Директор картины (киногруппы) Дубенко в вечных тёмных очках ворвался в съёмочный павильон, сияя ярче обыкновенного.
— Доставил! – радостно объявил он и из-за его плеча солидно вышагнул колоритный именитый актёр Евгений Моргунов с маленьким глазастым сыном Антоном. Легенда отечественного кино снисходительно поглядывала на слегка древний павильон провинциальной киностудии «Киевнаучфильм». – Только вчера прилетели из Москвы и вечером обратно в Белокаменную.
— Готовы? — Спросила режиссёр Лариса Семёновна Хвостикова, радуя своей молодой и ещё не потрёпанной суровыми киношными буднями красой. Большеглазая, кокетливая и фигуристая, она привлекала внимание не только уже начавшего седеть мужа-оператора.
Оператор — мужчина солидный и вполне фотогеничный — в последний раз приник к окуляру, нацеленному на декорацию лифта, где по сценарию рекламного ролика и должен был застрять наш единственный актёр. Его молодой ассистент Сергей – обладатель самых шикарных усов на студии – замер в позе максимальной готовности. Осветители для вида поправили штативы осветительных приборов.
— Готов, — чуть слышно просипел Моргунов.
— Что?! Где голос?! Пили вчера? — встрепенулась непьющая Лариса Семёновна. – Сколько? Две, три?
— Остановимся на четырёх. Что их считать? Выпили уже, — солидно, хоть и чуть слышно возразил актёр.
Директор – жгучий брюнет, бывший следователь РОВД — покаянно устремил взгляд на покрытый пылью пол.
— Ну как ты мог, Дубенко! У нас же только один съёмочный день! Со звуком снимаем — синхроном.
Она беспомощно посмотрела на звукотехника-«микрофонщицу» Марину, симпатичную рослую девушку, которой злые языки приписывали много романов, но выглядела она всегда чуть высокомерной и неприступной.
— Это срыв съёмки! — и Лариса Семёновна в отчаянии, мелькнув в воздухе красивыми ножками, плюхнулась на реквизитный красный диван, утонув в облаке пыли. Интимные подробности её полёта, конечно же, не укрылись от пытливых, приметливых глаз молодых и полных жизненной силы киношников, включая и московского гостя.
Чуть смущённый её неподдельным горем, Моргунов, большой ценитель и любитель молодых женщин, оттащил меня к двери.
— Дуй в магазин. Живо! Купишь бутылку Одесского коньяка, — просипел толстяк и сунул мне в руку мокрую от пота купюру.
— Да меня Лариса Семёновна уволит сразу – запах чует за километр!
— Съёмку сорвать хочешь, ассистент режиссёра?! Идиот!– прошипел он и сделал вид, что хочет дать мне пинка под зад.
Я не стал испытывать судьбу и побежал по указанному им не очень приличному адресу.
Увидев бутылку, Моргунов затащил меня за задник – огромный полотняный фон, висящий возле задней стенки павильона, на котором рисуют фоновый пейзаж или обстановку интерьера. Там было ужасно пыльно, и я попытался было чихнуть, но Моргунов зажал мне нос и рот ладонью. Потом выхватил бутылку и зубами выдернул пробку – последнее препятствие на пути к хорошему настроению.
— Пей! — он сунул мне бутылку.
— Что? Коньяк из горлышка?! – всё моё временами интеллигентское творческое нутро бурно запротестовало.
Он поднёс к моему носу кулак народного артиста, и я испуганно сделал пару судорожных глотков.
— Смотри! – и он выпил почти полную бутылку за три огромных глотка. — Учись студент, в бога душу…- и он покрыл меня громким и крепким десяти-этажным матом.
Заслышав сочный и здоровый мат народного артиста, Лариса Семёновна вскочила с радостно скрипнувшего тёмно-красного дивана, утирая слёзы счастья.
— Свет! — прокричал оператор.
В кадр медленно вплыла довольная широкая физиономия с маленькими плутовскими глазками.
— Камера! Мотор! Снимаем!- эхом отозвалась сияющая всеми своими огромными серыми глазами режиссёр.
Уложились в десять дублей и меня опять послали …за киношным напитком.
На поезд актёр с сынишкой Антошей таки опоздали в тот день, и пришлось им, к всеобщей радости, заночевать у Ларисы Семёновны.
Фото — автора