Этой публикацией я продолжаю выпуск в свет по частям моей книги «Кусто. Легенды и мифы». Первые несколько глав были размещены мной ранее на другом ресурсе — портале Проза.Ру. Поэтому, соблюдая фундаментальное правило этого сайта об обязательной первичности размещения публикуемых здесь материалов, я начал не с самого начала, а с первой из неопубликованных прежде глав — «Коллективный портрет», посвящённой участникам экспедиции под командой капитана Кусто через Атлантику в 1985 на инновационном судне завтрашнего дня, которое остаётся таковым и поныне, спустя 35 лет. Настал черед следующей главы «Киты вздыхают тяжело».
Предлагаю Вашему вниманию краткое содержание предшествующих глав, с полными текстами которых желающие могут ознакомиться, пройдя по ссылкам: https://www.proza.ru/2010/05/12/106 ; https://www.proza.ru/2010/06/11/1473 ; https://prozaru.com/2020/03/kusto-legendyi-i-mifyi-prodolzhenie-glava-kollektivnyiy-portret/
В 1985 году прославленный океанограф Жак-Ив Кусто организовал международную экспедицию на борту уникального поныне турбопарусника, созданного под его началом как образчик чистых энергетических технологий в кораблестроении и мореплавании. Конструкция новшества парадоксальна: непригодный для выполнения функции ветряного движителя овальный полый цилиндр действует так же, как традиционное ветрило… но с эффективностью судового дизеля. Революционными парусами оснащается экспериментальная яхта, названная Алкионой в честь дочери бога ветров Эола. Испытание нового движителя – главная цель экспедиции.
Лирико-публицистический репортаж о трансатлантическом переходе турбопарусной яхты ведёт специальный корреспондент Французской редакции Международного Московского радио, он же –– вахтенный офицер и палубный матрос Владимир Кривошеев. В центре действия фигура капитана Кусто в разных ракурсах. Легенда и реальная личность в повседневности продолжительного плавания и в рабочем ритме эксперимента. Автобиографические экскурсы Кусто в ответ на журналистские расспросы знакомят с подлинной историей отца акваланга и позволяют составить представление о его философии, научно-исследовательской и просветительской деятельности в последней четверти XX столетия.
Для участия в испытательном переходе первого в мире турбопарусника через Атлантику Кусто собирает на борту «Алкионы» интернациональный экипаж. Французы, американцы, русский — ваш покорный слуга. Учёные, моряки, журналисты. Разношёрстная и разнохарактерная дюжина исподволь превращается в команду, которую Кусто позже назовёт образцовым международным сообществом на алюминиевом ковчеге.
В один из прекрасных дней плавания матросы-пассажиры этого ковчега встретили в океане стадо морских исполинов и «португальскую военную флотилию». Подробности – в настоящей главе книги.
Публикуется впервые.
КИТЫ ВЗДЫХАЮТ ТЯЖЕЛО
16 мая. Перед рассветом «Алкиона» изменила курс – взяла в сторону от циклона — и к полудню мы вышли из непогоды. Сбавили ход. «Машине надо отдохнуть», — пояснил манёвр Кусто в своём сообщении для всех.
Более суток «лошадки» Гийу трудились на пределе. Ночью вновь залило машинное отделение, да так основательно, что вода набежала и в каре. Коридоры тоже подмокли. Дорожки ковролинового покрытия сняты для просушки. Обнаженные металлические половицы придают кают-компании неприютный сиротский вид…
За обедом Кусто, Деги, Гийу и Требоз «считают раны». Но ничего существенного – так, мелкие поломки. Тем не менее, Жик заявляет, что в конструкцию «Алкионы» будет внесено немало исправлений, однако не принципиальных, а незначительных. «В общем судно показало себя хорошо», — подытоживает Кусто. «Классный корабль», — подтверждает свою первоначальную оценку Деги. Он очень доволен. Капитан любит шик и исключительность. А дочь Эола соединяет в себе оба эти качества, помноженные на… качественность. Её крылья-паруса, которые сворачивают шеи всем проходящим мимо, продемонстрировали непоколебимость и несгибаемость в противостоянии стихии. Даже не скрипнули. Ночью же временами казалось, что им несдобровать под напором ветра и воды… Ничуть не бывало! Правда, у основания одного из них треснул бубликообразный кожух, защищающий стыковочный узел от проникновения влаги. Лопнула одёжка. Но сам турбопарус остался цел и невредим.
