Обратный путь из Днепропетровска я запомнил смутно. Помню, что поезд отправлялся в два часа ночи. Я сидел в душном зале ожидания днепропетровского вокзала и обдумывал, что же мне предстоит в дальнейшем. С одной стороны была радость: на сей раз пронесло и я возвращаюсь домой. Но фраза комдива — ты нам ещё понадобишься — не сулила ничего хорошего, а вернее, сулила месяцы тревог и ожиданий. Не зря говорят: хуже всего ждать и догонять. Так и случилось. Я вернулся домой, обрадовал жену, что никуда пока не еду. И потянулись обычные армейские будни: дежурства, учёба, тренировки, но каждый день начинался и заканчивался вопросом — когда?
Мой непосредственный начальник, старший офицер наведения, уехал в Египет после моего возвращения, и я остался один работать за двоих. Туда же уехали и оба моих молодых оператора ручного сопровождения. Я успел хорошо их подготовить за три месяца. После этого за годы службы в должностях офицера наведения, а в последствии, и старшего офицера наведения, у меня было много операторов ручного сопровождения. Их фамилии стёрлись из памяти. А этих двоих — первых, которых я выучил — я запомнил на всю жизнь. За службу в Египте они были признаны лучшими операторами и представлены к правительственным наградам. Конечно, было бы нескромно заслугу в этом приписывать себе. У них в Египте были другие командиры и поопытнее меня, но начало их подготовке положил, конечно, я.
В начале марта двоих офицеров с нашего дивизиона отправили на полигон обучать египтян боевой работе на нашей технике. Не вечно же нам за них воевать! Мы, все офицеры дивизиона, сидели в курилке возле казармы в ожидании утреннего развода. Вдруг из казармы выбежал дневальный и прямо с крыльца закричал: «Лейтенантов Марыкина и Колтунова срочно к командиру!» Через минуту они вышли из казармы и заявили: «Нас отправляют на полигон учить египтян.» Мы, конечно, удивились. Ну ладно Марыкин, офицер-«народник» с высшим образованием, призвался в армию с должности начальника отдела конструкторского бюро — он может чему-то научить. Но Колтунов — командир стартового взвода, закончивший среднее училище. Чему он может научить?!
— А чем я хуже? — спокойно заявил он, — наших-то солдат я же учу, а чем арабы лучше? И потом, зря, что ли, я в училище педагогику и психологию изучал?
Потом мы узнали, что выбор пал именно на них потому, что на дивизионе из всех офицеров именно они жили без жён. Марыкин-то в свои тридцать с лишним лет, конечно, был женат, и даже дети были. Но он призывался из Киева, а там у него была квартира, которую жена не захотела оставлять.
— Никуда я из Киева не поеду, — прямо заявила она мужу. — Ты поезжай, послужишь два года, а я тебя здесь подожду.
Так он и служил два года, а она его ждала, как ждут солдата из армии. Ну а Колтунов вообще не был женат ещё.
Вот они, два холостяка, и уехали. На какой срок, никто ещё не знал.
Вскоре после этого мне дали отпуск. Свой первый по настоящему офицерский отпуск я ровёл дома на дивизионе. Несмотря полученные отпускные денег на поездку к родне не хватало — пришлось раздать долги. Да и что было делать в марте в средней полосе России! И я посвятил отпуск изготовлению детской кроватки. Зря что ли я заканчивал среднюю трудовую политехническую школу!? Мы учились одиннадцать лет. Последние три года четыре дня в неделю учились, а два дня проходили практику в школьной столярной мастерской. На экзаменах мы должны были за сорок пять минут из обыкновенной доски сделать табурет. Но там были деревообрабатывающие станки.
Пришлось кроватку делать, как говорится «на коленке». Но торопиться мне было некуда, за месяц сделал.
На Украину пришла весна. Мы были молоды, и жизнь продолжалась. Не сидеть же нам всё время на чемоданах? Как-то в апреле поступила команда — проверить тягачи для буксировки боевой техники. Уже начал сказываться опыт боевых действий в Египте: постоянная готовность расчётов дивизиона к смене позиции. Я с солдатом-водителем на тягаче выехал за ворота ограждения позиции.
— А давайте по полям погоняем, пока они ещё не вспаханы, — предложил водитель, — я до армии у себя в колхозе три года трактористом отработал. Мы там с агрономом всегда весной по полям гоняли. Он проверял, где можно пахать, а где ещё рано. Командуйте, куда ехать!
