Гавриил Россов, Ян Кривин
Из цикла «Сказки о треугольнике» №3
КВАДРАТНАЯ КНИГА
(Всякие сходства с реальными людьми или событиями авторы просят считать нелепыми случайностями)
Сумма разума на планете – величина постоянная, а население неизменно растет.
Аксиома Коула
УТРЕННЯЯ РАЗМИНКА
Утро этого июньского дня было просто прекрасным. Прошедший накануне обильный и шумный дождь изрядно помыл улицы, зеленые скверы и площади областного города N, наполнив их душистой свежестью. Светилось и блистало все, начиная от витрин магазинов и непросохших луж и кончая кузовами спешащих по улицам разноцветных автомобилей. Улыбки застряли на лицах прохожих и даже угадывались в мордочках бездомных собак. Хорошее настроение витало в воздухе. Даже похмелье на мятых и заплывших рожах забулдыг было каким-то свежим. Радужный настрой в душах большинства работающих горожан существенно подпитывался осознанием того, что наступила пятница и впереди их ожидают вожделенные выходные.
Страну уже не терзали безумные, буйные перемены и переделы. Однажды, наконец-то, наступил момент истины и для новоиспеченного перекройщика земли русской, который так и, как обещал, не соизволил разместить свое грузное тело на рельсах пред мчащимся локомотивом. Земля вздрогнула, затем с готовностью приняла окаянное тело российского президента-первача и умиротворенно вздохнула. Люди не собирались возвращаться в поломанные девяностые. Жизнь продолжалась, и появились какие-то надежды. Подрастало новое поколение, которое можно было назвать потерянным, но даже у него стали проявляться смутные идеалы. Теперь бывшие советские граждане все реже и реже ностальгировали по угробленному прошлому.
К черным железным воротам «Транспортной больницы» подкатил чернильного цвета «Шевроле» и сразу обратил на себя внимание. Местные зеваки стали перебрасываться заумными фразами о достоинствах и технических характеристиках престижного зарубежного авто. Поспешно открылась передняя правая дверь машины, и из нее суетливо выскочил известный уже читателю Юзеф Кузьмич Мусолин. Он резко и неуклюже шарахнулся к задней дверце, но открыл ее учтиво. На свет божий стала выгружаться, демонстрируя важность, незабвенный главный врач транспортного лечебного учреждения Белена Максимовна Разводищева. Ее услужливый зам демонстрировал прущую наружу заботу, театрально подав женщине руку и приклонив неудобно колено. Глаза Юзефа Кузьмича светились неподдельной преданностью, а губы регулярно делали хоботковые движения в направлении руки, которую он трепетно сжимал. Белена Максимовна, наконец, оперлась ногами о мокрый асфальт, распрямила спину и обеими руками синхронно поправила провисающий бюст. Улыбка вширь расплылась на ее розовом лице, а глаза сощурились до полного удовольствия, образовав морщинки по углам. Ямочки на щеках смазывали возраст. Глубокий шумный вдох наполнил легкие кислородом и радующей прохладой.
Разводищева была одета в дорогой просторный коричневый плащ, слегка перетянутый в талии того же цвета ремнем. Стильные низкие черные кожаные сапожки смотрелись изящно. Непокрытая голова демонстрировала тщательно уложенную прическу современной деловой женщины.
Белена Максимовна повела удовлетворенным взглядом по сторонам и вскинула его к крыше основного больничного корпуса, перед которым стояла, прикрыв при этом глаза от утреннего солнца полноватой рукой. Все вселяло в нее оптимизм, все радовало ее сердце, ведь свершались намеченные планы, обретали черты тайные надежды. Она была руководителем крупного лечебного учреждения. И это только этап! Взгляд скользнул к небесам, к синеве утреннего неба. Как же ей хотелось туда, в Москву, в коридоры власти, приобщится к командующему бомонду, повелевать и наслаждаться, купать в океане радости собственное истосковавшееся по значительно большему самолюбие.
Неожиданно лицо Дуб-леди, а мы помним это могучее прозвище нашей героини, обрело повседневный вид, и боевой руководитель вернулся на бренную землю Ильичевского района. Настоящий лидер не должен расслабляться, иначе за удачей нужно будет выстоять большую и очень агрессивную очередь, при этом абсолютно без гарантий. Надменно взглянув на проходящих мимо и абсолютно никчемных обывателей, она сделала решительные шаги в направлении ступенек лестницы центрального входа. Мусолин семенил следом, порываясь постоянно забежать вперед. Наконец ему это удалось перед самой входной дверью, которую он с успехом и распахнул.
