи, ибо новое знание необратимо и навсегда изменит внутреннюю природу.

А как ты хотела?

Этот вопрос на уточнение к которой из нас? ВИРусс после обретения этого мужчины не намерен больше расставаться.

Не отпускает изнутри. «Я» кажусь независимой, чтобы партнёр принял необходимые меры и осущестил выбор: уйти или остаться? Результат ни одной из нас не известен. Хотя и путь, и описание дальнейших событий из опыта драматичны, Мону волнует теперь только счастье быть рядом.

«Я» озабочена соблюсти реноме, с меня довольно и того, что в сговоре с ВИРуссом отважилась быть заодно и получила желаемое. Сама пошла на сближение с искомым человеком – мужчиной — ценой слияния с его естеством и энергией всей своей собственной сутью. И ещё не постигла, что же в этом смешении произошло для обоих ценного?

Вот у ВИРусса гораздо больше всяческих приспособительных инстинктов, праматери постарались передать потомкам такую древнюю кору мозга, где мы с ней все абсолютно зрелые, мудрые, решительные и ничего не боимся. Это самцы нас таких боятся, а мы оттуда с детства знаем, что от секса не умирают! Потому и готовы к экспериментам. Теоретически норма моей «сексуальной допустимости» шире пока ещё малых возможностей. Это же мой первый качественный опыт. И он никем до меня не описан. Тут нужно выдержать паузу, потому что по темпу видно, как хочется всё выпалить залпом.

Краткая информация из чувственного ряда: женщина в коитусе закрывает глаза, уходя в свою теплоту и кинестетику, мужчина же созерцает, и это его впечатляет. Как правило. Мне тоже предстоит через ВИРусса, который пока всё ещё не совсем женщина, бросить прощальный трезвый взгляд на партнёра, вполне мужской и оценивающий. Оба фиксируемся на табу в образе столь известных «семейных» времён Союза. Сами руки застревают на невидимой границе недозволенного, перед конечной наготой, когда обнажаться дальше некуда. Всё устраивает – можно закрывать глаза.

Это ничего не объясняет. Как произошёл выбор? Почему я и та важная, озабоченная поиском «своей» пары с детства часть меня, столь долго несчастливо влюбляется, переживает невзаимность, хранит опыт и владеет информацией, но вдруг рискует всё начать заново, разом объединяя усилия, сдаётся на милость победителя? Мужчина, владеющий тобой, и усилий никаких не прилагал, будь то добрый взгляд или хотя бы шоколадка для подкупа. Достало одних манер, статуса, «карих глаз» да интеллектуальных проявлений пассионария или «альфа» — самца. Повеяло штудиями из Гумилёва и Олдоса Хаксли. Бред – «гремучая смесь».

Ч.1, гл.3: «Про это…»

Не лишним было бы сказать, что речь идёт о событиях давностью в четверть века.
Нет меня на социальном поприще — вся целиком занята и поглощена новой эмоцией. Под впечатлением: «размер имеет значение». Прежний краткий опыт намеренно исключал взгляды на обнажённого партнёра ниже пояса «по умолчанию». Себе это объясняла соответственно, что мне всё равно, чем именно меня любят. А мужчине и вовсе было не выгодно заострять на этом внимание, раз по — живому новую какую-то теорию разрабатывал, настаивая, что секс портит наши с ним доверительные отношения, привнося ревность и имитируя супружеские узы, от которых в моих «левых» объятиях он искал укрытие.
Нынешний возлюбленный без особых усилий настолько подчинил себе всё моё существо, что это вырвалось далеко за рамки физиологии. «Я» не хочет порабощения и сопротивляется господству «чужака». Ей же нужно помнить о пристойности, не забыть дистанцироваться, быть на «Вы», как положено, не заявлять о своих правах, тем более, что права эти распространяются целиком лишь на время акта. Быть столь неприметной и малозначительной для меня против правил! Кроме того, «я» настаивает в своё оправдание, что несмотря на «падение», всё же «хорошая девочка», боясь, что в этом ей теперь и будет отказано. Если мужчина решит, что перед ним вовсе не пристойная женщина, то усугубит тем самым её вину перед Богом и людьми, потому что норм морали никто не отменял, а её сомнительное счастье явно украдено. Как сообщник и преступник мужчина может поддержать, а может и первым запустить в неё камень. Он же не свободен, разумеется. Вот теперь «разъединственные раструсы» (Олег Щуров) «семейные» капитулируют по-пиратски сереньким флажком, свисающим оттуда, куда их закинули. Самое время возвратиться на грешную землю. «Мой» мужчина абсолютно блистателен и сногсшибателен за исключением одного недостатка, что совершенно случаен. То есть ожидаем, выбран, «я Ваша навеки», но он сам о подобном даже не помышлял. Как-то само собой вышло, совпало, удалось.
Это только уловка, что когда он обнажён, то и беззащитен, а на момент близости ещё и открыт. Стоп! «Я» уводит от главного, уже возник ВИРусс, ждущий сюжета, хоть чего-то внятного и динамичного, в развитии. «Я» совсем задавило ВИРусса нравоучениями, по инерции склоняя и все «субличности» (Ассаджиолли) к менторским трактовкам. Хватит! Начну спонтанно с самых ярких инсайтов и самых истинных озарений без назиданий «я». «Оно» себя заморочило, распилило, оклеветало, предопределило «гореть в аду» и посыпает голову пеплом. А в это время желанный мужчина безмятежно спит рядом, только слегка смежив веки, и в его полуоткрытых глазах проносятся видения, далёкие от всего пережитого «здесь и сейчас». И та, которая по случаю «его женщина» на этот час, закрывает ему глаза поцелуем.
А что теперь? «Я» разбухла от нелюбви к себе толстенной жабой и заколдованная злой виной молит о поцелуе у прекрасного Принца. Ну, уж нет! Пощады не будет! Немедленно освободи ВИРусса, пусть правдиво расскажет, как же ты, красавица и умница, дошла до жизни такой. С Богом!

Ч.2, гл. 1.: «Нимфетка-конфетка»

Ох, уж эта пристойность! Чего не сделаешь ради имиджа… Но быть вечно в роли, так и не побывав собой, значит, не узнать, а чего ты-то сама хочешь для себя. Вот «я» всегда за содеянное каюсь перед Богом и людьми, а ВИРусс благодарна, что Бог сотрудничает с её выбором. Отсюда поподробнее и правдоподобнее.
У любой Лолиты, как доказал Набоков, уже есть прошлое. Ибо женщины и мужчины — мы в норме рано дифференцируем себя по половому признаку. Мне даже ревность дано было пережить в четырёхлетнем возрасте, когда мальчик предпочёл компанию для игр в лице другой девочки и с ней ушёл, а не со мной остался. «Я» предрекает, что это — детская аналогия — пролог для будущего разрыва. Да, не все игры безобидны. На что только не отваживаются малолетние натуралисты, чтобы узнать наверняка, как это выглядит да как устроено. Это разглядывание анатомии друг друга подальше от посторонних глаз происходит не в силу испорченности, а в силу необходимости составить эмпирически верное представление о противоположном поле. Это тот необходимый опыт, где ещё нет знаков — не плюс и не минус, а данность. В мире взрослых эти знания и все подобные исследования табуированы, и то, что где-то кто-то тайно подглядел или выведал, как правило, не обсуждается в среде ровесников тоже за неимением внешнего словесного оформления.
Мне повезло, раз удовлетворив детское любопытство, больше к этому не возвращаться, свидетельствуя, что знания «про это» уходят корнями глубоко в начальный период жизни ребёнка.
Иногда невесть откуда взявшиеся представления роковым образом влияют на судьбу.
Не без импринтинга возник уже в детстве образ будущего мужчины, головы которого в изобилии украшали страницы детского альбома для рисования, звались «портретами», иногда по сходству были подписаны «грек». Кареглазый, высоколобый, тёмноволосый в кудрях или локонах; бородатый, с прямым носом и взглядом одновременно всепрощения и страдания — наверняка иконописный лик был запечатлён и как персональный идеал, ведь маленькая девочка пока не знает такого страшного слова: «святотатство».
А вот более «практичные» вмешательства неверных представлений в практику жизни. Почему-то «я» вдруг решила, что вид женской груди как раз портят… большие соски, потому что во всех поэтических источниках мужчины воспевают «девическую грудь», значит, неразвитую, упругую, только намечающуюся, как в 12 лет. Откуда бы ещё завелась такая эстетическая странность? Но эта глупость реально повредила мне как матери очень скоро при вскармливании первенцев, так как на полном серьёзе, не спрашивая ни у одного всамделишного мужчины, а так ли это, вдруг сама взялась бороться за ту самую идеальную грудь, изрядно подорвав свои возможности для вскармливания с первых же дней появления потомства.
А вдруг будущему избраннику не понравится вид новой груди? Пороть ремнём некому… Подойди и прямо спроси, продемонстрируй и не издевайся над природой и детьми. ВИРусс — да, но разве «я» так могу? Никогда! «Я»вообще склонна выдавать себя за образцовую отличницу и скрытничать в самом интимном, совсем не расположена откровенничать, а наедине с собой тоже партизан.

«Я» любит пускать пыль в глаза, свихнувшись на порядочности. Ну, как можно сознаться в томлениях плоти? А честно описать способы удовлетворения желаний, что рано изобретены как велосипед, являясь классикой жанра? Нет, для «я» в форме жандарма всё это «грех» и «похоть». Мою маленькую личность рвёт изнутри противоречие: лет после трёх фиксирую знание о себе как о женщине, у которой наряду с психической разрядкой уже возможна и физическая тоже, возбуждение явно носит характер полового, как позже это будет верно интерпретировано мной самой. И никак иначе. Но что делать с принятой невинностью? Ничто в окружении не провоцирует раннего созревания — навстречу одна лишь ненаигранная целомудренность, и всё же собственные сексуальные запросы изнутри требуют ответов и побуждают искать удовлетворения в безоценочном пространстве личного тайного мира. Мона во мне рано счастлива от осознания следования своей природе, это для неё естественно и гармонично, она с удовольствием узнаёт всё новые возможности тела, не зная, плохо это или хорошо? Задолго до фактического взросления и превращения в девушку, Мона в ребёнке умеет уже всё то, что и зрелый человек, управляя струёй воды именно так, чтобы разрядка происходила легко и спокойно, как требуется физическому телу. Вот муж недавно вмешался в повествование и был возмущён уже самими именами, негодуя, что «Мона» по-итальянски — «проститутка» и даже более того, — грязное ругательство, обозначающее наши половые органы. Вот потому область интимного в детстве и не распространяется на партнёрство. Все открытия стоит оберегать от окружающих просто потому, что это — уникальные индивидуальные переживания и вряд ли этим с кем-то можно поделиться. Знание замкнуто на результате. Может, я одна такая, но я могу управлять простым удовольствием, когда есть потребность. Всегда можно уединиться под благовидным предлогом и не быть раскрытой.
Когда же обо всём этом спрашивает мужчина, то в настоящем времени честно можно сказать, что всему прежнему больше нет места, ибо новые отношения исключают автономный детский опыт — они о другом. Сейчас всё совсем иначе.

Ч.2, гл. 2: «Ненавижу извращенцев!»