И я на артиллерийском тягаче исколесил поля вокруг дивизиона и насобирал охапку полевых цветов. Конечно, я собирал их для своей Наташи, но чтобы не сильно попало от командиров, пришлось одарить цветами и их жён. Заступничество с их стороны я себе обеспечил, но нагоняй от командования всё равно получил.
— То, что тягач весь в грязи — не страшно. Солдат отмоет. Но с цветами это ты зря. Дурной пример заразителен, — внушал мне комбат. — Вон жена замполита так прямо и заявила своему мужу: отныне чтобы раз в неделю мне были свежие цветы! Ты в конце концов замполит или нет? Почему это какой-то лейтенант вам показывает, как жену любить нужно? Еле-еле он отговорился тем, что каждую неделю тягач за цветами гонять накладно будет.
В мае меня опять забирали в Египет, на этот раз вместе с братом. Как-то утром брат прибежал ко мне домой и взволнованно сказал:
— Быстро собирайся, и едем в штаб бригады, нас вызывают на военный совет.
Брат жил рядом с командиром батареи, у которого дома был служебный телефон. И ему передали из штаба приказание отправить нас в штаб. Из офицеров нашей бригады срочно формировался дивизион. К нам в бригаду приехал выездной военный совет для утверждения отобранных кандидатов. И нас с братом вызвали в качестве дублёров, на случай, если кого-то из основного состава не утвердят. Таких дублёров набралось человек десять. Мы сидели в курилке и рассуждали: даже если кого-то и отберут для поездки, то домой ещё должны отпустить. Ведь вещи-то нужно собрать. Но всё обошлось, всех основных кандидатов утвердили, и мы, дублёры, все вернулись по домам. И снова потянулись дни занятий, тренировок и ожидания.
С начала лета мы с женой повадились по выходным ходить на море ловить бычков. Беременной жене хотелось жареной рыбы. А в середине лета у меня родилась дочь. Накануне перед родами приехала тёща и осталась в гостях на время, чтобы помочь дочери привыкнуть к роли матери. Правы были командиры на моём первом военном совете: из меня помощник в этом деле был почти никакой. Хотя и меня со временем приобщили. Потереть яблочко или морковку, когда настало время дополнительной прикормки, стало моей первейшой обязанностью. Но помощником я был не постоянным и не надёжным. Почти всё время отбирала служба.
А время шло. Всё уверенней ходили разговоры, что когда пройдёт год, расчёты будут заменять. И замена будет состоять в основном из расчётов нашей бригады. Мы все прошли медицинскую комиссию на предмет пригодности к службе в жарком неблагоприятном климате. Уже вернулись офицеры, ездившие обучать арабов. Мнение об арабах как специалистах у них сложилось самое невысокое. Не то чтобы они были глупые, у них общее образование было низкое. Уже уволились офицеры-«народники», отслужившие по два года, и на замену им приехали другие, помоложе. Некоторые из увольнявшихся попытались было остаться на службе, чтобы поехать за границу, но тщетно.
Я переселился в теплую квартиру. Закончилось лето. Обстановка с каждым днём становилась всё напряжённей. И это напряжение по-разному повлияло на людей. Оно содрало всё показное и выявило, каков человек на самом дела и чего от него ожидать.
Показательно было поведение двух человек, двух командиров. Начальника штаба дивизиона и командира дивизиона.
С начальником штаба всё ясно, иного поведения от него трудно было ожидать.
Как-то на проводах на дембель очередного офицера-«народника», изрядно захмелев, он начал учить нас, молодых лейтенантов, как жить, служить и карьеру делать.
— Когда я начинал службу офицером, в управлении кадров Киевской армии служил мой дядя, — начал он издалека. — Дядя, естественно, помог мне, своему племяннику, устроиться на хорошую должность. В начале я был политработником (помошником начальника политотдела по комсомольской работе), а потом кадровиком. «Служить нужно не там, где медали и ордена зарабатывают, а там, где их дают», — учил меня дядя. Так я в штабе полка дослужился до капитана, но пришло время подумать о майорской должности. А дядю уже отправили на пенсию, и майорскую должность в штабе мне уже никто не обещал, — вспоминал он. — Пришлось выбирать: или оставаться в штабе вечным капитаном, или идти в войска на майорскую должность, — продолжал он нас наставлять, — и я пошёл начальником штаба дивизиона. Да и эту должность я получил по знакомству и за немалую взятку в виде сушёной рыбы и виноградного вина.
