День у Лорен начался удачно. Только что ушел курьер, принесший из типографии макет нового модного каталога «Модис» с фотографиями авторской одежды в стиле гранж. Дизайнером этой коллекции была ее дочь Анна.
Лорен в юности тоже мечтала стать модельером и воплотить в реальность творческие идеи, рождающиеся в ее голове. Она даже участвовала в конкурсе молодых кутюрье в Париже. После показа коллекции, ей пророчили большое будущее. Там же она познакомилась с Адамом — военным журналистом, который просто из любопытства зашел на этот показ. Роман не был бурным. Адам постоянно где-то пропадал. Лорен чаще видела его репортажи в «Новостях» по телевизору, чем он приглашал ее на свидания. Но по прошествии года их знакомства, Адам сделал предложение, и она согласилась.
После рождения дочери, Лорен отказалась от мысли о собственной карьере и стала настоящей домохозяйкой. Адам был совсем не против ее решения. Он тоже оставил журналистику и занялся бизнесом. Из него получился удачливый бизнесмен. Чутье журналиста ему очень помогло. Он открыл транспортную компанию, что со временем стала приносить хороший доход. Талант к рисованию у их дочери проявился в раннем детстве. Лорен, посоветовавшись с мужем, отдала Энн в художественную школу, которую та окончила с отличием.
Адом об этом не узнал и не порадовался ее успехам. Он умер от рецидива тропической болезни, подхваченной где-то в Африке, еще будучи корреспондентом. В последствии оказалось, что он многое скрывал от нее. Делал это намеренно или берег ее покой, Лорен так и не поняла.
После его смерти она продала акции компаньонам Адама. Сумма оказалась внушительной. По совету друзей вложила её в ценные бумаги, а получаемые дивиденды стала тратить на учебу дочери. И её усилия принесли плоды- дочь стала модельером.
После рождественского показа коллекции в Париже, Анна получила денежный гранд, а владельцы одного модного дома предложили заключить с ней контракт на три года. Через две недели они едут во Францию, чтобы обсудить условия и подписать договор. Лорен была счастлива.
Удобно устроившись в кресле, открыла «Модис» и стала с интересом его просматривать. Ей все понравилось, и она позвонила дочери. Энн очень обрадовалась, что типография не подвела и выполнила свои обязательства. Пообещав, что скоро будет дома, но, только заедет в магазин и купит бутылку шампанского ради такого случая. После разговора с Энн прошло около часа.
Лорен машинально нажала на кнопку пульта телевизора. Шли дневные «Новости». Диктор бесстрастно вещал о событиях последних часов:
-На Южном шоссе у въезда в город произошла авария, виновником которой, как утверждают свидетели, был пятнистый олень. Животное, каким-то образом покинув территорию заповедника, выбежало на проезжую часть. Водитель «Порше» не справился с управлением и оказался на встречной полосе, где и произошло столкновение с «Ауди», за рулем которого находилась молодая женщина. Олень в аварии не пострадал, что нельзя сказать…
Раздавшийся телефонный звонок отвлек внимание Лорен от «Новостей», а услышав незнакомый мужской голос в микрофоне, у нее почему-то появилось стойкое ощущение неотвратимой беды.
— Здравствуйте. Могу я услышать мадам Зиберт?
-Да. Это я. Простите, а вы кто?
-Инспектор Нильс. Я обязан сообщить, что ваша дочь Анна Зиберт попала в аварию на Южном шоссе.
-Энн жива? — теряя голос, прошептала Лорен, тихо съезжая по стене на пол.
— Ваша дочь жива. Ее доставили в клинику доктора Герца на Бауштрассе.
Через полчаса Лорен металась в холле больницы, пытаясь хоть что-то выяснить о состоянии Анны. Наконец к ней подошел доктор Герц:
— Мадам Зиберт, успокойтесь. Я понимаю, что сообщение об аварии…
-Что с Анной? Как она себя чувствует? — почти кричала она, хватаясь за рукав его халата.
-Ничего серьезного. Всего несколько ушибов и сотрясение мозга, — пряча глаза, произнес Герц.
Лорен хотела посмотреть в глаза доктора, но из-за толстых линз в очках, они, расплываясь, походили на рыбьи, и по ним ничего нельзя было понять. Услышанный ответ ее совсем не убедил. Ей показалось, что доктор лукавит и что-то скрывает. Лорен стала уже не просить, а требовать:
-Скажите правду! Пусть горькая, но это будет правда!
