Оно в ПМДЦ

Гавриил Россов, Ян Кривин

Из цикла «Сказки о треугольнике», №4

ОНО в ПМДЦ

(Всякие сходства с реальными людьми или событиями авторы просят считать нелепыми случайностями)

Все народы питают тайную симпатию к своей нечистой силе.

Сэмюэл Батлер

ПМДЦ¹

Была просто суббота. Осень в этот год весьма смело вступила в свои права. На вечерней улице, погруженной в мутные тона, моросил прохладный осенний дождь. Дождь продолжался уже несколько дней то приостанавливаясь, то возобновляясь снова, оставаясь нудным и скучным. Небо было закрыто серыми тучами, которые словно застыли на одном месте. Погода рождала в душах жителей города N непременное уныние и тоску по зеленому и яркому. У тяжеловесных дверей подъезда №2 железнодорожного вокзала находился, часто и беспокойно поглядывая на часы, среднего роста гражданин с зеленой папкой в руках, в котором смутно угадывалась прошлая воинская выправка. На нем был коричневый кожаный плащ, черные брюки, на ногах теплые ботинки, голову покрывала серая фетровая шляпа с узкими полями. Козырек подъезда предохранял от падавшей с неба влаги. Периодически к вышеназванному гражданину, надо думать, руководителю средней руки, подходили люди, мужчины и женщины, в одеждах с расчетом на мокрое холодное ненастье, с зонтиками или без них. Все имели с собой поклажу: сумки, рюкзаки или то и другое. Некоторых сопровождали родственники или близкие знакомые. Гражданин при подходе очередного участника, несомненно, коллективной поездки раскрывал зеленую папку, заглядывал туда и кивал головой, очевидно, приходя к убеждению, что перед ним именно тот, кто нужен. Далее он задавал подошедшему какие-то вопросы, дожидался ответа, а иногда предавался эмоциональному вразумляющему монологу. При этом он непрестанно поправлял на голове серую шляпу с узкими полями, что, возможно, было старой въевшейся привычкой. Нередко конец речи в начальственном тоне заканчивался рубящим движением ладони правой руки. Люди внимательно выслушивали обращенное к ним, отвечали, а затем спешно исчезали за дверями вокзального подъезда №2. По истечении часа гражданин с воинской выправкой успел встретить порядка трех десятков человек. Наконец он набрал номер на сотовом телефоне, позвонил куда-то, удовлетворенно кивнул головой и сам прошествовал внутрь вокзала.

Несмотря на слякотное осеннее ненастье в городе N, он со всей страной переживал лучшие времена с момента перестройки вершителя Гробачева. Люд в большей массе поверил в лучшее, но не сразу и с трудом, напряжно решая денежные и прочие проблемы каждого дня. Пока же могли совсем уж «верить» в высокое предназначение и великое будущее России с экрана телевизора олигархи с сомнительно накопленным капиталом и чиновники, пробившие путь в «верха» «по головам» своих оппонентов. Однако где-то в застольных разговорах уже рождались надежды на то, что всяк простой, проживающий в России, дождется уважения, подтвержденного сносным существованием и неомраченной ¹ПМДЦ – подвижной медицинский диагностический центр.

старостью. Молодой амбициозный президент Путевин вызывал у прожженных, видящих глубины сути, скептиков только горький снисходительный ухмыл. Однако начало было положено. Никто ничего не знает наперед, но некоторые могут не знать, но с силой, остервенением и бесстрашием верить. Политика – грязное дело, но, чтобы слепить из «русской грязи» что-то похожее на милую старую матрешку в устрашающем махине-танке, нужно было обладать крепким талантом. Ручной косолапый мишка на коротком поводке превращался в крупного медведя с независимым взглядом, тяжелой лапай и крутым нравом. Экономика неуклюже, медленно, но неминуемо поднималась с больных, усталых колен.

В помещении железнодорожного вокзала, где располагались кассы дальнего следования, у большого окна, выходящего на привокзальную площадь, уже известный нам мужчина, теребя шляпу на голове левой рукой, громким звучным командным голосом призвал всех собравшихся подойти к нему. Провожающие остались стоять поодаль. В хозяине голоса, несмотря на осеннюю экипировку и сумрак помещения, трудно было не узнать нашего старого знакомого, а именно заместителя по кадровым вопросам «Транспортной больницы» Полканового Сергея Викторовича. Важность в голосе и осанке зама говорили о неординарности и значимости предстоящего мероприятия.

– Все вы понимаете меру ответственности, которую вы сегодня на себя принимаете и которую вы с собой везете. Это не простой выезд «Подвижного медицинского диагностического центра», не очередной рейд нашего, не побоюсь этого сказать, железного коня. Это… К нам прибыла высокая делегация из самой Москвы. Она приехала с инспекцией и одновременно оказала нам высокую честь. Во главе делегации сам Игорь Баринович! – важно произнес главный кадровик «Транспортной».

Сергей Викторович на мгновенье прервал свою рассчитанную на ответное понимание речь и обратил взор на подходящего осторожной походкой врача-эндоскописта Добрина Александра Анатольевича. То был полноватый среднего роста и среднего возраста мужчина с курчавыми черными волосами и мелкой золотой сережкой-кольцом в левом ухе.

– А вы куда отлучались и … по какой нужде?

– По нужде купить водички в буфете… свежей и холодной.

Ответ эндоскописта вызвал на лице руководителя кадровой службы болезненное выражение. Сергей Викторович вернулся к прерванной теме:

– Сейчас высокая делегация изволит отдыхать на нашем Большом озере. Но не нужно заблуждаться, что это отдых в том смысле, в котором мы привыкли это себе понимать. Нужно представить себе семинары, совещания, согласования, отчеты руководителей и напряженную заботу о нас, но только на лоне природы, на лоне озера, на фоне величавых гор со снежными вершинами. Наша уважаемая руководитель иже с ними.

Поэтический окрас номенклатурной деятельности произвел впечатление, и присутствующие работники транспортного медицинского учреждения на некоторое время затихли, перестав отвлекаться на посторонние темы.

Сергей Викторович, переждав с задумчивостью на лице произведенное впечатление, продолжал:

– В порту Большого озера высокая делегация на судне, возможно, подойдет на некоторое расстояние к берегу, где в этот момент будет стоять наш красавиц ПМДЦ. Вы должны выйти все из вагонов и на их фоне взмахами рук приветствовать наших кормильцев так, чтобы они видели ваши восторженные … лица!

– Это как же надо махать на фоне вагонов, чтобы на судне увидели наши восторженные лица? – с искренним удивлением на лице спросил Добрин.

– Не ёрничайте, ведь все мы хорошо понимаем, о чем идет речь. На этом о главном, пожалуй, все. По ходу поездки вы будете от нас получать регулярные инструкции, которые должны быть непременно исполнены без всякой самодеятельности. Цена слишком велика!

– А если они решат пристать к берегу? – задал вопрос голосом ровным и несколько отрешенным врач-рентгенолог Ткачев Сергей Валерьянович, средней полноты мужчина с седой короткой бородой.

У Полканового родился немедленный ответ:

– При таком весьма возможном обороте событий нужно будет быть во всеоружии!

– Мы еще и оружие с собой возьмем? – не унимался остряк-эндоскопист.

Впрочем, в эту ненастную погоду реагировать на юмор присутствующие, а тем более зам Полкановый, были не настроены, и последняя шутка Добрина поддержана никем не была.

– Хочу представить вам нового заведующего «Подвижным центром». Прошу любить и жаловать Итита Михайловича Безбородого. Он же будет вести и стоматологический прием, – продолжил говорить Сергей Викторович и протянул руку в направлении серого сморщенного мужичка среднего роста в черном полупальто и рыжей кожаной кепке, натянутой по самые глаза.

Мужичок сделал два шага кривыми дугообразными ногами вперед и повернул голову к работникам от транспортной медицины. Всем стала видна физиономия нового заведующего со щетинистой седой бородой и распухшим красным простывшим носом. Продемонстрировав коллективу себя как есть, новый заведующий сделал два шага назад.

Далее заместитель по кадрам взял с подоконника ранее положенную туда свою зеленую папку, раскрыл ее и вынул несколько листков. Обратив вновь взор к собравшимся, он сухо произнес:

– Традиционно перейдем к вопросу производственной дисциплины. Все вы сейчас подпишите уже известные вам документы о воздержании от алкоголя и табакокурения на производственных площадях, то есть в вагонах нашего …хм… «Подвижного центра».

– А вне производственных площадей…? – вновь подал голос представитель эндоскопической специальности.

– Я понимаю весь пыл вашего цинизма, – снисходительно и с ухмылкой произнес Сергей Викторович, – в документах есть пунктик, что на производственных площадях нельзя находиться выпившим и ….

Зам по кадрам несколько замешкался с завершением фразы.

– … и накурившимся, – помог ему Добрин.

Полкановый оставил фразу без ответа, занявшись поиском каких-то еще бумаг в зеленой папке.

– А если я решил переночевать вне поезда? Ну, родственники у меня по линии жены в каком-нибудь населенном пункте, – не унимался перебирать все возможные варианты больничный эндоскопист.

– Это нарушение дисциплины, – уже с раздражением ответил Сергей Викторович, – хотя посетить вы их, конечно, можете. Подходите все и подписывайте. Текст вам знаком, а потому давайте побыстрее.

Дошла очередь до Добрина. Вблизи Полкановый с некоторым пристрастием стал изучать его общий вид и нарочито демонстративно принюхиваться.

– Что-то мне подсказывает, что вы, Александр Анатольевич, накануне изрядно принимали, – попытался сурово произнести кадровик.

– А я все-таки почитаю, – с нарочитой деловитостью произнес Добрин и углубился в изучение документа, изложенного на одной странице крупным печатным текстом.

При этом Александр Анатольевич всей своей грудной клеткой оперся на белый подоконник.

– Будь моя воля, я бы…отстранил вас от этой важной поездки со всеми вытекающими для вас последствиями и…, – сурово произнес Сергей Викторович.

– Отстраняйте, отстраняйте, – не отрываясь от изучаемого текста произнес Добрин. – Вот я сейчас сам уйду, а где вы мне замену найдете? Тем более в выходные дни! И кому голову больно отвинтят за срыв ответственного мероприятия? Не мешайте читать!

Затем Александр Анатольевич оторвал взгляд от листа формата А4 и зло вперился им в глаза Полканового. Заместитель по кадрам, почуяв неладное, несколько отступил в сторону.

– У вас с толстой кишкой как обстоят дела в плане утренних необходимых процедур? Регулярно?

