В свою завершающую четверть входит XIX век. Европа уверенно и целенаправленно втягивается в капиталистические производственные отношения, и вслед за ними уверенно шагает марксизм, стремительно расширяя зону своего влияния. О выстраданных утверждениях И. Канта типа: «Но так как нравственное предписание есть вместе с тем моя максима (как этого требует разум), то я неизбежно буду верить в бытие Бога и загробную жизнь, и убежден, что эту веру ничто не может поколебать, так как этим были бы ниспровергнуты сами мои нравственные принципы, от которых я не могу отказаться, не став в своих собственных глазах достойным презрения» (И. Кант «Критика чистого разума», стр. 62), – никто и не вспоминает. Бог забыт, похоронен и, как представляется, навсегда.
И вот пришел XXI век, и что мы видим? Уже и сами нравственные принципы забыты и похоронены. По Европе и США, как в свое время марксизм и марксистская философия, уверенно зашагала политкорректность и гендерология. Однако почему европейцы так легко отказались не только от Бога, но и от нравственных принципов?
Пассионарность, внедряемая в человека посредством этнического поля, рождает в человеке комплиментарность, которая проявляется в форме заботы не только о друге и соратнике, но и обо всей живой природе. Выгода, пришедшая на смену комплиментарности, наоборот, видит в природе лишь источник наживы. Капитализм, изъяв Бога из общественной жизни, получил доступ к хищнической эксплуатации природных ресурсов Земли уже без оглядки на Божий промысел. Однако на первом этапе внедрения капитализма в жизнь, когда еще действуют нравственные принципы и, чтобы хоть каким-то образом уложиться в эти принципы, капитализм взращивает атеизм. Чтобы объяснить акт изъятия Бога из жизни людей, в общественное сознание внедряется мысль, что вера в Бога препятствует развитию научного знания. Атеизм и является той силой, которая эту мысль внедряет в общественное сознание. Атеизм, в особенности, воинствующий атеизм – это, своего рода, прослойка между наукой и религией, разъединяющая их, потому как, если наука и религия объединят свои усилия в стремлении к истине, анти-гуманность и анти-нравственность капитализма будут очень быстро разоблачены. Атеизм, отрабатывая гонорары, выплачиваемые капитализмом, не позволяет науке и религии объединиться, нагнетая в общество псевдонаучное знание. И сейчас просто невозможно не видеть что объединение научного знания с религиозным знанием жизненно необходимо и, прежде всего, самой науке. Так, читая строки научно популярной прозы знаменитого английского ученого Стивена Хокинга, буквально нутром ощущаешь все более углубляющуюся разобщенность и раздробленность научного знания, что выливается, в конце конов, в неспособность ученых выстраивать даже краткосрочные прогнозы. Наука, в отрыве от религии, теряет ориентиры и цель своего движения, что для науки, фундаментом которой является разум человека, смерти подобно. Появление и дальнейшее существование европейского капитализма – яркий тому пример.
Капитализм, как экономическая система, имеет законное право на существование и развитие. Именно это доказал Маркс, опираясь на диалектику Гегеля. Однако при этом необходимо со всей определенностью осознавать, что, во-первых, капитализм вырос не на пустом месте, а является правопреемником предыдущей идеологической формации, т.е. капитализм не должен отбрасывать от себя, как ненужный хлам, все те идеологические искания, которыми многие века мучились предыдущие поколения людей. Во-вторых, капитализм – это создание человеческого разума. Если христианство было создано этническим полем, являющимся связующим звеном между нашим миром и Царством Небесным, то капитализм был создан людьми, без какого-либо вмешательства потусторонних сил. Капитализм способен к самостоятельному развитию, но при этом обязан следовать нравственным принципам, внедренным в жизнь предыдущими поколениями. Этот момент и отражен в марксизме, который несет в себе не только знание предвзятое и даже ложное, но и знание истинное. Заслуга марксизма, в первую очередь заключается в том, что само знание о диалектике Гегеля, ограниченное узким кругом философов, было расширено вплоть до всего европейского общества, включая, что очень важно, трудящееся население Европы. Истинность же марксизма заключается в том, что Маркс на примере европейского капиталистического общества доказал факт наличия в человеческом обществе самого развития этого общества в соответствии с диалектикой Гегеля.
