В человеческом обществе по поводу факта появления человека на Земле существуют две версии: научная и религиозная. Научная версия утверждает, что человек произошел. Самопроизвольно каким-то чудесным образом человек произошел, конкретно, от обезьяны. Религиозная версия утверждает, что человек был сотворен, конкретно, Богом. Чья версия ближе к истине? На чем основана научная версия? Прежде всего на сходстве внешних признаков обезьяны и человека. Однако сходство может свидетельствовать так же о процессе противоположном, о превращении человека в обезьяну. Подтверждается ли вывод антропологов какими-либо другими областями научного знания? Нет, не только не подтверждается, но, например, термодинамика находит эти выводы противоречащими существующему знанию. Второе начало термодинамики устанавливает наличие в природе фундаментальной асимметрии, т.е. однонаправленности всех происходящих в ней самопроизвольных процессов. Иными словами, в нашем земном мире никакие самопроизвольно протекающие эволюционные процессы невозможны, возможны только процессы деградационные. Именно этот момент в теории этногенеза Гумилева имеет фундаментальное значение. Гумилев утверждает: чтобы данное человеческое общество смогло создать свою неповторимую культуру, оно должно напитаться пассионарностью, оно должно быть подключено к этническому полю. К сожалению, современные антропологи то ли недостаточно внимательно читают хотя бы труды Гумилева, не говоря уже о законах термодинамики, но по какой-то причине игнорируют наличие в природе фундаментальной асимметрии.
Ученые представляют процесс происхождения человека, как развитие одной из ветвей филогенетического древа жизни. Считается, что несколько сотен тысячелетий тому назад, в еще не поддающийся точному определению промежуток времени того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе (одни называют Индию, другие склоняются к Африке) необычайно высокоразвитая порода человекообразных обезьян. Эта порода обезьян в своем дальнейшем развитии самопроизвольно разделилась на две ветви. От одной ветви произошел вид Homo sapiens, а от другой – все современные человекообразные обезьяны. Все находки археологических раскопок подтверждали эту гипотезу. К началу ХХ века была сформулирована теория биологического происхождения человека. Схематично выглядела она следующим образом.
1. Питекантропы, первые люди, отделившиеся примерно 700 тысяч лет назад от животного мира и научившиеся постоянно пользоваться каменными орудиями собственного изготовления.
2. Неандертальцы, сменившие питекантропов примерно 200 тысяч лет назад, уже значительно более «очеловеченные» по своему внешнему виду и по умению изготавливать каменные орудия.
3. Кроманьонцы, первые Homo sapiens, появившиеся примерно 40 тысяч лет назад.
Антропологам казалось, что их теория полностью доказывала однонаправленность эволюционных изменений в процессе превращения первобытной обезьяны в человека. Тот факт, что при этом рассматривался процесс превращения первобытной обезьяны в человека как самопроизвольно протекающий, тем самым ставя его с ног на голову, ничуть не смущает и современных антропологов. Казалось, антропология близка к завершению разгадки происхождения человека, оставалось лишь выяснить кое-какие мелкие уточняющие детали. Однако на ученых вдруг, как из рога изобилия, посыпались находки, никак не укладывающиеся в существующую теорию. Обратимся к некоторым общеизвестным фактам.
В 1912 году один из крупнейших антропологов М. Буль после тщательного изучения, найденных во французской пещере Ла-Шапель-о-Сен, остатков неандертальца, жившего буквально накануне века разумного, скрупулезно обмерив его череп, публикует монографию, в которой доказывалось, что шапельцы и их современники из Неандерталя (этот тип поздних неандертальцев стали называть «классическим») эволюционировать в сапиентного кроманьонца, человека верхнего палеолита, просто не успевали в те короткие сроки, что отвела история для этой эволюции.
И почти сразу же после выхода монографии Буля вблизи маленькой деревушки Эрингсдорф было сделано открытие: в слоях, отстоящих от современности на сто тысяч лет, были найдены фрагменты, несомненно, неандертальского черепа, если судить по мощному надглазному валику, и в то же время со сравнительно высоким сводом и почти вертикальным, сапиентным лбом. Более примитивный шапилец и остальные «классики» появились на свет лишь несколько десятков тысячелетий спустя. Но на этом недоумение по поводу существующей теории не закончились.
