Настенька.
Учебный год катился к закату. Уже на деревьях зеленела ранняя листва, уже припекало солнце, и разнежившиеся ученики вместо упорной работы лениво смотрели на раннюю майскую зелень деревьев, которая призывно рвалась в окна кабинета.
Это был первый для Саныча год после долгого перерыва работы в школе. Уходил первый его выпуск. Он приглядывался к ним. К этим новым, совершенно непонятным ему людям, которые всего лишь через пару недель вступят в отдельную жизнь. Отдельную уже от него независящую, как те листья, сорванные осенним ветром на далеком лесном перекате и унесенные вниз по реке бурным течением. Он иногда спрашивал их «А что Вы, вот Вы, Машенька будете делать после школы?» Машенька кокетливо накручивала на пальчик завиток, косила на Саныча очаровательные глазки и отвечала задумчиво глядя тумааным взором: « Нуууу, я не знаюююю. Может быть погуляеееем с подружками, а чтооо-о-о?» И подергивала плечиком. Саныч делал свирепое выражение лица, на котором можно было только по одним смеющимся глазам догадаться, что он вовсе не злится и переспрашивал громко под хохот класса:
«Да, нет Машенька, я спрашиваю, чем Вы будете заниматься после ОКОНЧАНИЯ школы?!!!»
Тогда на лице девушки появлялась неподдельная забота и тревога…
Настенька ответила на этот вопрос очень детским голоском:
«пойду на экономический» И Саныч представил, как она будет своим тоненьким слегка по детски хриповатым голоском считать сальдо, сводить балансы, рассчитывать себестоимость сухим, жестким языком цифр. Эта профессия совсем не вязалась с нежным, очаровательным образом в легкой ажурной белой кофточке, с распущенными рукавами, с прекрасной нежной прической на затылке легкомысленно собранной в очаровательный небрежный пучок, с большими всегда открыто по детски наивными глазами. Санычу труднее всего было представить будущую профессию Настеньки.
Прошли выпускные. Пришло долгожданное лето. В тот яркий теплый солнечный день, когда вся улица была залита теплом и желтым очаровательным светом, когда незнакомые прохожие улыбались слега друг другу от того, что лучи дарили этому миру свет, тепло и жизнь, Саныч увидел на улице пару. Они шли, взявшись за руки. Настенька и невысокий смуглый паренек. Он поздоровался с ними и подумал: «Наверно экономического уже не получится, а получится очаровательная семья, и ему, Санычу выпадет учить замечательную дочурку с такими же большущими, прекрасными глазами, с таким же детским голосочком, и время может быть тогда для него повернется вспять». Он не мог не улыбнуться им вслед, потому что от них на улице стало еще ярче, еще теплее, и мир как бы замедлил свое движение во времени и только они, они не замечая ничего продолжали плыть по этому миру взявшись за руки.
Где-то в конце июня Саныч заглянул в небольшой магазинчик в поисках ранних семян для своего маленького огорода. К некоторому приятному удивлению он увидел по ту сторону прилавка Настеньку. Он не стал спрашивать про экономический, он пожелал ей удачи, удачи в жизни. И подумал, что наверно так и должно быть у нее в судьбе, как это сложилось.
Как-то проходя случайно мимо входа в магазин, он увидел надпись, выведенную громадными буквами прямо на асфальте у самого входа. Она не то чтобы кричала. Она спокойно, уверенно говорила, пела, играла легкую тихую музыку флейты и где-то далекой, далекой гитары: «Настенька, я тебя мурррр». Надпись показалась Санычу такой мягкой и теплой, такой нежной и пушистой, что он невольно присел около нее и погладил буквы. Они были теплыми и ласкали руку. Он долго перечитывал ее снова и снова и все никак не мог уйти.
Прошел месяц. Саныч иногда проходил мимо этого магазина и почему-то всегда он попадал на это место в солнечные дни, и надпись белела своей нежной кожей.
А он шел мимо и читал её вновь и вновь.