(18) Кант первый, проявив максимум философской изворотливости, собрав воедино большинство идей, витающих в европейском обществе, обволок ими стержень универсального закона и упрятал в человеческий разум. Фейербах был первый, кто сделал попытку перенести этот универсальный закон на материю. Впоследствии этот шаг Фейербаха с невиданным доселе размахом был развит Марксом. Однако утверждать, что Маркс создал какую-то свою новую философию, было бы слишком опрометчиво. Маркс есть завершающее звено классической немецкой философии. Маркс наглядно на примере капиталистического производства доказал, что в капиталистической формации имеет место проявление законов диалектики Гегеля. Если Гегель создал теорию диалектического движения подобно тому, как Максвелл создал теорию электромагнитного движения, то Маркс поставил эксперимент по обнаружению этого диалектического движения подобно тому, как Герц поставил эксперимент по обнаружению в природе электромагнитных волн. Различие лишь в том, что Герц сам ставил эксперимент и наблюдал за результатами опыта, а Маркс только наблюдал за работой капиталистического предприятия. Гегель и Маркс оказались в науке столь же неразделимы, как Максвелл и Герц. И судьбы теорий, созданных Гегелем и Максвеллом поразительно схожи. Ведь до сих пор со стороны научного мира проявляется неспособность: объяснить человеку из публики физический смысл понятий, которыми сами ученые успешно пользуются. (18)
Маркс доказал, что капиталистическое государство представляет собой диалектическое единство, диалектическими противоположностями в котором являются предприятие и государственный банк. Именно эти два государственных института и создают условие диалектического движения (развития) государства. Иными словами, государство способно к развитию, как саморазвитию, без постоянного Божьего влияния. Государству, работающему в полном соответствии с законами диалектики Гегеля, Бог не нужен, вполне достаточно тех законов, которые управляют живой природой Земли. К сожалению, представления о том, каким должно быть государство, у политиков, создающих государство, и у философов, открывающих законы, по которым должно жить и работать государство, значительно отличаются одно от другого. Реальность, созданная политиками, оказывается настолько отличной от той, которая должна бы создаваться при следовании законам диалектики, оказывается настолько искаженной, что самопроизвольно создаются условия, при которых государство подвергается саморазрушению. Нет сомнений, что современное европейское капиталистическое общество вступило на путь саморазрушения. Однако и в этом случае Бог предоставляет человеку выбор: либо человек своими руками уничтожает то, что создано его предком, либо, совершив над собой усилие, опираясь на свой разум, напрягшись, делает следующий шаг в другое общественное устройство, живущее по другим законам.
Маркс, открыв законы жизнедеятельности капиталистической формации и видя, что они работают, распространил их на другие формации, не имея на то достаточных оснований. Безусловно, Маркс мог, выказывая свое личное отношение к христианству, утверждать, что Бога нет; но, как ученый, игнорировать тот факт, что в период феодализма христианство было организующей и объединяющей силой общества, он не имел право. Невозможно доказать, что в феодализме обществом управляла экономика, посредством, чудесным образом, возросших производительных сил в сравнении с римским рабством. Государственность Римской империи шагнула столь далеко, что европейские государства даже в период становления капиталистических производственных отношений многие закономерности, открытые в эпоху Рима, внедряли у себя. Феодализм с его государственной раздробленностью выглядел явным шагом назад и соответствовал временам, предшествующим римскому рабовладельческому строю. Нет сомнений, что в Римской империи общественным сознанием управляла экономика. Однако так же не вызывает сомнений, что казалось бы разобщенная, раздробленная Европа в то же время внутренне представляла собой монолит, в кратчайшие сроки самопроизвольно превращающийся в грозную силу: один за всех и все за одного. Если Европу и рабовладельческую, и капиталистическую объединяла экономика, то феодальную Европу объединяла идея, христианская идея. Лозунг марксистов: материя первична, идея вторична, несет в себе истину относительную, впрочем, как и лозунг обратный: идея первична, материя вторична. Необходимо лишь отметить, что в жизни человека, как общественно-биологического вида, идея играет значительно большую роль, нежели экономика. Ставя экономику на первое место, марксисты и все те, кто придерживаются подобных взглядов на структуру человеческого общества, ошибаются, и очень скоро, в виду приближающегося 2033 года, они это прочувствуют, так сказать, собственным желудком.