В 1935 году вблизи английского городка Сванскомб нашли фрагменты неандертальского черепа, пролежавшего в земле более 200 тысяч лет – возраст, почти примыкающий ко времени последних питекантропов. Этот череп, как показали измерения, тоже значительно более «человечен» по сравнению с «классическим» черепом. А ведь между ними была разница уже почти в 150 тысяч лет. Такое представлялось невероятным.
Однако прошло еще десятилетие и в 1947 году во Франции, в местечке Фонтешевад, находят еще один череп, подобный сванскомбскому, но уже почти вдвое моложе его.
Впрочем, все это время открытия сотрясали фундамент правомочности называться предком человека лишь неандертальца. Но вот в 1972 году на берегу озера Рудольфа в Кении Р. Лики (сын знаменитого антрополога Л. Лики) в слоях, датируемых 2,5 – 3 миллионами лет, находят фрагменты черепа значительно более совершенного по сравнению с черепом классического питекантропа. Все вышеперечисленные факты наводят на мысль о необходимости основательной ревизии существующей теории.
И какой же вывод делают ученые?
Знаменитый английский антрополог и археолог Л. Лики в свете расшатавшейся хронологии предка Homo sapiens приходит к выводу, что разделение рода Homo sapiens произошло около 2 – 3 миллионов лет назад, в результате чего образовалось две линии, одна из которых привела к современному человеку, а другая уже с тех времен направилась в тупик, заканчивающийся питекантропами и неандертальцами. Сейчас этих тупиков более десятка.
Вот так, все, что начинает выпирать из господствующей теории, загоняется в тупик, как недостойный внимания хлам. Ученые не видят почему-то, что при этом и теория загоняется в тупик. С другой стороны, множество тупиковых ответвлений эволюционного древа гоминид дополнительно свидетельствует о том, что антропогенез представлял собой мозаичное явление подобное этногенезу. Почему-то антропологи не хотят замечать, что их коллеги этнологи владеют в какой-то степени изученным процессом, подобным антропогенезу. Теория Гумилева, согласуясь с научным знанием, последовательно, естественно лишь в рамках этногенеза, объясняет происхождение этнонима. Почему же эту теорию не использовать при построении теории, объясняющей происхождение антропоида? Почему не применить принцип подобия, который, повторимся, в технике показал себя вполне надежным методом познания?
С точки зрения Гумилева, этногенез представляет собой природное явление, но, с другой стороны, чтобы пошел процесс этногенеза, необходимо наличие пассионарности, под воздействием которой человек становится способен создать свою неповторимую культуру. Человек, под воздействием пассионарности приобретает талант и, вероятно, талант не только гуманитария, но и талант ученого. Вероятно, под воздействием пассионарности создается не только культура, но и наука. Напрашивается вывод, что пассионарность, воздействуя на головной мозг человека, резко усиливает качество, выдаваемого им продукта.
Если же обратиться к антропогенезу, как явлению подобному этногенезу, то можно сделать вывод, что в антропогенезе так же принимает участие энергия, подобная пассионарности. Однако если относительно этногенеза можно сказать, что человек способен в какой-то степени поднять уровень своей пассионарности и, тем самым, хотя бы в какой-то степени влиять на культуру, то относительно антропогенеза подобное недопустимо. Животное неспособно каким-либо образом влиять на свое превращение в человека, т.е. должны существовать структуры, которые, воздействуя на животное, превращают его в человека. И возникает вопрос: кто создает эти структуры? Кандидатур на эту роль всего лишь две: либо инопланетяне, достигшие определенного уровня развития, либо Бог. Второе начало термодинамики четко отвечает на вопрос: возможно ли самопроизвольное превращение животного в человека? Это невозможно. С другой стороны, второе начало термодинамики, правда, косвенно подтверждает наличие потустороннего мира. Повторюсь, второе начало термодинамики устанавливает наличие в природе фундаментальной асимметрии, т.е. однонаправленности всех происходящих в ней самопроизвольных процессов. Симметрия отражает степень упорядоченности, свидетельствует о ее однородности, пропорциональности, гармонии. Отражение – это наиболее известная и чаще других встречающаяся разновидность симметрии. Если вспомнить, что зеркальная симметрия свойственна телам почти всех живых существ, и допустить, что потусторонний мир представляет собой зеркальную симметрию нашего мира, то с большой долей вероятности можно предположить, что наш мир и Царство Небесное составляют диалектическое единство, что и обеспечивает развитие наших миров. При таком взгляде можно утверждать, что Царство Небесное так же должно обладать фундаментальной асимметрией, но противоположной направленности. Если в нашем мире самопроизвольные процессы идут по линии деградации энергии, то в Царстве Небесном самопроизвольные процессы должны идти по линии повышения качества энергии. Становится понятно, каким образом в нашем мире появляется энергия высокого качества, которая и становится тем фундаментом, на котором возводится и этногенез, и антропогенез.
