«От соседского информбюро»

Действительно, ирония судьбы! За годы так называемого «застоя» в городах союзных республик было понастроено уйма одинаковых и типовых районов, дома в которых были похожи друг на дружку. Районы эти, с домами – близнецами, вскоре получили в народе название спальных.

Спальные районы – самые тишайшие места обитания человечества. Удаленные от центра города, они сохраняют размеренность и спокойствие, и, находясь в таком месте, хочется тут же лечь и уснуть. А для человека из вне спальный район – хуже леса; заблудившись в многообразии типовушек не то, что нужный дом, дорогу обратно найти сложно. Лично мне повезло больше, так как все свое детство я провел в одном из типовых домов, находившемся в удаленном от кипучей жизни столицы спальном районе, и могу отличать дома друг от друга (хотя бы по их номеру). И этот рассказ я адресую тому месту, где прошли самые беззаботные годы моей жизни – типовому спальному району.

Доехать до моего дома с центра города было не так-то просто. «Край географии!» — такой ответ часто я слышал от таксистов. Меня это даже забавляло! Особенно мне нравилось, когда знакомые говорили о моем районе, как о другом городе! А по моим меркам, сами жили черте где! И все же, до родного квартала я добирался без особых усилий. По крайней мере, есть общественный транспорт; надо быть ближе к народу!

Мой дом находился в самом центре квартала. Да, с остановки или от дороги долго добираться, но школа и детский сад прямо под окнами! Так, как дом находился в центре, он должен был отличаться от остальных – пока я был маленьким, в своей правоте я был уверен. Потом до меня дошло, что отличия моего дома, это не знак избранности его жителей, а сущая безалаберность ЖЭКа. Все дело в том, что при покраски фасадов домов на квартале, маляры не рассчитали краску, а так как дом был в глубине квартала, решили, что мы подождем. Обещали докрасить, на этом и закончили! Так и стоял дом под номером 16 в своем первозданном сером виде!

Но сказать, что жизнь жильцов 16 дома была такой же серой, как и их дом, сказать было нельзя. В каждой из шестидесяти квартир пятиэтажного дома кипели свои страсти. В этом доме жили и ветераны войны, и служащие различных учреждений, и одинокий художник, и бывший корреспондент столичной газеты, и рабочие люди, и интеллигенция – посредственностей в этом доме не было. Единственное, что хотелось бы добавить перед началом той истории, которой я был свидетель, это то, что большую часть дома занимали люди пенсионного возраста — старики и старушки, и единственным досугом для них, были беседы и обсуждения дел, насущных на скамейке около дома. С этой скамейки все и началось!

Лето в тот год выдалось еще более жарким, чем предыдущие. Время отпуска еще не наступило, и продолжал жариться на своем рабочем месте. Единственное, что спасало в такую погоду – холодный душ! От мысли о душе домой хотелось вернуться еще быстрее и мечты об отпуске отходили на второй план. Плавясь в автобусе и растекаясь по асфальту, я брел к себе домой, прихватив по пути несколько сумок съедобной продукции.

Подойдя поближе к дому, я увидел знакомую картину: совет дома в полном составе и на том же месте. «Сидят!!! Караулят!!!» — даже не заметил, как сказал вслух. «Ну спрашивается, зачем сидеть на улице в самую жару?» — этот риторический вопрос я задавал себе и ни разу не нашел ответа! Складывалось впечатление, что старичкам и старушкам все нипочем: будь то засуха или обледенение; уверен, что даже после атомной бомбардировки они бы сидели так же на скамейке! Проходить перед ними было подобно публичной порке. Ведь обязательно обсудят и осмотрят тебя с ног до головы, ощущение, что ты идешь абсолютно голый!

Состав скамейки из года в год оставался неизменным: тетя Глаша, сестры Марфа и Дарья, непризнанный художник — авангардист Фрол Фролыч, отставной журналист коммунистической когда-то газеты Самуил Израилевич, а председателем всего сообщества сплетников была Тетя Фая – гроза местных ребятишек, ни дня нигде не работавшая, но считающая себя голосом трудового народа. Мне всегда казалось, что Тетя Фая была и зачата и рождена на этой скамейке и с ней же связана вся ее жизнь, что-то родственное сближало их: человека и средство для отдыха.