(23) Понятие общественно-экономической формации было разработано марксизмом и, является его одним из краеугольных камней. Марксизм утверждает, что общественно-экономическая формация полностью характеризует тот или иной исторический тип общества, основывающийся на определенном способе производства и выступающий как ступень прогрессивного развития мировой истории человечества. Феодализм своим существованием опровергает это утверждение марксизма. Следует отметить, что ложные положения в марксизме занимают значительное место. Так же наряду с ложными положениями в марксизме имеются неудачно выбранные термины, которые буквально затемняют то позитивное, что имеется в марксизме. К одному, из таких, неудачно выбранных, относится термин «первобытнообщинный строй». Термин этот появился в предположении, что первое человеческое общество должно было быть идентично ныне существующим племенам. Впрочем, марксистов первых поколений, незнакомых с теорией Гумилева, можно понять, но то, что устройство первого человеческого общества до сих пор все еще продолжают связывать с племенами, можно объяснить исключительно тем, что теория этногенеза, созданная Гумилевым, пока еще недостаточно овладела умами. Эти умы, которыми недостаточно овладела теория этногенеза Гумилева, все так же, вслед за Марксом, продолжают период полного одряхления этноса отождествлять с периодом юношеского возраста. Можно ли понять природу и суть организма, когда автор, подробнейшим образом описывая симптомы, характеризующие исключительно старость, причем, глубокую старость, при этом утверждает, что они являются неотъемлемой частью юного, переполненного энергией, возраста? Именно этот момент предельно подробно отражен в теории Гумилева, но официальный взгляд науки на племена все так же отражает ложную позицию. По поводу племен Гумилев пишет.
«На Малом Андамане, в чудесном климате, среди роскошной природы живет небольшое негроидное племя онгхи. Никто их никогда не обижал. Там устроен заповедник и даже туристов не пускают. Жители мирные, приветливые, честные, очень чистоплотные. Кормятся они собирательством и рыбной ловлей. Болезни там редкость, а если что случится – дирекция заповедника оказывает помощь. Казалось бы, рай, а население сокращается. Они попросту ленятся жить. Иной раз предпочитают поголодать, чем искать пищу; женщины не хотят рожать; детей учат только одному – плавать. Взрослые хотят от цивилизованного мира только одного – табака. При всем этом онгхи весьма чутки к справедливости и не переносят обиды. Женщины их целомудренны, и когда заезжий бирманец попытался за ними поухаживать, онгхи убили его, а затем сообщили об этом начальству, но не как о своей провинности, а как о наведении порядка; разумеется, о наказании их не возникло и речи. И правильно! Нечего лезть в чужой этнос.
Но вот что странно. Директор отделения департамента антропологии, образованный индус Чоудхури сказал автору очерка: «…онгхи живут так, как жило человечество 20 тысяч лет назад. Для них ничего не изменилось. Питаются они тем, что дает природа, а тепло им дают солнце и костер».
Вот сила гипноза некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза. А как, по мнению индийского ученого, попали на Андаманские острова предки онгхи? Ведь они должны были знать не только каботажное мореплавание; да и вряд ли они плыли по Индийскому, очень бурному океану наобум. Луки и стрелы тоже надо было изобрести или позаимствовать у соседей. Брачные обычаи, запрещающие даже в случае раннего вдовства повторный брак и ограничивающие браки с близкими родственниками, — отнюдь не примитив. Язык онгхи неизвестен, потому что индийские этнографы его еще не выучили. Но когда это случится, то наверняка окажется, что у онгхи есть воспоминания о предках, мифы и сказки, еще не совсем забытые. Но жизненный тонус онгхи понижен. Четвертая часть молодых женщин бесплодны. Если бы так же дело обстояло 20 тыс. лет назад, то предки онгхи давно бы вымерли.
Нет, онгхи и подобные им этносы – не дети, а старички. Без пассионарности люди менее приспособлены к жизни на Земле, чем животные. Те в стабильных и благоприятных условиях не вымирают». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 537).