На обширном историческом материале Гумилев показал, что этногенез проходит определенные фазы развития. В результате взрыва этногенеза рождается этническая система, представляющая собой единство этноса и этнического поля, проходит фазу подъема, переходит в фазу спада и, рассеивая энергию (пассионарность), превращается в реликт, из которого последующий взрыв этногенеза создаст новую неповторимую этническую систему.
Принцип подобия требует, чтобы антропогенез так же, как и этногенез, во-первых, проходил и фазу подъема, и фазу спада, во-вторых, был мозаичен. При этих условиях все открытия последнего периода, не вписывающиеся в прямолинейную теорию антропогенеза, находят естественное объяснение. Взрывы антропогенезов разбросаны не только в пространстве, по поверхности Земли, но и во времени, и, естественно, чем ближе к нашему времени произошел взрыв антропогенеза, тем более человечен должен быть предок человека, который, так и не сумев выстроить человеческое общество, вступил на путь деградации, что и обнаруживают, археологические раскопки. Принципиальное различие между этногенезом и антропогенезом заключается в том, что этноним, выпавший в реликт, используется вновь в последующих взрывах этногенеза, а антропоид, выпавший в реликт, навсегда выбрасывается из последующих циклов антропогенеза.
Если уподобить «человеческую среду» рабочему телу, посредством которого совершается определенная работа, то этногенез можно определить количеством работы, совершаемой в замкнутом круговом процессе, или в замкнутом цикле. Против чего совершается эта работа? Гумилев на этот вопрос отвечает следующим образом.
«Представим себе человека, идущего по горному хребту и толкнувшего ногой камень, который покатился вниз по склону. Иногда этот камень может вызвать лавину, которая погребет под собой несколько поселков, а иногда он застрянет в расщелине или натолкнется на уступ и тут же остановится.
Это наглядная иллюстрация судьбы этногенетического толчка, где роль препятствий, изменяющих развитие процесса, играют многие явления: социальные условия, сложившиеся за минувшие века, накопившаяся и унаследованная от предков культура, географическая среда региона, этническое окружение, включая международные связи, политические расчеты и интриги современников. Но все они набирают мощь лишь тогда, когда в этносистему поступает энергия, преобразующая ее и позволяющая совершать великие дела». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 271).
Получив энергию в результате пассионарного толчка и превратившись в этнос, «человеческая среда», спрессованная этническим полем, совершает определенную работу и, растратив энергию, возвращается в исходное состояние (гомеостаз), готовый к использованию в новом взрыве этногенеза.
Антропогенез так же, как и этногенез, характеризуется работой, но совершаемой в открытом цикле. Получив энергию в результате взрыва антропогенеза, «животная среда» совершает определенную работу и, растратив энергию, возвращается в лоно природы, но уже навсегда и не в том виде, в каком данный вид животного входил в антропогенез. Для того, чтобы вернуть вид животного, не сумевшего стать разумным существом, в исходное состояние, необходима дополнительная энергия. Дело в том, что в антропогенезе, в отличие от этногенеза, изменяются не только поведенческие функции особи, но и ее морфологические и физиологические признаки. На изменение этих признаков антропосистема затратила значительную часть своей энергии. Данный вид животного по каким-то причинам не сумел стать разумным существом, но энергия уже растрачена. Энергии просто не осталось, чтобы придать особи данного вида прежний облик. Энергии только и осталось, чтобы не сбросить неудачника в эволюционный разлом, а плавно вновь ввести в животный мир. При наличии множества видов высших животных, возвращать в исходное состояние неудачника, так и не сумевшего стать разумным существом, с точки зрения энергетических затрат представляется нецелесообразным. После неудавшегося штурма вершины разума, антропоид переводится на нисходящую ветвь антропогенеза. При скольжении антропоида по нисходящей ветви антропогенеза рвутся его как внутренние связи, так и внешние. Разрыв связей всегда связан, во-первых, с выделением энергии, во-вторых, с упрощением системы. Упрощение ведет к примитивности духовного мира антропоида. Изменившиеся духовные потребности влекут за собой морфологическую перестройку организма, на что и тратится часть выделяемой энергии. Перестройка эта не должна быть значительной. Возвращаясь в лоно животного мира, антропоид должен в значительной степени сохранить, приобретенное на пути к вершине разума, обличие. Животное, не сумевшее стать разумным существом, из энергозатратных соображений, должно быть очень похоже на человека. И такое животное нам хорошо знакомо, это – обезьяна. Именно обезьяна представляет собой отработанный материал в цикле антропогенеза. По тому количеству видов обезьян, которые ныне существуют, можно судить о числе взрывов антропогенеза. Естественно, чем ближе к нашему времени произошел тот или иной вид обезьян, т.е. чем ближе к нашему времени произошел взрыв антропогенеза и впоследствии включился процесс деградации, вследствие неспособности человека создать человеческое общество, тем этот вид будет более человекообразен.