– Я все равно найду способ применить к вам дисциплинарные меры, – неуверенно произнес Сергей Викторович и обратился уже ко всем собравшимся. – Будут вопросы товарищи?

Вопросов не было. После этого заместитель по кадрам призвал всех пройти к вагонам «Медицинского центра». Группа медиков в составе двадцати восьми врачей и медсестер направилась к выходу на перрон. Медленнее всех двигался, временами волоча тяжелую сумку по полу, представитель хирургической профессии Егора Александрович Иванов. После нарушения безалкогольного режима накануне у него не было никаких желаний, кроме как «оздоровиться» и найти какое-нибудь лежбище и уют для уставшего организма.

По первому пути к перрону во всей свой красе приближался состав брендовой расцветки: светло-серый фон с красными полосами. Внешнее оформление с медицинскими крестами, змеями, кубками и ярко выведенным «Подвижной медицинский диагностический центр» не позволяло спутать его ни с каким другим поездом. «Подвижной центр» был создан силами областной администрации и железнодорожного руководства как вынужденная мера больше политического характера в условиях полного развала и удушения районного здравоохранения. Гнетущая беспросветность в деревнях, селах и малых городах должна была быть разбавлена хоть видимостью заботы со стороны власть предержащих. Нужно отдать должное и признать, что оснащение «Центра» диагностической аппаратурой и другим медицинским оборудованием было весьма приличным. Пуск поезда сопровождался бурными мероприятиями с присутствием губернатора, железнодорожного руководства из Москвы и представителей медицинской общественности города N. Страстная и проникновенная речь на открытии «Центра» была произнесена Беленой Максимовной Разводищевой. Телевидение не обошло вниманием событие, представив новшество как решение существенной части проблем медицинского характера в области и за ее пределами. И в последующем отдельные выезды ПМДЦ сопровождались съемочными группами. Было отработано несколько маршрутов, каждый из которых поезд проходил за одну поездку. Отдельные маршруты «осваивались» дважды в год в зависимости от потребности, то есть от количества неудовлетворенного одной поездкой населения. ПМДЦ останавливался на выбранных станциях, находился там один или два дня и принимал страждущих пациентов.

Не желая долго оставаться под нудятиной-дождем, все поспешно, покачивая ручной кладью, набитой продуктами и всем другим, что могло понадобится в дороге, стали загружаться через единственные открытые двери второго вагона в поезд. Ждать отправления оставалось недолго. На перроне до самого отхода состава продолжал стоять, ежась под холодным дождем и периодически разговаривая с кем-то по сотовому телефону, зам по кадрам Полкановый. Иногда он осматривал состав от «носа» до «хвоста», как будто боясь, что кто-нибудь ускользнет с поезда в последнюю минуту.

«ОНО»: ПЕРВЫЕ ЧАСЫ ЖИЗНИ

В «жилых» вагонах наблюдалась та озабоченная суета, которая резко сходит на нет только тогда, когда поезд трогается. Иванов и Добрин были поселены в одно двухместное купе шестого вагона. Кроме еще одного такого же соседнего купе рядом в вагоне находился только зал для различного рода совещаний, или планерный зал. Бросив сумки на верхнее место и сняв головные уборы, коллеги присели рядышком на нижнее место и глубоко затянулись застоялым вагонным воздухом.

– Ну, что уселся? Я буду стаканы рыскать по сумкам? – охрипшим голосом спросил Егора Александрович, обратив нездорово блестящий взгляд к собрату по командировке.

– А мне уже хорошо-о-о, – расплывшись в улыбке, ответил Добрин.

– Тебе-то хорошо. Где наужекался? Стаканы давай уже, – не на шутку серьезно проговорил Егора.

– Стаканы на…а…а, – не отпуская улыбку с губ, ответил Добрин, достав и кармана и подавая два пластиковых стаканчика.

– Вот это по-нашему. Закусь вываливай, – весело ответил и засветился хорошим настроением и Иванов.

– Закуску на…а…а, – ответил Добрин, порывшись в полиэтиленовом пакете и достав оттуда сверток с нарезанными колбасой и хлебом.

Через несколько минут в купе воцарилась полнейшая дружеская идиллия. В соседнем, также двухместном, купе, разумеется, в это же время, в эти минуты устраивался еще один герой нашего повествования, а именно Гагачов Петр Петрович, избавитель от мочевых заболеваний, корректор формы и дальности мужской струи. Страдал он сейчас вдвойне, так как употреблял не один день, а сегодня, превозмогая недуг, притащился на поезд, полноценно не опохмелившись. Грело душу наших героев то, что все находится близко, в сумках, и ждет своей участи. Сосед уролога Гагачова по купе должен был присоединиться к общей команде на одной из станций. Петр Петрович, мужчина лет сорока, высокого роста и средней комплекции старался, несмотря ни на что, следить за своей внешностью, сегодня же было слегка не до этого. Посмотревшись в зеркало, встроенное в дверь купе, он несколько даже расстроился. На него смотрели запавшие потухшие глаза на бледном лице, острый с горбинкой нос казался еще острее, русые прямые волосы торчали во все стороны.

Суета заметно улеглась, а поезд тем временем, подрагивая и покачиваясь, тронулся. Иванов и Добрин, получив постельные принадлежности и приняв горизонтальную позу с упором на одну из рук, вспоминали эпизоды прошедших лет, когда судьба сводила их вместе в ПМДЦ. Регулярно чокаясь пластмассовыми стаканчиками, они все больше и больше ощущали себя ветеранами движения, которое было свойственно только военным периодам в российской истории.

– Хорошо, что Володи Кулишова с нами нет и быть не может, – задумчиво проговорил Егора Александрович.

– Это еще почему? Объяснись, – с серьезностью в голосе ответил Александр Анатольевич.

– Быстро набрались бы, не поговорили бы и … не повспоминали бы … завтра ничего. Два хирурга в поезде – это даже очень много.

– Да, это так.

Новый начальник «Подвижного центра» осваивался в персональном купе в новом качестве, закапав в нос изрядную порцию носовых капель. Полная масштабная старшая сестра Анна Потаповна, раздав всем простыни, наволочки, пододеяльники и спецодежду долго стояла в задумчивости в бельевой комнате. Наверное, что-то вспоминала. Очнувшись и поняв, что уже никто из медиков не обратиться, она, прихрамывая, пошла к себе в купе. На некоторое время в коридорах поезда воцарилась тишина.

Он видел, как в полумраке что-то мерзкое, склизкое с безумным взглядом в холодных глазах и искривленным ртом тянется к нему бесформенными конечностями. Временами мистическое существо производило истерический хохот и изменялось, казалась, в зависимости от его мыслей, которые, впрочем, ему уже плохо подчинялись и проистекали по своим неподвластным законам. «Что это за сука еще выискалась?» – крикнул Петр Петрович, но не услышал собственного голоса. Чудовище стало хохотать еще противнее, разбрызгивая вонючую липкую слюну, которая попала на лицо, шею и руки оказавшегося в ситуации уролога. Неожиданно существо вздрогнуло, напряглось и с силой отлетело куда-то в темноту.

Гагачов проснулся от внезапного толчка вагона и ощутил себя лежащим на холодном полу в одних трусах. Дрожь пронимала тело, пока не перешла в полный колотун. Минуло несколько минут прежде, чем он понял, что находится в купе вагона. Была абсолютная темь и разобраться сразу в обстановке было весьма сложно. Голова потрескивала в такт со стуком колес, в руке была стеклянная бутылка. Попытка выдавить из нее себе в рот какие-то капли не увенчалась успехом. Петр Петрович попытался подняться, но сильно ударился головой о столик. Зато он теперь более точно стал ориентироваться в купе. «Что же такая темнота беспросветная», – негромко, но с обидой проговорил он. В черноте ночи за окном стали проявляться нечеткие контуры проплывающего мимо ландшафта, а через несколько секунд засветились огоньки окон неизвестной станции. Гагачов поднялся, сделал несколько неуверенных шагов по направлению к двери, трясущейся рукой нашел выключатель и зажег верхний свет, от которого стало даже как-то теплее. Посмотрев в зеркало, он обомлел от холодного сжимающего ужаса. За ним в непосредственной близости, в каких-то сантиметрах от него, находилось бесформенное чудовище из его ночного кошмара. Оно щерилось и цеплялось холодным сатанинским взглядом за его взгляд. Гагачов сжал веки и попытался силой воли смазать, стереть ночное наваждение из своего сознания. Когда он открыл глаза вновь, то увидел в зеркале ту же картину. ОНО уродливо щерилось и временами высовывало язык.

– А ну пошла отсюда вон, сволочь страхолюжная! – попытался угрожающе прорычать Петр Петрович, но получилось неважно.

Далее он с силой дернул дверь купе в сторону и рванулся в коридор, а затем налево в направлении тамбура. По пути Гагачов дернул ручку двери туалета, и та открылась. В панике обалдевший уролог заскочил в свободный туалет и быстро закрылся изнутри.

– Врешь, не возьмешь, курва безобразная, – кричал он что есть мочи сквозь дверь и истерично хохотал.

А за дверью была тишина, никаких звуков, ничего.

В это самое время Иванов и Добрин, по-братски обнявшись, сидели на нижнем месте купе и пытались петь что-то похожее на «Виновата ли я…». Егора при этом закрыл глаза и мимикой лица изображал глубокую тоску и душевное переживание, Александр Анатольевич же положил подбородок на сложенные на столике руки и пел просто так. Дверь была открыта для притока свежего воздуха. Неожиданно Добрин увидел напротив себя противную расплывшуюся вширь физиономию с пробирающим холодным взглядом и свисающими из уголков рта слюнями. Купе стало наполняться вонью, как будто в помещении что-то мгновенно разложилось до полной гнили.

– Ты кто, твою мать? – нервно и совсем недобро вопросил Добрин. – Это наше купе. Пшел вон, страшилище вонючее.

Александр Анатольевич схватил со стола бутылку и попытался огреть незваного гостя по голове, вылив при этом на себя оставшуюся в емкости жидкость. Атака не прошла. Физиономия незнакомца приобрела совсем уж леденящее душу выражение, а затем прозвучал сдавливающий барабанные перепонки рык, и огромные корявые лапищи, возникшие откуда-то из-под стола, объяли спевшихся друзей. В мгновенье врачи-специалисты словно оцепенели в одном положении, превратившись в две бледные мумии. Фантастическое существо, порывшись в сумках хозяев купе, нашло бутылку 0,7 коричневого цвета напитка, откупорило ее и смачно вылакало прямо из горла. Сказав «ух», оно вздрогнуло и протяжно отрыгнуло. Словно выплыв из купе в коридор, существо повернуло направо и, быстро засеменив короткими кривыми ногами, проследовало через помещение для планерок в направлении соседнего вагона. Сорвавшийся с места Добрин мог ясно проследить перемещение странного биологического объекта, но поверить в его существование не мог.