Чем успешнее Мона как женщина, тем глубиннее вина «я». «Отягощённая злом» «она» не прощает Моне того, что та привлекательна всегда, с самого раннего детства. Моне эти воспоминания ранней жизни нужны для самоидентификации как настройка на счастье. Её женская здоровая природа дана в неискажённых моралью ощущениях. «Я» опасается за Мону и боится всех на свете извращенцев, даже теперь пускающих слюни… Детство неприкосновенно!
«Я» даже собственного отца стесняюсь с двух лет, не умея пока купаться самостоятельно, краснею так, что это становится заметно. Мне неизвестно, насколько это состояние стыда за себя саму близко к патологии и суть ли «оно» «я» или это привнесено в меня системой внешнего оценивания.
Из чувства чудовищной глобальной вины с самого раннего детства происходит мазохизм. Будучи древним, он упрекал за «уродство» девочку, стремящуюся к самопознанию, а в современном варианте внушает мне, что только чужая воля агрессора и насильника освобождает от ответственности за грех, ведь жертва не выбирает. Эта провокация однажды обернётся трагедией, чтобы на практике провести различие между представлением о беспомощности и фактическом принуждении.
Но ведь и Моне совсем не нравится, если кто бы то ни было насильно вторгается в область интимного. На её пути уже попались несколько странных больных особей, обнажающих то, что не принято, прилюдно. Естественно, она испытала стресс — страх и потрясение. Она избегает особо нахальных с их разговорами и всех опасных ситуаций, превращая из сознательно в » не бывшие», старательно забывая встреченных эксгибиционистов. Никогда обнажённый половой орган взрослого не вызывал ничего, кроме желания зажмуриться и скрыться.
Почему-то со мной это происходило частенько, любопытно, что чаще один на один в подступающих немоте, глухоте и тошноте. Вот там я стояла сама за себя, обращая в бегство извращенцев не без вызова, что ничего не боюсь.
Как-то случилось показать любимому мужчине дорогой сердцу снимок, где ребёнком я наиболее Мона во всём своём очаровании и великолепии. Тогда последовал его искренний комментарий: «Невинна», в контексте отношений это звучало из уст любимого оправдательным приговором.
Да, Мона и такая тоже.
Но она рождена женщиной и не собирается, чтобы «хорошо выглядеть», отказываться от природной сущности, она — не бесполое существо, даже если провоцирует кого вызывающей женственностью, осознанной столь рано.
Запомнилось потрясение в ещё совсем детском мире: стайка старших мальчишек — подростков, прикрываясь анонимностью, нападает в тёмном коридоре школы, чтобы припечатать к стене, зажав рот, через одежду слепо ткнуться пальцами в область паха. Через мгновение обидчики кидаются в рассыпную, а я делаю вид, что ничего этого не было. Бессилие противостоять вовсе не возбуждает в реальности, а застаёт врасплох и обескураживает.
Подобному ещё надлежит повториться во взрослой жизни.
Каждый раз самой придётся решать, что делать с собой, утрачивая любовь, насильно укладывая себя в чужую постель к постороннему и не нужному кому-то, чужому по сути. Ничего этого не было. Никогда.

Ч.2, гл.3: «Живут крестьяне — каждый хитр…»

Как можно оказаться в гостиничном номере наедине с возможным убийцей, а скрыться от него у Дракона, личного своего врага? Как можно при этом без памяти любить бросившего и даже не оглянувшегося на тебя мужчину?
Самое интересное на трезвую голову.
Любовные авантюры с настоящими страстями привели в добровольную ссылку. Вот уже почти год прожит в деревне, в той среде, где пары не водится по определению. Я в силу снобизма на тот момент глубоко презираю всё окружение за исключением друзей из детей в школе, в основном. В душе бережно сохраняю образ того, кому принадлежала и телесно тоже, о ком на этом основании думаю как о «своём мужчине». Разумеется, совершенно напрасно. Занята работой. ВИРуссу позволено выражать себя в творчестве — сублимировать.
Внешне очень даже приветлива и миролюбива, не спесива нисколько. Но на любые попытки сближения реагирую звериным оскалом, чтобы местным мужчинам даже в голову не приходили соблазнительные идеи. Между мною и кем-то здесь никакая история невозможна! Ощущение полной парализации к низу не оставляет до физического оцепенения, это становится знакомым и родным. С ужасом думаю, что эту тушку не разморозить при встрече, случись такое чудо. Однажды коренной мачо вызвался подбросить до города и завёз в такие растительные дебри, где ничто бы не помешало ему воплотить задуманное, но при попытке склонить к интимному общению, он вдруг натолкнулся на такую стену истинного презрения, что ретировался сразу же, не дожидаясь язвительной реплики от меня, что его жена обо всём узнает первой. Все остальные вели себя дисциплинированно, хотя наблюдать дерзкую и молодую учительницу на свободе — испытание не из лёгких. Я не флиртовала ни с кем и никого не запомнила в лицо, словно вся деревня состояла из детей и женщин. Сейчас мне стыдно за отсутствие демократизма и заносчивость, но что было, то было. Бумеранг судьбы заставил многократно пройти социальные унижения вплоть до работы на бесправных гастарбайтеров, но это — позже.
А пока случился казус. Трактористам привезли специфический фильм. Это был период подпольного видео, когда даже в деревенских клубах шло только порно, собиравшее полные мужские залы. Фильм носил название с претензией на сюжет, и собственный пофигизм толкнул меня сделать на него вылазку. Я же одиночка, которая ничего не боится! Революционерка. Взрывать мозги — моё призвание!
Конечно, я потащилась в кино совершенно одна — и это было «делом чести», как оксюморонно не звучит смысловой перевёртыш.
Поясняю, зачем из любопытства и провокации это было надо…
Тому назад в отношениях с самым желанным мужчиной Моне из опыта нечем было поддержать тему сексуального возбуждения, и ей приходилось отмалчиваться. Мужчина уже тогда ломал голову над тем, как из фригидной и холодной не то рыбины, не то русалки получить страстную и в меру развратную любовницу по требованию, но всё больше склонялся к безрезультатности предпринятого, желая не с ней порешать эту проблему, а просто заменить её на желаемое. Внятных разъяснений Мона своему мужчине так и не предоставила, от ВИРусса их он тоже не получил. Надо ли говорить, что личностное «я» вовсе стеснялось поддерживать тему. Мужчине ничего не оставалось, как самому озвучивать собственные предположения и отпускать реплики за меня. Диалог приобрёл странный характер беседы хозяина с собакой, которая всё понимает, только молчит. Я так же преданно смотрела с благодарностью, но не говорила, потому как сказать было нечего. В свои 21 я ещё никогда не видела порно, а кубинский журнал, привезённый отцом в далёком 1976 , содержал вполне скромные эротические картинки, всё больше эстетической направленности. От их просмотра наступало приятное тепло и только. Как подействует на меня более откровенные сцены на экране, я не представляла совсем.

Меня удручало только одно: Моны больше не существовало, как только близился физический контакт, только ВИРусс героически бросался навстречу, а «я» заводило вечную шарманку уже не только о глобальной вине греха, но и вине перед любовником, видимо билось в истерике, заламывая руки, страдало и стонало отнюдь не от эротического наслаждения, успевая выдать список, отчего стыдно, перечень на две страницы , справедливый, но никчёмный и даже вредный в контексте событий.

Ч.2, гл.4: «Из опыта»

К счастью, мужчине удаётся прорваться сквозь мой женский бред. Он его не учитывает. Паника гасится страстью, каждый раз ему утверждать заново своё превосходство, первенство завоевателя и победителя. И ВИРусс с этим абсолютно согласна. Ей нравится всё. И то, что «согласие не имеет значения», и то, что любимый всегда доминирует, и то, что сначала происходит всё то, чему надлежит быть, а уж потом партнёр интересуется её самочувствием. Она рада, что ему нравится делать с ней то, что он сам только хочет. Она ликует, когда слышит заветные слова, предвещающие финальный апофеоз. С ним она нежна и ласкова, сосредоточена и старательна, но… Тело бунтует. Оно не собирается достигать вершины удовольствия, что бы ни происходило. В этом удивительный парадокс. «Я» всей мощью воли заставляет ВИРусса подчиниться мужскому напору, позволить себе ничего не контролировать. Но чем больше давлеет «Я», тем беспомощнее пасует затравленный ВИРусс. Мона тут и не ночевала. А «мой» мужчина умеет всё! Вот только не является «моим» ни по факту, ни по сути. Откуда бы и взяться моей полнейшей женской несостоятельности? Когда любишь одним лишь сознанием, вряд ли дождёшься экстаза ещё где-то помимо головы. Всё это явно не способствует развитию отношений. Зачем любовнику дама с проблемами? Вся «она» избыточно трагедийна, нельзя же вечно делать это «медленно и печально», как в анекдоте, траур когда-то и заканчивается. » По ком звонит колокол? — Он звонит по тебе!» — и с этими мыслями ложиться с ним в постель? Я неверно веду себя с лёгким на подъём гурманом — раблезианцем, но это и значит «быть собой». Такой я ему не нужна. Круг замыкается. Я очень его люблю. Чем докажу? А бешеное сердцебиение, сбои сердечного ритма и дыхания, желание принадлежать одному ему и никогда никому другому? Что в результате? Про «оргазм» мы знаем по слухам. С ним много беседуем не только про это. Он сам сказал, что не любит меня. Мог бы и не говорить, но предпочёл, чтобы его услышали. Это честный поступок. Чтобы сомнений у меня уже никогда не возникло. «Я» бы предпочла этого не слышать, а ВИРусс не знать. А Мона, которой здесь нет, рассержена и злобно шепчет над самодовольным образом толстокожего: «Скажи спасибо Армену!» Но об этом позже. Я не хотела бы и теперь оплакивать то, что неподвластно мечтам и желаниям. Не всем Бог дарит счастье взаимной любви.
Из опыта знаю, что многие несчастные, с целью угодить «своему» мужчине, будут искать причины в самих себе. Первая моя мысль — что-то со мной не то и не так. Самое время обратиться к специалистам, но мы живём в такой стране, что это — последний шанс перед неминуемой смертью. У меня пока не тот случай. Мама в этом вопросе ничем не помогла, я только узнала, насколько у родителей всё запущено. Итогом назиданий были слова, что живут же люди как-то и без этого. Вполне в духе сарказма: «У нас в стране секса нет!» Пришлось добывать знания автономно. И чтобы решить, что послужит цели, потребовался безопасный способ возбуждения, о коем до 21 года я всё ещё не имела ни малейшего представления — просмотр порнографического фильма.
«Иди и смотри!» повелела себе»Я», потому что в этом процессе привыкла к руководству, и ВИРусс ринулась доказывать, что и она тоже женщина, а Мона смущалась и сопротивлялась, предчувствуя казус и конфуз.

Ч.2, гл.5: «Билетик в кино!»

Уж и не знаю, что ещё способно собрать вместе всё мужское население деревни. Только что на моих глазах прогнали забредшего на огонёк пацана, а меня не посмели выдворить, так как явилась учительница их детей с невозмутимым видом эксперта и тут же удалилась подальше от любопытных глаз в угол зала. Никто связываться и не стал.
На экране после титров возникло в копировальном качестве чёрно-белое ретро, фильм был не в цвете и шёл на испанском, что само по себе было невыразимо смешно, зал пыхтел, запивая волнение бутылочным пивом и ничего при мне не комментировал, все вели себя намеренно пристойно, будто смотрели отечественный широкоэкранный.
Кульминация фильма — погром в публичном доме — включала только одну откровенную сцену: красавец негр долго боролся с мулаткой за право обладания, а водрузив её на себя, получил смертельный удар от женщины ножом в грудь. Кровавая развязка по замыслу режиссёра мстила за поруганную честь прерванным актом, в этом и была мораль. А мне нужно было под прикрытием темноты стремительно двигаться к дому, потому как интерес к моему одиночному женскому присутствию становился осязаемым. Пришлось опрометью скрыться у себя за дверью, опасаясь недвусмысленного преследования.
Теперь было самое время оценить воздействие. Впервые мной был получен опыт стороннего наблюдения, а это — мужской взгляд на ситуацию. Всё ожидаемое так и происходит — пришлось констатировать, что и женское тело меня возбуждает по аналогии с самой собой на экране гораздо сильнее, приятно любоваться формами и отождествлять себя с экранной героиней, легко пронизываясь её ощущениями. Мне не понадобилось доводить себя до разрядки, потому что пришлось притаиться, чтобы не накликать беды. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из зрителей предпринял штурм немедленно.

Из страха легла спать в считанные минуты, отключив повсюду свет — пусть будет видно, что дом сразу вымер. Эта моя вылазка по ликвидации пробелов сексуального воспитания забылась не сразу, и отчаянная ВИРусс долго ещё потешалась над тем, что её хулиганская затея удалась.

Ч.2., гл. 6.: «Зов и выбор»

Не всегда провокации оканчивались столь невинно.

Моя природа умеренной мазохистки гипотетически за мужское лидерство. Преобладание заключается для «я» в интеллектуальном первенстве. Если партнёр не подчиняет себе мозги, то и ВИРусс принадлежать ему не может. Поэтому у ВИРусса есть хозяин. Тот, благодаря кому ВИРусс и возник как мой индивидуальный микроб любви. На его фоне Мона способна обрести с кем-то счастливое единство, если совпадёт в хронотопе с очень сильным партнёром, но при условии, что её любят. Она зародилась отприродно, подобно Венере из пенной волны, это моя сакральная женственность. Моне трудно смириться с мыслью, что её можно не полюбить. Даже такому блистательному избраннику, что появляется на женской аудитории педагогов всех возрастов неизменно под вожделенный вздох плохоорганизованной толпы. Этого мужчину, тщательно упакованного в костюмно-московскую классику, хотят все. Мона тоже зовёт его, как Серена, беззвучно крича всем женским существом: «Это для тебя я одна, печальна, тепла, глубока – приди – и возьми!» И Светило чётко слышит мой зов, добавляя характеристики к образу: «свободна , без предрассудков и не дура», что в переводе с «поискового» значит, что случись что, для него это будет без последствий.