На примере племени онгхи мы видим, что заблуждения в результате «некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза» могут быть очень стойкими. Можно ли о прошлой жизни человека делать хоть какие-то выводы, исходя лишь из факта его нынешнего старческого состояния. Ведь немощный старик вполне может оказаться и бывшим олимпийским чемпионом. С подобной оценкой следует подходить и к этносам. Общеизвестно, чем ближе человек подходит к старости, тем больше рвется связей, связывающих его с обществом: производственная деятельность прекращается, а вместе с ней и связи с коллегами; дети взрослеют и у них появляются стойкие собственные интересы, никак не пересекающиеся со стареющим родственником; друзья уходят, и кое-кто в могилу. Все меньше связей, все больше одиночества.
То же самое происходит и с этносом: чем ближе старость, т.е. чем меньше потенциал пассионарного напряжения в этносе, тем больше связей рвется как внутри этноса, так и за его пределами. По мере приближения этноса к старости, свита императора все более и более тает и, наконец, наступает момент, когда император остается в полном одиночестве, превратившись из грозного императора одной из сверхдержав в вождя племени. Тот же процесс, по мере старения этноса, происходит и с верховным священнослужителем, который превращается в шамана. Однако когда возникало первое человеческое общество, этнос был молод, был переполнен пассионарностью и стремительно расширялся, столь же стремительно расширяя круг связей как внутри этноса, так и за его пределами.
Согласно теории Гумилева этнос, вошедший в гомеостаз и, далее, в реликт, по сути, погружается в вечность. Для этноса, в котором люди изо дня в день выполняют одну и ту же работу по единой неизменной технологии, время останавливается, превращая их в роботов, и только новый взрыв этногенеза, наполняя людей пассионарностью, приобщает их к активной постоянно видоизменяющейся жизни со всеми ее радостями и волнениями. Именно с этого момента начинается путь этноса в истории человечества. Как видим, Гумилев делает однозначный вывод: дожившие до нашего времени, так называемые, племена – это не начало движения человеческого общества в истории, а его завершающая стадия, это не начало истории, а ее конец. Взрыв этногенеза поднимает человека на вершину активной жизни, но если этнос, растратив впустую, на перепалку с соседями пассионарность, так и не смог совершить следующий шаг в этногенезе, он уходит в небытие, превращаясь в реликт. Реликт – это сплошная однородная масса человечества, занятая исключительно своим биологическим существованием, при полном отсутствии устремленности в небо и, далее, в космическое пространство. И только новый взрыв этногенеза выхватывает из этой массы человеческого материала какую-то часть ее и, рождая этнос, дает шанс вырваться из рутинного биологического существования и поднять взор к звездам. Однако это вовсе не означает, что марксизм следует списать в утиль. Дело в том, что теория этногенеза Гумилева и формационная теория Маркса описывают два различных состояния человеческого общества. Если теория Гумилева описывает начало исторического процесса, то теория Маркса – его продолжение. К сожалению, за пределами научного знания остался сам переход от теории Гумилева к теории Маркса. (23)
Итак, человеческое общество может находиться как в экономической формации, когда для людей фактором, объединяющим их в человеческое общество, являются производственные отношения, т.е. экономика, так и в идеологической формации, когда для людей фактором, объединяющим их в человеческое общество, является этническое поле, т.е. идея. Первый шаг в историческом процессе коллектив людей совершает в результате взрыва этногенеза, образуя этническую систему, представляющую собой единство противоположностей, состоящую из этнического поля и этноса. Пассионарность, поступающая обильным потоком из этнического поля в этнос, выводит коллектив людей из летаргического сна; выталкивая его из гомеостаза, и, навязывая активный образ жизни, заставляет совершать великие дела.