Ложная тревога
Устраиваем аврал. Чистим пёрышки «Алкионе». И вновь берём курс на Азорские острова. Весь день океан относительно спокойный… Глубоко дышит, как бегун, восстанавливающий дыхание. Широкие, полные достоинства, волны плавно поднимают и опускают усталое судно. После трёпки такое галантное обхождение особенно приятно. Дени Шальве и Бертран Шарье явно повеселели. Немного обсох Жо Гийу. В борьбе с водой наш механик изрядно попотел и промок. Но не подмочил своей репутации. Все «пробоины» залатаны. Наконец-то можно слегка расслабиться и побаловать себя шоколадом…
Всё бы хорошо, да ветер опять в лоб. Он, как сам дух противоречия, незамедлительно корректирует своё направление на идеально встречное, едва «Алкиона» меняет курс. По меньшей мере, странное поведение Эола по отношению к собственной дочери! Кажется, Кусто это начинает немного раздражать. Хотя в целом он по-прежнему в приподнятом настроении и весело рассказывает во время связи с Москвой о наших бедах и победах. Отдельно Жик подчеркивает мою особую роль в противостоянии стихии и называет своего интервьюера отважным моряком. Вероятно, дерзкая вылазка героя-одиночки на палубу в штормовую ночь не осталась незамеченной… Подтрунивание у нас в чести.
Поощрённый похвалой командира, удваиваю служебное рвение — превращаюсь в палубного матроса-добровольца — и большую часть времени провожу на воздухе. Приглядываюсь к океану. Постигаю новую для меня стихию. Новое измерение…
За весь день никаких событий, если не считать лёгкого переполоха, вызванного появлением одинокого дельфина. Впрочем, его видел только Ги Жуас. Мы с ним тихо-мирно сидели на скамье в кокпите, курили, болтали. Вдруг радист вскочил, замахал руками и завопил: «Дельфин, дельфин!» Не успел я подняться и посмотреть в ту сторону, куда указывал Ги, как из узкой двери на мостик одновременно выскочили Дик с фотоаппаратом и Луи с кинокамерой. Оба приняли стойку, взяв аппаратуру наизготовку и вопросительно глядя на Жуаса. Но тот растерянно развёл руками: дельфина и след простыл. На мостике столпился уже весь экипаж. Кое-кто подозрительно поглядывал на Ги, зная его склонность к розыгрышам. Обиженный недоверием, Жуас клятвенно ударил себя в грудь и в доказательство своей правдивости очень сильно выпучил глаза. Этот выразительный довод оказался решающим. Сомневающиеся поверили Жуасу и ещё долго оглядывали простор в надежде на возвращение виновника переполоха.
Такое оживление из-за одного китообразного объясняется тем, что с момента отплытия из Ла-Рошели мы ещё не встретили ничего примечательного. Волны да волны. Всем уже поднадоело это однообразие. Хочется зрелищ, достойных перехода через Атлантику. Особое нетерпение демонстрируют Луи с Диком. Они явно застоялись без дела, если не считать отдельных «павильонных» съёмок.
Изучаю карту. Сейчас мы идём в стороне от караванных путей, соединяющих Европу и Африку с Северной Америкой. На десятки миль вокруг нет ни одного судна. Во всяком случае, поблизости пусто, о чём свидетельствует безукоризненный радар. «Алкиона» скользит по океану в гордом одиночестве. За ней наблюдает только навигационный спутник, который непрерывно передаёт на борт наши координаты. Невольно запрокидываю голову: где он там?.. Небо плотно закрыто низкими облаками. Солнце так и не выглянуло сегодня.
Португальские кораблики
17 мая. С самого утра штиль. Но всё ещё облачно. К полудню прилетел лёгкий ветерок и прояснил обстановку. Океан сразу же сделался из серого сочно-синим. Аппетитный цвет, на мой вкус, аперитивный… Блю Кюрасао ни дать ни взять!
— За стол! – зычно приглашает Бернар.
Его призыв приходится весьма кстати. Команда не заставляет себя ждать. Похоже, океанический аперитив подействовал на всех без исключения. Едим с удовольствием. На десерт – море того же «Блю Кюрасао», но уже в качестве дижестива…
После обеда небо полностью очистилось. Волны заискрились… И на празднично подсвеченной поверхности воды откуда ни возьмись появилась флотилия португальских военных корабликов… Так образно называют морских животных физалий. Что за диво? Прелюбопытнейшее создание отряда сифонофор. Сотворена физалия с выдумкой, в которой сошлись технологичность и художественность. Веретенообразный полупрозрачный пузырь, подкрашенный красивыми оттенками фиолетового и синего, венчается упругим красноватым гребнем, похожим, как пишут знатоки, на средневековый португальский парус… Эта довольно удачная аналогия кочует по многим научно…-туристическим публикациям без всяких пояснений, хотя сегодня мало кто знает, как выглядит старинное португальское ветрило. Кстати, парусами такого кроя был вооружён флагман Васко да Гамы «Сан-Габриэл», на котором знаменитый мореплаватель добрался до Индии в мае 1498 года. Попробую воссоздать образ сравнения. Приплюснутый гофрированный широкий прямой парус, слегка сужающийся к верхней части. Дамам будет проще представить себе немного укороченную просторную юбку с широкими продольными буфами, наполненную ветром снизу. Сходство гребня физалии с описанным парусом-(юбкой) не только внешнее. Гребень и в самом деле выполняет функцию ветряного движителя. Причём мыслящего. Он чутко и разумно реагирует на ветер, используя его силу для передвижения в нужном направлении. Физалии, как я заметил, умеют превосходно двигаться галсами — ловко лавируют. Они ставят и убирают свой «парус» по мере надобности. Получается, что природа сконструировала ветрило намного раньше человека. Говорю об этом Жану-Мишелю, с которым мы вместе разглядываем португальские кораблики. «Совершенно верно», — подхватывает Кусто-сын. – И при этом природа осталась непревзойдённой: такого великолепного паруса человеку ещё не удалось сотворить».