Не человек произошел от обезьяны, а обезьяна – от человека, точнее, от антропоида, так и не сумевшего удержаться на вершине разума. На сходстве человека с обезьяной родилась легенда происхождения человека от обезьяны. Однако сходство может указывать лишь на тесную связь, но никак не на направленность этой связи. Предположение, что человек произошел от обезьяны, настолько же правомочно, при отсутствии каких-либо других фактов, как и обратное. Но если признать версию происхождения обезьяны от антропоида, то, во-первых, антропогенез из маловероятного единичного случая превращается, подобно этногенезу, в мозаичное явление массового характера, разбросанного по всей Земле. Во-вторых, антропогенез из полумистического явления превращается в явление массового характера, совершаемое под воздействием биоэнергии биосферы Земли, вводимой в систему в результате взрыва антропогенеза.
Итак, взрыв антропогенеза запускает механизм превращения животного в человека. Процесс этот, подобно этногенезу, имеет как фазу подъема, так и фазу деградации. Находки антропологов могут относиться к любой из этих фаз, отражая процесс, с одной стороны, приобретения черепа животного сапиентных форм, а, с другой стороны, стать отражением процесса обратного, когда череп антропоида, достигший сапиентных форм, начинает деградировать на пути в лоно животного мира. И если учесть, что взрывы антропогенезов имеют огромный временной разброс, то малый объем находок антропологов с учетом лишь визуального способа обследования объекта, мало что может дать в постижении истины. В доказательство высказанной версии антропогенеза можно привести следующий факт.
Известно, что гены, даже, казалось бы, совершенно ненужные из генотипа организма не выбрасываются. Природа в этом смысле довольно запаслива. Весь путь развития особи отражается в генотипе и сохраняется почти что навсегда. Каждая особь все гены своих далеких предков носит в себе. Но чтобы ненужные гены не проявлялись фенотипически, т.е. во внешних признаках, они блокируются. Однако значимые вехи в процессе биогенеза данного вида могут проявляться во время развития зародыша. Так, известный антрополог Больк сделал в свое время замечательное, но, увы, не укладывающееся в существующую теорию антропогенеза и почти забытое, наблюдение. Он обнаружил удивительное сходство между обликом взрослого человека и эмбриона обезьяны, не детеныша, а именно эмбриона. Сходство это проявлялось в строении черепа, челюстей, расположении волосяного покрова – вплоть до «бороды» и «усов». Больк выразил свое изумление такими словами: «Человек – половозрелый зародыш обезьяны!» Если бы человек произошел от обезьяны, то эмбрион человека должен был иметь сходство с обезьяной, но никак не наоборот. Этот факт говорит о том, что и горилла, и шимпанзе несут в своих генах память о героическом прошлом своих видов, когда те устремились к вершине разума. Что представляли собой эти виды животного мира мы, к сожалению, не знаем. Однако можно предположить, что и обезьяна, и человек несут в своем генетическом аппарате память о том периоде, когда они еще находились в лоно животного мира, так сказать, по другую сторону пика кривой антропогенеза.
В результате взрыва этногенеза рождается этническая система, которая проходит через ряд фаз и заканчивается фазой гомеостаза, в которой поддерживается абсолютный баланс соотношения потребностей этнической системы, обычно называемой в этой фазе племенем, и возможностей вмещающего ландшафта. Племена достигают такого равновесия с природой, которое характерно именно для животного мира. И, тем не менее, члены племени не опускаются до уровня животного. Они остаются людьми. Взрыв этногенеза может происходить исключительно в человеческой среде. Этнос входит в гомеостаз так, словно погружается в анабиоз до следующего взрыва. Новый взрыв этногенеза объединяет разрозненные группы людей, прозябающих в гомеостазе, в единую этническую систему и поднимает пассионария этой системы до уровня самопожертвования ради торжества комплементарной идеи.