«Но кроме времени и пространства есть и третий компонент – энергия. В энергетическом аспекте этногенез является источником культуры. Почему? Объясняю. Этногенез идет за счет пассионарности. Именно эта энергия – пассионарность и растрачивается в процессе этногенеза. Она уходит на создание культурных ценностей и политическую деятельность: управление государством и написание книг, ваяние скульптур и территориальную экспансию, на синтез новых идеологических концепций и строительство городов. Любой такой труд требует усилий сверх тех, что необходимы для обеспечения нормального существования человека в равновесии с природой, а значит, без пассионарности ее носителей, вкладывающих свою энергию в культурное и политическое развитие своей системы, никакой культуры и никакой политики просто не существовало бы. Не было бы ни храбрых воинов, ни жаждущих знания ученых, ни религиозных фанатиков, ни отважных путешественников. И ни один этнос в своем развитии не вышел бы за рамки гомеостаза, в котором жили бы в полном довольстве собой и окружением трудолюбивые обыватели. К счастью, дело обстоит иначе, и мы надеемся, что на наш век хватит и радостей и неприятностей, связанных с этногенезом и культурой». (Лев Н. Гумилев, «Конец и вновь начало», стр. 210).
Истина заключается в том, что пассионарность, введенная в коллектив людей этническим полем, не есть гарантия прогрессивного развития созданного этноса. Чтобы осуществить свое прогрессивное движение, человек должен потрудиться, человек должен не только создать свою идеологию на основе идеи, внедренной в него этническим полем, но и добровольно внести, выработанную им, идеологию в свое сознание, как величайшую ценность, как непременный атрибут своей жизни. Для человека, каждого человека данного этноса труд на благо всего общества должен стать непреодолимой потребностью. Марксисты ошибаются, когда утверждают, что труд создал человека. Человека, как существо, следующее этическим нормам, им же выработанным, создало поле, подобное этническому полю, которое уместно назвать антропогенным полем, но труд – это тот фактор, который обеспечивает человеку переход из антропогенеза в этногенез, т.е. обеспечивает прогрессивное развитие человеческого общества.
При таком взгляде формационная теория Маркса может быть представлена следующей схемой.
1.этносистема – идеологическая формация:
а) полупериод демократического правления,
б) полупериод тоталитарного правления.
2. Рабство – экономическая формация:
а) полупериод демократического правления – Римская империя,
б) полупериод тоталитарного правления – Римская империя.
3. Феодализм (этносистема) – идеологическая формация:
а) полупериод демократического правления – Византия,
б) полупериод тоталитарного правления – римское папство.
4. Капитализм – экономическая формация:
а) полупериод демократического правления – буржуазная Европа, Россия с момента отмены крепостного права,
б) полупериод тоталитарного правления – фашистская Европа, советская Россия.
В приведенной схеме находит естественное разрешение факт поразительной схожести рабовладельческой и капиталистической формаций, и абсолютной непохожести на них феодальной формации. И рабство, и капитализм представляют собой политические коллективы, характеризующие экономическую формацию, каждый из которых находится на определенной ступени развития, в то время как этносистема и феодализм представляют собой чисто этнические образования, характерные для идеологической формации определенной ступени развития. Не менее важным актом является то, что формации в схеме разбиты на полупериоды, в каждом из которых, управление обществом определяется первоначально демократическими средствами, но во втором полупериоде общество переходит к тоталитарной форме управления. Насколько это соответствует исторической действительности.
В последнее время все чаще на Западе фашистскую Германию отождествляют с СССР. Общее между этими государствами состояло лишь в том, что оба они находились в тоталитарной форме управления обществом. Однако даже сам переход к тоталитарной форме управления каждое государство совершило по различным законам развития общества.
1. Германия, завершив демократический путь развития, была переведена собственным монополистическим капиталом в последнюю стадию развития капиталистической системы. Россия же, доведенная до крайности собственной элитой, неспособной совершить следующий шаг в развитии российского общества, была ввергнута в революцию.
2. Если Германия совершала всего лишь последующий шаг в своем развитии, то Россия, наверстывая упущенное в прошлые века, одновременно входила, во-первых, в тоталитарный полупериод рабовладельческой формации, во-вторых, в тоталитарный полупериод феодальной формации, в-третьих, в тоталитарный полупериод капиталистической формации. Советские лагеря были не чем иным, как самым настоящим классическим рабством, внедренным в жизнь самим государством, отделяя рабовладельческие производственные отношения от капиталистических производственных отношений. Фашистские же лагеря были созданы вовсе не для получения дешевой рабочей силы, а именно для уничтожения «лишних» людей по задумке фашистской верхушки.