Утро для персонажей ночного происшествия проистекало тягостно. Гагачов, закутавшись рулоном туалетной бумаги, проспал в туалете на унитазе и проснулся от того, что захотел опорожнить свой переполненный мочевой пузырь. Иванов и Добрин выходили из состояния наведенной порчи совсем плохо и мучительно. По всему телу у каждого растеклась свинцовая тяжесть, головы подергивались, а глубоко в их желудках рождалась тошнота, готовая перейти в рвоту. Наконец сознание полностью вернулось в отяжелевшие головы. О ночном нападении на их организмы медики помнили смутно, не в силах до конца разграничить сон и явь. Гагачов с большой осторожностью открыл дверь туалета, прислушиваясь к каждому звуку и шороху. По стенке, оглядываясь и останавливаясь, он вернулся в свое купе. Там было все вполне терпимо: на столе оставались остатки съестного, беспорядок не носил запредельного характера. «Неужели белая горячка посетила», – встревоженно подумал он.

Для остальных членов медицинского коллектива рождение нового дня было весьма сносным. Мир за окнами вагонов поезда радовал глаз. Высокое небо полнилось бело-голубыми облаками, а утреннее солнце обещало теплый погожий день. Желтые краски осени, нежные белые березки и стройные сосны поднимали настроение. Забывалось вечернее ненастье начала поездки в городе N. Новый заведующий Безбородый Итит Михайлович встал рано. Раскрыв дверь купе на треть, он высунул в коридор свое сморщенное с распухшим красным носом и маленькими лукавыми глазами лицо, повертел головой направо и налево и только затем вышел целиком. Коридор был пуст, но утренняя суета уже ощущалась. Вскоре стали ходить то в одном, то в другом направлении проводники, женщины молодого и среднего возраста в строгой фирменной одежде. Захлопали двери туалетов, из-под кранов и в глубине унитазов зажурчала вода. Поезд приближался к станции Слюдовой. Темные воды Большого озера уже можно было видеть в окна вагонов. Состав двигался по участку дорожного серпантина. Глубоко внизу виднелись фрагменты гравийной дороги, лес и участки безлесья. Кому было не в тягость, а их было меньшинство, к восьми ноль-ноль уже отзавтракали в вагоне-ресторане.

На первой утренней планерке, которая проходила в шестом вагоне, присутствовал далеко не весь медицинский состав. Но и тем, кто пришел на собрание, не хватило места за длинным столом, накрытым зеленой плотной материей, и часть членов диагностического центра жались по стенам. Среди стоявших был и рентгенолог Сергей Валерьянович. Ему с утра тоже было не сладко, но он нашел силы привести себя в порядок, причесать седую стильную бороду, уложить такие же седые волосы и пожаловать на организационный сбор.

– А где …? Ну, вот эти мужчины, что вчера … с нами на поезд сели, – низким, немного суховатым голосом спросил новый руководитель «Центра».

– Наверное, кабинеты к работе, приему пациентов готовят, состояние аппаратуры проверяют, – ответила врач-лаборант, немолодая женщина с ярко выкрашенными в рыжий цвет волосами.

– Какие пациенты? Нам до первой станции еще ого-го сколько стучать по рельсам. Думаю, что дальше задавать вопросы бессмысленно.

Далее атмосфера в зале для собраний стала развиваться в сторону потепления. Безбородый, отпуская плоские шуточки и показывая себя своим парнем, познакомился с присутствующими. Следует указать, что мужчин в составе бригады медиков было немного, а именно четверо, из коих трое отсутствовали на планерке. Еще один, по специальности окулист, должен был присоединиться на одной из станций. Остальной состав был исключительно женским. После непродолжительной вводной части врачи и средний медперсонал получили уже давно известные им инструкции и поставили подписи в документах по технике безопасности. Отдельно руководитель остановился на важности текущей поездки. На станцию порта Большого озера следовало прибыть заранее и отрепетировать приветствие высокого руководства. Таково было требование главного врача, переданное телефонограммой.

Неожиданно нечто бесформенное, завернутое в белую простыню, пролетело мимо стола с заседающими медиками, пролаяло и произвело что-то похожее на плевок. Через секунду лицо Итита Михайловича напоминало лицо Косого из известного кинофильма после его знакомства со сволочным верблюдом. Буро-зеленоватая пена, издающая крайне неприятный запах, стекала с лица и бороды нового руководителя и капала на какие-то документы на столе, которые еще секунду назад перебирал руками Безбородый.

– Это что же, вашу мать, за такое? Ну нигде тебе нет уважения, – проговорил сквозь всхлипывания Итит Михайлович и начал рукавом своего белого нового медицинского костюма вытирать лицо.

Оплеванный во время планерки на глазах всего коллектива руководитель «Центра» не выдержал и, до конца не убрав с лица пену, пустился в истерику с криками, завываниями и угрозами в чей-то адрес. В недоумении все, сбитые с толку, стали вскакивать из-за стола. Никто не нашел в себе смелости броситься за неведомым существом. В конце вагона, куда скрылось бесформенное нечто, раздался крик и потом прозвучал глухой звук, как будто что-то свалилось на пол.

Случилось же следующее. Таинственное создание по пути движения заглянуло в помещение проводников, где в этот момент попивала чай молодая проводница, сидя за столом и уперев подбородок в подставленную руку. Полная потеря бдительности сыграла с ней злую шутку. Увидев появившееся в двери исчадие ада, она вскрикнула, в мгновенье потеряла сознание и свалилась на пол, застыв в одной из «интересных» поз.

Заботливая старшая сестра «Центра» скинула с себя белый халат и взялась усиленно возить им по физиономии руководителя, на что тот пробовал сопротивляться. Комплекции слишком разнились и, в коне концов, Безбородый сдался. Все в спешке разошлись по своим купе. Новость быстро разнеслась среди технического, обслуживающего и остального, не присутствовавшего на планерке, медицинского персонала. Свободная от работы часть мужчин из железнодорожной бригады пыталась своими силами найти и задержать злоумышленника, проникшего на территорию поезда. В результате многочисленных пересудов родилось несколько версий. Одна, бóльшая, часть свидетелей происшествия была уверена, что пошутил кто-то из своих, облачившись в простыню, чтобы не узнали. Другие наставили на том, что свои не могли так плевать и зловонить, и некто незаметно проник на поезд в городе N, возможно, даже серийный маньяк. Третьи склонялась к версии снежного человека и, отмечая многочисленные признаки существа, настаивали на своей точке зрения. Состав прибывал на станцию Слюдовую, и начальник поезда Томова Светлана Яновна, рыжеволосая женщина лет сорока пяти и стройной наружности, решила привлечь к поимке пакостного нарушителя линейный наряд полиции.

Стоянка в Слюдовой продолжалась около сорока минут. Прибывшие полицейские, несколько потрепанные с виду, но в форме, а также с деловитостью и строгостью в лице приступили к расследованию происшествия в «Медцентре» на колесах немедленно. Молодой белобрысый лейтенант опрашивал свидетелей и все скрупулезно записывал, сотрудник же в чине капитана занялся поиском виновника происшествия непосредственно. Со временем жавшиеся по своим купе медики и другой персонал стали потихоньку смелеть и появляться в коридорах и тамбурах. Прошло еще немного времени, и вместе с полицейскими в поисках странного существа стали участвовать все больше и больше людей. Осмелев, они начали, словно дети малые, бегать по поезду, улюлюкать, заглядывать в различные шкафы и кабины, бить палками и другими предметами по стенам и потолкам. Найти тем не менее никого не удалось.

– Думаю, что правонарушитель скрылся и уже далеко, – подвел итого старший по званию полицейский в чине капитана, обращаясь к начальнику поезда и заведующему «Центром», который так и не пришел до конца в себя, хотя помылся и переоделся в красную майку с короткими рукавами и очень белые шорты. – Будем проводить наземный этап операции и, надеюсь, схватим мерзавца. Никому не позволим обижать наших дорогих докторов и прочих медицинских сестер. Следуйте далее спокойно и ни о чем не переживайте.

Засим, откозыряв по форме, сотрудники следственно-силового ведомства покинули поезд.

Состав неожиданно плавно и бережно начал свое движение, направляясь по отдельной ветке в сторону порта Большого озера.

НЕПРЕДВИДЕННАЯ ОСТАНОВКА

Возвращалось, хотя медленно и неуверенно, спокойствие в души медиков, работников железнодорожной бригады и обслуживающего персонала вагона-ресторана ПМДЦ. Через открытые окна залетал в вагоны прохладный, наполненный естеством природы ветер, выдувая остатки нервозности и освежая некоторые тяжелые после принятого накануне головы. Купе наполнились разговорами, командировочной суетой, редким смехом и отрывочными возгласами. Приближалось обеденное время. Люди стали стягиваться в вагон-ресторан, где их ожидали блюда, которые должны были окончательно вернуть хорошее настроение. Следует отметить, что бригада поваров ПМДЦ готовила отменно и умела максимально приблизить походное меню к домашней кухне. Вместе с тем кто-то решил потрапезничать у себя в купе, поглощая заготовленное в дорогу, а кто-то просто ограничился кружечкой ароматного кофе, предпочитая совместить командировку с облегчающей жизненное существование диетой.

Заведующий ПМДЦ сразу определился принимать пищу в одиночестве в своем просторном и весьма неплохо оборудованном кабинете. Современная оргтехника, плоский телевизор, компактная, но подобранная со вкусом, мебель насколько возможно создавали удобство в колесной жизни руководителя «Подвижного центра». Проработав всю жизнь обычным преподавателем в медицинском училище, а позднее в медицинском колледже, он неожиданно и в полной мере ощутил внутри себя нереализованное самолюбие, которое наконец-то могло найти внешнее выражение. Безбородый решил даже близко не позволять себе садиться за один обеденный стол со своими подчиненными. Теперь он мог быть по праву высокомерным по отношению к младшим по рангу, а иногда снисходительным до легкого издевательства. Ему было по чину позволено выдерживать долго у двери своего кабинета медиков. Ну и что, что они через раз все опытные и заслуженные? Пусть знают свое место! Немного печалило лишь то, что коллектив был непостоянный и власть над ним у Безбородого была крайне ограничена. Можно было, конечно, при неподчинении и в деньгах поприжать и донос грамотно состряпать, но всего этого как-то было недостаточно.