Минипланерка с замами проходила всегда ровно в 8.00 в кабинете главного врача. Всякое опоздание вызывало раздражение в душе руководителя, которое затем сквозь сжатые зубы обязательно вырывалось наружу. Входя в свою приемную, Белена Максимовна должна была непременно видеть застывших в ожидании подчиненных, от которых к тому же требовался ответный восторженно-благоговейный взгляд. Сегодня все было именно так, как дóлжно.
– Дайте пройти! … Ну что вы, ей богу? – тянуще снисходительным тоном произнес Мусолин, хотя движению Дуб-леди и ее любимого зама никто и не думал создавать помех.
– Прошу вас, Белена Максимовна.
Мусолин пошире раскрыл перед руководителем двери, образовав проем, в который важно прошествовала хозяйка кабинета. Действо сопровождалось восторженным молчанием со стороны присутствующих.
– Всем непременно ждать, – со слащавой улыбкой произнес Юзеф Кузьмич после того, как закрыл за начальством дверь.
Сделав театральный полуоборот, Юзеф шагнул к двери своего кабинета, который находился напротив, и проследовал в него. На стенных часах было без пятнадцати восемь. Находящимся в приемной ждать оставалось недолго. Можно было расслабиться. Настроение, вроде бы, у «главной» не обещало большой грозы и неприятных оборотов, но ожидать их следовало всегда.
Юзеф Кузьмич после переобувки в легкие сандалии сел за стол, вытянул ноги под него и откинулся на спинку кресла, забросив руки за шею. На лице блуждала улыбка полного самоудовлетворения.
«Нет! Еще много надо …» – вслух произнес первый зам, облокотился одной рукой о стол, вытянул вперед нижнюю губу и возвел взор к потолку в надежде найти там конец фразы.
Наконец его осенило, и он закончил: «…чего!»
Мысли вслух в последнее время Мусолину удавались лучше, чем про себя.
К 8.00 Разводищева Белена Максимовна в строгой и невозмутимой позе сидела на своем рабочем месте за дальним от двери концом массивного стола из какой-то редкой породы дерева. Сегодня она была в просторном светло-сиреневом платье, которое периодически расправляла и разглаживала. Краем глаза «главная», не отрываясь от лежащих перед ней документов, наблюдала за тем, как, не скрывая робости, подчиненные на цыпочках просачиваются в кабинет. Перешептываясь, они, наконец, расселись по местам за столом. Справа от главного врача расположились заместитель по общим вопросам Беспредметный Тихонь Забитович, заместитель по клинико-экспертной работе Хитров Иван Яковлевич и зам по организационно-методической и научной работе Косогорова Наталья Егоровна. По левую руку заняли места специально приглашенная сегодня председатель профсоюзного комитета больницы Фидикова Ирина Павловна, заведующий хирургическим корпусом Привесок Жомпа Гамбаевич и зам по кадровым вопросам Полкановый Сергей Викторович. Напротив руководителя, за ближним от входа концом стола, разместился Юзеф Кузьмич Мусолин.
– Итак, приступим, – руководитель с самого начала приняла сугубо деловой тон. – Сегодня у нас по плану обход в «хирургии». Нужно будет вникнуть в хозяйственные нужды отделения, посмотреть, как у них там и что у них… как климат, кадры… Может есть какие-то предложения по этому вопросу? Вижу, что нет.
Руководитель клиники, поняв, что одна тема исчерпана, после некоторой паузы продолжала:
– Вторым вопросом, стоящим на повестке, идет пункт о создании так называемой «Квадратной книги» нашего учреждения. У кого будут какие мнения?
– Можно я выскажу несколько осторожных соображений по этому вопросу?
Из-за стола, покряхтывая, поднялся зам по КЭР1. Хитров Иван Яковлевич имел крайне небольшой рост, седую курчавую шевелюру и массивный изогнутый нос. Излишне выпячивающийся живот поддерживался его хозяином снизу обеими руками. Сегодня зам по клинико-экспертной работе был одет в костюм коричневого цвета и монотонную светло-серую рубашку.
– Вопрос, несомненно, назрел давно. Просто замечательно, что его разрешение, наконец-то, дошло до своего логического этапа, – перешел непосредственно к делу Хитров. – Я уверен, что если сейчас мы до конца еще не осознаем значение этого события, то в будущем, несомненно, оценим его по достоинству. Одновременно хочу сказать о тех морально-нравственных аспектах, которые нам, вероятно, необходимо будет учесть и … быть осторожными в этом плане. Неимоверно важно осознать возможные посягательства «недовольных» и ущербы от вероятных «обличителей». Так, коротко, я хотел бы прокомментировать.