В 43 года из беседы с подругой о молодёжной среде, мной была услышана грубая, но правдивая фраза, отпущенная молодой папарацци о юном даровании — художнике: «Так и хочется снять перед ним трусы». «Я» может возмущаться, сколько угодно, а вот ВИРусс согласна, что по сути это абсолютно верно! Мона в 21 не была законченным циником, но мужчине было на тот момент 42, и в этих вопросах он не был теоретиком. Мона подтвердит, что это – правильно. Влюблённая женщина считает, что её избранник – генофонд нации, хоть и «ходок», но представитель интеллектуальной элиты, именно от таких необходимо рожать детей для улучшения породы. Она прощает ему небрежность и разбросанность, объясняя снобизм Светила здоровым желанием оградить себя от фанаток, оттолкнув подальше всех тех, кто без приглашения норовит «залезть в штаны». Мона в этом его понимает: как сделать так, чтобы всегда нравиться и быть востребованным, чтобы хотело как можно большее количество женщин, но иметь право их презирать на том основании, что недоступен для каждой «первой встречной», а наложниц назначает себе сам. Самолюбие идёт впереди него, и я прекрасно понимаю, за чей счёт Светило самоутверждается, но и это не останавливает безумную гордячку: «Он будет моим!» Надо думать, что весь пафос повествования сейчас принадлежит самонадеянной Моне с миниальным опытом общения с мужчиной. Чем объяснить собственный выбор? По какому праву замахнулась молодая женщина, далёкая от поиска авантюрных приключений, совсем не развратная в душе, на этого Зубра? Не весь опыт инициирован ей самой. И не за всё она благодарна.

Ч.2., гл. 7: «Садо-мазо»

Самое время сделать нелирическое отступление о том, как легко нарваться на настоящего насильника, по инерции неверно расценив ситуацию. Конечно, любая, не только ВИРусс, захочет свалить вину на кого-то другого, но подставилась сама, с меня и спрос. Думается на трезвую голову, а не «поддавки» ли это были? Интерпретация — великая вещь, со смыслами работать одно удовольствие! Совсем иное дело оказаться в опасной ситуации на практике.

По сути, не важно, о чём незамужняя женщина, дамский опыт которой ограничен одним – двумя случаями интимного общения с одним и тем же, (но не постоянным!) партнёром в год, после чего её непременно бросают, даже не условившись о новой встрече, заговорила с маскулинным «кавказцем». Её подводит установка на благородство – иного она пока и не встречала. Она не видела опасности в агрессии чужого мужчины для себя. И просчиталась. Она совсем не то ляпнула айзербайджанцу про любовь к Армении, грубо отвергла любую мирную инициативу познакомиться, возмутительно приказала убрать от неё руки, и наивно надеялась, что всё обойдётся.

В гостиничном номере её уже ждали, она только успела удивиться и вскрикнуть от неожиданности, потому что вот-вот ей выдали ключ внизу, и она старательно им отпирала дверь, за которой притаился чужой. Его намерения очевидны – он пришёл спать с ней немедленно. Никакого газового баллончика, как подобало бы по случаю, не нашлось, разве что флакончик французских цветочных духов в две учительских зарплаты в сумочке через плечо.

Вместо уговоров пошла разбитая о край стола бутылка шампанского, на крики никто не прибежал, к моему горлу приставлен осколок стекла, наверно, кожа на шее чуть содрана, тёплая струйка крови щекочет за ухом, и я почему-то беспокоюсь за казённую наволочку, вдруг пятно останется? Меня прижимают к кровати всей массой, но я рада, что по лицу не бъют, оцениваю неравные силы и умеренно трепыхаюсь в то время, как на мне что-то методично расстёгивают одной рукой. Нападающий норовит удержать меня за горло, хватка не ослабевает. Я не могу даже прошипеть, что так меня он придушит не до того, как, а вместо… Он закидывает мою голову назад, мне трудно войти в человечий контакт, все не встречаюсь с ним глазами. И вдруг понимаю, что надо перестать пытаться оторвать его руки от горла и закрываю глаза. Несколько секунд повисает в безвоздушном пространстве, я больше не сопротивляюсь, и он приходит в себя, перестаёт меня душить, медленно поворачиваю лицо к нему и одними пересохшими посиневшими, скорее всего, губами беззвучно срашиваю: «Как тебя зовут?» Он не забыл представиться. Это Эльман, милейший парень, добряк, весельчак и переводчик с турецкого в фирме собственного брата, ко мне – ничего личного, просто «женщину хочу», но если я ему немедленно не отдамся, то он за себя не ручается, а пригласит сюда и всех многочисленных родственников, и мне мало не будет. «Я» перехватываю инициативу и очень твёрдо спрашиваю: « А что дальше? Считай, что это произошло. Чего ты хочешь?»

В продолжение диалога на русском. (А может быть, так вот и честнее, думает ВИРусс, выслушивая незатейливый речетатив из многих «хочу!»)

— Чтобы меня любила белая русская девушка, и я сделал ей ребёнка, а она его родила;

ещё увезти тебя на родину, чтобы там для тебя заколоть барашка и потом есть шашлык из него прямо на поляне в траве перед домом…

— А я хочу (у меня, наконец, истерика, со слезами и соплями, как полагается), чтобы меня любил один – единственныйчеловек,который «мой», но пинает меня ногами, не боится меня потерять и толкает в объятия к чужим мужикам, а я не могу его за это всё разлюбить! Я им мучаюсь! Ты мне делаешь больно сейчас, но и это из-за него, потому что он это допускает,чтобы я жила без него с другими, как проститутка!

Вот бы Светило был удивлён внезапному откровению нелегальной подруги!

Ч.2, гл 8.: « Всё о Драконах»

Секс из жалости безнадёжен, хотя так и можно приручить драконов.

Подругам про замотанную платком шею скажу, что меня искусал вампир. Свежая ранка чувствуется всё время. Мы гуляем с Эльманом по Челябинску, не ненавидеть же его за то, что это меня саму занесло. Мы заходим в кафе и мирно обмениваемся репликами про уютную обстановку. Звучит песня про падишаха, а это по-ихнему «царь»… Из окна промозглый апрель, какой-то противный, мои лакированные малиновые туфли совсем вымокли, а собственный бледно – бардовый плащ пахнет чужой кожанкой, потому что мы так и оставались в верхней одежде. А в городе у меня дела, но я уже сегодня совершенно точно уеду подальше отсюда, всё, что требуется, у меня в сумочке на плече, а за вещами в номер я не вернусь.

Больше этого не должно произойти с драконами, чтобы этого не случалось, нужно иметь собственного, а не подставляться другим во времена жесточайших депрессий.

Мой спутник улыбается всеми золотыми зубами, и совсем незнакомые женщины в кафе называют его «Солнышком». Мир молодой и здоровый раскинулся вокруг и призывает обняться со всеми, в конце концов, ничего страшного он со мной не сделал…

Как не вспомнить доброго друга из профкома студентов с жизненно правдивой историей, претендующей на анекдот.

Уголовник постучался ночью к одинокой женщине на окраине города и попросился на ночлег: «Не бойся меня, тебе ничего не будет, у меня просто давно не было женщины и мне нужно с кем-то переспать…»

-Ну, и?..

— Ну, и просто с ней, действительно, переспал – и всё, ничего страшного с ней не было!

Ч.2, гл.9.: «Русская рулетка по-женски»

«Ничего страшного со мной не произошло»,- так весь месяц твержу медитативно. Ругая себя, то отчаянной дурой, то просто сукой, дожидаюсь физиологического сигнала, что не беременна. Потенциальный отец — настоящий выходец с Кавказа, где детей не бросают, поэтому оставил мне все свои контакты. По одному из адресов пишу ему, как только выясняется, что мамой стану не на этот раз: «Со мной всё в порядке! Тебе не о чем беспокоиться», — и рву дальнейшие отношения на мелкие кусочки. О принудительной этой близости даже не вспоминаю. ВИРусс давно и точно знает, что «от секса не умирают», «я» верит, что опыт бесценен при гарантии анонимности, а у Эльмана нет от меня ничего достоверного, отсюда нежданная встреча вряд ли возможна. Ничто отныне не угрожает автономной действительности обоих. Одна лишь Мона проливает горькие слёзы под русские романсы, она осталась тут абсолютно опустошённой, предприняв попытку избавиться от своей зависимости и похоронить свою любовь. Было похоже, что я крепко подпростыла в командировке, и хотя горло постепенно выздоравливало, но в голосе оставался прежний надлом. После первого шока еле сдерживалась, чтобы сознательно не найти себе пущего наказания и немедленно не завести себе собственного домашнего дракона. Для новых отношений в любви «я» всё ещё не была готова, поэтому успела обзавестить безопасными поклонниками, приблизив их чистой манипуляцией. Урок «ничего личного». Недолго выбирала, с кем составить пару, нашла, что влюблённый, но с детства страдающий заболеванием нервной системы поэт не столь практичен в случае заведения потомства, сколь спокойный и уравновешенный в проявлениях неизвестный художник. И, избрав в потенциальные партнёры последнего из них, школьного учителя рисования, стала с ним выстраивать нужные отношения. Это впервые был театр в моём исполнении, в каждом действии – только трезвый расчёт. Всё разыгрывалось, как по нотам, правда, спланированная «внезапная» встреча оставалась случайной, но и это состоялось, как было задумано. Когда женщина – вамп вооружена до зубов – такое не забывается, её цель — произвести окончательное впечатление на жертву. Коллега запал, считая себя инициативным и предприимчивым, а мне нужно было только выдержать паузу, чтобы подсечь эту рыбку, когда следует. Совесть за всё это деяние по-прежнему мучает Мону, но ей просто на горло наступают пяткой, «я» угрожает и запугивает всяческими гостиничными унижениями, шипя змеёй: «Допущенное тобой в жизни омерзительно. Его Величество никогда не примет такую, как ты, в круг своего общения, да и ты не тянешь его бесконечные измены со своим честолюбием – не притворяйся, что с этим можно что-то поделать. Сдавайся по-хорошему. Тут нет места для счастья, но и то, где ты его искала, раем не назовёшь, вспомни, что с тобой недавно делал случайный и первый встречный мужчина… Ты хочешь повторения истории?» Мона не хочет. Она только не представляет, как это можно взять за себя чужого мужчину безо всяких чувств, просто цинично, как Светило поступает всегда со мной сам. Спустя лет двадцать на старенькой раритетной кассете Его Величество увидит, какая я, принудительно рядом с партнёром, и не узнает меня, «не сможет идентифицировать…» Ещё бы! Там нет ничего от той переполненной счастьем «его» женщины « хотя бы на ночь». Там я рассчётливое и холодное чудовище, подавившее женскую суть, вознамерившееся жить с собственным Драконом во избежание чужих. Кто же из нас двоих Дракон? Можно поспорить, но Шварц писал это и обо мне: «Все мы были учениками Дракона, но почему Ты был Первым учеником?» «Я» твёрдо решила расправиться со всем, что есть во мне «любовь». Продаваться за деньги не научилась, пришлось отдаваться даром. Наступали тяжёлые времена, но я то обманывала себя, что это «просто хороший человек», и у нас всё уладится, то обещала себе, что про искушение любовью даже не вспомню отныне. Но разве можно шутить с Провидением? Об этом дальше…

Ч.3., гл.1.: «Мы выбираем, нас выбирают»…

Все мои героини в своём триединстве не в состоянии влюбить в себя Его Величество, все мы по нему тоскуем в отставке. В этой своей отверженности, скорее всего, воображаемым Светилом, каждая ожидает встречи с каким – нибудь его посыльным агентом, той самой «точкой В». Это будет означать, что про нас вспомнили. Но Его Величество последователен в действиях: а зачем ему множить шизофрению? То, о чём поёт моя любимая Вероника Долина, о чём пишет психолог Ассаджиолли в нормальном обществе – не общепринятое: «Сто женщин, сто младенцев есть во мне…» — это у профессионалов и зовётся «субличности». У меня их здесь пока только три, у каждой героини своё лицо, как сейчас на «аватарке»: слева портрет молодой девушки, пока не знающей близости с мужчиной, она – Стойкий оловянный солдатик и Ван-Шонховен одновременно, верный паж и рыцарь, суть ВИРусс; потом улыбающаяся и загадочная «я», считающая себя центральной и главной умудрённой фигурой, а слева – печальная Мона, ибо счастья женского в жизни – считанные минуты, самое забитое существо, затравленное любящими, но не любимыми партнёрами, которые из эгоизма требуют от неё под ежедневными пытками клятв отречения от былой любви!