Физалии хороши собой. Напрашиваются на уподобление дорогим стеклянным сосудам. При определённом освещении переливаются всеми цветами радуги. Они невелики – не более 30 сантиметров от носа до кормы — и кажутся нежными и беззащитными. Но это жестокие ядовитые хищники. Португальские военные кораблики вооружены волокнообразными стрекательными щупальцами, достигающими нескольких метров в длину, и способны до смерти обжечь крупную добычу. Затем жертвой займутся органы пищеварения – специализированные полипы, прикрепленные, как и ядовитые щупальца, к брюху пузыря. Здесь же располагаются воспроизводящие полипы. «Ожоги физалий могут быть смертельными для человека или вызвать сильную аллергию», — предупредил Жик. Он припомнил, как около Бермудских островов при погружении ему пришлось столкнуться с колонией этих особ – настолько многочисленной, что нужно было буквально протискиваться сквозь толпу ядовитых сифонофор. «Уйдя на безопасную глубину, я поглядел вверх и увидел лес «анчаров», чьи «кроны» сомкнулись почти в сплошной свод…», — продекламировал Жик. Опоэтизировав жуть, он признался, что вспоминает об этом приключении с содроганием. И хотя Кусто был в защитном гидрокостюме, он всё же предпочёл не задерживаться под сенью «анчаров» и ретировался. А обнажённая плоть в таком лесу обречена. Физалии стрекают многих обитателей моря, однако милостивы к номеусам — небольшим рыбкам, которые спокойно плавают между жгучими щупальцами и находят здесь спасение от своих врагов. Вероятно, физалии используют номеусов в качестве приманки. Мелкая рыбёшка им ни к чему. Добычей сифонофор становится более крупная рыба, которая в погоне за номеусами запутывается в ядовитых сетях, расставленных португальскими корабликами. Получается, что в царстве физалий только номеусы обладают иммунитетом. Человек, как и прочая живность, проходит на общих основаниях. Появление португальских корабликов в прибрежных водах испортило отпуск не одному курортнику. Впоследствии, когда мы встречали армады физалий, я невольно содрогался, представляя себя в их гуще в плавках. Ночной кошмар! Но выглядят они весьма привлекательно и даже гастрономично. Смахивают на изысканное лакомство.
Луи и Дик, ясное дело, решили поснимать физалий. Бертран Сион спустил на воду «Зодиак», и компания укатила. Через несколько секунд трое в лодке скрылись из виду. «Алкиона» же, не сбавляя хода, шла прежним курсом. Минут двадцать спустя я начал было беспокоиться за отсутствующих, как вдруг быстроходный «Зодиак» вынырнул из искристых вод на горизонте, легко нагнал нас и лихо въехал по пологому слипу на корму.
Съёмочная группа доставила в ведре пленницу – не самый крупный экземпляр. В непривычной обстановке физалия вся подобралась, уменьшилась в размерах и спустила парус – её гребень кисельно растёкся. Красавица поблекла. Стала похожа на большую толстую пиявку, но прозрачную. Один её конусовидный носок явно представлял собой мыслительный орган. В нём тлел фиолетовый огонёк, интенсивность свечения которого менялась в зависимости от изменения обстоятельств. Например, стоило только подцепить физалию палочкой, чтобы перевернуть и рассмотреть интимные подробности, как «разум» её возмущался. Если физалию оставляли в покое, она замирала – и свечение угасало до малоприметной искорки. Через некоторое время огонёк вновь затепливался, разгорался – физалия, как бы поводя носом, начинала ориентироваться в ограниченном пространстве. Затем волновыми движениями тела пришвартовывала себя к тому краю ведра, который был ближе всего к морскому простору, и даже пыталась преодолеть преграду, силясь взобраться на стенку, как слизень. Когда её возвращали в акваторию ведра, физалия вновь страшно сердилась.
Дик запечатлел на плёнку детали строения сифонофоры. Частности его интересовали больше, чем общие виды. Затем доктор Морфи растолковал нам, где какой орган у фотомодели расположен, и выплеснул пленницу за борт в набежавшую волну. Та тут же расцвела, расправила гребень и пустилась догонять соплеменниц на всех парусах.