Проходя около скамейки к своему подъезду, я поздоровался со всеми «присяжными – заседателями». Делал это всегда, только из-за уважения к возрасту и выученным с детства правилам этикета; не будь этого прошел бы мимо без зазрения совести! За всю компанию ответила тетя Фая: «Здрасьте! Че с работы идешь? Выглядишь уставшим!». Ее абсолютно не волновал мой ответ, главное было задеть меня, и пока я придумывал ответ, все наслаждались остротой ума тети Фаи! Сказать мне было не чего, да и, к чему тратить свое время на кучку людей, которые страдают от безделья! Я побрел дальше. Видно этот мой поступок еще больше раззадорил тетю Фаю — «А жратвы накупил – на половину Китая хватило бы!!!» — прокомментировала мои покупки сестрам Марье и Дарье. Услышав это, чаша моего терпения переполнилась!!! Если бы мне в этот момент дали в руки автомат, я бы изрешетил старичье, как опасное для общества! Автомата рядом не оказалось! Но идти домой оплеванным я не мог – дело чести! Быстрыми, уверенными шагами я пошел к скамейке. Лица собравшихся вытянулись от удивления: они не ожидали такого поворота событий. Подойдя в плотную к столику, прилегающую к скамейке, я взял и высыпал все содержимое пакетов. «Ну? На половину Китая хватит?» — я чувствовал, что еще мгновение и меня понесет на разбирательства и выяснения отношений. Взяв всю свою волю в кулак, я собрал продукты со стола и добавил: «Чем просто так сидеть и другим кости перемывать, лучше бы газетенку свою издавали, займитесь хотя бы каким-нибудь делом! А то языки, боюсь, сотрете!». Я праздновал победителя! Ошарашенное моим поступком старичье, сидело без звука, разинув рты, в которых стояли вставные челюсти! Пока они не пришли в свое обычное состояние, я юркнул в свой подъезд.

Отойдя от шока, тетя Фая заговорила: «А почему бы и нет? Газета? Это даже очень интересно! Самуил Израилевич, вы ведь когда-то работали в газете? Значит, навыки у вас есть! Надо показать этим хамам, кто здесь достойное поколение! Всю правду про них писать будем! Все что про них думаем! Пусть знают!». Немного помявшись, Самуил Израилевич ответил: «А почему бы и нет?», «Однозначно – за!!!» — подтвердила своим мужским басом тетя Глаша, «Интеллигенция всегда на стороне народа! Будем писать про этих неучей!» — одобрил идею Фрол Фролыч, «А мы напишем про этого хама из 24 квартиры! Нечего тут себя показывать! Буржуй!!!» — перебивая друг друга, затараторили сестры. «Нет уж! Этим, я займусь сама!!!» — решила тетя Фая, противоречить ей было невозможно. С мыслями о газете и разбежались по своим квартирам!

Просто удивительно, но первый номер газеты не заставил себя ждать! Самуил Израилевич похлопотал для общего дела: благо остались завязки в газете, которой отдал 30 лет своей жизни, печатая очерки о доярках и сборах хлопка на полях. Все финансовые обязательства старичье разделило поровну: отдавали деньги с пенсии в общую кассу, которая, конечно же, находилась у тети Фаи. Для того чтобы газету могли прочитать абсолютно, все жильцы, было сделано 60 экземпляров – ровно по числу квартир в доме. До сих пор только не пойму, каким образом они успевали разложить газеты по почтовым ящикам, даже проследить пытался, все в пустую.

Как и предполагалось, первый номер был посвящен мне! Столько внимания со стороны прессы я и представить себе не мог! На первой обложке красовалась черно-белая карикатура, на которой я изображался в виде толстого капиталиста, в майке «Made in China» и заламывающего руки какой-то старушке. Автор карикатуры естественно был Фрол Фролыч! Далее в газетенке на четырех страницах следовали огромные разоблачительные статьи, в которых мне приписывались все смертные грехи: «Тунеядец и хам!.. Позор нашего общества!.. Угнетатель пожилых и слабых!..» — это только малый список. В статье, написанной тетей Фаей, предлагалось даже судить меня народным судом! Честно говоря, сначала я был зол и возмущен, но посмотрев на написанное чуть позже, долго брался за живот и не мог остановиться от смеха. Я даже сделал копии своего экземпляра и раздал их своим знакомым. «Да, ты у нас прямо звезда!!!» — говорили мне друзья. А, по-моему, и звездам шоу-бизнеса не снилось такое количество внимания желтой прессы за один только раз!

За время с выхода первого номера скамейка опустела. Только раз в неделю наша «редакция» собиралась на обсуждение новой темы номера. Точнее новой жертвы! Все остальные вопросы они решали исключительно по телефону, используя средство общения, как средство передачи дворовых сплетен. Газета выходила с особой периодичностью – раз в две недели, в самый тяжелый день недели – понедельник. Так что после хорошо проведенных выходных на головы жильцов дома сваливалась не только работа, но и свежий номер сплетен, домыслов и лжи. Лишь только раз наши журналюги попали в точку.

Жил у нас в доме некий Евгений Лапин. Поселился не так давно и ни кто про него, ни чего не знал. Было известно лишь то, что Евгений работник таможни. Жил Евгений жизнью тихой мыши, пробегал из машины к подъезду со скоростью света и общительностью не отличался. Так бы и жил в своей однокомнатной квартире, если бы не наши «партизаны». Сестры Марья и Дарья выследили, что каждое утро к Евгению подъезжает черная машина и из нее в Женину квартиру заносят всякие вещи: связки барахла, ковры, какие-то большие коробки, а однажды рано утром заносили ящики со спиртными напитками. Наверное, каждый поймет, что наш таможенник Лапин просто напросто берет себе на лапу за контрабанду этой же контрабандой. Все поймут и промолчат, но не наши старики. Собрав достаточно много компромата сестры, пошли к Евгению. Он даже откупился от них, отдав новенькие персидские ковры и плазменный телевизор, один из четырех стоявших у него в квартире, но как говорится, старческий склероз! Газета вышла на следующий день, еще через день Евгений Лапин пропал: съехал с квартиры в неизвестном направлении и больше про него ни кто не слышал. Кстати, правильно сделал, только поздно!