«Я» со своим ВИРуссом воевала с попеременным успехом, но гармоничная Мона страдала больше других и в моём трио за ненадобностью. Без любимого у Моны не наступит сексуальной разрядки, а с любимым… тем более! Мона вынуждена отдавать себя безликой струе, и от воды всё происходит не так, как в детстве, энергия вырывается сгустком боли – её любви не хотят, и это не справедливо! Всё, что могло бы любого из смертных сделать счастливым, просто гибнет понапрасну, и я рыдаю в ванной от собственного бессилия это изменить. Сколько всех этих жестов отчаяния, сотрясающих ни в чём не повинное тело! О, если бы только можно любить усилием воли того, кого надо! И отменить любовь к тому, кого она есть! Выбор Его Величества в мои возлюбленные был стремительным, но несчастливым, никто не смилостивился и не снизошёл, чтобы это могло быть взаимным или хотя бы не столь унизительным для меня: врагу не пожелаешь слышать «нет» в ответ на признание двадцать лет спустя, как, впрочем, и ранее.

А с какого момента начались «сбои»? Откуда «всё пошло не так»? Мне не хочется припоминать всё «от царя Гороха», исследовать всю физиологию с момента утраты невинности, но восстановить механизм случившегося, не будучи «технарём», мне всё же необходимо. Именно потому, что до сих пор произошедшее не описано и не дифференцировано, оно существует «кляком» в сознании, потянешь за ниточку из «омута памяти», разматывается весь клубок образов прошлого, втягивая в давнее повествование привычными словами заезженной пластинки. А вот честного взгляда со стороны как раз и не хватает, как у Ницше, которого я конспектировала в деревне под настроение: «цинично и с непорочностью». Хорош «оксюморончик»!

Проще всего напиться валерьянки или ещё чего покрепче и уйти в фантазии вместо правдивого повествования и трудного разговора с собой.

Что спасало во мраке уныния?

На книжной полочке в деревне у меня стояла иконка. На ней был похожий на Дюреровского Христос в терновом венце. Я оберегала именно это изображение, всегда помня, что мне всей душой жаль Бога.

Именно под этой иконой через 27 лет умрёт мой папа, упавперед ней на колени, как Блудный сын.

Ч.3, гл.2.: «Молодо-зелено»

Мне 21 год. У меня в жизни только что произошло несколько важных событий.

Стремительный облом карьеры в вузе после формальной «четвёрки» по русскому на госе — даже откровенные тупицы получили «пять». Ведомость непоравимо испорчена, и мой красный диплом уходит конкурентке. На тёплое местечко под солнцем не очень-то и рассчитывала – были и помимо меня предприимчивые особы. Но «4» — это было слишком уж странно. При всём желании, отвечая один и тот же билет уже трижды – по иронии судьбы, зная его наизусть, будучи все годы только отличницей и стипендиаткой, стабильно получавшей повышенную, я бы не смогла сама так себя «завалить» на решаюшей финишной. Надо же было зарваться под конец и встрять в коммуналку, да ещё и по национальному признаку, что мне как «интернационалке» чуждо. Зачем меня кинуло в «контры» с преподавателем? Зато утвердилась в правоте, заявив о собственной позиции, что всегда буду делать по жизни только то, что сама захочу. И профессионально тоже. Полякова оказалась Пимштейн, и Пикуль для неё был национальный писатель, а для меня просто предмет критики. А уж то, что я предпочитаю преподавание литературы русскому, который считаю вспомогательным средством для владения речью, такой крамолы мне простить не могли. Несколько кафедральных дам объединились на момент расправы, и даже мой любимый мэтр по зарубежке ничего с этим поделать не смог. Спасибо, Александр Васильевич, тогда за горячую поддержку! Никогда не забуду, что мы оба показательно на прощание хлопнули дверью… Дело сделано.

«Везунчика» удалось ткнуть в грязь лицом. Отныне у меня открылась поразительная способность обзаводиться врагами, по сей день приобретаю их легко и надолго, сколько тёток при виде меня впадают в бешенство! Со временем только это одно не изменилось. Актуально пойти поставить свечку за Люлюкову в Храм, а что «я» моему методисту? Почему её трясёт от одного упоминания обо мне? Сколько энергии она тратит на заочную непримиримую вражду и ненависть ко мне! А почему? Нет ответа. Есть враги. Перечислить всех недосуг, но само их возникновение нелепо, ведь мне же нечего с ними делить… Чистая «коммуналка».

Второе важное событие — сам выпускной, который потребовал кардинального обновления гардероба. Родители помогли приобрести роскошное польское платье – костюм лазурного цвета в ресничках, у меня поразительно идущая к лицу причёска, а туфельки на каблучках из Франции (бартер) изумрудного цвета безукоризненны. Примерно так с головы до ног я себя и воспринимаю – великолепна, но совершенно сбита с толку и не уверенна в себе, потому что до сих пор всё ещё «девушка»! Вы где-нибудь видели «девушку» двадцати одного года? Тогда Вы в теме!

Ч.3,. гл.3.: «В городе Сочи тёмные ночи…»

Эта девственность уже носила затяжной характер. С одной стороны, вокруг много молодых людей, каждый из которых «не так уж плох», но объединённые по определённым параметрам, с острого языка одной из приятельниц, все они – «Лёлики – болики», с ними можно дружить. И только. Внутренне понимаю, что юноша, застенчивый, словно девушка, с таким же нулевым опытом, как мой, не есть предмет вдохновения, не говоря уже о возможности полюбить. Да, все они благородны, но никто из свиты не претендент. С другой стороны, существует сильная влюблённость в имидж «чужого друга» – это молодой мужчина – художник и одновременно любовник старшей подруги, потому четыре года института бесперспективны и проходят в отказе от всего плотского. Моя объективная заносчивость констатирует, что никто из ближайшего окружения не подходит на роль «пары». Здесь меня бросает в крайности: «я» слишком высоко себя ценит, не будучи чьей-то избранницей. В семейной атмосфере царит притворная назидательность, сексом запугивают, потому что у родителей в информации для меня это синоним «разврата», и на этой области непознанного заранее стоит клеймо: до свадьбы ни-ни! В моём бунтарстве никакой свадьбы и не предвидится, у меня с детства существовал страх, что у всех девочек будет пара, и только у одной меня – нет, в отрочестве я себя рисовала в будущем одиноко кормящей младенца. Всё человек предчувствует о себе самом.

Вот уже возникла ситуация, когда доброжелатель из человеколюбия предложил по-дружески поучаствовать в решении моей проблемы, но у меня при слове «услуга» просто вскипела кровь в ушах, да так буквально, что я дальнейшего попросту не услышала. Короче, ситуация была унизительной.

В социуме тоже похвастаться было нечем. За меня не слишком держалась кафедра, многим я не внушала идею, что академична, а сфера интересов касалась различных областей – между литературой – эстетикой – педагогикой, потому серьёзно ко мне никто не относился, считая, что я не самоопределилась. Вариант навис странный: педкласс и лицей при вузе, где-то рядом с кафедрой педагогики, но вне нее. Впрочем, будущий свободный художник «от литературы» — не самое скучное занятие, если учесть, что мой вольный полёт никто не отслеживал. Была я тогда насквозь «книжной», а необходимость назревала стать практиком.

Ещё под Новый год я написала себе пожелания, где в одной свёрнутой на манер жребия бумажке значилось, быть, чего не миновать, с первым встречным из Москвы. Почему бы не из Сочи, где «тёмные ночи»? Мы ездили в Москву студентами, имея «свободное посещение» за отличную учёбу. И я понимала, что народная многочисленность располагает к анонимности и отсутствию глубоких привязанностей – мегаполис – одно слово! Уже плохо помню, по какому поводу «вытянутое предсказание» получило шанс осуществиться, но хорошо врезалось в память отчаяние, достигшее границ разумного, и надо было решаться на связь, как на хирургическую операцию.

Ч. 3, гл. 4.: «Монтаж»

Пусть будет кинематографический приём – в душ войдёт один, а выйдет совсем другой мужчина, первого звали в русском варианте так, как ныне звать моего мужа, а того, кем он стал для меня годом позже – Армен.

А когда мы вместе сели в самолёт, нас ещё и вовсе никак не звали – случайные попутчики.

Вот и случай подвернулся. Знакомство в Москве 26 мая на Главпочтампе. Туда мне родители должны были переслать стипендию на покупку югославского белья. Я тот ещё фетишист, но обладаю красивыми женскими штучками всё больше в мечтах – слишком дорогое удовольствие, чтобы позволить подобные покупки делать самой, без мужчины. Про мою независимость всё уже ясно, вот и стою длинную очередь, уткнувшись в литжурнал с «Доктором Живаго», на мне костюм в стиле «Крупская» – изумрудный пиджак из тонкого сукна и такой же фактуры чёрная юбка степенью строгости «не подходи!» Костюм, что надо… эпохи «Москвошвея», как у Мандельштама. А рядом – столичный франт, на которого упорно не реагирую, что вынуждает его заглядывать в текст моего журнала через плечо, возможно, одет он безупречно, но мне его разглядывать некогда. На моём лице — недавний эксперимент с макияжем – морковного цвета помада, про цвет которой мужчина вдруг доверительно сообщает, что ему не нравится оттенок. Я только возмущенно пожимаю плечами, и предлагаю ему другой журнал, у меня с собой не только Пастернак оказался, есть что-то самиздатовское начала девяностых. На обложке растёкшееся время Дали убегает, как у плохой хозяйки молоко, мой спутник ласково улыбается, его тон примирителен и покровительственен одновременно. За беседой он выясняет, что мне скоро в Магнитогорск.

— О! Совсем рядом… с китайской границей… Мой спутник язвителен и весел.

И вот мы оказываемся рядом на соседних креслах спустя…

Впрочем, время не имеет значения, и его появление поблизости – всё тот же «рояль в кустах».

Не маленькая, понимаю, зачем дяденька про красу мою неземную речи ведёт и груди моей невзначай касается – тут главное случай не спугнуть, а воспользоваться предлагаемыми обстоятельствами в корыстных целях. Романтичный поклонник сделал мне изысканный комплимент, предположив, что истинный художник непременно бы запечатлел такие формы. Внешний шум двигателей сровнялся с шумом в моей голове – одиозный «съём» не может не пугать, но он-то и соответствует цели.

Как-то кисло и без энтузиазма поддержала тему. Одобрила хороший мужской вкус. Нам предстоял невыразительный обед в местном ресторанчике по прибытии. Визави был чрезвычайно внимателен и поднялся в мой номер не по приглашению, но с решительной инициативой. Главное в моём случае было ничему не мешать, оба понимали, что именно сейчас произойдёт. Мужчина не задавал лишних вопросов и не спрашивал, что со мной не так, отнеся всё к не свойственному в мирной жизни экстриму. Он был очень органичен, учитывая, что мы практически не знакомы. В нашей сделке он получал женское тело, а я – себя в качестве женского тела. Ему тоже было любопытно увидеть конечный пункт назначения.

Ч. 3., гл. 5.: «Тоже вариант»

Незадолго вот до этого самого первого раза, когда безо всякого плотского вожделения решено было отдаться первому встречному, со мной произошла досадная и странная история на рядовом медосмотре. Если заменить банальное грубо-физиологическое описание на вульгарно – метафорическое, то «девушку распечатало» именно это событие. И мужчина тут рядом не стоял.

Кажется, весь курс литфакав семьдесят голов студентокнаправили на анализы к гинекологу. Наверное, лично ко мне врач не испытывала ничего неприязненного, просто это было в потоке.Просто с утра она смотрела массу женщин на кресле.Вряд ли она исповедовала Ницше, что призывал девушек«не относиться к собственным половым органам, как будто они сделаны из золота». Борьба с целомудрием и осмеяние добродетелиизвестны и на бытовом уровне тоже. Недавно моё острое и болезненное получило развитие в скрытой полемике: «Добродетель, которую нужно беречь, не стоит того, чтобы её берегли» — в этой связи наш преподаватель высказался на тему девических страхов и неведения: «Вот сидите вы тут куклы куклами, юбки протираете, и все вместе не стоите мизинца московской проститутки…»По мне опять жёстко отрекошетило, до тайной истерики. Потом преподаватель оправдывался, что не то в контексте имел в виду, но сказанного не воротишь.