Абориген острова Утопия
Луи и Дику тоже не сиделось на месте. Не довольствуясь только съёмками физалий, они решили воспользоваться тихой погодой, чтобы поснимать «Алкиону» в движении. Бертран с готовностью столкнул моторку в воду, и троица вновь отчалила. «Зодиак» долго носился вокруг турбопарусника. Юркая лодка то подходила почти вплотную, то кружила в отдалении, то стремительно летела навстречу и отворачивала в сторону лишь у самого носа «Алкионы».
Пока шли съёмки, мы с Кусто принимали на корме первые солнечные ванны. За отсутствием «Зодиака» пришлось расположиться на деревянных ящиках. Кусто попыхивал сигарой и неспешно, в свойственной ему манере монодиалога, рассуждал. Сначала о превратностях судьбы – о коварном Эоле. Потом о будущем нового ветрила – в воображении Жика уже рисовался XXI век, летящий на турбопарусах по чистым морям и океанам. Логично всплыла тема экологии планеты и безрассудства людей. Наконец, уловив в моих коротких репликах и вопросах неподдельный интерес к деятельности Фонда Кусто, Жик поведал мне о тех самых «четырёх философских точках» — опорах возводимого им здания… И я мысленно окрестил их «четырьмя китами».
Полное устранение возможности ядерной войны (катастрофы). Утверждение справедливого экономического порядка без изгоев и нищих. Создание универсальной школы нравственного и этического воспитания жителей планеты. Формирование единой системы здравоохранения окружающей среды.
Это ли не четыре кита, на которых нам плыть в завтра и на которых покоиться будущему Земли людей…
Сегодня «киты грядущего» вздыхают тяжело. Но не под грузом ответственной ноши – они ещё не приняли её на себя, — а под бременем нерешённых проблем, которые носят в себе. Сегодня они плавают порознь – каждый в своём море вопросов. И отвечать на них нам – всем миром. Кусто сформулировал главные задачи, которые нужно одолеть потомкам Адама, чтобы перейти на новую эволюционную ступень. Решение этих задач создаст необходимую базу для начала движения вперёд и одновременно поспособствует закладке фундамента совершенно нового миропорядка. Он будет основан не на изощрённом лукавом мотивационном понуждении миллиардов индивидов к определённой деятельности в пользу самоизбранных бенефициаров, а на объединённой воле и здравомыслии всех жителей планеты в созидательной работе на общее и персональное благо во имя универсального благополучия, проще говоря — на соборности землян, которые, я надеюсь, рано или поздно превратятся в новую эволюционную общность — человечество разумных личностей, сознающих себя как деятельную мыслящую и неотъемлемую составляющую часть эволюции мироздания. Но, чтобы это произошло, надо решить ещё одну, может быть, самую сложную задачу – сделать двигателем и регулировщиком эволюционного процесса общественность планеты. Это тем более настоятельно потому, что сегодня эволюция homo sapiens в большей мере протекает не в природе, а в социуме. В прошлом веке по молодости я скептически отнёсся к «социальной» идее капитана Кусто, который в преобразовательной практике рассчитывал только на общественные силы, нисколько не доверяя политикам и правительствам, всем без исключения. Пожив и повзрослев, я понял, что Кусто был прав: ни с одной из определённых им четырёх задач не справиться, если хотя бы частично довериться государственным машинам и политическим механизмам, не говоря уже о том, чтобы всё отдать им на откуп. Дело будет загублено на корню своекорыстием и пустословием функционеров. Нынешнее положение вещей в мире тому свидетельством. Стало быть, следует всячески споспешествовать самоструктурированию и запуску механизма общественного самоуправления в масштабах всей Земли. Каждый человек должен заниматься своим ремеслом — производительным, научным или творческим — и одновременно реально участвовать в регулировании социально-экономической и культурной жизни общества (никаких освобождённых алчных иждивенцев, превращающихся в узурпаторов и монополизирующих власть). Спираль истории знает подобные общественные устройства. На её нынешнем витке для перехода к настоящему самоуправлению народов в планетарном объёме (не в отдельно взятой стране!) появились принципиально новые ментальные возможности и эффективные коммуникационные средства. Грех ими не воспользоваться… Но тогда, на заре перестройки, в пору зачатия очередного идеологического монстра — социализма с человеческим лицом, я увлечённо дискутировал с Жиком, пытаясь убедить его… и себя в том, что новое политическое мышление, возникшее в СССР, — как раз то, что нужно!.. Оно(!) призвано отражать и выражать общественное мнение во всех нюансах… Его приоритет — общечеловеческие интересы… И с помощью этого инструмента можно договариваться, соединяя общественный порыв с политической ловкостью, и работать вместе над общими проблемами, коммандан! Кусто мягко уклонялся от дальнейших прений: «Может быть, может быть, но я вне политики, мне это не интересно…»