И по всему отношению к службе было видно, что эту должность он считал временной. Особого рвения в службе он не проявлял. Боевую работу на рабочем месте стреляющего, как положено заместителю командира дивизиона, так за два года и не освоил. И переселяться из городской квартиры в дома офицерского состава на дивизион не спешил. Вернее, квартиру на дивизионе он занял, но семья продолжала жить в городе. Так вот, узнав, что его кандидатура рассматривается для отправки в спецкомандировку, испугавшись, а вдруг убьют, он начал прилагать максимум усилий, чтобы не поехать.
Он стал носиться по городским больницам, подключил свою жену — медика по специальности, раздобыл кучу медицинских справок о всевозможных хронических заболеваниях. Короче, от командировки он отвертелся. Военно-врачебная комиссия на основании этих справок признала его не годным для прохождения службы в сухом неблагоприятном климате, то есть в северной Африке. Но что особенно негативно характеризует этого человека и демонстрирует его алчность и непорядочность, это его дальнейшее поведение. Когда мы уже уехали в Египет без него, и домой вернулись те, кто отслужили в Египте год и, заработав там приличные деньги, стали из отпуска возвращаться на собственных машинах, вот тут он резко выздоровел. Он начал донимать военных врачей из медкомиссии, которые признали его негодным. Демонстрировал им свои медицинские карты и выписки из историй своих болезней. Он всем пытался доказать, что прошёл курс лечения, которое дало положительные результаты. Что он здоров и готов ехать куда угодно. Но ему твёрдо сказали: нет, дорогой товарищ, умерла так умерла! Таких, как он, в армии не любят, да и нигде не любят. Но возникал вопрос: где взять начальника штаба для отправки в Египет?
Начальников штабов в военных училищах не готовят, их выращивают в войсках.
Начальник штаба дивизиона — очень ответственная должность. Это первый заместитель командира дивизиона. Конечно, за всё в дивизионе отвечает командир, но у него есть заместители. Замполит отвечает за политико-моральное состояние личного состава дивизиона. Зам по вооружению — за боевую технику и вооружение. Старшина — за казарму и обмундирование солдат. А начальник штаба за всё остальное. За разведку и боевое дежурство, боевую готовность и хранение секретной литературы, караульную службу и организацию хранения личного оружия солдат и офицеров. Кроме того, как заместитель командира дивизиона, он обязан быть готовым заменить командира в бою. Фактически должен быть готовым возглавить боевой расчёт дивизионного командного пункта, то есть вести бой в качестве стреляющего офицера. Офицера на такую должность нужно готовить. Просто взять капитана и назначить на эту майорскую должность является опрометчивым шагом и головной болью командира дивизиона, которому он назначен заместителем.
В зенитно-ракетных частях существует практика, когда командира стартовой батареи, капитана по званию, готовят на должность начальника штаба, на майорскую должность. Во время отпусков или командировок штатного начальника штаба его обязанности временно исполняет комбат стартовой батареи.
Вот такого комбата из соседнего дивизиона назначили начальником штаба к нам в состав дивизиона, убывающего в Египет. До его отъезда даже успели послать представление на присвоение майорского звания, и в Египет счастливчик поехал уже майором.
С командиром дивизиона совсем другая история. Когда построили дома для офицеров, он первым должен был переехать на дивизион, оставив городскую квартиру. Но ему исполнилось к тому времени сорок три года. Через два года пенсия, и снова переселение в город. А пока он будет ждать получение городской квартиры, то будет занимать квартиру на дивизионе. Не выгонят же подполковника на улицу!
И он начал манёвры, чтобы отказаться как-то от переезда. Командование поставило его перед выбором: или переехать жить на дивизион, или уйти с должности командира дивизиона. И он решил уйти. А куда? Он — старый вояка, начинавший службу ещё в войну. Он даже военное училище не заканчивал. Так, десятимесячные офицерские курсы «Выстрел» в конце войны. Какую должность ему могли предложить при штабе без образования? Только с понижением на майорскую должность в оперативный отдел. И он согласился на понижение в должности. А как в приказе убедительно мотивировать перевод? Первая же проверка придерётся: незаконно сняли с должности подполковника. Мало ли, что сам захотел. Решили сослаться на семейные обстоятельства. Дескать, у него сын десятиклассник, активист, секретарь комитета комсомола школы. С переездом школу пришлось бы менять, а тут выпускной класс. Словом, ему пошли навстречу. Так в приказе и записали. О Египте тогда ещё и слуха не было. Он сдал должность новому командиру дивизиона и послужил несколько месяцев в оперативном отделе, а тут — Египет. И ему предложили вернуться обратно и поехать в Египет, возглавив дивизион. Семья останется в городской квартире. Когда он вернётся, до пенсии останутся считанные месяцы. Перекантуется как-нибудь за штатом и уволится с должности подполковника. И он согласился. И, забегая вперёд, хочу сказать: отлично отвоевал. Дивизион под его командованием в Египте был признан одним из лучших, за что командир был удостоен высокой правительственной награды — Ордена Красного Знамени.