Сегодня состояние Итита Михайловича по известным причинам находилось на грани буйного помешательства. Давила грудь тяжелая обида, рвалось наружу бешенство. Старшая сестра «Центра» Анна Потаповна приготовила по заказу вполне аппетитный обед, но, несмотря на соблазнительные запахи, тот не мог в настоящий момент вернуть Безбородому утраченное душевное равновесие. После нескольких ложек любимого ранее салата он размахнулся и со всей силы опустил свой кулак с зажатой в нем вилкой на стол рядом с наполненной едой посудой. Тарелки и стакан с компотом задребезжали и запрыгали. Существенная порция борща выплеснулась из тарелки через край стола на безупречно белые шорты Итита Михайловича. Жирное розовое пятно расплылось по левому бедру и дальше между ногами. Тело неприятно зажгло. Нет, они у него все пожалеют! Сейчас, наверняка, по углам хихикают над ним своим дурацким хихиканьем. «А что это вообще было? – неожиданно подумал Итит Михайлович. – Сумасшедший какой-нибудь? Да нет. Переодетый недруг, как пить дать. Он где-то в поезде, и нужно ожидать других гнусных неприятностей, нужно быть настороже даже ночью». Нервными движениями заведующий начал снимать с себя шорты, чтобы облачиться во что-то другое.

В числе последних в вагоне-ресторане появились Иванов и Добрин. Оба были в просторных синих медицинских костюмах. Александр Анатольевич что-то прикрывал рукой в правом кармане рубашки. Большого аппетита не чувствовалось, и друзья заказали себе только два салата и два стакана морса. Расположившись за дальним от входа столом под широким плоским настенным телевизором, коллеги многозначительно посмотрели друг на друга. Добрин бережно извлек из кармана пол-литровую пластиковую бутылку с прозрачной, как слеза, жидкостью. На бутылке имелась яркая цветная этикетка с надписью: «Влага Большого озера». Улыбка расплылась на плотно сжатых губах Егоры Иванова, в тусклых с утра глазах заиграли огоньки.

– Как кстати сейчас будет экологическая влагичка, – наконец разомкнув губы, весело произнес он.

– Экологическая она завсегда к месту, – вторил Добрин, с лаской созерцая пластмассовую флакушку.

– Ну давай начисляй, – шумно потер руки Егора Александрович.

Через считанные минуты друзья уже без всякой напряги весело беседовали, несколько развалившись на сиденьях. Их глаза лучились полным удовольствием и мягкой добротой. Торопиться было некуда: станция, где ждала работа, была еще далеко, и прибывал туда поезд только на следующий день. Теперь же он, постукивая колесами, двигался в направлении порта Большого озера, где медикам необходимо было проявить знак верности московскому руководству. Товарищи теперь уже заказали полноценный обед из горячего борща, свиного рагу с картофелем и очень аппетитных, сдобренных маслом, блинчиков. Но «Экологический напиток» в пластмассовой бутылке неожиданно довольно скоро иссяк, и в глазах обедающих друзей стала появляться серьезная озабоченность. Нужно было что-то делать. Закончив обедать, коллеги поднялись из-за стола, расплатились и вышли из вагона-ресторана.

Гагачов после того, как вернулся в собственное купе, закрыл на защелку дверь, зашторил окно и, забравшись на нижнее место с ногами, забился в углу. После этого он впал в продолжительное тревожное самокопание. Тело познабливало, но это не мешало ему мысленно пережевывать ситуацию. Страх перед белой горячкой не отпускал. Он хорошо понимал, что на эту напасть засовы не действуют, но что-то нужно было делать. Доктор старался не засыпать, боясь потерять связь с реальностью, иногда заглядывал под занавеску в окно, но там, кроме пробегающего мимо красочного ландшафта, серых с шапками снега гор, обрывистого берега Большого озера, ничего не было. Иногда, когда неожиданно в такт с покачиванием вагона стукала дверь, Петр Петрович вскакивал с места и проверял запор. На прием заготовленной в дорогу пищи у него не было аппетита, а поход в ресторан его просто пугал.

Итит Михайлович Безбородый после неудачного обеда в попытке переодеться пытался натянуть на себя узкие брюки серого цвета из медицинского комплекта, который принесла ему старшая сестра ПМДЦ. Получалось неважно: брюки были малы. Принесенные ранее медицинские костюмы были наоборот слишком просторны и висели на заведующем, как балахоны. Вдоволь напсиховавшись, Итит Михайлович наконец решил сам пойти в купе, где хранилось медицинское белье и одежда, так как от старшей сестры, по-видимому, ожидать чего-то путевого в плане подбора нужного размера не приходилось.

Иванов и Добрин вернулись к себе. На поиски «лекарства от скуки» ушла не одна минута. Оно было найдено во внутреннем кармане куртки Егоры Александровича, брошенной на верхнее место купе.

– Вот что значит прозорливость и предвидение грядущих тягот. Как знал, что нужно положить подальше, вот близко и взяли, – весело похвалил себя Иванов.

– А я уже стал соображать, сколько времени осталось до остановки, – проговорил Добрин.

– Ну и сколько осталось?

– Ровно столько, чтобы идти и взять в долг… натурой.

– Ну, этот вариант не нужно совсем отбрасывать, так как бутылка одна и всего объемом нуль семь.

Александр Анатольевич, порывшись в просторной дорожной сумке синего цвета, достал оттуда наполненный продуктами полиэтиленовый пакет и положил его на стол. Пока Иванов откручивал пробку у бутылки и вглядывался в прозрачную жидкость, подняв стеклянную тару с содержимым над столом, Добрин достал из пакета несколько бутербродов с толстыми темно-красными ломтями ветчины, положенными на тонкие ломти белого хлеба. Далее дорога для друзей-медиков некоторое время проистекала в режиме внутреннего спокойствия и полного удовлетворения.

Прошел еще час рабочей поездки. Колеса поезда приятно постукивали. Неожиданно округу заволокла беспросветная мгла, которая ворвалась через окна внутрь вагонов. Ситуация была воспринята как солнечное затмение, но даже такое предположение почему-то вызвало внутреннюю тревогу. В поезде, в вагонах при свете уже электрического света стали шумно обсуждать случившееся. Попытки увидеть что-то за окнами натыкались на густой мрак.

Солнце и свет вернулись также неожиданно, как и канули. Осенние краски природы несколько смягчили душевное напряжение у работников «Подвижного центра». Однако через какие-то минуты среди технического персонала вновь стало отмечаться нервозное беспокойство. Медики начали более тщательно всматриваться через окна наружу. Всех весьма удивило то, что на данном участке железной дороги имелась всего одна ветка, то есть та, по которой и двигался состав с ПМДЦ. Перестала работать сотовая связь.

Неожиданно поезд стал замедлять ход и через десять-пятнадцать минут остановился совсем. Никаких жилых построек в округе не просматривалось, а потому о причине стоянки можно было только гадать. Начальник поезда также была в полном неведении. Проводники начали открывать входные двери вагонов и выбираться наружу. Весьма странным являлось и то, что полностью исчезла не только сотовая, а также железнодорожная связь. Заведующий «Медцентром» упорно пытался дозвониться до самой Белены Максимовны, а также хоть до какого-нибудь руководства, но все было тщетно. «Никак природная аномалия. Не инопланетяне же шкодят?» – встревоженно подумал Безбородый.

Стрелки часов продвинулись еще на час вперед. Через проводников стало известно, что ситуация не стала более определенной. Новостью явилось лишь одно, а именно то, что исчезли оба машиниста, которые вели поезд, и обнаружить их пока никак не получилось. Как сквозь землю провалились. Сотовая связь в этой местности не работала, а потому мобильные телефоны также ничем помочь не могли.

В ДРУГОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Медики вслед за проводниками и другими работниками поезда стали также покидать вагоны, спрыгивая со ступенек, высоко расположенных над землей. Редкие кусты и деревья радовали уже своим присутствием, желтая пожухлая трава не портила общей картины местности. Вдалеке справа по ходу поезда угадывался кусочек голубой водной глади. Высокие холмы слева с редкой порослью тянули подняться на них и окинуть взглядом окрестности. Явных тропинок не было видно, что говорило об отсутствии близкого жилья. В поисках пропавших машинистов со временем все разбрелись широко по местности. Искать вышли даже члены бригад, отдыхавшие после ночной смены. Егора Александрович и Александр Анатольевич пошли в сторону холмов. Через какое-то время вдалеке стали видны несколько фигур, явно направлявшихся к составу. Они неожиданно появились между холмами и стали приближаться как-то неестественно быстро. Явно, что среди них не было пропавших машинистов. Иванов и Добрин, увидев незнакомцев, сами пошли к ним навстречу, надеясь что-нибудь выяснить о том, куда здесь вообще можно деться.

Встреча произошла в сдержанном режиме: на «здрасте» Иванова и Добрина никакого ответа не последовало. Незнакомцев было четверо: трое пожилых, но крепких, мужчин и одна средней худобы женщина неопределенного возраста со сморщенным бледноватым лицом, но не старыми большими зелеными глазами. Мужики были удивительно похожи, имели небольшой рост и серые, словно закопченные, лица, покрытые редкой рыжей щетиной. Под козырьками истертых старого фасона кепок в глубоко посаженных глазах взгляд просто терялся, и понять настрой этих глаз было непросто. Одинаковые ветхие серые фуфайки, штаны неопределенного цвета и темно-коричневые истоптанные башмаки говорили о невысоком уровне жизни. Двое мужчин встали радом, а третий за ними. Женщина держалась несколько в стороне. На губах блуждала кисловатая усмешка, во взгляде угадывалась похотливая тоска. Белые с желтоватым оттенком волосы были зачесаны назад и стянуты чем-то вроде резинки на затылке. Одежда говорила о непритязательности ее хозяйки. Старенькое до колен демисезонное подпоясанное в талии узким ремнем пальто в зеленую клеточку, серые тонкие рейтузы и покрытые пылью низкие черные резиновые сапоги составляли весь наружный туалет. В левой руке женщина держала сумку из грубого полотна, наполненную чем-то нелегким, так как руку заметно тянуло к земле.

– Н-н-н-у, как жизнь, поселяне? – с шепелявой добротой в голосе спросил Егора Александрович.