Подчёркнуто чураясь политики и не полагаясь на правительства, Кусто, тем не менее, признавал утопичность независимых подвижнических усилий в решении таких проблем, как устранение угрозы ядерной войны и установление справедливого экономического порядка. Признавал, но не отказывался от избранного пути: «Нас это не смущает. Мы всё-таки должны предпринять попытку решения этих проблем, что и делаем». Надо думать, Кусто исходил здесь из двух соображений: лиха беда начало и вода камень точит. А на его стороне не ручеёк — океан! Так или иначе, следуя своим курсом на «четырёх китах», капитан Кусто был готов даже прослыть аборигеном острова Утопия, лишь бы не оказаться в мутных водах политики. В борьбе за чистоту принципиально важно не запачкаться так, чтоб потом не отмыться…
После второй или третьей беседы на предлагаемые мной «неинтересные» темы Жик деликатно, но решительно дал понять… — и я понял, что мне будет очень трудно добывать из интервью с ним нужные слова и оценки для идеологического рупора Москвы. В ту эпоху советские журналисты-международники были вынуждены следовать чётким установкам и насыщать свои материалы политическим позитивом – попросту похвалой или, на худой конец, одобрением внешней и внутренней политики СССР. Руководство Гостелерадио мало интересовала экспедиция на «Алкионе» сама по себе. Его не занимали турбопаруса и деятельность фонда Кусто как таковые. Всё это лишь фон, обёртка для главного, которое сводилось к высокой оценке достижений Советского Союза и признанию его важной роли в укреплении мира и развитии добрососедских отношений между народами. Именно такой должна была быть начинка моих корреспонденций с борта уникального, экспериментального судна — первого в мире турбопарусника. Для выполнения политического заказа требовалась ювелирная работа, если учесть, что СССР тогда увяз в войне в Афганистане. И, каюсь, мне удалось-таки обойти подводные камни с острыми краями и превратить «Алкиону» в арену советско-французской дружбы и сотрудничества. А Кусто предстал в глазах слушателей большим другом СССР. Впрочем, здесь мне не пришлось слишком сгущать краски — Жик действительно симпатизировал нашей стране, отдавал дань уважения её бесспорным достижениям, хотя и видел все недостатки существовавшей системы. Как я заметил, он вообще предпочитал обращать внимание на лучшие стороны, черты и проявления кого бы то ни было или чего бы то ни было, считая их более важными для оценки предмета в целом.
Причуды погоды
К концу нашего разговора на корму влетел «Зодиак», и мы уступили ему законное место. Кусто отправился в рубку. Я поднялся на палубу.
Прямо по курсу во весь горизонт — грозовые облака. Похоже, надвигается буря… хотя метеопрогноз сулит покой. Между тем волны стремительно растут – и уже всерьёз раскачивают «Алкиону», а только что лишь слегка резвились. Готовлюсь вновь пережить сильные ощущения. Испытываю приятный трепет. Но вдруг и сразу горизонт очищается. Океан быстро усмиряется. Однако это ещё не штиль. Посвистывает ветерок. Небольшие волны с острыми гребнями ходят плотными стаями, как косяки рыб. Через четверть часа картина опять резко меняется. Нависают облака. Поднимается волнение. Пахнет штормом… Качели вот-вот раскачаются!.. Хм… и на этот раз – ложная тревога. В считанные минуты – небо ясное, море безмятежное, воздушный поток неспешный. Всё это напоминает игру кошки с мышкой… Такие спектакли погода нередко разыгрывает на подходе к Азорским островам, как бы предупреждая мореплавателей, что впереди их ждут коварные воды и серьёзные испытания. Сейчас мы в трёхстах милях от главного острова архипелага – Сан-Мигел. Ногам уже не терпится размяться на твёрдой почве. Скорее бы… И – о чудо! – ветер идёт навстречу – делается попутным, точнее — попутно-боковым – северо-восточным. А наш курс, напомню, вест-зюйд-вест. Так что норд-ост дует нам в правый бок кормы. Кусто и Шарье тут же ставят турбопаруса. Они поют монотонным фальцетом весь вечер и всю ночь. Под их заунывную колыбельную засыпаю в предпраздничном настроении. Мне снится добрый ветер и красивая аэродинамическая установка, поющая гимн, переходящий в колыбельную… До самого рассвета «Алкиона» идёт на смешанной тяге правым галсом со скоростью 10 узлов. Экономия топлива – 30-40 процентов, сообщает мне поутру Бертран Шарье. Ура!
Исполины крупным планом
18 мая. Продолжаем жить по парижскому времени, хотя оно уже на два часа опережает местное. Угадывается приближение земли. Помимо примет, об этом заговорили внутренние токи. По их шепчущей подсказке невольно нацеливаешься на незримую сушу остриём существа. Окрестности всё более и более оживляются. Чайки беспрерывно кружат над «Алкионой», приветственно покачивая крыльями. Этот «почётный эскорт» явно надеется на угощение. И, получив его от сердобольного Дени в виде ломтиков хлеба, ломает строй, пикирует скопом и скандально ссорится в споре за добычу. Время от времени одна из чаек «клюёт» на наших синтетических рыбёшек, выпрыгивающих из воды за кормой. Но не в силах подхватить «улов», который удерживает линь, чайка сердится, повторяет попытку, терпит очередное фиаско, оставляет бесполезное занятие, гордо взмывает и переключает внимание на другие объекты.