А сколько унижений испытывает обычная гражданка на гинекологическом кресле, если врач не в духе? В моём присутствии вот уже не первый приём сопровождается хамством, что в жизни все, как подстилки, привыкли раздвигать ноги, а тут неизвестно что им вдруг мешает». И все молчат. Это возмутительно, но здоровье – то дороже справедливости! Или вот ещё (поддержите, девочки, если правда) при введении жуткого металлического и холодного зеркала, больше напоминающего огромные щипцы – зажимы, внутрь, редкий гинеколог не прокомментирует, что «член во влагалище размещается, поместится и инструмент»! У меня в молодые годы встречи с подобными дамами происходили крайне редко, так как я не жила «половой жизнью» (опять медицинский термин) и не обращалась к ним ни по какому поводу до поры до времени, но позже наверстала, будучи многократно то беременной, то рожающей. Последний перл из современных контактов с врачом (уже мужчиной): «Что ты дёргаешься? Моя рука уже там!» — успокаивает, не правда ли?

Не станем кошмарить своих мужчин из-за дверей кабинетов, останемся примерными пациентками. На кресле, находясь во власти чужих рук, следовало зачастую опасаться за личную неприкосновенность. Как же я так сробела, что вовремя не защитила себя от опасного вторжения?

Ч. 3., гл 6.: «С правом на ошибку»

Задавая стандартные вопросы, и не глядя на меня, врач стала примериваться к зеркалу:

— Рожала?

Нет, я ещё девушка…

— Это значит, что ты утверждаешь, что не имела ещё ни одного полового контакта? – грозно надвинулась она на меня.

— «Да», то есть «нет»…

На это врач только показательно громко хмыкнула, но зеркало отложила и взяла в руки огромную спицу, похожую на орудие пыток. До меня она только что отчитала студентку, судорожно пытающуюся попасть пальцами ноги в снятый чулочек. Она всё ещё прыгала рядом на одной ножке, не находя выреза собственного платья, а тётка, раскладывая стёклышки для анализов, ворчала, что девушки вроде все с виду приличные, будущие учителя, а как разденутся, так и не подойти… И далее злобно бубнила что-то про гигиену… Вдруг, склонившись надо мной, она резким движением воткнула в меня инструмент, со словами: «Это мы сейчас поглядим!» Укол пришёлся в какую-то болезненную глубь, у меня перехватило дыхание, и я невольно вскрикнула, из глаз брызнули слёзы… Врач же невозмутимо и молча стала растирать кровавый след от анализа по стеклу. Потом изрекла, что «ничего страшного», скоро придут месячные, наверно, срок по графику…

Я не слишком тогда поняла смысл произошедшего.

Получив анализы на руки, прочла данные из различных областей. Так вот врачихе удалось в тот раз взять их даже оттуда, откуда у девушек это физически невозможно. Увы, никаких тебе простыней , перемазанных кровью после первой брачной ночи, ко всеобщему обозрению.

Ч.3., гл.7.: «Сексуальная революция в отдельно взятой…»

А сейчас в скромной мессионерской позе, отвернувшись от всего происходящего, отказавшись от всякой прелюдии за ненадобностью, с совершенно посторонним мужчиной, с которым в жизни, кроме постели, и встретиться негде, прислушиваясь внутренне к происходящему, обнаружила, что ничего ожидаемо кровавого уже точно не будет. Правда, само проникновение потребовало двусторонних усилий: мужских, чтобы вовлечь партнёршу, и моих, чтобы прекратить зажиматься.

С того момента, как были сняты последние защитные полосы одежды из бежевого свежекупленного югославского верха и шёлкового чёрного отечественного низа с белым цветочком сбоку, вся я вступила на территорию не просто незащищённого, а полностью беззащитного секса, потому что спохватилась, что не знаю даже имени носителя победной миссии «veni vidi vici»! Неуместно было бы теперь задавать этот вопрос: «А как тебя зовут?» Но именно он привнёс в наше механическое хоть что-то успокоительное. Мужчина отодвинул на вытянутые руки моё решительное, расстроенное и зацелованное лицо, чтобы нежно, но весело, глядя в глаза, убедительно и по слогам произнести: «По-том ска-жу!» Это было, правда, смешно! Теперь «я» была настроена самым решительным образом, Мона пребывала в трансе и «отключке», а будущий ВИРусс накрыт неовратимым событием, он даже не знал, бедный, что пока имеет говорящее имя «АГТусс», очень даже верно звучащее, что по логике породит всё остальное в мифе творения.

Мало того, что я не настроена ничего созерцать в процессе, я ещё и не намерена показываться из-под одеяла много позже, укрывшись до подбородка. У меня ледяные руки и ноги, а зубы от холода выстукивают нервные такты, согреться не могу, хотя в номере тепло. Я пропускаю в душ первым джентльмена, и он торжественно уносит в горсти материальную часть полученного удовольствия. Всё правильно! Без лирических отступлений, как и было нужно!

Говорят, подобное состояние невоспроизводимо. Но однажды чуть за сорок на одном из упражнений тренинга нужно было упасть с высоты на руки тех, кому доверяешь. Это для меня было настолько немыслимым, что весь ужас падения яркой вспышкой озарил давний опыт посвящения в женщины.

Сейчас главное не забыть сказать, что я ему очень благодарна. Только вот как же к нему обратиться? Не «Эй!» же!

Мой мужчина появляется спелёнутым по бедрам полотенцем и бесцеремонно забирается ко мне под одеяло: «Теперь вот точно знаю, что «камикадзе» не грузинская фамилия и даже не фанатичный японец, а одна очень смелая девочка!» — и сразу же чувствую спокойное тепло его крепкого объятия.

— Не спи, замёрзнешь! И проверь, сможешь без посторонней помощи дойти до душа? Не тяни одеяла на себя! Всё, отвернулся…

Несколько осторожных шагов, как будто только что научилась ходить – хвост русалочки превратился в ножки, и она утратила дар речи, как и положено…

— Не молчи! Ты меня пугаешь… Что-то стряслось?

— Нет, у меня просто не было такого опыта общения…

— Понял, не дурак!Я тут паспорт твой рассмотрел, ещё когда приставал к тебе в очереди… Ну, прости! И ты с моим ознакомься. Вот, возьмиещё визитку. Можешь звать меня Армен!

У меня хватает нахальства переспросить: «А теперь по буквам!»

Ч. 3, гл. 8.: «Со стопроцентной достоверностью»

Однажды в Его Величество я влюблюсь за одну ночь. Хочется скаламбурить «нескончаемую»! И как бы Светило не был убедителен в постели, как бы ни располагала совершенно царственная уверенность, что всё под контролем, позже пришло осознание, что происходящее у него со мной – это не исключение, а правило. По факту как женщина из его негласного гарема, пережила странную гамму чувств от непримиримого соперничества («Все женщины не любят друг друга – и виной тому – мужчины») до смирения с ситуацией и даже сознательного выхода из неё, когда для личностного «я» самоуничижение достигло предела. Армена же удалось полюбить за всё то, что у нас создалось помимо первой связи.

Сразу так повелось, что кидаюсь к нему на ручки, как в детстве к маме, если испугана, взволнована, если грустно, когда не уверена в себе. У меня и теперь есть спасательный круг в житейском море скорбей – его тогдашнее тёплое объятие брата по судьбе, только потому, что так вовремя он дал мне почувствовать надёжность. Вот что на всю оставшуюся жизнь может дать женщине неделя выпавшего невероятного счастья с мужчиной, который всерьёз носит её на руках, обещая скорое замужество, и клянётся в искренней и прочной любви. С Его Величеством непременно наступало трезвое утро отчуждения, где каждый уже сам по себе. Как важно мне было знать, что тебя не оттолкнут, а прижмут к себе поделиться спокойной уверенностью или подхватят на руки, чтобы удержать такое сокровище и ощутить от этого счастье! Мне сложно поверить, что Армен имитировал всё это, чтобы внезапно навсегда проститься, оставив женщину настолько же стремительно, насколько ворвался в её жизнь. Это исчезновение даёт основание думать, что все его подвиги не более, чем блеф, но нисколько не объясняет, зачем ему понадобилось делать столько «лишних телодвижений». Неужели только затем, чтобы произвести на меня ещё большее впечатление? Его усилия выглядят напрасными на фоне уже достигнутого результата: власть надо мной простирается далеко за пределы нашей с ним первой «постельной сцены». Кто из нас выдаёт желаемое за действительное?

Сейчас он вытряхивает мою сумочку в поисках нужных документов:

— Летим в Москву! Нам нужно зарегистрироватьотношения, а свадьбу сыграем в августе…

-??? (– я не готова к такому повороту событий!) А как же «госы»? У меня первого июня – «госы», а в Москве я встречала подругу из Болгарии, она уже уехала дальше с родителями, и мне пора…

— У тебя ещё масса времени, девочка моя!

Он вручает мне свой собственный паспорт очень необычного вида – больше подобного я не встречала никогда. Он размерами превосходит обычный советский примерно раза в полтора, черного цвета, а не красного, с золотым тиснением – герб по центру, на развороте у меня перед глазами текст, поражающий до сих пор: «Гражданин… является собственностью советского государства». В деталях не помню, страна через аббревиатуру или нет? Самое интересное – визы в конце – целый блокнот, последний штамп на таможне «Сингапур», дата — дня три назад.

— Теперь слушай и запоминай. По дорогедорасскажу основное. Не знаю, что у тебя произошло, но словно Ангел-Хранителья был призванпредотвратить грехопадение. Ты можешь мне доверять как доктору психологических наук, на визитке нынешняядолжность – генеральный директор фирмы, название которой переводится «Автоматические Технологии», по первым буквамот имени – фамилии. Ничего предосудительного у тебя вличных вещах не нашёл, никакого компромата, нет даже страховочного презерватива, что для меня факт спонтанности и искренности. Конечно, безбашенная девчонка! Кстати,это не я порвал платье? Или так было? Комплект? Тебе очень идёт!

Перелёт и экстренное вторжение на территорию Краснопресненского загса занимает несколько часов. Нас расписывают! Какая срочность! Чуть ли не государственное дело! У меня только ОВИРовский паспорт при себе – чуть не добралась до Болгарии, утрясая вопрос с дипломом, но заистерил научный руководитель – по срокам перестраховался – и накрылась поездка к подруге! Ладно… Авантюра с продолжением превращается в начало стихийного романа. Всё предпринятое незаконно, но на пять лет действенно, пока годен паспорт. Волшебные денежные знаки с зелёным джентльменом в овале отворяют любые двери. И вот мы с Арменом на территории эстонского посольства.

— А теперь – главное: каждый, любой, иной, другой– это уже множество! – Не изменяй мне, прошу!

Если мужчина бьёт женщину, значит, она его спровоцировала! Не доводи меня до этого! Бьёт – заслужила!

А теперь ответь – из сейфа новоявленный муж достаёт пистолет, и я завороженно слежу за направлением ствола:

Как, по-твоему, могу я убить человека?

Это лихие девяностые, и я влипла! Это гангстер или КГБешник, что одно и то же в моем представлении после Солженицынского «ГУЛАГа»…

Этот мужчина пьёт виски из бара и что-то пишет для меня от руки, какой-то список, мою «программу – максимум»! А я хочу домой! К маме!

Ч.3., гл.9.: «Любовные диалоги»

Армена все вокруг зовут «господин президент». С ним говорят на эстонском, потому, что его фирма – филиал великобританской – в Тарту. Там Армен окончил Медицинский, в Эстонии живёт его мама, работает воспитателем в детском саду. В тридцать один он стал доктором наук, его диссертация связана с очисткой (центрифугированием?) крови, он разработчик программы реабилитации чернобыльцев, сам принимал участие в ликвидации последствий взрыва на АЭС, у него какая-то серьёзная степень лучевой болезни, но про это говорить он сейчас не намерен, особенно со мной. Его отец- армянин – художник, работал в мастерской Сарьяна, у Армена есть пятилетний сын, который этот талант к рисованию унаследовал. Недавно нарисовал рыцаря, за что его на все лады расхваливала бабушка, но малыш изрёк вполне коммерчески: «Нравится? Покупай!» Жена с двухлетней дочкой в Америке, их разрыв произошёл ИЗ-ЗА супружеской измены, Армен рад, что жена сама призналась, до того, как он узнал об этом, иначе бы «убил обоих ЛЮБОВНИКОВ». Сильно переживал предательство, много пил. С утра, не открывая глаз, тянулся за бутылкой виски, опустошал её залпом, потом поднимался. Он не любит моих лёгких одобрительных поглаживаний – это щекотно. Просит меня никогда не приближаться к нему со спины – у него чёрный пояс по карате, может сработать защитный рефлекс. Он курит «Кемел». Ему тоже надо снять стресс, он напивается намеренно, чтобы подставиться – ещё немного – и он будет беззащитен.