«Поселяне», вероятно, не зная, чем похвастать, промолчали. Женщина только кисло с переходом в ухмылку скривила бледноватые высохшие губы, а затем обнажила необычайно большие передние зубы с выступающими вперед клыками. Затерянные глубоко под козырьками кепок взгляды мужчин так и не оживились. Через какое-то время компанию незнакомцев пополнили еще две неизвестно откуда взявшиеся девочки с чумазыми лицами, одежды которых представляли собой бедное разноцветье. Одной было лет двенадцать, другой поменьше. Можно было подумать, что они были сестрами, о чем говорили их необычайно похожие красивые светло-серые глаза. Бледная кожа и патологическая худоба бросались в глаза и могли отражать неполадки в здоровье или недостаток питания. Белые кудрявые волосы малолеток, которые очаровательно вились в дуновениях легкого ветра, так же указывали на родство. Взгляды были насторожены и подозрительны.

– Ну вот и местная кудрявая поросль, – сквозь вытянутые в трубочку губы проговорил Добрин.

– Сам ты поросль, – ответила одна из девочек, которая была постарше и повыше.

– Не дерзи старшим. Что-то у тебя вид болезненный, дитя деревни. Потребно полное и бесповоротное исследование всего твоего хилого организма. Сестренки твоей это тоже касается, – ответил Добрин, придавая голосу значимость и напускную серьезность.

– Это не сестренка, дубина ты стоеросовая.

Добрин и Иванов посмотрели друг на друга, но от комментариев воздержались.

– Судя по крестам на вагонах, вы – верующие? – неожиданно проявилась жизнь под козырьком кепки одного из пожилых мужчин, что находился слева.

– Не все верующие, а кресты говорят о том, что поезд медицинский, а мы оказываем посильную помощь всем, кто в ней нуждается. Можем оказать и вам, если пожелаете, – в словах Добрина прозвучала несколько натянутая забота.

– А пошто нет? – сказал тот же мужик, что стоял слева, глухим низким голосом.

– А деревушка-то ваша где находится? – продолжил беседу Добрин.

– Да там за …, – активно вступил в беседу второй мужчина, что справа, и сделал жест рукой в неопределенном направлении.

– Угу, – произнес Добрин. – Как называется?

– Упырево, – последовал ответ, при этом под козырьком второй кепки на мгновенье сверкнул холодный огонек.

– Ничего себе названьице, – поддержал беседу Егора. – А жители называются упыряне?

– Упыри и есть, – прозвучало просто и сухо. – И кровь пьем, но мы дневные упыри, а потому ночи боимся.

– Хорошенький народный юмор, – сказал Егора Иванов и, улыбаясь, сделал вид, что оценил деревенское остроумие.

– Да нет, – возразил разговорчивый житель деревни Упырево. – В каждом дворе держим скот всякий, свиней, запасаем кровь на зиму, консервируем, охотимся, опять же.

Добрин и Иванов не знали, что и думать, а потому, посмотрев друг на друга, решили дальше с вопросами поостыть.

– Ну что ж, пойдем, познакомим вас с нашим поездом, пообследуем маненько, – произнес Александр Анатольевич и сделал приглашающий жест рукой.

– Да, и чайку нальем, – поддержал его Иванов.

Как стало ясно из дальнейшего, более доверительного, общения, местные были вполне терпимыми, если не сказать добродушными, людьми, и первые впечатления о них явились только первыми впечатлениями. Некоторая напускная неприветливость с самого начала носила больше защитный характер. Деревня их, со слов, имеющая большую, уходящую корнями в глубокую древность, историю действительно называлась Упырево. В поезде новые знакомые вполне позволили «испытать» себя на «разных диковинных агрегатах». В поведении они отличались частой вежливостью, но с некоторыми проявлениями грубоватого юмора. Все имели отменное здоровье и большие функциональные резервы по органам и системам. Даже бледные девочки ни в каких специальных лечебных мероприятиях не нуждались. Были отмечены некоторые отдельные конфузы, которые, впрочем, не носили скандального характера.

В кабинете УЗС один из «закопченных» мужиков, тот, кто поведал Добрину и Иванову о деревне Упырево, стыдливо переминаясь с ноги на ногу, полушепотом, наклонясь с самому уху врача Галины Ефимовны, весьма высокой моложавой чернявой женщины с бегающим взглядом, спросил, можно ли осмотреть его детородный орган.

– Дед, ты что думаешь, что он у тебя еще детородный?

– Подумываю, – ответил мужик и засмущался еще больше, глупо сморщив лицо и почесывая своей рукой-лопатой редкую рыжую щетину.

– Как вас зовут-то?

– Самцов…

– Да уж, фамилия… А звать- то как?

– Трах Иванович я.

– Я уже не удивляюсь. Что вас так сильно беспокоит-то с этим… вашим органом. Болит, опухает, отекает там?

– Нет. Просто хочу показать.

– Странно… Ну показываете, – отзывчивый доктор приготовила датчик аппарата, обильно помазав его рабочую поверхность гелем.

Трах Иванович, косясь на молодую медсестру, приспустил штаны и явил на свет божий нечто. Доктор выронила из рук датчик УЗС-аппарата и раскрыла от изумления рот.

– Гигантизм…половой, – произнесла она после того, как немного пришла в себя. – Явно гормонального генеза, а потому нужен срочно совместный осмотр и… консилиум. Но это можно перенести и на завтра, так как не так уж и срочно, ведь жил же он с этим.

– Да и неплохо жил! И часто! – хвастливо заявил мужчина.

Трах Иванович снял свою натянутую на лоб кепку, и медики удивились вполне приятному и статному лику местного жителя с большими, глубоко посаженными глазами.

– Вот как головной убор может менять облик, – просто констатировала медсестра Аня.

– Анечка, что-то я сегодня устала от неожиданностей. Получасовой перерыв. Сходи куда-нибудь, перекури, а я побеседую с пациентом, порасспрошу его… об истории заболевания, – обратилась доктор к медсестре, изобразив на лице при этом строгий и одновременно умоляющий вид.

– Да мы же только начали работу.

– Не спорь и иди.

Дверь в кабинет ультразвуковой диагностики была закрыта изнутри на защелку около сорока минут. Находящиеся у кабинета в ожидании диагностической процедуры белокурые девочки и вернувшаяся медсестра Аня могли слышать из-за двери характерные стоны и завывания. Аня сначала решила поднять панику, а потому начала колотить в дверь своими худыми ручками, призывая открыть, но затем, прислушавшись, прикусила нижнюю губу и изобразила в глазах глубокую тоску. Девочки-подростки воспринимали потудверные стоны полноты жизни с интересом. Прибежавшие на шум две женщины-проводницы быстро поняли, в чем дело, придали лицам выражение глубокого понимания и решили … задержаться.

Со временем душевно-телесные переживания за дверью достигли своего апогея и внезапно прервались, канули, и наступила глухая тишина, которая, впрочем, продолжалась недолго. Щелкнул дверной затвор, дверь отъехала в сторону, и в проеме появилась покачивающаяся фигура УЗИ-специалиста. Доктор, держась обеими руками за стойку проема, пыталась сдуть в сторону спадающий на лицо локон черных растрепанных волос.

– Да нее-е-т, – протянула она. – Все у него в порядке. Я все посмотрела… убедилась… Да еще как! Ну, есть некоторая, так скажем, гипертрофия. В общем, консилиум не нужен, так как сама справилась.

Неуверенной походкой женщина вышла из купе-кабинета, повернула в сторону туалета и двинула туда, периодически останавливаясь и пошатываясь. Следом вышел престарелый местный житель, на ходу застегивая брюки.

Второй из мужиков-аборигенов, тот, что во время встречи с медиками «Центра» находился напротив них слева, оказался намного скромнее своего односельчанина Траха Ивановича. Он соблазнил всего лишь на полчаса одну из престарелых проводниц, которая, испытав чувство молодости, забыла все свои обязанности, а она была «на смене», выбралась из вагона на волю и предалась в думах переживанию произошедшего. Третий из представителей местного сильного пола, который при встрече жался за спинами своих сотоварищей, вообще проявил чудеса вежливости. Он постоянно извинялся и остерегался сделать что-то не то или не так. Женщина неопределенного возраста, которая была среди селян, сумела облудить рьяного женоненавистника местного механика, отчего к тому снизошла забытая им полнота радости жизни. Девочки-подростки до выпученных глаз удивлялись всему, что находилось в поезде, а затем признались, что они и поездов-то таких никогда не видели.

Нашлись пропавшие машинисты, которым «затуманило голову нечто бесформенное, напоило и увело в неизвестном направлении на неизвестное расстояние».

Провожали медицинский поезд жители деревни Упырево с выражением удовлетворения от состоявшейся встречи на лицах.

– Что же они шутники-то такие? – спросил Добрин Иванова, глядя сквозь окно вагона на провожающих. – Или в этом что-то…

Егора хотел ответить, но приятели прикусили языки, когда увидели, что женщина достала из сумки, которая была при ней, бутыль с темно-красным содержимым и по очереди стала давать ее всем своим спутникам, а те поглощать его из горла с весьма очевидной жадностью.

Колеса поезда набирали обороты, и их стук побуждал к переходу в боковое положение. Все в поезде расслабились: кто-то приснул, кто-то уткнулся в книгу или планшетник, а кто-то придался задушевной беседе со своими коллегами. Вскоре вдалеке между одетыми в осеннее золото деревьями стали видны деревянные избы неизвестного поселения. По обеим сторонам от дороги километрах в двух-трех виднелись высокие серо-коричневые горы со снежными шапками на вершинах. Местность была абсолютно незнакомой и не обозначенной на картах, имеющихся в красно-крестном поезде. Заведующим ПМДЦ было принято волевое решение при полном отсутствии сообщения с «большой землей» остановки делать на всех станциях и остановочных пунктах и не отказывать в медицинском обслуживании никому, чтобы хоть как-то создать видимость трудовых будней. Документацию надлежало вести безупречно, чтобы по возвращении комар носу не подточил, а возможные кары со стороны руководства не носили слишком сурового характера. Угнетало заведующего то, что поезд мог двигаться по единственной ветке только в одном направлении и неизвестно куда. Обратное направление, если вдуматься, было чем-то лучше, так как вело туда, откуда приехали. «А вернемся ли вообще? Как теперь вырулить к порту Большого озера, чтобы ликующе поприветствовать горячо любимое руководство? – все чаще, внутренне истеря, задавал себе вопросы Итит Михайлович.