Однажды он увидел в городе Настеньку. Она шла одна, слегка ссутулившись, в какой неказистой темной юбчонке и кофте, цвет которой он не понимал. Волосы были небрежно заколоты одной темной заколкой. Глаза были грустны. Настя прошла мимо, слегка наклонив голову в сторону, как бы убегая глазами от встречи. Они поздоровались.
Был тихий серый бесшумный день.
Проходя както мимо магазина, Саныч попал в дождь и надпись лежала под слоем воды на тротуаре. Буквы съежились, потускнели. Саныч поспешил пройти мимо, даже не приостановился, как всегда было раньше. Было сыро тихо и неуютно.
А потом снова пришел теплый солнечный август и однажды он вновь увидел Настеньку, в той же замечательной, кружевной белой кофточке, в легкой голубой юбке, из материала, которого на Земле, казалось, просто не существует. Она шла свободно по улице, залитой солнцем, легким шагом, почти летела, и за руку с ней шел мальчик. Но…. Другой. И опять прохожие останавливались, улыбались, смотрели им вслед, опять мир в изумлении замедлял свой бег, а они, ничего не замечая, плыли и плыли по улицам городка. Саныч не понимал, не понимал радоваться или огорчаться. Он шел с таким чувством, как будто случилось что-то непоправимое, но тревожиться он не мог, потому что он никак не мог понять: Что же такое, что такое страшное случилось? Но тревога, серым маленьким комочком поселилась в его душе.
А однажды проходя мимо магазина он увидел, что надписи нет! Он постоял. В задумчивости и ему показалось, что время вдруг понеслось куда то вскачь безудержно по ухабам, что он вдруг сильно состарился и ослаб. Что мир стал совсем другим, очень странным и непонятным для него. «А впрочем, впрочем, — рассуждал он — наверно у нее все будет хорошо. Ну почему? Почему должно быть плохо? Просто в этом мире все скоротечно. Просто он убыстряется, и все проходит и приходит вновь. А он просто не успевает за ним и наверно уже никогда его не догонит и поэтому навряд ли поймет»
*
… Бабушка сидела одна в комнате в уютном старом любимом кресле, а внучка готовилась к экзамену по математике в соседней. Было тихо. Слышно было только, как за окном шуршит ранняя зелень, перекликаются влюбленные птицы, как Леночка шелестит страницами учебника, и что-то тихо-тихо умудряется одновременно напевать. Тикали ходики, да старый большущий кот, развалившись на солнечном зайчике посреди ковра на полу еле слышно сопел от удовольствия.
Вдруг за окном зашумел автомобиль. Бабушка встрепенулась, еще не понимая почему, она вдруг подошла к окну. Большущая фура остановилась напротив их балкона.
Из нее вышли несколько рабочих и вынесли какой то огромный рулон из неизвестного материала. Потом они развернули его прямо на асфальте, заняв почти всю проезжую часть. Из кабины выскочил паренек. Бабушка сразу обратила внимание на спортивный подтянутый вид мальчишки, на его аккуратные джинсы. На коротко постриженные темные волосы, на смуглое лицо.
Паренек вынес большую сумку, достал оттуда флакончики с краской и быстро-быстро, перебегая и перепрыгивая с места на место, стал на листе писать разноцветными красками.
«Лена,» -выводил он «я тебя муррррр». А Лена уже стояла, завороженная на балконе и смотрела на это чудо прекрасными большущими глазами. Несколько прохожих остановились и с интересом наблюдали за событием.
Бабушка внимательно еще раз, снова и снова перечитывала надпись. Её губы беззвучно шевелились. Её глаза пробегали от начала до конца надписи и вновь в начало.
Она стояла, прислонившись к окну и читала и читала. Потом она вдруг увидела, как буквы изменили цвет! Они стали белыми! До ослепительности. Она еще раз успела прочитать надпись, потом они потемнели и исчезли… Мир потускнел, солнце стало медленно гаснуть. Звуки затихать и все погрузилось в вечный мрак.
Бабушка Настя бесшумно опустилась на пол и…. умерла.
А за окном по прежнему перекликались влюбленные птицы и только майская листва шелестела немного грустно.
***
Наверно истина, сказанная дважды, перестает быть истиной.
И она умирает вместе с теми людьми, которые её однажды поняли.