Доктор нервным движением руки зачем-то снял очки, затем их протер носовым платком и опять водрузил на нос. Лорен заметила, что его пальцы дрожат.
-Что вы так разнервничались? Успокойтесь! Все живы, — как к маленькой обратился к ней Герц. — Вашей дочери повезло гораздо больше, чем второму пострадавшему. Мадам Зиберт, у Анны просто амнезия. Сейчас ее память — чистый лист. Она ничего не помнит, кроме момента самой аварии. Почему? На этот вопрос у меня нет ответа. Скорей всего, сильно ударилась головой о руль. Подушка безопасности сработала с небольшой задержкой. Это кажется, что наука только и делает, что изучает человека, но толком даже не знает кто мы, как стали тем, кого называют человек разумным – это все на уровне догадок и предположений. Что на самом деле представляет из себя наш мозг? Да, современная медицина продвинулась вперед по сравнению с прошлым веком, но все равно мало что о нем знает. Боюсь в ближайшие пятьдесят лет никто не подберет ключи к сейфу под названием человеческий мозг или разгадает его шифр на все сто процентов. Ну, это так, образно…
-Не поняла, зачем вы все это рассказываете, — возмутилась она.
-Не нервничайте так. Вам надо успокоиться и прийти в себя. Я не могу вас, мадам Зиберт, в таком состоянии пустить к дочери. Она в сознании, но ей сейчас и так не легко. Сестра, — обратился доктор Герц к молоденькой медсестре, сидящей за столом дежурного медперсонала. – Успокоительное для мадам Зи…
-Спасибо. Доктор, я спокойна. Ничего не надо.
-Зря, зря… Надеюсь, со временем память вашей дочери восстановится, но, когда это произойдет, сказать не могу. Мы понаблюдаем за ней несколько дней, а потом сможете забрать домой.
-Я хочу видеть дочь, — потребовала Лорен.
-Пожалуйста, — доктор Герц пригласил пройти за ним. –Только постарайтесь не волновать Анну. Ей сейчас и так нелегко понять, что с ней произошло. Ей трудно принять этот мир, потому что она его не помнит.
Анна сидела на кровати и бесцельно смотрела в окно, в котором был виден кусок синего неба с прозрачными перистыми облаками.
Лорен бросилась к ней и прижала к себе:
-Девочка моя, как ты меня напугала! Господи, какое счастье, что ты жива.
Анна, отстранившись, спросила:
-Ты кто? Я тебя должна знать?
-Энн, я твоя мама. Меня зовут Лорен.
-У меня есть мама? Я тебя не помню, — и она зарыдала: — Я ничего не помню, будто меня и не было до этой чертовой аварии. Помню оленя, бегущего по дороге и испуганные глаза водителя в другой машине. И больше ничего, ничего, ничего…- Анна ударила подушку кулаком, потом схватив, уткнулась в нее лицом.
Гладя ее по голове, Лорен прошептала;
-Энн, ты все вспомнишь обязательно! Доченька, все будет хорошо. Я тебе помогу. Все наладится. Ты все вспомнишь, хорошая моя.
Анна смущенно взглянула на нее и спросила сквозь слезы:
-Можно я буду звать тебя по имени? Мне так будет легче… Прости.
-Конечно! -воскликнула Лорен, прижав Энн к себе. — Главное, ты жива, а остальное ерунда!
Через три дня она привезла дочь домой. Показывая фотографии, рассказывала об отце, ее детстве и увлечениях, но Анна, как не пыталась, ничего не могла вспомнить. Случайно увидев каталог, она спросила Лорен:
-Это что?
-Макет журнала, который типография прислала на утверждение. Там целый раздел с твоей коллекцией одежды. За нее ты получила денежный гранд и предложение работать в одном из модных домов Парижа. Они хотят запустить в производство линию одежды по твоим лекалам…
-Моя?! Нет, я не могла придумать такую безвкусицу! Какие-то балахоны, короткие джинсы, шляпки не к месту, перчатки без пальцев, шарфы, замотанные как, попало. А цвета? Просто вызывающие, даже глаза режет! Ты хочешь сказать, что это все придумала и нарисовала я? Молодежная мода? С ума сойти! Я бы такое никогда не надела. И совсем не умею рисовать.
-Энн, ты прекрасно рисуешь! Посмотри, -Лорен протянула ей альбом. -Ты с отличием окончила художественную школу. А потом…
-О, боже, только не это… Не сейчас, — Энн, бросив рисунки на диван, прижала ладони к вискам, бормоча: -Звуки, звуки… Они разрывают мой мозг. Я больше так не могу! Музыка… Я слышу музыку…
-Я сейчас. Доктор Герц на этот случай выписал лекарство. Выпей пожалуйста, и отдохни на диване, — Лорен протянула ей таблетку и налила в стакан воды.