— Я никогда не связывался с малолетками! Недавно одна ушлая мамаша просто подкладывала свою дочь под меня! На вид – твоя ровесница… Ты не ревнуешь?

Нет, но я его боюсь. Мне очень хочется удрать, но я прошу себе виски и выпиваю залпом огненную горечь, как лекарство…

— Армен, отпусти меня домой, там «госы»! Мне надо на воздух!

Кажется, я пытаюсь лечь на асфальт перед «Мерседесом», который ласково именуется «моя лошадка», чтобы разглядеть знак качества… Муж возвращает меня в номер на руках, он вполне устойчив:

— Зато я точно знаю, что ты не охотилась за моим состоянием, что ты – не суперпотребитель! Не бойся! Я – не пацан и не насильник, это – твой выбор!

Мы пережидаем стадию тотального опьянения, крепко вцепившись друг в друга. Там, где нас свалила нешуточная доза. Потихоньку приходим в себя. Никогда в жизни больше не была настолько пьяна.

— Спасибо за сотрудничество, партнёр!

— Не кидать же тебя в полном одиночестве!

Между нами «это» происходит уже на трезвую голову. И ещё.

— Скажи мне свой график! Почему ты его не знаешь? Ну, да! Ни с кем не спишь, поэтому и не считаешь… простейшие цифры. У нас с тобой не должно быть детей! Исоваться не будем. Последствия мутацийне изучены, возможны уродства…

Если тебя это не шокирует, то мы поступим так – пульсирущее, горячее, влажное, изъятое изнутри упирается мне в живот до затихания, мужчина плотно прижат ко мне в сплошном объятии.

— Почему ты всегда вся дрожишь? Тебе страшно? Или больно? Скажичто-нибудь!

— Не знаю!

— Это не ответ! А по существу?

— Это всё случается не каждый день…

— Ключевое слово «случается»? Молодец, садись, «пять»!

Мы, конечно, забыли запереть дверь, горничная явилась незваной, Армен на беглом английском вежливо попросил её оставить нас наедине, а на русском посетовал, что сами обстоятельства так и норовят сделать из крепкого мужчины с перепугу импотента.

Тогда мне представилось, что это последнее, что ему угрожает.

Ч.3, гл. 10.: «Экскурсы»

— Когда ты едешь? Ты предупредила родителей?Вряд ли моё появление их очень обрадует. Зять- армянин как представитель малых народов большой страны…

Это у тебя нет комплексов!

— И это я слышу от «гражданина мира»?

У нас ещё несколько дней: «27 мая» потрачен на перелёты, адаптацию, регистрацию, привыкание друг к другу, полное общение, и я удивлена, что столько всего вмещают одни только сутки. «Пьяная истерика» больше не повторится, мне не понравилось так снимать стресс. Есть из-за чего переживать – с третьей неудачной попытки достичь близостью гармоничного итога, муж комментирует: « Мне передаётся твоя «глубокая заморозка», я знаю, что нужно делать, но не могу – ты же «Букварь…» Не расстраивайся, тебя это не портит!»

Мы гуляем по Арбату. Ожившая картинка из песенки Вероники Долиной: «Вот идёт Микеле Плачидо в итальянском скромном плащике…» При элегантном мужчине в чёрном классическом плаще с проглядывающей на груди белоснежной итальянской шёлковой рубашкой явно напоминаю хиппи. Я в своей видавшей виды джинсовой польской куртке и джинсах в обтяжку. Спасают густые удлинённые волосы, Армену они кажутся «роскошными», ему не нравятся выбритые затылки и короткие стрижки. Мы держимся за руки и, как ни странно, не можем наговориться. Со стороны просто пастораль какая-то, с нежными объятиями и поцелуями. Армен дарит мне томик Мандельштама, купленный за валюту в каком-то книжном, там есть стихи об Армении, он читает мне строки по памяти про льва, словно бы рисующего карандашами из пенала – это очень красиво. Армен часто афористичен, но не навязчиво, мне нравится, как это звучит: «Нет лучше армянской женщины, чем русская девушка», учитывая мои трепет перед ним и подчинение, свойственные патриархальной традиции воспитания той среды, откуда сама и взялась.

Начинается дождь, и меня укутывают в плащ, легко подхватывают и отрывают от земли: «Это входит в мои обязанности – носить жену на руках». Мы смакуем это время вдвоём, наш путь претендует на нечто значительное в вечности. Оба это понимаем. Сегодня мы те редкие счастливчики, что беззаботны в своей взаимной влюблённости, мы осознаём бренность и хрупкость всего созданного нами и вторим друг другу признаниями: «Это просто фантастика, что я встретил тебя!» В постели Армен нежен со мной, как с ребёнком, и даже колыбельная песенка – детская, про «Маленькаго гномика». Это слова Юрия Кукина, но я слышу впервые про «подарок – ответ на вопрос», и про то, что «Там книги написаны сотнею умных голов…. От Шарля Перро до «Магизма основ». Муж или Армен, играющий только роль моего мужа, заботится обо мне так, чтобы я не усомнилась в реальности происходящего. Мы обсуждаем перспективы, связанные с образованием и возможность совместимости в бытовании. Мне рекомендовано поселиться на острове с библиотекой, чтобы прочесть всё самое необходимое, Армен мягко критикует уровень моего образования, предполагая, что для преподавания в столице мне не хватит элементарной информированности. Он очень требователен к собеседнику, когда речь заходит о науке и искусстве, но снисходителен к моим суждениям: наедине это выслушать можно, а солидным людям это и не предназначалось…

Он деликатен, целуя не самую красивую область моей спины в районе лопаток, утверждая, что чувствует сложенные крылья. Неожиданно обнаруживает «кошачье место» — это странно расположенная зона около седьмого шейного позвонка от прикосновений становится проводником любовной энергии, и я клянусь, что от меня самой ни один мужчина на свете об этом авторском открытии больше не узнает. Его позабавила та серьёзность, с которой произнесена явная двусмысленность – «мужчина на Свете!»

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! – оказывается, самые невинные сказки способны звучать оченьдаже эротично.

А на Арбате после дождя какой-то неизвестный художник средних лет рисует мой портрет – так хотел Армен. И всё время откуда-то звучит «Вальс – бостон» Александра Розембаума. Армен глядит на то, как я позирую, влюбленно, его взгляд нежен и полон глубокой грусти, внешне он сам похож на мастера. Самое трогательное, как он наскоро протирает очки в золотой оправе, чтобы ничего не упустить в процессе. Постепенно собирается толпа зевак, любимого «затирает» множество зрителей, он очень демократичен и скромен, изредка поясняет, что модель – это его жена!

Кто читал Ромена Роллана, тот согласен, что мой портрет очень напоминает «Ласочку». Армен щедро расплачивается с живописцем, вручает мне произведение уличного гения, и мы уходи в обнимку под аплодисменты праздного народа.

Непереносимо было порой смотреть в нарисованные счастливые глаза запечатлённой на пике счастья Моны.

Наедине со мной Армен обещает, что когда-нибудь непременно создаст свой шедевр, но теперь ему трудно пассивно видеть меня обнажённой, равно как и в одежде:

— Мне нужно, чтобы не реагировать на тебя, кое-что грубо перетянуть проволокой,не иначе…

Не красней! Обойдёмся без членовредительства!

У Армена белая – белая кожа, а волосы чёрные, слегка въющиеся. На документальных фотографиях, где он моложе, национальных черт проступает больше, сегодняшний, тридцатидвухлетний, он очень напоминает Авиценну, каким этого мудреца принято изображать. У него уже седеющие виски и первые седые нити в аккуратной бороде, что очень идёт, на мой взгляд, всему мужественному облику.

— Не всегда же мне случится быть рядом, чтобы спасать тебя. По секрету, как Ангел – Ангелу: самое главное зло живёт внутри человека, на него невозможно повлиять извне, он всё равно сам изберёт только то, к чему имеет склонность.

Мне уже дан первый экскурс по психологии, нарисованы схемы про «цензора» и «подсознание». По чистой случайности я видела модернистский фильм, где фашизм показан на фоне психушки, оказалось, что съёмки велись в клинике в Тарту, где когда-то практиковал Армен. Запомнила описание «каменные стены и огромные крысы». Мы много говорим о его работе, Армен предлагает мне побывать с ним на заключении сделки. Экологически чистое сырьё, ракушечник, естественные фильтры – я в этом ничего не понимаю, но муж заинтересован отменить мои «штампы», что миллионеры по определению «нехорошие ребята», он даже приносит мне статью из «Коммерсанта» про свою фирму «В бизнес с чистыми руками!»

— Прости, что я не слесарь с завода «Серп и молот»!

Ещё я узнаю, что во время землятресения в Армении погиб его близкий друг, но спас восьмимесячную дочь, Армен оформил опекунство над ребёнком и временно о малышке заботится его мама. Он доверительно сообщает, что надеется на меня в будущем, у меня должно получиться с детьми.

Он признаётся, что по мере того, как влюбляется в меня, всё больше боится. Такие откровения мне ещё предстоит услышать много позже и от Его Величества. Оказывается, страх – это норма, показывающая истинную силу чувств – любовь и страх порождены одними областями мозга, как это ни печально.

Самое эротичное во мне – обнажённая рука. Разочарована, что не грудь. Это было бы слишком банально! Когда-то ярким впечатление для мальчика явилась встреча его отца с молодой русской женщиной. Они все просто сидели на скамейке, но влюблённая в его отца особа взъерошила ребёнку волосы, погладив по голове, и Армен навсегда запомнил это чудесное ощущение.

— Можешь ничего не делать специально, тебе достаточно просто закинуть руки за голову – и вот ты уже вожделенная модель всех художников мира и в тебе – гимн женской хрупкости.

Кстати, почему ты худая? Одни косточки! На мой вкус, телесности маловато! Зато, как говорит Гумилёв, «вся – одна голая душа, даже страшно»!

Бедный мой, богатый Армен! Знал бы ты, во что превратится стройная красотка!

Ч.з, гл.11.: «Я сочиняю роман «Мужчина всей моей жизни…»

С 28 на 29майская ночь начинается с моей паники:приходят какие-то странные небывалые месячные, с почти слышимым клокотанием.Вот уж не знаю, одна такая,или ещё есть отдельные особи,у кого циклнастолько зависит от выброса женских гормонов? Событие приходит, когда ему вздумается, арасчету и контролюне поддаётся, пардон за натурализм. Это изрядно осложняет намеченное времяпрепровождение…

— Что делать?

— Остыть обоим и поизучать некоторые позициитеоретически.Не дрейфь, партнёр, своё наверстаем!

Я тут закончил со списком. Думаю, имею право требования предъявить жёстко. Я много даю, но строго спрашиваю.

Во-первых, раз и навсегда отменяются домашние тряпки типа халатиков. Забудь! Вечерний вариант меня устроит. Или без ничего.

Во-вторых, что у нас с языками? Не смеши меня – немецкий со словарём! Темнота! Я лучше своих переводчиков говорю на английском, два языка мне родные – русский и армянский, конечно, знаю эстонский без акцента, а вот французский понимаю, но на нём пока не говорю…

Что с остальным образованием? Как минимум аспирантура! Ладно, что – нибудь подберём в Москве, что любишь. Приличное, за деньги, конечно!

Вообще-то от незнания жизни кто бызастраховал!

Что у нас с верой? Я, к сожалению, не верю в Бога, но я люблю людей. А тебя – больше, чем кого бы то ни было, наравне с собственными детьми.

За что? Глупо об этом спрашивать. За то, что у тебя глаза зелёные, что вся ты насквозь фантастика, и особенно за то, что сама ты этого даже не понимаешь. За то, что в тебе нет трезвого расчёта, что ты не носишься с незрелой женственностью, как героини Тургенева с ахами и охами. Я люблю тебя, потому что не меркантильна, не кидаешь, когда самой страшно, предпочитаешь лучше напиться, чем отступить. Ты настоящий партнёр, но при этом влюблённая женщина, этим ты отличаешься от моего окружения. Профессионально ты не дотягиваешь до планки, но стихи у тебя талантливы, и ты когда-нибудь будешь известна как поэт.

И где спасибо за всё, самонадеянная девчонка? Ах, ты и это сама знаешь?!