По мере приближения к неизвестной станции все наблюдавшие это приближение через окна вагонов стали видеть в местной реальности некоторую несуразность, к которой пора уже было привыкать. Непонятность очень быстро приобрела полную отчетливость. Ухоженные, добротные хозяйства с ладными домиками, аккуратной прибранностью и обработанными огородами отличались полным отсутствием человеческой жизни. Из труб некоторых домов вился серо-голубоватый дым, но людей, несмотря на дневное время, нигде видно не было. На извитых коротких улицах, внутри дворов в большом количестве бегали очень похожие на волков собаки, которые часто заходились звонким лаем. Выглядели они вполне упитанными и, на первый взгляд, вполне безобидными. Было странно, что собаки сноровисто своими лапами открывали двери домов, заходили в них и выходили также наружу, закрывая за собой двери. Из другой живности можно было наблюдать только вблизи деревни пасущихся коров и коз. Поезд остановился напротив одноэтажного строения с вывеской «Оборотни». «Оборотни» были написаны темно-серым цветом на фасаде выкрашенного в белое здания сразу над входом в него. Название смущало не менее, чем «Упырево». Даже дощатого перрона не имелось, а потому выгружаться предстояло по выходу из вагонов на вполне достаточно утоптанную землю.

Выйти из поезда на свежий воздух в пространство нежной теплоты было весьма приятно. Двери вагонов стали одна за другой открываться, а люди выбираться наружу.

– Лепота, светота и … свежета…, – произнес Добрин, спрыгнув со ступеньки вагона и оказавшись на земле на подкосившихся в коленях ногах.

Местная природа действительно радовала и звала, тянула в себя.

– Странности никуда не делись, и они крайне необычны, – констатировал также соскочивший с подножки вагона Иванов.

Вскоре к поезду стали довольно смело подходить вышеуказанные местные собаки. Они были весьма разного размера и окраса, однако все аккуратно ухожены. Собаки виляли хвостами, заигрывали, подбегая и отскакивая, с прибывшими на поезде людьми, и, казалось, были весьма рады. Поражали глаза домашних животных: они имели вполне осмысленный взгляд, излучали лукавство и другие, похожие на человеческие, чувства. Со временем собак собралось порядка десятка. Все они не проявляли никакой агрессии, но ни одна даже не прикоснулась к брошенным на землю съестным остаткам мясного происхождения со столов работников «Центра».

– Зажрались, – констатировал подошедший к общей компании Ткачев Сергей Валерьянович. – И где же их кормильцы-хозяева?

Ответа ни от кого не последовало. Вскоре стало ясно, что псы вполне согласны выборочно, не всё, а только сладкое и мучное, брать из рук, особенно если это руки женские. Слабопольная часть коллектива не упустила возможности побаловать, поласкать и погладить собачьих представителей странной деревни. Рыжие, серые и с подпалинами черные, белые с черными и коричневыми отметинами, длинношерстные и короткошерстные, большие и маленькие животные являли собой замечательное разнообразие собачьего мира.

Медицинская часть «Центра» решила посетить деревню, которая располагалась метрах в трехстах от железнодорожного полотна. Техническому персоналу ПМДЦ не дозволялось удаляться от поезда, а потому им оставалось дивиться странному населенному пункту на расстоянии. Увиденное в деревне не переставало озадачивать, так как не было обнаружено вообще ни одного жителя людской наружности. Двери, по крайней мере, в тех домах, куда заходили наши герои, не имели замков, а внутри домов медики часто находили вымытые и нарезанные продукты исключительно растительного происхождения, а также молоко и его производные в виде сливок, сметаны и творога. Все говорило о присутствии людей, но таковых нигде не было. Местный народ не появлялся, не толпился у вагонов и не толкался внутри их. Было не ясно, появится ли он вообще.

Время крайне медленно и неохотно, но дотянулось до вечера. Округу стала наполнять серая мгла, которая быстро достигла сгущения. Но вот на небе одна за другой еще при таящих формах действительности стали появляться мерцающие звездочки, и наконец они усеяли все небо, игриво переливаясь. Взошедшая изначально бледная луна неожиданно приобрела яркость и обозначила на местности расплывчатые контуры деревьев, холмов и хижин расположенной недалеко деревни. Только временами на фоне ночного светила можно было увидеть плывущие смутные призрачные обрывки облаков. Собачий лай становился все реже и реже и вот совсем исчез. Где-то ближе к полуночи стали один за другим тускло светиться окна домов деревни, еще вечером заселенной только собаками. Уже первые огоньки через окна заметили многие в поезде. Через какие-то минуты, казалось, избы целиком заполнили их обитатели.

Сотрудники «Центра» начали понемногу вновь из поезда выходить наружу и осторожно приближаться к жилым постройкам деревни. По мере такого приближения им все чаще стали встречаться полностью обнаженные представители мужского и женского пола разного возраста, которые вежливо здоровались с прибывшими «эскулапами» и неспешно направлялись в ту или иную избу. Любопытные медики обалдело взирали на чудную деревенскую реальность.

– Получается, что оборотни и есть, только какие-то они не такие, – произнес Ткачев, который шел рядом с Добриным.

– Да, видно, «обороты» в другую сторону делают, – ответил Александр Анатольевич.

Буквально скоро некоторые местные, уже все поголовно одетые, причем опрятно, стали выходить на улицу и направляться в сторону «Медицинского центра» на колесах. Встречая сотрудников «Центра» по пути, они ласково, может даже по второму разу, но в облаченном виде, приветствовали работников медицинской отрасли и низко при этом кланялись. Первые из местных жителей, кто приблизился к «Центру», стали живо интересоваться, где можно «полюбопытствовать» о состоянии их здоровья. Порядка двух десятков пациентов на ночь глядя были обследованы согласно специальному распоряжению заведующего ПМДЦ. По поводу недостатков в здоровье ряду посетителей «Центра» специалисты последнего дали разъяснения и рекомендации. Медиков весьма вежливые пациенты отблагодарили дарами леса в виде грибов, кедровых орехов и ягод, а также овощами из местных огородов и берестяными туесками, наполненными холодным молоком и густой сметаной. По ходу общения с местным населением выяснилось, что ни о каких средствах связи здесь и в помине не слышали, дома освещали исключительно лампадами, а источниками тепла были добротные русские печи. На вопрос о железной дороге местные жители рассказали, что ходит паровоз с тремя вагонами, который служит неплохим средством попасть в другие деревни, а где и кто всем этим железнодорожным хозяйством заправляет, они не ведают.

Далее по одноколейке медицинский поезд двинулся уже утром. Телефонная связь так и не восстановилась. У здания станции провожающими были исключительно знакомые разномастные собаки, шерстка которых переливалась в лучах яркого утреннего солнца.

Прошло менее трех часов и впереди по ходу состава замаячило очередное поселение, от которого уже явно необходимо было чего-то ожидать. Предположения среди технического и медицинского коллективов поезда были самые различные, но в результате не угадал никто. Несколько навело на мысль увиденное по мере приближения к населенному пункту название «Домовое», написанное аляпистыми мазками на фанерном щите.

Деревушка была в целом добротной, однако дома отличались то некоторой неправильностью формы, то неуклюжестью, то тяжеловесностью, то вообще несуразностью. Огороды выглядели убранными и приведенными в полный порядок. Все дома смотрели окнами в разные стороны, и улиц как таковых не было. Просто все избы с их огородами представляли собой маленькие островки, между которыми были протоптаны тропинки. О любом виде транспорта здесь, наверняка, и в помине не ведали.

Поезд стал в затяжном режиме замедлять ход и, наконец, остановился. Станция напрочь отсутствовала, не было ни платформы, ни станционной постройки, а потому ПМДЦ остановился просто напротив деревушки. Открылись двери вагонов, и поездное население стало передвигаться наружу. В отличие от предыдущей деревни здесь народ и живность полностью отсутствовали, хотя по ходу обследования построек выяснилось, что признаки жизни имелись в полном составе: и запасы съестного, и незамысловатая деревенская мебель, и топившиеся печи, и остальные атрибуты деревенского быта. Закономерным было то, что все из приезжих, кто переступали пороги местных домов, начинали слышать то грубые тяжелые стуки, то мелкое перекрестное перестукивание, напоминающее азбуку Морзе. Дальнейшие исследования местности, включая лесную округу деревни, ни к чему не привели. Не было даже местного кладбища. За все время стояния поезда к нему так никто и не вышел. Вечер и глубокий вечер участники медицинского рейда провели, употребляя и закусывая из остатков всего, что предусмотрительно захватили с собой в дорогу. Впрочем, кто-то посетил и местный вагон-ресторан. Ранним утром поезд двинул дальше в полную, как казалось его обитателям, неизвестность.

Итит Михайлович в шестом вагоне, нервно пощипывая пальцами свою редкую седую бороду, упорно пытался дозвониться по железнодорожной связи до начальства в лице руководителя «Транспортной больницы» Белены Максимовны Разводищевой. Не терпело отлагательств довести до сведения о полном разложении в коллективе дисциплины, недопустимых гулянках и возмутительных внебрачных связях. Это должно было отвести возможный удар по самому Безбородому. Другие производственные неожиданности были тоже важны, но не настолько, а потому планировал он изложить их в печатном докладе по факсу. Неожиданно связь сквозь треск и свист прорвалась, и заведующий ПМДЦ услышал начальственный голос «главши», как называли иногда Разводищеву за глаза. Безбородый взглянул через занавеску в окно и увидел вполне электрические огоньки какого-то маленького населенного пункта на заре очередного дня.

ДОМОЙ

– Вы куда, господин Бородатый, изволили сгинуть? От кого бегаем? Вы что за пируэты на железной дороге вытанцовываете, что вас обнаружить никто не может? Совсем страшилки потерял, ворюга, вошь ПМДЦшная? Я тебя в санитары переведу туалеты драить, поскудник седовласый. Я тебя …

– Простите, простите мою дурнообалделую го-л…ву… связь опять … чего-то …, –пробулькал голосом в трубку телефона Итит Михайлович, зажал микрофонный конец рукой, нажал на рычажок выключения и обеспокоенно задумался.

ПМДЦ, похоже, возвращался в свою железнодорожную реальность, на свои изъезженные маршруты. Конструктивное общение с «главной» сразу не удалось, но Безбородый рассчитывал найти способ объясниться при более благоприятных обстоятельствах. Надежды не сбывались, так как телефон железнодорожный заверещал от кипящих в нем эмоций. Безбородый трясущейся рукой вновь поднял трубку и поднес ее к уху.

– Ты что, Бородатый, страху потерял? – проистерило на том конце провода.

– Нет!

– Нет?

– В том смысле, что я – Безбородый.

– Теперь точно будешь таким по приезду. Рапорт мне подать немедленно по вашим чудилкам!