-Вы все думаете, что я сошла с ума? Я не сумасшедшая! Я не слышу голоса, только музыку, – Энн оттолкнула ее руку, расплескав воду, и, выбежав из зала, закрылась в своей комнате.
Прошло несколько часов, прежде чем Лорен решилась зайти к дочери. Все это время она ходила из угла в угол, прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся из-за закрытой двери. Лорен, помня какой аккуратисткой была Энн до аварии, удивилась царившему беспорядку в ее комнате. На столе, полу и кровати были разбросаны бумаги с непонятными знаками и линиями.
-Энн, что все это значит?
-Ноты, просто ноты, -улыбнулась дочь.
-Но ты никогда не училась музыке! -воскликнула Лорен, разглядывая лист, исписанный сверху донизу быстрым уверенным почерком. -Ты в этом что-то понимаешь?
-Конечно, -пожала плечами Энн. – Я тут сочинила и записала одну мелодию! Она случайно пришла на ум. Вот послушай! Пам –тара-пам-пам…
Лорен с нескрываемым удивлением смотрела на Энн, которая напевая, кружилась в ритме вальса по комнате.
Она знала, что дочь совсем не любила классическую музыку, считая ее старомодной и скучной. Ей нравился рок, но по утрам во время пробежек она с удовольствием слушала хип-хоп. Вальс и Энн- это две несовместимые вещи.
Лорен не глядя, ткнула пальцем в написанное:
-Вот это что? Ответь, если ты понимаешь хоть что-то в нотах.
Дочь рассмеялась и выпалила на одном дыхании:
-Басовый ключ или ключ ноты «фа». Нота фа малой октавы пишется на четвертой линии нотного стана. А еще есть альтовый, скрипичный, сопрановый и другие…
-Бред какой-то! Ничего не понимаю, — растерялась Лорен.
-Купи мне скрипку, — неожиданно попросила Энн. — Пожалуйста, пожалуйста!
-Скрипку? Ты даже не знаешь, как держать ее в руках, — удивилась она еще больше, но увидев, что Энн вот-вот расплачется, согласилась: -Хорошо, но после поездки в Париж.
-Париж? Зачем?
-Доктор Герц рекомендовал посетить те места, где тебе нравилось бывать раньше. Ты очень любишь этот город, особенно Монмартр. Заодно можно провести переговоры по контракту на твою коллекцию одежды.
-Можно не поеду? Я ничего не понимаю ни в моде, ни в договорах.
-Бог с ними, с переговорами, но в Париж мы поедем, — сказала Лорен, как о решенном вопросе.
Франция встретила их хорошей погодой. Рано утром Лорен, заказав такси, привезла Энн к базилике Сакре-Кер. Поднявшись по ступенькам и остановившись на смотровой площадке, они увидели потрясающую панораму просыпающегося Парижа, еще укрытого легким утренним туманом. Вдруг, нарушив тишину, раздались несмелые аккорды мелодии, а через мгновение она, набрав силу, уже летела над городом.
Энн, заметив одинокого скрипача у балюстрады, неожиданно сорвалась с места и побежала вниз по лестнице. Лорен попыталась ее остановить, но опоздала. Та уже стояла рядом с уличным музыкантом и что-то говорила, а он, кивнув, протягивал ей инструмент. Энн взяла скрипку, прижала к плечу, и, будто пробуя, неуверенно провела по струнам смычком.
Лорен оцепенела в ожидании услышать все что угодно, но только не рондо — каприччиозо Сен-Санса. Глядя на дочь, ей показалось что здесь, находится только тело Энн, а душа вместе со звуками улетела под облака. На мгновение Лорен почудилось, что этот поворот головы и манеру держать смычок она уже видела, но у кого никак не могла вспомнить. Неожиданно на высокой ноте музыка оборвалась, и Энн, будто вернувшись из неведанных миров, очнулась и, испугавшись собравшейся вокруг толпы, бросилась к Лорен.
Она прижала дочь к себе:
-Ты была великолепна! Как это у тебя получилось?
Энн пожала плечами:
-Не знаю, но мне кажется, что я умела играть на скрипке всегда.
На следующий день после возвращения из Парижа, Лорен купила скрипку и зашла к дочери в комнату.
Та что-то увлеченно рисовала в альбоме.