В результате взрыва антропогенеза рождается антропогенная система, которая, как показывают археологические раскопки, тоже проходит ряд фаз. В случае неспособности сообщества антропоидов удержаться на уровне, являющегося критерием разумных существ, данное сообщество скатывается к обезьяньему стаду.
Гумилев со всей возможной полнотой показал, что реликтовые народы (племена) представляют собой не начальную, как долго считали ученые, а конечную фазу этногенеза. Вот как пишет об этом Гумилев.
«Так что же такое этнический гомеостаз? Одно время считалось общепризнанным, что гомеостатические этносы – это просто отсталые племена. Их считали примитивными, неполноценными. Думаю, эта точка зрения абсолютно неприемлема для нас, потому что она отражает отсталые и уже отброшенные во всем мире концепции расизма. А почему им, собственно, было отставать в развитии, чем они хуже нас?» (Лев Н. Гумилев «Конец и вновь начало», стр.359). (6).
И еще.
«Итак, даже для финальных фаз этногенеза нужна пассионарность, хотя бы заимствованная. Вот почему пассионарные толчки не только губят, но и спасают этносы, находящиеся в соседстве с ареалом толчка.
Но если этнос этой фазы находится в полной изоляции и пассионарный толчок проходит мимо места его обитания, то приходит конец еще более печальный. Обратимся к фактам, ибо логике никто не хочет верить.
На Малом Андамане, в чудесном климате, среди роскошной природы живет небольшое негроидное племя онгхи. Никто их никогда не обижал. Там устроен заповедник и даже туристов не пускают. Жители мирные, приветливые, честные, очень чистоплотные. Кормятся они собирательством и рыбной ловлей. Болезни там редкость, а если что случится – дирекция заповедника оказывает помощь. Казалось бы, рай, а население сокращается. Они попросту ленятся жить. Иной раз предпочитают поголодать, чем искать пищу; женщины не хотят рожать; детей учат только одному – плавать. Взрослые хотят от цивилизованного мира только одного – табака. При всем этом онгхи весьма чутки к справедливости и не простят обиды. Женщины их целомудренны, и когда заезжий бирманец попытался за ними поухаживать, онгхи убили его, а затем сообщили об этом начальству, но не как о своей провинности, а как о наведении порядка; разумеется, о наказании их не возникло и речи. И правильно! Нечего было лезть в чужой этнос.
Но вот что странно. Директор отделения департамента антропологии, образованный индус Чоудхури сказал автору очерка: «…онгхи живут так, как жило человечество 20 тысяч лет назад. Для них ничего не изменилось. Питаются они тем, что дает природа, а тепло им дают солнце и костер».
Вот сила гипноза некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза. А как, по мнению индийского ученого, попали на Андаманские острова предки онгхи? Ведь они должны были знать не только каботажное мореплавание; да и вряд ли они плыли по Индийскому, очень бурному океану наобум. Луки и стрелы тоже надо было изобрести или позаимствовать у соседей. Брачные обычаи, запрещающие даже в случае раннего вдовства повторный брак и ограничивающие браки с близкими родственниками, — отнюдь не примитив. Язык онгхи неизвестен, потому что индийские этнографы его еще не выучили. Но когда это случится, то наверняка окажется, что у онгхи есть воспоминания о предках, мифы и сказки, еще не совсем забытые. Но жизненный тонус онгхи понижен. Четвертая часть молодых женщин бесплодна. Если бы так же обстояло дело 20 тысяч лет назад, то предки онгхи давно бы вымерли.
Нет, онгхи и подобные им этносы – не дети, а старички». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 537).
Точно так же, как племена, подобные онгхи, являются конечной фазой этногенеза, стада обезьян представляют собой не начальную, а конечную фазу антропогенеза.
Вид, вырванный из среды животного мира взрывом антропогенеза и не сумевший удержаться на вершине самопознания, растратив впустую на перепалку с соседями всю антропогенную энергию, возвращается в лоно природы, но уже не в исходном образе, а в обличье обезьяны.