В конце октября на наш дивизион начали прибывать офицеры из других дивизионов и частей для полного укомплектования боевых расчётов по штату военного времени. Солдаты осеннего призыва, прибывшие на дивизион, прямо заявляли, что они должны поехать в Египет — им так сказали в пункте распределения.
В конце ноября, когда расчёты дивизиона были полностью укомплектованы, к нам приехал выездной военный совет. Всех построили в казарме, и генерал, возглавлявший военный совет, скомандовал: «Кто не желает ехать — два шага вперёд!»
К нашему удивлению, два человека вышли из строя. Выполнение интернационального долга — дело сугубо добровольное. Им оставалось служить ещё один год, а если поедут, то придётся прослужить ещё минимум полтора. Кстати, с их призыва было человек двадцать, а вышли из строя всего лишь двое. Им нашли замену, всех утвердили, и только вернувшись из Египта, мы узнали, что нас с братом хотели разлучить, то есть послать в Египет в разных дивизионах. Дело в том, что к этому времени в Египте на одном из дивизионов в ходе боя погибли сразу два брата-близнеца. Дивизион, ведущий бой, израсходовал все ракеты, находящиеся на пусковой установке, и её нужно было зарядить новым боекомплектом ракет. Братья входили в один стартовый расчёт. В ходе боя расчёт выполнял перегрузку ракет с транспортно-заряжающей машины на пусковую установку. В это время ракета, пущенная с атакующего самолёта, взорвалась рядом и уничтожила весь стартовый расчёт. Когда матери погибших близнецов сообщили об этом, она воскликнула: «Как же так, сразу обоих! Ну хотя бы один остался в живых!»
Конечно, это была ошибка командира стартовой батареи. Их надо было разделить по разным стартовым расчётам.
Поэтому у начальства после этого случая было сильное сомнение, стоит ли нас посылать на войну в одном дивизионе. Но поразмыслив, решили, что это другой случай. Те близнецы были солдаты, и их боевая работа проходила на открытой местности, а мы были офицерами и совместно в боевой работе не участвовали. И во время боя мы находились на дивизионном командном пункте в разных местах. В результате этих размышлений было всё-таки решено нас не разлучать.
Состав дивизиона окончательно утвердили, и началась подготовка, которая проходила по планам различных уровней. По планам бригады мы мотались по дивизионам своей бригады. На одном тренировались в проведении регламентных работ. На другом отрабатывали смену позиции с переводом всей техники в походное положение, с распределением офицеров как старших машин по всем тягачам и транспортно-заряжающим машинам. На третьем часами отрабатывали боевую работу дивизионного командного пункта по отражению массированного удара воздушного противника с использованием имитатора.
По планам дивизии выезжали в соседнюю часть на учебно-тренировочный полигон или тренировались по реальным целям на одном из Запорожских дивизионов, расположенном вблизи аэродрома истребительной авиации.
По армейским планам выезжали в Николаев, где на одном из дивизионов проводили годовые регламентные работы. А оттуда в Одессу для тренировки по реальным целям.
По плану Главкома ПВО выезжали на полигон в Ашулук. Там проводили предстрельбовую подготовку. Выполнение зачётно-тактической задачи. Стрельбу боевыми ракетами по реальной воздушной цели. И смену огневой позиции после окончания боя. Словом, то, что другие отрабатывают в течение года, мы освоили за три с небольшим месяца.
Дома в течение этих трёх месяцев мы практически и не бывали.
Наступил февраль, и половина дивизиона уехала в Египет на смену тем, кто отвоевал там год. Было принято решение менять не всех сразу, а по половине расчётов дивизиона, чтобы обеспечить передачу боевого опыта. А мы, оставшиеся, должны были уехать в мае. Эти три месяца пролетели как один день. Из них остался в памяти только отпуск, который мне дали перед отъездом. Во время отпуска я отвёз жену с дочерью к её матери, которая к тому времени вернулась к себе домой. По пути заехали к моей матери и погостили у неё несколько дней. Чтобы не расстраивать мать понапрасну, о командировке сказал без подробностей. Мол, просто уезжаю в командировку на несколько месяцев, к осени вернусь. К осени этого года или следующего, не уточнял.