-Энн, я купила, что ты просила.
-Скрипка!? Мама, зачем!? -удивленно вскинув брови, воскликнула она и обняла Лорен: — Я все вспомнила сегодня утром. Озарение какое-то! Просто вспышка, как от замыкания проводов. Я поняла, как это страшно не быть собой! Не помнить никого и ничего. Стать другим человеком, делать несвойственные тебе вещи. Мамочка, если бы ты знала, как я люблю тебя! — Энн поцеловала ее в щеку. — Мамочка, любимая моя…
-Мы немедленно едем в клинику! — потребовала Лорен.
Доктора Герца они застали в компании двух женщин.
Он разговаривал с пожилой дамой.
-Мадам Денье, не стоит благодарности. Мы просто выполняли свою работу, но за вашим сыном нужно еще понаблюдать. Я бы не советовал его куда-то перевозить, хотя у него нет никаких физических повреждений. Он даже сегодня пробовал вставать.
-Скажите, когда Андре вышел из комы, он что-то сказал? — поинтересовалась она.
-О, да! Ваш сын настойчиво требовал позвать какую-то девушку. Выполните, пожалуйста, его просьбу. Сейчас постарайтесь его не расстраивать.
— Он, должно быть, звал Мари, то есть меня. Кого еще он мог позвать? Я его невеста, -вмешалась, стоявшая рядом с дамой, ее миловидная спутница. — Скажите, когда Андре поправится, он сможет играть на скрипке? Это очень важно! Мой жених скрипач от Бога. Его пальцы, надеюсь, не пострадали в аварии? Он просто не может жить без музыки…
-Мари, не сейчас и не здесь, -остановила ее мадам Денье. — Ты иди к нему, а я поговорю с доктором о возможном переезде в парижскую клинику.
Заметив Энн и Лорен, доктор Герц сделал знак, чтобы они его подождали и стал что-то объяснять даме.
-Я все поняла! Я должна обязательно его найти! – вдруг воскликнула Энн и пошла по коридору клиники так, как будто кто-то вел ее за руку. Она остановилась у двери одной из палат, и, постояв мгновение, решительно открыла ее. Там на кровати лежал молодой человек, а рядом сидела та девушка из холла, что разговаривала с доктором о женихе.
Глаза Энн и мужчины встретились. Она, смутившись, произнесла:
-Простите, я, кажется, ошиблась.
—Постой! Не уходи, — вдруг крикнул он. -Ты — Анна! Я узнал…
Энн остановилась и хотела подойти к кровати, но Мари вскочила и попыталась вытолкать ее за дверь.
-Прекрати, Мари, — почти приказал он.
-Не кричи на меня! Я твоя невеста! Это кто? Кто она тебе? Как ты смеешь! Ты мне изменял с ней? С ней!? — и Мари со слезами выбежала в коридор.
Через несколько минут вошли Лорен, мадам Денье и доктор Герц, а следом за ними вернулась заплаканная Мари. Энн стояла, наклонившись к Андре, а он держал ее руку и шептал:
-Я знал, что ты обязательно придешь! Ты просто не могла не прийти…
-Это ты?! Ты играл на скрипке! Я тебя не знаю, но чувствую почему-то вот здесь, -воскликнула Энн, прижав руку там, где сердце.
-Этот сумасшедший олень выбежал так неожиданно, что я не смог среагировать… Я помню твои глаза, когда наши машины столкнулись, а потом не знаю, что произошло… Мы были с тобой, как единое целое. Я видел мир твоими глазами, писал ноты и играл Сен-Санса твоими пальчиками, -улыбнулся Андре, едва касаясь рукой ее щеки. — Знаешь, когда я поправлюсь, мы поедем с тобой в Париж. Так же будет раннее утро, туманная дымка еще не рассеется от солнечных лучей… И я обязательно сыграю на площадке у базилики для тебя это рондо-каприччиозо. Только для тебя одной, Анна. Я люблю тебя…
Анна наклонилась и что-то прошептала ему на ухо, а потом поцеловала. Андре прижал ее ладонь к своим губам…
Мари хотела закричать и потребовать, чтобы Энн выгнали вон, но мадам Денье, взяв ее за руку, тихо вывела из палаты. Следом за ними вышли Лорен и доктор Герц.
-Прости моего сына, Мари. Не будем им мешать. Произошло то, что нам не понять, -и указав вверх, мадам Денье добавила: — Эта любовь — дело не человеческих рук. Ключи от нее лежат в кармане у Создателя.