Вдали прямо по курсу замелькали паруса яхт. По сторонам, ближе к горизонту, бродят рыбачьи баркасы. Сгущается предчувствие близкой встречи с чем-то необычайным…
Однако к вечеру океан пустеет.
Подгоняемая попутно-боковым ветром, «Алкиона» не только наверстала упущенное из-за шторма время, но и немного опередила график. Здесь надо бы пояснить, что курс судна относительно ветра, дующего сзади сбоку, называется полный бакштаг (у французов – le grand largue). Обычно на таком курсе парусник развивает наибольшую скорость. Но нам пока спешить не надо. Сбавляем ход. Луи Презлен с надеждой прощупывает взглядом округу. И тут, словно по волшебству, или по милости Посейдона, из воды вырастают киты. Целое стадо!
По кораблю, как раскатистое «ура», прокатилось многоголосое «киты-киты-киты!» — и команда высыпала на палубу. Защёлкали фотоаппараты. Капитан перевёл «Алкиону» на ручное управление и встал к штурвалу в кокпите.
По просьбе Презлена, Деги направляет судно в самую гущу стада. Он искусно лавирует, избегая столкновений с двадцатиметровыми гигантами. Луи скачет с кинокамерой от борта к борту, стрекочет. Кузнечик – ни дать ни взять… Киты – повсюду: в двух — трёх — четырёх метрах, в сотне…
Наблюдать этих эпических животных в непосредственной близости – сенсационно даже для бывалых моряков. Небывальщина воочию. Живой монументализм! Огромные блестящие тёмно-серые с зеленцой и бледно-бурыми пятнами тела вдребезги разбивают зеркало вод. Облепленные паразитами и водорослями, они кажутся всплывшими на поверхность глыбистыми обломками подводных скал или поднявшимися из морских глубин остовами затонувших кораблей. В эмоциональную образность восприятия вторгается неожиданная мысль о том, что в документальных фильмах и на фото киты выглядят более реально, чем вживую. Наяву, рядом – это нечто сверхъестественное. Если бы не грустные, слегка настороженные умные глаза, то одушевлённость многотонных громад не представлялась бы очевидной…
Киты идут парами. Они пасутся. И мы явно портим им аппетит. Но стадо не прекращает трапезы, догадываясь, что наша назойливость не несёт в себе никакой угрозы.
Выныривая у самого борта, исполины мощно раздвигают волны, на мгновение застывают и, выпустив из дыхала на голове фонтан, тяжело, со стоном вздыхают. В этом тяжком вздохе мне слышится укоризна. Киты сетуют на человека и, пользуясь случаем, выражают ему свои претензии. А их немало, хотя и попятилось в прошлое беспощадное истребление этих древних благородных животных.
Ради прекрасных дам…
Пионерами китового промысла были баски. Поначалу они не утруждали себя охотой в море, а довольствовались его подарками. Баски попросту разрубали на куски туши китов, выброшенных штормом на берег. И уж потом, войдя во вкус, стали преследовать морских гигантов на лодках и забивать гарпуном. Кстати, это орудие считается изобретением басков. На заре китового промысла охота велась на настоящих китов – наиболее жироносных, медлительных, неповоротливых и доверчивых, легко подпускающих к себе. Однако медлительность и неповоротливость не распространяются на умственные способности китов. Они быстро сообразили, что нужно держаться подальше от берегов. Но человек был настойчив и уходил за ними в открытое море, пересев с лодок на большие корабли. Баски охотились на китов даже в водах Ирландии, Исландии, Гренландии и Ньюфаундленда. Вскоре к ним присоединились голландцы и англичане. Переняли опыт, да и прогнали басков от берегов Северной Европы. Вслед за голландцами и англичанами к китовому промыслу пристрастились ганзейцы, позже — американцы. Китовый бум нарастал. Беспощадно истребляемые животные уходили всё дальше на север. Но и здесь их настигали. В результате поголовье настоящих китов настолько сократилось, что их промысел стал невыгоден. Первыми решили сменить объект охоты американцы. Они стали бить кашалотов.