Я истекаю кровью. Армен пьёт виски и курит «Кемел», недавно в «Берёзках», он купил целый блок, а мне там же по такой же цене сокровище любой дамы – упаковку колготок! Завтра у него важная сделка, он готовится к ней, изучает документы. Мне приносит кофе в постель, заглядывает беспокойно в глаза и выносит меня на руках, вконец обессиленную, подышать на балкон. Я обещаю посвятить ему ближайшее стихотворение и пишу акростих:

Авелем, брат мой,

Римом мой город!

Мой неизбывный,

Есть ли надежда

Не убиваться?

Трепетны руки,

Отзвуки робки…

Рокотом страсти

Ожило тело –

Стиснуто сердце.

Я покоряюсь – и погибаю.

Не оставляю миру ни звука…

Если это не любовь, то что тогда «любовь»?

Ч.3., гл 12.: «Факт биографии»

Тревожно жду первых симптомов раздражения любимого на меня из-за всего происходящего. Виновата я и физиология, но из-за моего недомогания приходится менять планы. Армен слишком часто говорит со мной жёсткими директивами, поэтому все три моих «девицы в темнице», ПО-ЗАЯЧЬИ ПРИЖАВ УШИ, в напряжении, когда же свыше громом средь ясного неба грянет, что это всего только розыгрыш господина президента, что меня вовсе и не любит никто. Это и должно последовать – изгнание из рая неотвратимо. Всё моё как-никак влюблённое существо предчувствует зарождающийся конфликт в идеальных отношениях. У Достоевского во «Сне смешного человека» гибнет утопия – целый мир. Его разрушает один земной и грешный пришелец, когда научает лгать то другое, невинное человечество. Я вот вру следом за мужчиной, что нам хорошо, что меня принимают любой, какая есть, но внутренне холодею от ужаса не понравиться своему избраннику. Боясь всё испортить, терзаюсь единственным вопросом: «Что мне для тебя сделать, чтобы ты не бросил меня?» Мой любимый занимается чисто гипнозом, заверяя в своих чувствах ко мне клятвенно и несмотря ни на что. Завтра у него сложный день, а тут приходится проявлять благородство и не подавать вида, что «когда твоя девушка больна» (Виктор Цой), то выбывает из игры по объективным показателям и остаётся демонстрировать былой интерес ради отсроченного вознаграждения. Я постоянно внутренне «хожу на цыпочках», «по струнке» и рядом с Арменом всегда, как на экзамене. Это состояние стресса не проходит даже наедине, а великий преподаватель, видя моё нешуточное рвение, не прочь сотворить из меня какого-нибудь «Гомункулуса», устанавливая всё новые планки, которые мне предстоит взять в общении. На языке тренинга подобное зовётся «стрейч» или «растяжка» — максимум возможностей от человека требуется на пределе его жизненных сил, и то, что было «потолком», становится «полом», Армен занят моей дрессурой с энтузиазмом, он получает море эмоций. Позже я увижу один в один наше с ним взаимодействие в фильме с Микки Рурком «Девять с половиной недель», сюжетный ряд, конечно, несколько иной – поле действия – Москва девяностого, это вам не дикий Запад! Но разрыв неизбежен, меня гнетут мрачные мысли, АГТусс суетится в сотворении сюжета совместного бытования и задаёт партнёру мужские инициативные вопросы: «Тебе хорошо со мной?», нарываясь на неизбежный честный ответ: «Что может быть хорошего в том, что я не удовлетворяю тебя, как женщину?» Я чуть ли криком не кричу от возмущения: «Нет, это я виновата!» Армен успокаивает меня, целуя в макушку: «Детка, твои утверждения безосновательны, я не только удовлетворён, но и счастлив! Факт – упрямая вещь. Так вот я привожу только голые факты из практики». К моей большой тайной радости, Армен отменяет ненавистный ресторан, где от волнения, как это выглядит, мне кусок в горло не лезет, а сам он просто свирипеет, шёпотом кричит на меня, что я «выпендриваюсь», что намеренно демонстрирую иные, чем у него вкусы – не ем лук, к примеру…

А предел моих мечтаний – чашечка кофе из его рук с шоколадкой, орехи на десерт и кусочек пиццы. Вино я люблю сладкое, предпочитаю домашние наливки… Коньяк – это по крепости что-то смертельное, вискии водка – гадость, как хлористый калий из детства. Мы посетили уже все рестораны в округе, мне знаком этот гастрономическийАрбат вдоль и поперёк, муж настаивает, что такая культура еды экономит время деловогочеловека, а я мечтаю вечером в номере приватно завернуться в плед с соком в руке и слушатьрассказы изкрасивой и яркой жизни настоящего сильного мужчины.

Меня укачивает в любом транспорте, кроме метро и трамвая, даже в «Мерсе». Шофёр останавливается на развилке по пути в Малаховку, к нам подсаживается некто в штатском, произнося странную фразу: «А Вы, господин президент, девочке «Лубянку» покажите!» — и вскоре покидает салон, Армен расстроен, но говорит мне: «Ничего не бойся! Ты со мной!» Я сознательно не хочу думать на эту тему!

Днём мы обедали у молодой семейной пары в квартире стиля «модерн», Армен что-то обсуждал с хозяином, а мы с хозяйкой молча ели десерт – консьержка поднялась на лифте прямо из ресторанчика внизу и привезла на разносе вазочки с мороженым. Каждую порцию украшали ягоды свежей клубники. Кучеряво живём! Не могу похвастаться, что преодолела натянутость в общении со знакомыми мужа, Армен остался не доволен: «Что это ты, право, как ребёнок? Дичишься людей!» Я даже вкус пищи чувствую, только когда нет свидетелей, с ним наедине. Эти замашки простолюдинки претят рафинированному моему спутнику, и он от этого часто хмурится и не в духе.

— Детка, привыкай, мы едем к друзьям. Паша только что вернулсяс Кубы, у него там миссиябыла в посольстве, он врач. С ним жена Наташа и ребёнок, мальчику двенадцать, звать Сергей, он говорит пока только на испанском, по-русскиучится. Когда мне было плохо, я приезжал к Паше на дачу и слушал Высоцкого.«Дом на семи ветрах»… Знаешь такую?Так вот – Паша свой человек, емуможно доверять. А меня он консультирует попутно в связи с полученной дозой радиации. Не бойся, девочка моя, совсем тебя запугалзлобный азиат.

Наташе в подарок мы везём пакеты всякой импортной снеди в разноцветных обёртках, которые так жаль выбрасывать простым советским людям, наскоро на кухне готовим закуску «под чай» – режем бутерброды. Паша в лоб спрашивает Армена, куда он подевал женщину, что была до меня, называя её по имени и сокрушаясь при мне, что она ему понравилась, что её жаль. Армен парирует, что к ней не имеет больше никакого отношения как женатый человек. В расстроенных чувствах норовлю слинять из-за стола и уединиться в комнате с ребёнком и котёнком, но меня чуть ли не принудительно возвращает Армен, вытаскивая из детской. Серёжа очень мил, он рад, что я учитель русского, это может пригодиться. Он тактично выходит из комнаты, и Армен в утешение целует меня затяжным примирительным в губы, мы появляемся в обнимку прямо «под объектив» и Паша делает снимки на память. Многое отдала бы за те фото, ведь иных доказательств, что всё это было, нет!

Ч.3., гл. 13. «…И поединок роковой»

На этот раз мне комфортно в гостях. Армен тепло обнимает за плечи. Наташа хлопочет по хозяйству, и от этого уютно.Мужчины непринуждённо и дружески беседуютза столом, на котором появляется горячительноеявно крепче чая. Пашауважительно отзывается о своём молодом друге,хвалит за достижения:

— Вот опять Армен меняобошёл! Успел раньше докторскую защитить – у нас это соперничество по жизни…

— Не скромничай! У тебя карьера сложилась блестяще, кардиолог от Бога, вон какого с Наташей сына вырастили! Всегда рад видеть вас живыми и здоровыми, надеюсь, у Наташи дела пойдут на поправку…

Мы с Наташей демонстрируем всячески дружелюбие друг другу, у меня от американских широких улыбок начинают болеть скулы. Уже было затевается разговор, откуда я так хорошо знаю Армена? Мне нельзя эпатировать, но так хочется в ответ напрямик: «Я его не знаю, мне только удалось с ним несколько раз за эти три дня переспать, а кто кого снял, пока не ясно»…

— Да, спасибо, жене лучше, у нас,в Союзе, щитовидку лечить умеют, а вот тебе показано уехать на обследование за рубеж. С этимне шутят! Могупрокомментировать последнюю кардиограмму и анализы, надеюсь, твоя подругав курсе?

— Не сейчас!

Почему мне так дорог этот человек на третьи сутки случайного знакомства? Мне так больно за него!

Похоже, повторяется недоразумение – в нас видят семейную пару с традициями, а мы даже не притёрлись, как следует…

Этим утром Армен пригласил в нашу компанию на вишнёвый пирог в кафешку директора Арбатскогомагазина иностранной литературы – она уже несколько лет подбирает для него нужные книги по медицине. Ей он представил меня «женой», и дама недоверчиво и бесцеремонно меняразглядывала, а потом прямо высказалась, что сама бы хотела играть эту роль в его жизни, не думая о материальных проблемах завтрашнего дня. Тогда Армен несколько смутился, но из ситуации вышел достойно, обратив всё в шутку, без потерь, польстив самолюбию обеих комплиментами.

Вот и сейчас по его примеру всё улаживаю отсылкой к первоисточнику: «Спросите обо всём у Армена сами, Вы же знаете, как он ревностно относится к версиям других…» Армен отпустил шофёра, а за руль ему самому садиться нельзя, но завтра Международная выставка в Доме Торговли в Москве в 10, нам нужно быть вовремя. Нас провожают до трассы, там мы ловим попутку, и в ожидании машины оказываемся почти в глухом лесу. У Армена из кармана парадного смокинга нагло торчит золотой «Паркер», ручке вторят браслетом часы и оправой очки, а неподалёку устраивается шумная толпа подростков, и я прошу снять всё золото и припрятать от греха подальше, но муж беззаботно весел и под шафе кричит беспокойным соседям: «Поздравьте меня, люди! Это – моя жена!»

А в номере Армен нетвёрдым приказом зовёт меня к себе, но я скрываюсь за дверью ванной:

— Иди ко мне, детка, мне плохо…

— А ты кефирчика попей…

Он возмущён через смех: « Я тебе это припомню, эгоистичная девчонка! Нет, каково!

Даю тебе несколько минут, а после вышибаю дверь».

Возвращаюсь стремительно, боясь его гнева, завёрнутой после душа в полотенце. Армен категорически не любит следы мокрых волос на подушке, поэтому усаживает в кресло, рывком обнажая мою грудь, и, предчувствуя возражение, мягко зажимает мне рот ладонью:

— Тихо, девочка, знаю, что нельзя, не буду, не бойся…

Два симметричных поцелуя, и с лёгким дуновением вытянутых трубочкой губ мягкие бесформенные ореолы бледно – розового преображаются в заострённые контуры на теле.

— Так лучше!

И на трезвую голову: «Почему ты меня боишься? Почему думаешь только о себе?И в Малаховкетебе было страшно не за меня, за себя саму. Ну, что мне с тобой делать?

— Любить! Даже когда «нельзя»!

Ч. 3., гл.14.: «С молоком матери»

— Детка, подъём! Нас ждут великие дела! И из той же оперы: «Если не я,то кто же?» Оспаривать не станешь? Вот и ладно! Двадцать минут на макияж и сборы. Между нами: не расстраивайся, всё понимаю. Я же не просто «взрослый» относительно тебя, но и относительнособственного возраста «мудрый», как будто мне все восемьдесят в тридцать. Может, потому, дни мои не продлятся долго? Как знать?! Это не шантаж, а правда, отпусти мои колени немедленно и «прикрой свои бледные ноги» колготками! Сегодня никакой наготы – на сделке всё официально. Знаешь Брюсова? Умничка! Культура – с молоком матери! Вот, кстати, по этому поводу – у меня бабка со стороны отцаассирийка, она была склонна к изотерике, что во мне проявляется как тяга к области психологии. Сейчас будем проезжать «Институт благородных девиц», тамобучалась прародительница со стороны мамы. Этот фактдворянской биографии тщательно скрывался, но зато как мама гордилась «знатностью рода!» Важно для самооценки потомков. Ячетвёртый ребёнок в семье, отец настоял, хотя они с мамой были близки к разводу, и мама сокрушалась, что появилсяеё сын несвоевременно.Но я единственный в семье на сегодня, кточего-то достиг в материальном мире. В моём случае – это труд и удача. Мои дети ещё слишком малы, но и на их векхватит разбираться с наследственными вопросами «кровной мести». Мне тут диаспора говорит:

— Армен, надо драться! А я всёне встаю в их ряды под ружьё. Но я же не трус! Мой прадед с прабабкой молодыми погиблив период геноцида армян, их заживо сожглив собственном дому турки. Значит ли это, что мне предстоиткак их прямому потомку осуществлять кровную месть? Вопрос открыт.