– О-о-о-п-п- ять повторяю, что связь плох-х-х-ая …и вот…

Итит Михайлович, судорожно потрясывая рукой, вернул трубку телефона на ее привычное место. Поезд в этот момент стал терять ход. Заведующий ПМДЦ открыл окно и высунул голову наружу. «Наружа» была весьма прохладной и приятной в набегающем воздухе. Прежде, чем заведующий всунул голову назад, он увидел, что состав приближается к Порту Большого озера. Стало понятно, почему так бурно и злобно волновалась «главная». Высокопоставленная столичная делегация, а с нею и Разводищева, находились уже где-то рядом, и нужно было во что бы то ни стало оказаться на высоте, то есть спуститься вниз к самому берегу, выстроится в шеренгу и поприветствовать «кормильцев» голубыми легкими косынками. Идея с шейными платочками родилась уже в голове самого заведующего медицинским центром, а указанные платочки в эту поездку как раз вошли в состав фирменной одежды для медиков-женщин. Учитывая, что к порту Большого озера они только подъезжали, заведующему было непонятно, куда делись несколько дней их поездки. «Ну это уже совсем фантастика», – подумал он. Безбородый стремительно пробежал по всем вагонам и дал соответствующие распоряжения. Через пятнадцать минут после остановки поезда приветственная шеренга сплошь в белых халатах и с синими платочками в руках расположилась на берегу озера. Приятным было только дыхание могучих темных вод великого водоема, остальное вызывало у рядового медицинского состава ПМДЦ отвращение. Вдалеке виднелись два судна: средних размеров корабль впереди и небольшой катер за ним. Наладилась до полного узнавания слов сотовая связь, и стало известно, что именно этим судам и следовало отсалютовать. Безбородый, подкосив для чего-то колени и делая поклоны, что-то некоторое время выслушивал в телефоне. Затем он дал команду подняться на пригорок повыше, так как почетным гостям нижняя часть берега была плохо видна.

– А им самим-то в падлу подчалить поближе? Будем сейчас по берегу шарахаться туда-сюда! – громко возмутился Добрин.

Он набрал номер на своем мобильнике и с кем-то эмоционально переговорил.

– У них на катере группа медицинской поддержки во главе с Толей Богачевым. Даю информацию: укачало как бы всех там на … корабле, страдают в каютах в хмельном беспамятстве, а «главная» с палубы нам мозги компостирует…

– Что ты! Тихо! Тихо! – в панике оборвал его Безбородый. – Ложные настроения!

– Какие ложные? Тащиться пятьдесят километров туда и пятьдесят обратно для того, чтобы помахать тряпочками беспамятным телам? Ведь это же отдельная ветка, – не унимался в красноречии Добрин.

В новую приветственную шеренгу никто строится не стал. Все вернулись в свои вагоны на насиженные места, несмотря на плаксивые увещевания заведующего ПМДЦ. Начальник поезда после получения инструкций от своего руководства отдала приказ машинистам начать обратное движение, и состав двинулся по направлению к основной магистрали.

Появилось время и возможность составить и отправить по факсу тщательные, детальные, взвешенные и максимально правдоподобные отчеты о непредвиденных обстоятельствах настоящей поездки. Светлана Яновна известила свое железнодорожное начальство, после чего коротким и быстрым приказом была отстранена от должности. На место Томовой в качестве исполняющего обязанности был назначен специалист по технической части Шаганов Марик Иванович, коему было приказано изолировать прежнего начальника поезда в отдельном купе. После того, как исполняющий обязанности в телефонном разговоре подтвердил все то, что было изложено в отчете Светланы Яновны, на том конце провода повисла гробовая тишина. Ни одна ситуация еще не ставила в такой тупик руководство управления дороги, с фантазией у которого всегда было неважно.

Итит Михайлович также отправил пространный отчет, только к себе в «Транспортную». Так как руководитель больницы была в производственном плавании, то устный доклад в ее адрес пришлось уложить в масштаб телефонного разговора. Последовавший монолог с того конца связи выглядел следующим образом: «Ты что, с дуба рухнул? За глюками гоняешься? Альцгеймера² подцепил? Да я тебя в дурилку упеку на полный срок без права предварительно-досрочной выписки! Подсунул же Бог урода!» Однако Белена Максимовна была не настолько проста, как железнодорожное руководство, она уже имела мистический опыт (см. «Квадратная книга»») и не могла назвать его приятным и безболезненным, а потому минут на сорок впала в тяжелую думу. На сорок первой минуте решение пришло. Решение сопровождалось дурманящей тошнотой, так как качка корабля на переменной глади Большого озера усилилась.

Руководство Транспортной больницы в лице Разводищевой и железнодорожное начальство, находившееся в состоянии пролонгированного ступора, приняли решение, учитывая форс-мажорные обстоятельства, направить состав сразу в город N, но с обслуживанием всех станции подряд на обратном пути.

Коллектив наших героев утихомирился, и каждый стал предаваться своим делам согласно текущему настроению.

Фантастическое ОНО внезапно вновь материализовалось в поезде, причем как раз напротив двери купе-кабинета Безбородого. Оно вновь оплевало смачно и с остервенением заведующего «Подвижным центром», который в этот момент неудачно выглянул в коридор. Далее загадочное существо стремительно добралось до купе «колесного» уролога, неестественным образом проникло сквозь дверь внутрь и трепетно обняло Гагачова, громко чмокнув его в щеку, источая при этом благоухающий аромат. Добрина и Иванова, которые мирно беседовали в тамбуре, ОНО там и настигло, а затем заключило сразу обоих в широкие объятия и слабо заголосило. Еще ряд медиков, которые попались по пути нашему мистическому герою, также подверглись трогательным прощальным знакам внимания. Затем ОНО достигло помещения для конференций, в одиночестве на мгновенье зависло в воздухе, смахнуло с правого глаза нескупую слезу и ²Болезнь Альцгеймера-наиболее распространенная форма приобретенного слабоумия.

растаяло в воздухе на глазах у испуганно-изумленной проводницы вагона. Было понятно, что времени у него было в обрез. Только значительно позже стало понятно, что это мистическое создание и было проводником для поезда в другие наши миры. Все время с момента появления в поезде оно, по-видимому, чаще незримо, но присутствовало рядом с сотрудниками «Центра» и успело несколько привыкнуть к отдельным из них.

Состав прибывал к отмеченной в графике его поездки станции, причем довольно шумной из-за скопления громкоголосого люда на небольшом перроне из грубого неровного камня. Не было сомнения, что то были жаждущие медицинского обследования пациенты. Состав совсем сбавил ход и остановился. Село с названием «Кровохлебово» выглядело как-то серо и не по-хозяйски. Дома через один представляли собой покосившиеся развалюшки. Проводники и технические работники стали суетливо перемещаться внутри поезда. Была открыта дверь вагона, в котором располагалась регистратура и гардероб, под ступеньками установили дополнительное ступенчатое сооружение, чтобы облегчить жаждущим узнать свои телесные пороки путь к бесплатной медицине. Ожидавшие поезда местные жители повели себя весьма нервно и непреклонные в напористости гурьбой ломанулись в открывшуюся дверь. Давка достигла предела в условиях ограниченного пространства перед гардеробом, что привело к поломке ряда достаточно хрупких предметов обстановки. Стеклянные перегородки регистратуры с окошечками не выдержали первыми. Работу регистратуры пришлось отложить и заняться ликвидацией нанесенного ущерба, предварительно выпроводив бойких селян. Наконец по прошествии полутора часов ремонтных работ стало возможным наладить прием пациентов.

Все та же передовая группа очередников в регистратуру для заполнения и получения медицинских карт, а без них было не попасть к специалистам, вновь привела к накалу настроений и бурлению страстей. Любая финансовая беззатратность порождает эмоции. Кто-то из пациентов истошно орал, обозначая свое несомненное право на внеочередное обследование преклонным возрастам, кто-то размахивал какими-то бумагами и «корочками», которые якобы с несомненностью доказывали их особые привилегии, а кто-то просто злобно матерился и грозился зашибить, если пролезут к заветному окну поперек его. В таких ситуациях нередко возникала серьезная опасность для медицинских работников, которые оказывались виноваты всегда и во всем. Не дай бог им оказаться рядом. Безбородый постарался не вмешиваться в работу регистратуры. В этот раз, однако, слава богу, страсти скоро поиссякли, так как регистраторы работали слаженно и быстро. Болящие кровохлебальцы без задержек получали на руки медицинские документы и разбредались по вагонам поезда. Это вовсе не означало, что дальнейшая работа ПМДЦ пойдет в тихом и спокойном режиме. Заранее накрученное недовольство, разбившись на отдельные, но иногда весьма жесткие, эпизоды переместились в отдельные вагоны и купе-кабинеты для приема и обследования.

Егора Александрович Иванов проводил прием в обширном специальном купе, которое было разделено на два помещения: одно для медсестры, другое, большее, для врача. Кушетка в помещении доктора позволяла осмотреть пациента лежа и в других невертикльных позициях. На два кабинета, хирургу и урологу, помогала одна медицинская сестра Наташа, полноватая, но очень привлекательная и аппетитная. Карие большие глаза и почти не сходящая с губ загадочная улыбка притягивали мужское внимание. Помощь медсестры была неоценима и позволяла справляться с работой в более эффективном режиме. Первой в кабинет хирурга прорвалась толстая рыхлая особа пожилого возраста со свистящим дыханием и шумным кряхтением. Она с ходу упала задницей на вращающееся кресло, которое чудом выдержало свалившуюся на него массу, и прохрипела:

– Это ж сколько вы, кровопийцы, над людьми подличать будете, сколько идиотничать собираетесь? Устроили здесь… давку над народом.

– Да даже в планах не было, – попытался смягчить ситуацию Егора Александрович. – Вы успокойтесь женщина и поведайте о своих проблемках. Потихоньку всех примем, всем поможем.

– Что-то я тебе не верю, казачок сладкоголосый.

– Давайте все-таки перейдем к делу. Что вас беспокоит? Ведь нам не следует задерживать очередь.

– Да мне по барабану вся эта очередь, которую, будь моя воля, я бы всех в одной канаве закопала. Это же душегубы и кровопийцы, с которыми я вынуждена сосуществовать.

– Давайте по делу.

– Соседи кровь пьют, – в голосе пациентки появились нотки искренней горечи и обиды.

– Как пьют?

– Ведрами…пьют. Как бы им эти кровососущие органы пооткрутить?

– Давайте я вам успокаивающие пилюльки выпишу. Вы пойдете в аптеку и купите их. После этого вы станете смотреть на мир несколько иначе: с добром и лаской.