Кашалот тоже принадлежит к отряду китообразных. Но он из подотряда зубатых. Если у настоящих китов вместо зубов китовый ус — длинные гибкие пластинки, которые задерживают во рту планктон и пропускают воду, то челюсти кашалота вооружены массивными зубами. Длина взрослого кашалота 20 метров, вес около 70 тонн. Над верхней челюстью в голове этих животных – увесистый мешок с воскоподобным веществом спермацетом… Спермацет – самый ценный продукт промысла кашалотов. Он широко применяется в парфюмерии как основа различных мазей и кремов… Пикантная подробность: прежде это вещество принимали за сперму кита — отсюда и название. Я думаю, об этом знают далеко не все женщины. А между тем кашалотов били и бьют, не в последнюю очередь, во имя их красоты. Кстати, настоящие киты тоже отдавали свои жизни ради прекрасных дам. Долгое время китовый ус использовался для изготовления корсетов, которые за несколько столетий вылепили фигуру современной женщины. Парадокс: благодаря неуклюжим громоздким созданиям удалось изваять изящные формы. Так что, дорогие женщины, не забывайте, кому вы обязаны своими нынешними линиями и какие гекатомбы принесены на алтарь ваших прелестей… И да будет вам памятно, что первые французские корсеты назывались les corps à baleine или les corps baleinés — телами из китового уса или китовыми телами.
На горе китам, мода на них вернулась…
На приёме у врача
С развитием техники китам и кашалотам совсем стало худо. От настойчивых и методичных охотников не было спасения. В этом безжалостном промысле особенно отличился Аристотель Онасис – самодержец наднациональной морской державы. Да и национальные флаги отменно потрудились, не исключая нашего стяга.
Наконец на грани полного истребления уникальных животных, Международная китовая комиссия запретила коммерческий промысел китов. Это произошло 12 февраля 1986 года. Китам стало полегче, и у них появился свой праздник – День кита. Правда, им об этом не известно, к тому же не все китобои чтут китовый праздник и подчиняются запрету. Есть исключения. Некоторым странам и народностям предоставляются квоты. Украдкой ведётся нелегальный промысел. И всё же тотальному истреблению китов положен конец. Многие виды занесены в красную книгу. Восстанавливается их поголовье…
Но претензии остаются. Не случайно здоровые животные целыми стадами выбрасываются на сушу. И тут вряд ли оправданно говорить о каком-то загадочном поведении китов. Это не попытка самоубийства, а жест отчаяния. Так прыгают обречённые из окон горящего здания в надежде на чудесное спасение… В последние десятилетия загрязнение мирового океана пошло столь стремительными темпами, что его обитатели порой уже не успевают адаптироваться к резким переменам. В отличие от них аборигены суши более закалённые. Земную фауну травят по возрастающей уже второе столетие, поэтому у выживших понемногу выработался какой-никакой иммунитет. В океане другое. Здесь ещё вчера всё было относительно благополучно. Благодаря огромной массе воды Посейдон умудрялся наводить порядок в своих владениях. Однако губительные процессы нарастали. Да и нефтяная цивилизация на стыке тысячелетий поднажала. То тут, то там океан получает одну передозировку за другой. Вот и бегут киты из отравленных вод куда глаза глядят – хоть на сушу, зная, что на суше им долго не протянуть, но не зная, что здесь дела обстоят и того хуже.
Кто виноват? Кому предъявлять иск? Вопросы риторические. Но ответ как ответная реакция может не заставить себя ждать, и… неровён час, планета лишит человека постоя за его безобразия… Да и поделом!..
Как считает Кусто, значительная доля ответственности за ухудшение здоровья окружающей среды лежит на властях предержащих:
— Огромная проблема состоит в том, что волею своих правительств большинство стран задействованы в международном соревновании, очень досадном… Если даже население этих стран требует принятия мер по охране окружающей среды, власти отвечают им, что это повлечёт за собой увеличение экономических затрат и нанесёт урон конкурентоспособности национальной экономики на мировом рынке. Такие, чисто меркантильные, соображения ведут к тому, что существованию человека начинает угрожать опасность. Вся наша работа, можно сказать, состоит в том, чтобы предупредить о существовании более важных, чем экономика, настоятельных задач. Этим мы занимаемся постоянно.
Понятно, что экономика имеет большое значение, но выживание – ещё большее. Поражает то, что в этом не хотят отдать себе отчёта не самые глупые люди. Поведение человечества можно сравнить с поведением человека, у которого рак в операбельной стадии. Ему говорят о том, что необходимо сделать операцию – и он спасён. Больной спрашивает, во что ему обойдётся операция.
— Лечение будет стоить столько-то.
— Я не могу себе позволить этого, потому что мне нужно купить новый автомобиль…
И человек, которому грозит смерть, если он не сделает операции, покупает автомобиль, вместо того чтобы спасти свою жизнь. Такую же политику в настоящее время проводят и многие правительства. Это глупо!..
— Но, коммандан, пока наш мир живёт и дышит как общество-конвейер массового производства для массового потребления, «новая машина» всегда будет важнее. А для поддержания экологического баланса надо выделять на здоровье планеты не менее того, что вкладывается в производство. При нынешнем экономическом порядке никто на это не пойдет. Не лучше ли покончить с машинной цивилизацией – и назад к природе…
— Думаю, что возвращение к природе попросту невозможно. Более того – опасно. Что касается развития мировой технологии, то я за то, чтобы оно было должным образом организовано, чтобы в этом деле отсутствовала анархия.
