Выйдя на пенсию, подумал: «Хватит быть тюхой-матюхой, надо развеяться, мозги проветрить, мир посмотреть, себя показать и наведаться к дочери». Поклонился родной деревни и отправился в столичный город. Добрался благополучно. Был принят в загородном особняке. Воспрянув духом, выразил благодарность дочери, зятю, внуку. И решил познавать усадьбу, где высились хвойные деревья. Пролегали комфортные дорожки.
С утра и начал обход, поглядывая по сторонам. Восторгаясь летней красотой. Возле турника остановился, где внук разные фортеля выделывает. И мысль появилась. А что, если попробовать подтянуться? В пятьдесят лет мой рекорд был пять раз. А сколько теперь? Расправил грудь. Ухватился за перекладину. Болтаюсь. Мучаюсь. Подъема нет. Тут слышу голос:
— Эй! Ты кто такой?!
Вздрогнув, опустился на землю. Осмотрелся. Никого нет. А голос опять:
— Ты кто, спрашиваю?!
Я рассердился, выпалил грозно:
— Кто-кто?! Дед Пихто! А ты кто такой, где хоронишься?!
— Да тут я, дед, за забором! Заходи, лазейка есть, потолкуем.
Подумал, может, что человеку надо. У нас, в деревне, на зов всегда откликаются. Потому живо шагнул на сопредельную территорию. А там собака за ногу цап. Повисла, не оторвать. А мужик мордатый с отвислой губой ходит, успокаивает:
— Да ты, дед, не волнуйся, не переживай! Она старая. Так чмокает для приличия и засасывает терпимо.
Ну я вообще в ступор вошел, возмутился:
— Так какого… хрена ее спускаешь? Не жалеешь псину! Во! Пыхтит, сопит, штанину жует!
А мордатый так спокойно с ухмылкой отвечает:
— Ну ты пойми, дед, она же собака! Должна поддерживать статус. Свой хлеб отрабатывать. Хоть старая, хоть с зубами, хоть без зубов. Стезя такая. А без привычного дела хиреет, тоскует, обижается…
От таких слов был вообще на взводе. Стоял моргая, а слова матерные сами по себе выскакивали. Потом рявкнул:
— Отцепляй, гад!
Хозяин засуетился. Дал команду:
— Маруся, фу!
Бесполезно. Заглотила штанину и баста. Пришлось брюки снимать. Пока мужик решал вопрос с собакой, ходил в трусах, и потрясая кулаком, возмущался:
— У, раздолбаи… эти самые!..
Вскоре, правда, штаны возвратили. А мужик с извинениями расшаркался, гордо представился:
— Свободный художник! Натуралист! Вова Запрудный! Можно просто – Вован!
Я, назвавшись, посмотрел косо на художника. Подумал: «Этого еще мне не хватало. Губастые без тормозов, гребут под себя. С таким надо ухо востро держать».
А Вован продолжил:
— Решил познакомиться. Полагаю, что вы родич уважаемых соседей. Значит, в зоне моего повышенного внимания и почтения. Приглашаю в хоромы.
Прикинул так и сяк. Решил исподволь выведать, что за гоп-компания под боком у наших расположилась. Пошел. Сидим, общаемся. По рюмочке чего-то хмельного пропустили. Сосед вошел в раж. Повел речь, поглядывая на меня изучающе:
— Что же вас, Матвей Тихонович, из деревни в город потянуло? В родных весях же природный лечебный фактор. Большие возможности для поддержания здоровья. Да, понимаю, понимаю… В гости наведались. А вы слышали, что у нас творится? Пожилые повально становятся дебилами. Сегодня они в здравии, а завтра уже никого не узнают. Ничего не помнят, ничего не понимают. Сидят бедняги, как потерянные. Кукуют. Вот и у вас критический возраст. Вероятность большая, что и Альцгеймер, и Паркинсон заявятся скоро в гости. Это я образно, конечно, говорю. Кстати, вы свой пин-код хорошо помните? А, молчите, значит, есть проблемы. И надо что-то делать, решать…
У меня мелькнула при этом тревожная мысль: «Кто такие Альцгеймер и Паркинсон? Фамилии уж больно грозные. Неужто под бандитов косят? А про пин-код вообще понятия не имею. Но надо виду не подавать, что тема не по мне. Послушаю, куда он клонит?». И, проявляя как бы интерес, осторожно спросил:
— А как решать, что делать?
Вован возвеличился, надулся, как пузырь, важностью, ответил:
— Следует, уважаемый, развивать когнитивные способности. Загружать ум , чтобы он был постоянно в напряжении. Полезно приобщаться, в частности, к искусству. И тут могу оказать очень ценную услугу. Запечатлеть вас на полотне в художественном, неувядающем, восхитительном образе. На радость, себе, близким и знакомым. Этот психологический прием значительно повысит ваш статус. Будете смотреть на живопись, не отрываясь, наслаждаясь новыми, ранее неведомыми чувствами. И, смею заметить, мое творчество явно оздоравливает, воспринимается широкими массами пенсионеров. Тут просто бум по заказам…
Вован бубнил. А у меня, как на дрожжах, созревало желание, воспользоваться предложением. Хотя внутренний голос противился. И все же решился: «Чего там мелочиться. Надо оставить близким свой «неувядающий образ, пусть чтят, помнят».
… На следующий день, резво прохаживаясь по дорожкам, не забыл, конечно, про турник. С разбегу повис на перекладине, силился все же подтянуться, как опять голос:
— Матвей Тихонович, вы что забыли про свой заказ! Заходите, готово ваше полотно!
Раздраженно брякнулся о землю, пошел с ворчанием к соседу. Думая, что-то быстро он все уладил. Картину за ночь выдал. По памяти что ли рисовал? А Вован, распинаясь в угоде и вежливости, говорил:
— Проходите, Матвей Тихонович, собаку не опасайтесь! Маруся отдыхает. С утра клиентов было много… Устала. Теперь культурно располагайтесь, усаживайтесь. Сейчас полотно представлю. Вот, пожалуйста, созерцайте!
Я зажмурил глаза. Потом с опаской открыл. Глянул, напрягся, слюну проглотил, глаза выпучил, ошарашено выдавил:
— Это что?!
Запрудный поправил:
— Вы хотели сказать кто? Вы, конечно, но полуголый, в тигровой шкуре и в лаптях. Предстаете, как абориген из деревни Крюкова. Поймите, образ собирательный. Поскольку я художник натуралист. К тому же авангардист. И учитывая ваш критический возраст, решил пойти вам навстречу, возбудить мощным импульсом мозг. Тем самым подвинуть его на оздоровительную деятельность. Имея это плотно, вы можете восхищаться им или говорить, какой же я дурак, но эффект будет однозначно лечебным…
Я взвинтился:
— Не возьму! Полуголый, в какой-то драной шкуре, еще с дубиной! Что я идиот? И кому эту картину покажу?
Вован задумался, опустив губу ниже возможности, подперев подбородок кулаком, как великий из великих. Потом взмахнул указательным пальцем:
— Ладно, выставлю полотно на продажу на выставке наивных или эротических искусств. С руками оторвут.
…Ничего другого мне не оставалось, как наидене с самим собой разворачивать полотно и эффектно возбуждать полушария мозга: «Какой же я дурак! Болван! У, му…». Все таким образом, как и убеждал незабвенный художник-натуралист Вован Запрудный. И не напрасно упражнялся. Стал действительно умнее. Просветился, перестроился. А со временем, плюнув на все условности, вывесил картину на обозрение в собственном деревенском доме. Что удивительно, живопись будоражит и умы селян.
Валерий Тюменцев