3. Если в фашистской Германии, в результате мирного перехода от демократии к тоталитаризму, в общество силой была внедрена идеология буржуазного класса – фашизм, то в Советском Союзе в результате победы пролетариата в Октябрьской революции в общество силой была внедрена идеология класса пролетариата – социализм. Фашистская Германия и Советский Союз, в виду антагонистического характера их идеологий, оказались в непримиримом противостоянии друг против друга. Во что это вылилось, хорошо известно.
Сейчас в подобном противостоянии оказались США и КНР. Впрочем, есть надежда, что их противостояние не дойдет до ядерного конфликта, в виду возвращения на Землю Иисуса Христа в 2033 году. Непременно конфликт каким-то образом будет урегулирован. Вероятнее всего, исчезновение доллара, как эквивалента золотому стандарту, вызовет панику даже в миллиардерных кругах, что приведет к небывалому глобальному кризису и исчезновению миллиардеров, не говоря уже о миллионерах, как класса, в полном соответствии с марксизмом. Россия перейдет к строительству гражданского общества, в котором не будет классов, как не было их в европейском феодализме, и потянет за собой все остальные этнические системы, еще не совсем растерявшие этические нормы, выработанные предками.
Процесс внедрения тоталитарной системы в экономической формации понятен. Однако каким образом внедряется тоталитаризм в идеологической формации? Ведь силой заставить верить невозможно. Никто верить силой никого и не заставляет. Силой убирают из общества неверующих и сомневающихся, чтобы они не смущали верующих. Известно, что в католической Европе сомневающихся убирали из общества посредством инквизиции. Впервые этот метод воздействия на людей применил библейский Моисей. Моисей, выведя из Египта бывших израильтян, создал общество, которое с самого своего основания управлялось тоталитарными методами. Если этнос, как человеческое общество, основанное на демократических принципах, возникает самопроизвольно в результате воздействия этнического поля, то последующий тоталитарный полупериод этой идеологической формации может возникнуть исключительно под воздействием человеческого фактора. Лидер силой заставляет людей следовать моральным принципам, выработанным предками, вплоть до того момента, когда общество созреет для вхождения в следующую экономическую формацию. Когда же такой лидер не появляется, пассионарии, утратив способность усмирять свою страсть и направлять ее в русло общего дела, в борьбе между собой разваливают этнос на части, которые либо поглощаются соседями, любо подвергаются дальнейшему развалу.
Таим образом, первый шаг, который совершает та или иная цивилизация в истории человечества, представляет собой рождение этноса. Первым человеческим обществом следует считать не первобытнообщинный строй, а этнос. Впрочем, первобытнообщинный строй в истории превращения животного в человека вполне может иметь место. Вполне вероятно, что человек первоначально возник в стае и лишь позднее создал человеческое общество. Трудно представить, что в человека могло превратиться какое-либо животное, ведущее индивидуальный, а не общественный образ жизни. Так же трудно представить, что человеческое общество возникало одновременно с превращением животного в человека, слишком велика зависимость и современного-то человека от человеческого общества. Человек, вырванный из человеческого общества ребенком, полноценным членом общества не сможет стать уже никогда. Если в природе существует механизм превращения животного в человека, то механизм создания человеческого общества в природе отсутствует. Человеческое общество создается людьми, т.е. первоначально должен возникнуть человек и затем уже он создает человеческое общество. Нет сомнений, что стая является объединением биологического вида, в котором в чистом виде реализуется экономический фактор. Иными словами человек, как продукт законов природы, возник в стае (первобытнообщинном строе) и потом уже создал человеческое общество. При таком подходе реализуется лозунг марксистов: материя первична, идея вторична. Однако как свидетельствует факт существования огромнейшего племени обезьян, превращение стаи в человеческое общество не происходило само собой, автоматически, далеко не каждая человеческая стая смогла перейти к человеческому обществу, нужно было потрудиться. Если в стае особь приучается к труду физическому, то при переходе к человеческому обществу стая должна была проявить способность к труду идеологическому, человек должен был прийти к Богу. В противном случае антропоид, уже приобретший биологические очертания человека, возвращался в животный мир, но уже в облике обезьяны. И в первобытнообщинном строе, чтобы создать человеческое общество, а не превратиться в обезьяну, вожак человеческой стаи должен был всю стаю привести к Богу подобно тому, как Моисей привел израильтян к единому и единственному всемогущему Богу.