Опасности в технологическом прогрессе есть, и всегда будут. Но надо создавать соответствующую систему условий и гарантий, чтобы избежать катастрофы, а не останавливать технологическое развитие и бежать обратно к природе. Куда? В каменный век? Пять миллиардов в пещеры?..
— А киты снова станут носить на себе Землю!..
— Вуаля!
Терра инкогнита и персона нон грата
От сильного удара «Алкиона» содрогнулась и охнула. Палуба накренилась. Один из китов всё-таки боднул нас. Или мы наскочили на него. Так или иначе, неожиданная встряска произвела сильный эффект. «Никон» чуть было не выпал из моих рук. Подхватывая его, я щёлкнул вхолостую. Последний перекошенный кадр. Всё – плёнка кончилась. И это в самый разгар «охоты» на китов. Какая досада!
Луи, поддерживаемый Бертраном Сионом, ведёт съёмку на носу, у борта, на корме — попеременно и одновременно. В съёмочной горячке Презлен становится вездесущим. По ходу дела он энергичными жестами и окриками призывает ретивых фотолюбителей не лезть в кадр. Достаётся и мне, в отчаянии застывшему неудачнику. Сломя голову лечу в каюту, лихорадочно перезаряжаю фотоаппарат. Как водится в таких случаях, делаю это крайне бестолково. Теряю массу времени. Когда я вновь появляюсь на палубе, киты, прервав трапезу, решительно ретируются. Они сыты преследованиями «Алкионы». Для успокоения совести – несколько торопливых прощальных «выстрелов» в могучие спины. На слайдах получились только буруны и водовороты.
Ложимся на прежний курс.
Киты исчезли, а съёмка эпизода продолжается. Луи просит меня занять место на «съёмочной площадке» — в центре палубы. Я должен сыграть роль «наводчика»: вращаясь вокруг своей оси, указывать рукой то на одного, то на другого воображаемого кита. В фильме это выглядит так.
«Алкиона» — крупным планом – режет волну.
Кит — крупным планом – выпускает фонтан.
Я – крупным планом – выстреливаю десницей в кита.
Кит — крупным планом – погружается в воду.
Опять я. Резкий поворот. Выстрел рукой.
Ещё один кит.
Снова я. Обвожу широким жестом полгоризонта.
Панорама с китами.
Сыграв центральную роль и получив свою порцию славы, захожу в рубку, чтобы поинтересоваться у Кусто, каких же китов мы встретили. По его мнению – это серые киты. Так записано и в судовом журнале. Впрочем, Жик озадачен: серые киты были почти полностью истреблены в Атлантике к концу прошлого (теперь уже позапрошлого) столетия. Сейчас они в основном обитают в Тихом океане. И их появление здесь несколько неожиданно. Но это хороший знак, свидетельствующий о благоприятных переменах. Заглядываю на досуге в энциклопедию. Извлекаю… Морское млекопитающее подотряда усатых китов. Длина тела взрослых особей: у самок 12–15 метров, у самцов 11–14,6 метра. Масса — 15–35 тонн. Серые киты считаются существами, совершающими самые длинные сезонные миграции среди млекопитающих. За год кит проплывает 12–19 тысяч км; таким образом, за 40 лет жизни серый кит покрывает расстояние, равное длине пути от Земли до Луны и обратно… Фантастическое животное! Любопытно, что предки серых китов обитали на суше. За эпохи эволюции они в меньшей степени, чем их сородичи других видов утратили связь с землей – и предпочитают сегодня держаться у побережья и кормятся в прибрежных водах. Это, кстати, нашло своё подтверждение вскоре после нашей встречи с ними.
Не успел схлынуть всеобщий подъём, вызванный впечатляющим китовым шоу, как раздался чей-то возглас: «Земля!» Весь экипаж — опять на палубе. Этот вечер щедр на зрелища.
На горизонте в океане плывут горы. При призрачном вечернем освещении они напоминают средневековые замки. Их обрамляет золотисто-розовый ореол, зажжённый последними лучами прячущегося за ними солнца. Заворожённые, мы молча созерцаем эту романтическую картину, источающую таинственность. Кажется, всех охватили чувства, которые испытывали морские скитальцы прежних веков с появлением долгожданной, но неведомой, загадочной земли. Нас ждут чудеса и прекрасные островитянки…
Однако мои фантазии тут же поблекли, когда я узнал, что на «терра инкогнита» я — персона нон грата. Власти Азорских островов отнеслись к визиту советского гражданина настороженно и отказали в визе. В принципе, это означало, что во время стоянки я не должен покидать пределов порта, а строго говоря — и борта судна. Обидно. Ну да посмотрим…
(Продолжение следует. В следующей главе приглашаю вас на «обломки» Атлантиды — в царство Атлантов и в кратер гигантского вулкана)
НА фото:
Четыре кита философии Кусто на пальцах. Справа от Ж.-И.Кусто автор.
Физалия, сифонофора, живой парусник, сконструированный природой миллионы лет назад.
Серый кит.