У тёщи тоже долго не пришлось погостить. В совхозе, где она жила, началась посевная. Весь совхоз стоял на ушах, и всем было не до нас. В памяти осталась лишь наша с женой прогулка по полям. Была пора цветения тюльпанов. И везде, где было не распахано, вдоль опушек перелесков, на крутых склонах холмов, вдоль оврагов и по берегам реки было море цветов. И совсем не хотелось думать, что я могу видеть эту красоту в последний раз. Хотя изредка такая мысль мелькала в голове.
Кстати, этой красоты я больше так ни разу и не увидел. Не пришлось.
Но вот наступило двадцатое мая. К этому времени все отпускники вернулись в часть. Все прикомандированные офицеры из других дивизионов и частей съехались на наш дивизион готовые к отправке. И двадцать второго мая все пятьдесят с лишним человек офицеров, прапорщиков (они назывались сверхсрочно служащие), сержантов и солдат пассажирским поездом убыли в славный город Николаев на берег Чёрного моря. Путь до Николаева был ничем не примечательным и запомнился только приставанием нашего единственного холостяка к молоденькой проводнице. Он чуть не довёл её до слёз. Уж очень она задавалась и важничала, заявляя, что скоро перейдёт на международные рейсы и будет ездить за границу. Знала бы она, с кем разговаривает и кому хвастает!
Всех, прибывающих для отправки, разместили в огромных складских помещениях в порту на берегу. Один склад был оборудован под спальное помещение на четыреста человек. Он весь был заполнен кроватями, установленными в два яруса.
Второй склад превратился в столовую на двести человек. Приём пищи проходил в две очереди. И третий склад был забит одеждой. В этом складе происходило превращение советских военнослужащих в туристов, отправляющихся в путешествие по средиземноморским странам. Словом, переодели нас полностью, от носков и туфлей до галстуков и шляп. Многие солдаты и некоторые из офицеров, мы с братом например, впервые в жизни примерили шляпы. Да и галстуки, которые нужно завязывать узлом, большинство из нас заимели впервые. Это сейчас первоклашку на школьной линейке первого сентября нередко можно увидеть в галстуке. А в наше время галстуки были только пионерские и то с девяти до четырнадцати лет. В офицерскую форму входили галстуки, но они были на резинке и не завязывались узлом, как классический галстук. И все мы в течение часа учились вязать узлы на галстуках. Военную форму офицерам было приказано отослать домой. Чем мы и занимались остаток дня. Переодевание и отправка формы продолжались три дня. Всё-таки одеть четыреста человек, подобрав по размеру всю одежду, дело не шуточное. В это же время проводилось уточнение списков убывающих и оформление выездных документов.
И вот на четвёртый день просыпаемся мы утром, а у причальной стенки уже стоит туристический лайнер «Советская Россия». После завтрака команда: с вещами на выход. Построившись подивизионно с вещами, мы двинулись на погрузку. Погрузка продолжалась часа два. С каждым из нас проводились интересные манипуляции. Мы по одному подходили к столу и сдавали свои военные документы, офицеры — удостоверение личности, солдаты — военные билеты, и взамен получали загранпаспорт.
Пройдя метров пятьдесят, у трапа лайнера мы сдавали загранпаспорт и совершенно без документов поднимались на судно. Здесь же у трапа мы получали табличку с номером каюты, в которой предстояло поселиться. К обеду погрузка и размещение закончились, и началось распределение подразделений по ресторанам, в которых нам предстояло питаться. Нас пригласили обедать и разместили за столиками в ресторанах. Пока мы обедали, лайнер отошёл от причальной стенки и вышел в открытое море. Мы думали, что путешествие в Египет началось, но оказалось, ещё нет. Мы плыли вдоль берега на запад и часам к пяти вечера стали на рейде Одессы. Началась загрузка дополнительного продовольствия. Обратно из Египта на этом лайнере должны были вернуться те, которых мы ехали заменять. А ещё, как оказалось, в Одессе на борт поднялся генерал, который не пожелал лететь самолётом, а в целях безопасности и маскировки предпочёл морской путь. И вот, наконец, когда уже стемнело, лайнер покинул Одесский порт и направился в сторону Турции.