Жизнь шла своим чередом. К новой газете все привыкли, считая, что лучше пусть пишут свой бред, чем сидят на скамейке и обсматривают прохожих. Среди жильцов даже появились ставки: про кого напишут в следующий раз? Без лишней скромности скажу, что побеждал в этой гонке 5 раз. Жена моего друга Настя даже дала мне звание «Подлец года»! А газеты все выходили и выходили! Так, наверное, могло бы продолжаться вечно, но вечного на земле ни чего нет. Всему приходит конец.

Затравив, как им казалось, правдой всех жителей дома, старики принялись друг за друга. Сначала «правду» писали в маленьких заметках на последней странице. Потом все больше и больше критиковали друг друга. Тетя Глаша писала про то, что Фрол Фролыч дальтоник, Фрол Фролыч рисовал карикатуры на сестер, где показывал их в образе гиен из «Маугли», сестры Марья и Дарья повествовали всем о доходах тети Глаши от продажи постельного белья на рынке по завышенным ценам. Единственными неприкосновенными оставались тетя Фая – как руководитель, командир команды и Самуил Израилевич, который верстал газету, и заметки про себя отправлял в мусорный ящик.

Однажды Самуил Израилевич заболел. Все бы ничего, но надо было выпускать газету. В редакцию отправились тетя Фая и Фрол Фролыч. На этот раз не повезло и Самуилу Израилевичу! Тетя Фая посвятила ему огромный разоблачительный очерк под названием «Либо у коровы под хвостом, либо у властей под задницей!», где рассказала, как бывший журналист прогибался под советской властью за награды, премии и звания. Самуил Израилевич был в бешенстве! За годы его работы в прессе ни кто не говорил ему правду, а тут было сказано все, да еще и от кого – от коллег по перу! Он не заставил себя ждать с ответом. Первый раз газета вышла на неделю раньше. В этом, как потом оказалось, последнем номере Самуил Израилевич, включив все свои писательские средства, написал все, что думает про тетю Фаю. Про то какая тетя Фая глупая и пустая, про то, что она очень жадная, про то, что она подворовывала из общей кассы газеты, а еще про то, что она ненавидит детей, проклинает их каждый день, а все из-за того, что своих детей ей, старой деве бог не даровал.

На следующий день, после выпуска «тети Фаиного» номера вся редакция собралась на скамейке. Стояла сплошная ругань. «А ты!..» — эта фраз звучала чаще всего. Старики обвиняли друг друга во всех своих личных неудачах! «Даже хорошо, что ты одна Файка живешь! Детоненавистница! Дева старая!» — прокричал хриплым голосом Самуил Израилевич. Это была последняя фраза, далее последовал монолог.

«Да что вы обо мне знаете! Может мне всю жизнь детей иметь хотелось! – Из глаз тети Фаи хлынули слезы, — Может я тоже мечтала о муже! О семье! Да мне детский плач каждую ночь снится! Да, была дуррой, что в 18 лет аборт сделала! Всю жизнь расплачиваюсь! Все вы мужики, поматросите и бросите! Я сейчас, мне не то, что стакан с водой поднести не кому, даже похоронить негде! Вот оно мое одиночество! Теперь довольны!?» Договорив, тетя Фая, всхлипывая, схватилась за сердце и потеряла сознание.

Через три дня весь дом провожал в последний путь тетю Фаю. Хранить ее было действительно не кому. Хранили всем домом. Горе объединило стариков, всю дорогу они держались вместе. Для них тетя Фая была главарем и идейным вдохновителем, без которого все было бессмысленно.

В этом же году я съехал из этого дома. А вернувший туда через несколько лет не узнал его. Дом наконец-таки покрасили! Все изменилось в нем: сменились жильцы, пропала куда-то скамейка и с ней дух этого дома. От новых жильцов я узнал, что тетя Глаша попросилась жить к своему сыну и уехала в другой город, там спокойно и умерла; сестры Марья и Дарья не жилая жить в одиночестве вышли замуж!, и как вы думаете за кого?, Марья за Фрола Фролыча, Дарья за Самуила Израилевича, и живут они теперь в доме престарелых, где- то за городом. Вот такая история!

Перед тем как покинуть город, я отправился на городское кладбище. Тетя Фая была права! Ее одинокая могилка заросла травой и была не ухожена, все-таки одиночество – это самое страшное в жизни человека, и его не скрасить ни злостью, ни сплетнями, ни газетами!

рекомендовать