— Ну, мне наверное придется его убить… Да, наверняка придется, хотя он мне и родственник. И его дружков-бандитов тоже… Они и понятия не имеют, что я не промахнусь в летящую монетку с двадцати ярдов. Даже несмотря на то, что последний раз стрелял из своего пистолета пятнадцать лет назад. Но пострелять в тире было моим любимым занятием еще со школы. Потом я увлекся, и несколько лет выигрывал все состязания по стрельбе в нашем округе… Но те, кто об этом знал и помнил, давно все ушли. Остался один мой одноклассник, который давным давно переехал в Австралию, и только посылает мне поздравительные открытки раз в год на день рождения.
Мой племянник… Я не знаю, что с ним произошло, он был таким хорошим ребенком… Сара всегда была им одержима, растила его, окружив заботой и любовью, но постоянно баловала. Когда Сары не стало, я продолжал быть ему любящим дядей, но уберечь его от плохого влияния его дружков мне оказалось не под силу. В нем быстро развились низменные инстинкты на фоне неуемной любви к деньгам и развлечениям. После третьей судимости он на какое-то время исчез из поля моего зрения; говорили, что он рыбачил на Аляске, потом затеял какой-то темный бизнес в Техасе, но попался на махинациях, и вынужден был скрываться в Аризоне. В позапрошлом году он внезапно объявился и пытался выудить у меня денег. Угрожал мне, пытался запугать. Но ему пришлось отстать от меня в конце концов, так как он понял, что у меня нет никаких сбережений, что живу я на одну пенсию и никак не вписываюсь в образ “богатого дядюшки”.
Он, конечно, редкая сволочь… У таких, как он нет ничего святого… Он не перед чем не остановится, а других способов его остановить практически нет. На суде, возможно, нетрудно будет доказать самооборону, но даже в этом случае мне некуда будет деться от длительной и нудной судебной возни, большой шумихи вокруг этого, и абсолютно ненужной мне публичности. Но самое главное – это тяжелый осадок внутренней вины, который неминуемо будет мучить меня всю оставшуюся жизнь. И, спрашивается, на что мне это нужно?…
Кроме всего прочего, я не хочу никуда переезжать отсюда, влезать в какую-то конспирацию, скрываться от всех, забыть о друзьях и знакомых… Ради чего? Не думаю, что мою Кэрол очень уж заинтригует всплеск моего материального благополучия. Это скорее ее испугает, нарушит привычное равновесие жизни и наполнит ее сердце тревогой. Тревогой за меня, за нашу с ней безопасность. На ее любовь ко мне это никак не повлияет, я думаю, но, все равно, мне бы не хотелось ее огорчать… У нее тоже есть свой круг общения, которым тоже придется пожертвовать. Я думаю, она к этому не готова. Для нее стабильность и незыблимость привычного уклада жизни даже более важен, чем для меня. Мы с ней слишком долго боролись за это, и мы оба уже в том возрасте, когда любые кардинальные перемены воспринимаются очень болезненно.
Вот уже две недели я думаю об этом и пытаюсь найти хоть один плюс во всей этой ситуации. В голову не приходит никаких рациональных мыслей насчет перспектив счастливого изменения жизни к лучшему. Она стала слишком быстротечной, а деньги стали в ней играть все меньшую роль. Кумиры и герои стали появляться и лопаться каждый день, и никакое состояние больше не гарантирует безопасность никому. Мы живем в обществе бабочек-однодневок. Мнением людей стало слишком легко манипулировать. Деньги и публичная известность приносят больше проблем, чем пользы. Скорее даже пользы нет никакой…
***
В вечернем выпуске новости потрясенные до глубины души ведущие в очередной раз сообщали, что загадочный владелец беспрецедентно крупного выигрыша так пока и не объявился. Они знали все: где, когда и как был продан вожделенный билет; продавец ларька за это время побрился, постригся и уже стал национальной знаменитостью. Но никто не мог вспомнить загадочного покупателя…
***
Ларри почувствовал, как он устал за последние две недели. Это была эмоциональная усталость, которая накапливалась незаметно. С каждым днем она становилась все более и более невыносимой. Необходимость принять решение назревала и неумолимо надвигалась на него. Надо было кончать со всем этим, и кроме него сделать это было некому…
Он допил оставшийся в стакане виски, чиркнул спичкой и поджег свой лотерейный билет. С каждым сантиметром сгоравшего в пламени билета Ларри испытывал необъяснимо счастливое чувство облегчения… Тяжесть ответственности улетучивалась, уступая привычному ощущению уюта и спокойствия.