– Не получается у нас разговор… За дуру меня держишь, жупень недоделанный! Мне бы им в колодец чего подсыпать, а ты…

– Вот это по-нашему, это по-человечески! Узнаю родную сторону и радикальный настрой! Не то, что у этих … потусторонних! Однако клятве Гиппократа на горло наступить не могу. Да и вообще это не мой профиль, так как вам к токсикологу надо.

Шутка не могла быть воспринята доведенным до крайности сознанием. Рыхлая пациентка крепко призадумалась и затем с горечью произнесла:

– Грегуха-то мой сильно тоску заливает, глыщет все подряд без передыха. Чем бы мне его опоить, чтобы он отрезвенел навсегда.

– Это тоже к токсикологу, а может, к наркологу, – ответил Егора Александрович с раздражением, понемногу начав выходить из себя.

Габаритная тетка, преодолевая трудности и упираясь одной рукой в стену вагона, поднялась с кресла и, удрученная никчемным визитом, направилась к выходу.

«Надо бы кого-то поставить в известность, но кого. Психиатра? Да где его взять? Полицию?» – озабоченно подумал доктор Иванов и забыл об этом в текущей производственной суете.

Следующей в дверь протиснулась также дородно скроенная посетительница, но более молодого возраста. На левой ее руке была фиксирована весьма потрепанная и замызганная гипсовая шина.

– Ты хирург будешь? – почему-то недовольно прорычала травмированная посетительница.

– Да, – ответил Егора Александрович. – Чем могу?

– С телками на сеновале мочь будешь.

– Мг… В любезности вам не откажешь.

– Сымай с меня это барахло, – женщина тряхнула левой рукой, указывая на гипс. – Что же я напрасно к вашему паровозу на такси из соседней деревни перлась? Деньги, между прочим, немалые затратила. Но вы мне все до копеечки вернете. Поезд у них, видите ли, на предыдущей станции постоять еще часик на путях не мог! У нас здесь работы во всей округе нет, так что жировать нам не на что. На вот…

Женщина кинула на стол прозрачный пакет с рентгеновскими снимками. Иванов последовательно посмотрел на свет черные листы пленки с изображенными костями, в том числе и свежий, выполненный в ПМДЦ, и произнес:

– Рано еще снимать, да и сделать это лучше там, где репонировали и производили иммобилизацию.

– Ты что мне мозги паришь? Словечками заумными плюешься? А я ломала голову, на кого сегодня еще жалобу в министерство настрочить. Одна уже есть! И на тебя устрою, осколоп ты долбаный.

– Да рано еще снимать гипс.

– А мой организм говорит, что пора! Рукой ентой я и коров дою, и навоз чищу! Значит, так вам сейчас мозги кобенят в ваших академиях? К организму, значит, совсем прислушиваться не следоват?

– Да не буду я гипс снимать.

Женщина еще пару минут громко возмущалась, а затем резво подскочила с кресла и с удивительно скоростью покинула помещение, на ходу задев кого-то своей тяжеловесной натурой. Далее в кабинет, похрамывая, зашел сбитый с ног возмущенной женщиной в гипсовой шине хлипкий мужчина, проходивший на беду не в то время по не тому коридору. Добродушная Наташа провела его вне очереди, чем вызвала громкий матершинный гнев указанной очереди.

В кабинете у врача-эндокринолога, невысокой женщины за пятьдесят, сидела с виду затравленная особа неопределенного возраста с характерным серо-синюшным лицом, трясущимися губами и косоватым взглядом.

– На что жалуйтесь, милочка, – спросила с улыбкой на ярко накрашенных розовых губах врач-эндокринолог Лидия Прокопьевна, хотя милочкой пациентку было назвать затруднительно.

– У меня это … поджелудка … железа эндокринная уже не может без …опохмелиться бы … Помогает очень сильно, а в магазине в долг уже не дают, да и дорого, – в голос женщины просочились плаксивые нотки. – Мне бы в аптеке по рихцепту.

– Вас кто ко мне надоумил?

– В регистратуре сказали, что с поджелудочной железой нужно идти к эндохринологу.

– Ну конечно, и вот вам рецептик, – доктор быстро накропала на рецептурном бланке что-то на латыни и подала болящей.

Косые глаза долго изучали непонятные каракули, а потом с сомнением поднялись до взгляда врача по эндокринным болезням.

– Это что, доктор? – местная жительница готова была разрыдаться.

– Это то, что вам нужно. Ну не будем же мы сейчас при всех вслух …, – врач одним глазом крепко подмигнула пациентке и, подталкивая рукой, выпроводила ее вон из кабинета.

Врач-гинеколог Елена Яковлевна, среднего возраста рыжеволосая женщина, принимала местную жительницу с поврежденными наружными половыми органами, которая в некоторой алкогольной прострации ночью умудрилась уснуть на улице во время отправления естественных нужд. Травму она, по-видимому, получила в момент перехода в положение «на спину».

Уролог очередному пациенту громко и убедительно ведал о пользе половой регулярности для профилактического предупреждения любого мочевого недуга. Девяностолетний пациент искренне удивлялся и кивал, слушая поучения специалиста.

У гинеколога другая женщина средних лет и зажатой наружности утверждала, что все органы у нее в «тазу» пришли в полную негодность и требуют «активного хирургического вмешательства». После тщательного осмотра, исследования и забора мазков доктор с угрюмым пониманием посмотрела пациентке в глаза и произнесла:

– Не замужем?

– Вроде нет… Нет!

– И детей нет?

– Угу…

– Вашему тазу требуется только одно …вмешательство.

– И где это можно…?

– В каждом доме, где мужики водятся.

В своем весьма просторном эндоскопическом кабинете неспешно трудился Александр Анатольевич Добрин. С безразличием профессионала на лице он погрузил змеевидную рабочую часть своего гастроскопа в желудочно-кишечный тракт крайне пожилого пациента, покрутил аппарат, посмотрел в него и извлек наружу. Пациент после процедуры напряженно закашлялся, а доктор с внешне отработанным пониманием нежно похлопал его рукой по плечу.

– Молодец. Дал без проблем все хорошо осмотреть, – похвалил деда Добрин.

– Ну и как там мой геморрой? Страсть как сильно свербит.

– Геморрой? Да геморрой, как геморрой.

– А…а…

– К хирургу с геморроем идите.

– Все понял, как на духу.

Сергей Валерьянович Ткачев в спокойном тоне объяснял молодому местному жителю пагубность тотального рентгенологического обследования всего организма в силу высокой жесткости используемых электромагнитных лучей и крайней агрессивности их быстролетящих квантов.

Старший регистратор Любовь Юрьевна, устав от напора и хамства отдельных индивидов, стала посылать таковых в очень далекие и малопроходимые места.

Наташа аккуратно и бережно накладывала гипсовую шину на ногу покалеченного пациента, чтобы он, наконец-то, добрался до нужного ему изначально терапевта.

Так в регистратуре и во всех кабинетах в привычном режиме без каких-то эксцессов, необычностей и особенностей зачалась медицинская производственная рутина, чтобы прекратиться только в обеденный перерыв и с уходом специалистов на покой по окончании рабочего дня в 18.00, а то и позднее.

Никакой работы не наблюдалось только в кабинете врача-окулиста. До городка, где должен был подсесть специалист, так поезд и не дошел, так как населенный пункт находился дальше ветки до порта Большого озера.

Необходимо быть справедливым и указать, что в целом люди обращались по делу и несли в своем здоровье как отпечатки ущербности отечественной жизни, так и издержки родной медицины.

Ночь в поезде миновала обычно. Кто-по привычке отошел ко сну затемно, чтобы встать пораньше, а некоторые из медицинского персонала ПМДЦ допоздна «снимали усталость» и после полуночи угомонились. На следующей станции, которая называлась «Волчья падь», народу к медицинскому поезду пришло совсем не много. Деревня была большая, но также небогатая. Со слов редких пациентов стало известно, что значительная часть жителей отъехали в районный центр, где проходило судебное заседание по делу оборотней в погонах. Многие местные выступали в качестве свидетелей. Повальный беспредел: поборы, убийства, доведение до самокончины, крышевание окрестных бандитов – вот неполный перечень деятельности местных организованных полицейских групп (ОПГ), в которые были вовлечены почти все сотрудники основного силового ведомства в округе.

Поезд выстоял положенное время в «Волчьей пади» и двинулся дальше. Ночью он прибыл к следующей весьма немалой станции. Утром, когда все проснулись, то увидели название населенного пункта на покосившемся деревянном щите – «Хибарово». Пришедших к поезду пациентов было еще меньше, чем в предыдущем населенном пункте. Один из пожилых мужчин с горечью поведал, что никто больше и не придет, так как в селе активно орудуют домушники из соседних сел. Тащат из домов все, что плохо лежит, а особенно остервенело и со взломом то, что хорошо лежит. В деревне же много одиноких, пожилых и одиноких с детьми. Люди боятся далеко отходить от своих дворов, да и дома запирают на внутренние засовы. День был рабочий, а потому ПМДЦ не получил для обследования еще одной существенной части местного населения.

Далее всех ждал родной город N. Мистическое в этой поездке пытались объяснить по-разному. Предлагались варианты и массовой галлюцинации, и проникновения в параллельные измерения, и материализации чьих-то больных фантазий. Терапевт Света Бадмаевна, крайне очаровательная буряточка, высказала версию о мистической силе Большого озера, где ежегодно собираются на встречи шаманы со всего мира. Неглупую версию выдвинули и ее придерживались долго Добрин и Иванов. По их мнению, все случившееся – плод отравления некачественными «продуктами», что имело следствием «сложный галлюцинаторный синдром с переходом его в содружественную, по сути, форму». С этим были категорически не согласны те, кто не «употреблял» совсем и Безбородый, который был просто-напросто закодирован от алкоголизма. У Добрина и на это имелся ответ, сформулированный так: «Все дело в том, что испарения также могли быть очень токсичны, и это понятно до очевидности, да и массовый галлюцинаторный психоз никто не отменял, да и … при чем здесь алкоголь».

ПМДЦ плавно приблизился к вокзалу города N и тихо остановился. Из вагонов по ступенькам на мокрую от дождя платформу стали спускаться участники удивительной поездки, но уже без бурного обсуждения пережитых событий. Местная погода не желала меняться. Пасмурный вечер клонился к ночи. Ветер порывами осыпал территорию вокзала и всю округу мелким дождем. Все, кто на автомобилях родственников, кто на автобусах или такси отправились по домам.

По поводу последнего вояжа ПМДЦ было, в тайне и со всеми мерами предосторожности, собрано экстренное заседание «Большого треугольника» в ночь возвращения поезда. Конкретное время с самого начало не называлось, указания передавались устно по телефону с оглядками и полушепотом. Все было очень серьезно.