Другая часть внутренней реальности – цена искренних филантропических жестов. Необходимо реальное действие – какая-то ощутимая польза для своего народа. И хоть одно доброе дело для одного конкретного человека. Извини за пафос. Не знаю, что ты там себе придумываешь, но именно тобой дорожу, как нежданным подарком судьбы, поэтому так настойчиво приглашаю тебя в свою жизнь. Может статься, девочка моя, что вскоре мне понадобится не жена, а сиделка, именно об этом вчера все разговоры вёл доктор Паша, сколь всё это не прискорбно. Хорошо было бы в Тарту к этому времени запустить уже линию по утилизации, хоть как-то вложиться в экономику города. А тебя боюсь не успеть поставить на ноги. Как восточный человек, отвечающий лично за своих женщин и детей, никогда бы не посмел «навредить» тебе, ведь клятву Гиппократа давал! Значит, чувствую, что наше сближение на пользу. Надеюсь, сегодняшний день избавит твою светлую головку от многих домыслов.

Готова? Просто красавица! Вперёд!

«Дом Торговли» в 1990 – м году – это целиком площадка для съёмки фантастического фильма. Как есть «футур»! Сквозь стеклянные полы видны настоящие живые золотые рыбки, наступать «хрупко», как на поверхность аквариума. Вместо колонн настоящие берёзки в керамике, под ними коврики искусственной резиновой травы. Не могу удержаться, чтобы не топнуть и распугать водоплавающих, перехватываю укоризненный взгляд Армена: « Камеры!» Он строг «при исполнении», у него на бейдже http://polygrav.ru/bejdzhi/metallicheskie-bejdzhi/ все серьёзные регалии, цветное документальное фото и логотип фирмы «Atex». Армен держит меня за руку, как маленькую. Чуть не осталась без пальца. Совершенно напрасно прищемила его между дверей лифта на фотоэлементах. Его чудом не расплющило. Боль дикая!

От всей сделки запомнилось торжественность церемоний и ритуалов, обязательность соблюдения условностей, наличие переводчика, например, юристов, кажется ещё…

Всё-таки допустила промах, заставив подняться японцев, вроде руку протянула на приветствие. Армен – само спокойствие, надо отдать должное, в перерывах лаконично комментировал происходящее специально для меня. Как-то прервал процесс, чтобы поправить переводчика в существенной детали. В целом на момент сделки, ему всё удалось.

Мы побывали в центральных залах выставки после завершения всех переговоров, принятия решений и подписания документов. Вокруг нас появлялись всё новые люди, чтобы поздравить, со всеми Армен был доброжелателен и любезен. Наше пребывание в «Доме Торговли» слишком затянулось, и я попросила Армена выручить меня и раздобыть нечто гигроскопичное из перевязочных средств. Он покорно направился в аптеку, ворча: « Не затруднит, не по ногам же! Нашатырь дать?» А вернулся в приподнятом настроении: «Жена! Представляешь, стоят трое «господ» в очереди, ладно, думаю, они хоть за презервативами. Но все трое вату покупаем! Не повезло мужикам! Не красней!»

Мне почти удалось в одиночестве заблудиться в «WK», так как выход существовал единый для обоих полов – в курилку, но меня смущало, что там не одни дамы. Дождалась, что за мной Армен зашёл персонально: «Малыш, совсем потерялась? Пошли, отметим удачу, тебе понравится, это приватная зона кафе. Позже к нам присоединится мой друг из Франции.

Мы поднимаемся в стеклянной кабинке лифта куда-то на шестнадцатый этаж, ощущение, что взмываем под самую крышу.

Ничего вкуснее толстых краёв глиняной чашечки кофе губами прежде не ощущала, как шоколадный поцелуй. Армен приглашает меня в кино – будем смотреть его любимый в полной версии «Однажды в Америке». Я признаюсь, что люблю «Кабаре», Армен отчитывает меня за политическую тенденциозность. Чешское тёмное пиво с колбасами ассорти нравится мне куда меньше, и Армен опять цепляется: « Когда-нибудь ты научишься говорить со мной прямо и конкретно? Это же так просто: «Не хочу!» Это лучше, чем морщиться и давиться. Учись говорить «нет», тебе как замужней даме может и пригодиться. Кстати, знаешь, какое самое страшное слово для мужчины от его женщины из трёх букв?

— «Нет»?

— А вот и не угадала! – «Ещё!» — Хорошая шутка?

А теперь, детка, расскажи, как тебе понравилась «моя работа»? Подробнее, что поняла.

Карли появляется по — домашнему, француз застенчив, на нём красный вязаный свитер, всё это располагает, он симпатичен, но ни в какое сравнение не идёт с моим Арменом. По итогам встречи нас приглашают во Францию, в гости, в родной замок «под средневековье» города Ренн. Лучше бы мы меньше улыбались друг другу, уж не знаю, что там по ассоциации возникло, но страсти разбушевались не шуточные.

Надо сказать, что тогдашней особенностью было по обыкновению мурлыкать песенки моей любимой Вероники Долиной, иногда они приходились в тему: «Позвольте Вам не изменять, позвольте быть Вам верною…» Под настроение чуть прибавила звук, но на слова Армен как-то напрягся. Пусковой фразой явилось: «Мне Карли понравился».

— Ах, тебе Карли пон –ра –вил – ся?

Ссора на почве ревности затеялась с сущего пустяка! Чего я только не выслушала.

Армен сегодня склонен к назидательным обобщениям. У каждой из нас измена в крови! Каждая рано или поздно так поступит из любопытства. Мне и вовсе «всё равно, с кем спать», потому что всё цивилизованное и образованное человечество автоматически мне «уже подходит». Он знает женщин! Его многие хотят, потому что связь с ним обещает иные возможности! Что не лишено материальной привлекательности, гарантирует и старт в обществе. Любая норовит им воспользоваться как перспективой! Так и бывшая супруга поступила – завязала через него прочные и порочные знакомства. Нет, он не жалеет о разрыве, детей жаль, но не их мать. С ней все сводили по жизни, заканчивая мамой: «красивая пара», учились вместе, «хорошие люди»! Запомни: нельзя уживаться просто с хорошим человеком! Это выстраданная истина! Надо – по любви! А её не спутаешь ни с чем!

У Армена первый серьёзный сердечный приступ. Резкая боль под лопаткой. Мы отменяем кино. Я тихонько плачу над каплями корвалола в стакане с водой.

— Обязательнокак-нибудь посмотри мой любимый фильм –никакой он не гангстерский!

Всё хорошо! Я здоров, как бык! И упрям, как баран! Вот так про меня и напиши!

Ч.3., гл. 15. : «…Кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда!»

Как нам обоим жаль, что в мае не будет тридцать второго, больше, чем Мюнхаузену.

Утром мне уезжать. Армен в дорогу скупил по экземпляру всех сладостей с полок «Берёзок», упаковал мои вещи, как положено, а не так, как я их покидала наспех. После нашей ссоры, как после грозы, тихо-тихо. Прогулка по Москве, которую люблю всем сердцем, но это так и положено, ещё бы! Мы разобрали на цитаты фильм Сергея Микеэляна «Влюблён по собственному желанию», нам нравится многое «одно и то же», мы опять не можем наговориться, взахлёб и, перебивая друг друга, вспоминаем глупые пустяки, не хотим знать завтрашних трагедий. Я пою для него колыбельной митяевскую песенку: «Помнишь, плыли на пододеяльник листья, с запахами будущей пурги? Помнишь, я тебе читал их, словно письма, по прожилкам лиственной руки», и ему это нравится. Его сердце к ночи потихонечку отпустило.

Всё близится к окончанию. Идаже во мне самой.

Приступаю к прощальному ритуалу и прошу мужа быть предельно пассивным.

— Хотел честных отношений? Проголосуй! Тоже «за»! Тогда их получишь!

— Что ты со мной делаешь?

— Снимаю очки, чтобы поцеловать глаза.

— Хорошо, так даже лучше. Твой силуэт теряет очертания, но приобретает женскую мягкость и обворожительность.

— Пожалуйста, не сбивай меня. Мы оба знаем, кто из нас «умный» и даже «ещё красивый». Можешь помолчать?Или я порву эту твоюрубашку или ты, наконец, её снимешь! Прошу, убери ладонь, что ты как греческий юноша с фиговым листком? Можно, ты не будешь командовать, когда мне отвернуться! Я и так зажмуриваюсь при твоём приближении. Сейчас же ночь! Ничего же не видно!

— Никак детка решилась на инициативу и творчество? Браво!

— Это – не выступление, а экзамен на соответствие.

Я опускаюсь так медленно, как только это возможно, бережно по миллиметру вбирая мужчину внутрь со всей нежностью, на какую способна.

— У тебя разве кончилось?

— Плевать! Считай это ретроспективой!

— Только не доминирующая самка! Побаловались и хватит!

Изящный захват – и Армен нехитрым приёмом возвращает меня в исходное и обычное положение:

— Молодец! Всё! Не люблю стерв! Те-бя люб-лю!

Вокзал для двоих – это моя голова на его коленях, как на плахе. Зачем мне ехать? А зачем жить? Условились встретиться ровно через год, мне решать «да» или «нет». Знать бы, судьба за нас или против? Я фаталист. Армен миллионер и супермен.

В чём клянёшься ты, человек, когда не властен над завтрашним днём?

И я «не плачу, не плачу, не плачу…», выслушивая весь влюблённый бред про свадебное платье, настоящее колечко и часы, всё это не куплено только, чтобы не бередить раны, чтобы не было повторений по судьбе.

— Знаешь, из авторов больше всего люблю Апдайка, из городов- Париж, а из женщин – тебя! Слышала, «праздник, который всегда с тобой!?»Ты – такой праздник, и это навсегда. Этого никто не отнимет и ничто не изменит! Мой подарок, Букварь, мой настоящий поэт. Твои стихи, как выстрелы, — эмоциональны, и от них будет толк!

На этот раз я читаю ему из своих про него, и он, сняв очки, протирает глаза кончиками пальцев, прячась за ладонями. Он, всегда такой невозмутимый, интеллектуальный и горячий, напоминающий щедрого бородатого царя с Востока…

— Спроси меня о том, что тебе во мне, действительно, важно.

— Армен, ты любишь собак?

— Я людей люблю!

— А я – детей!

— Как собак?

Ладно, не дуйся, девочка моя, ты слишком ещё молода, но это единственный недостаток, который вскоре сам проходит. Ещё повзрослеешь. Обещай мне, что будешь счастлива, со мной или без меня, что у тебя будет любящий заботливый муж и много ребятишек – никак не меньше четырёх. Четвёртого мальчика ты захочешь назвать Арменом, но для славянского мальчика это не самое подходящее имя. Там, в «программе максиум», пройдёшь по списку авторов, которых надо бы знать для общего развития. И найди себе дело всей жизни! Учись, студент! Теперь ты знаешь, что возможности человеческие безграничны, согласись, что за эту неделю ты умеешь много больше того, что за предыдущее! Не дай, чтобы жизнь размозжила тебя «мордой о колорифер», запомни грубую армейскую фразу: «Нас имеют, а мы крепчаем! – и «никогда не сдавайся!» — это Черчилль сказал, неуч. Армен произнёс первый афоризм несколько в ином варианте, и на прощание я опять залилась малиновой краской.

-И не красней! Береги себя, авантюристка – экстремалка! Держиручку – будешь записывать мои мысли золотым пером.А теперь дай на ушко скажу! Помни, что наши сексуальные отношенияне показательны. Не переживай! Во-первых, всё это было в горячке, во-вторых, нормальный коитус – это когда мужчина кончает внутрь, а не «на улице». И ещё: ни одна женщина, даже такая сумасшедшая, как ты, малыш,не предпочтёт мужчину своим будущим детям! А у нас с тобой это невозможно! Я бы предпочёл, чтобы они у тебя, как и у меня, уже были…

И опыт с двумя – тремя партнёрами был бы тоже полезен. До меня. Не дерись!

Всё, целуемся! У тебя всё будет хорошо в судьбе! Но ты так и не сказала мне самого главного.

-???

— Что «любишь»…

— Люблю!

— И глаза трезвые – трезвые!

А теперь напой мне тот чудный вальс из Розембаума!

Нет, слова подкачали, они не столь хороши, как музыка…

Нам стоит жить!