– Спасибо. Кто еще желает высказаться? Может, вы, Юзеф Кузьмич? – «главная» обратила свой взор к любимчику. Без его «неоценимого» мнения не мог быть разрешен ни один вопрос.
Мусолин от неожиданности непроизвольно округлил свои и так круглые глаза, изобразив в них полный «абзац». Он медленно поднялся и, поправляя свой пестрый пиджак нервными движениями, растянуто произнес:
– Ну, я, в общем-то, присоединяюсь к предыдущему оратору и … только приветствую ваше, Белена Максимовна, несомненно, мудрое решение об издании деревянной книги.
– Какой деревянной книги? Вы что? Вы чем слушаете? Я же озвучила наш новый проект на одной из общих планерок.
Однако на Мусолина «главная» долго нервничать не могла, и поэтому после небольшой паузы она продолжала без нотки раздражения:
– Может, я была действительно недостаточно понятна и последовательна в своем изложении … тогда… на планерке. Но и вы меня поймите: ведь все новое и с такой силой значимости трудно сразу донести до слушателей. И я тогда, наверное, еще до конца не осознавала всю масштабность замысленного.
Белена Максимовна сделала недолгую паузу, во время которой как бы погрузилась в себя.
– А, может, и сейчас я не проглядываю какие-то далеко идущие последствия, –
1Клинико-экспертная работа
неожиданно в нарастающем по эмоциям тоне продолжила руководитель. – Но как же я рассчитываю на вас, моих топ-менеджеров, ближайших соучастников нашего общего большого дела! Ведь вы должны ловить полет моей мысли, которую я и сама порой не могу … уразуметь!
После всплеска трибунного пафоса Разводищева не успокоилась и продолжала:
– Не скрою, что во многом эта инициатива родилась не на пустом месте. «Квадратная книга» – это как бы воплощение нашего немалого интеллектуального и творческого потенциала, наших возвышенных чувств и устремлений, наших мечтаний и талантов.
«Главная» пела гимн своему будущему детищу, а в складках ее лица гуляла одухотворенная улыбка.
– А, может, кто-то хочет высказать свою догадку по поводу такого необычного названия. Почему «Квадратная книга», а никакая другая?
Руководитель изобразила на лице интригующее выражение и выждала некоторое время.
– Неужели вы не понимаете? Ведь это же «Черный квадрат» Казимира Малевича, «квадратура круга» … «кубатура шара» и так далее. Это «что вдоль, что поперек»! Как можно не осознавать глубинную суть и одновременно непостижимость этих символов. Почему квадратная книга? Да просто я так ее вижу!
Неожиданно стихи в прозе сменились визгливо-брюзжащей раздраженной тирадой:
– А некоторые стараются расхапать, растащить, разграбить и распродать этот потенциал, это наше сокровище! Гнусные воры и негодяи! Рвут, рвут и кромсают белые квадратные страницы. Нужно прямо сейчас развенчать этих тварей, обличить и предать осуждению, а то и более… Нет места таким в нашей дружной команде! Давайте проголосуем и единогласно осудим!
Все участвующие в планерке, как один, подняли руки. Юзеф, наклонившись над столом, завертел головой по присутствующим и убедился в полном единодушии. Смысла в пересчете голосов не было.
– Все единодушны, – бодро выпалил Мусолин.
– На этом, я полагаю, мы можем завершить наше утреннее совещание. Все свободны, но на забываем, что заинтересованных особ ждет обход в хирургическом отделении, – произнесла строгий руководитель и погрузила взгляд в лежащие перед ней документы.
Юзеф Кузьмич, несколько отвалившись, остался сидеть на своем месте. Разводищева оторвала взгляд от лежащих на столе бумаг и, щуря глаза, в раздумии произнесла:
–А знаешь что? Ведь сегодня пятница. Не будем размазывать график работы до глубокого вечера. И так еще много чего правильного нужно сделать. Пойдем-ка в «хирургию» сразу.
Юзеф Кузьмич на сказанное согласно кивнул седой курчавой головой и бодро вышел из кабинета. Яркий красный галстук, пестрый костюм и левая рука в просторных новых брюках подчеркивали его хорошее настроение, которое выплескивалось наружу самодовольной улыбкой на гладковыбритом лице.
АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ОБХОД
По прошествии нескольких минут Белена Максимовна в сопровождении свиты из Мусолина, Полканового и Привеска бодро вышагивала по крупной плитке темно-зеленого цвета через переход между крыльями основного корпуса в направлении хирургического отделения. Подвластное мужское окружение, а еще более мужское подобострастие, льстили ей безмерно. У входа в отделение «главную» встречал, вытянувшись в дугу, с напряженным выражением на лице заведующий Шелехов, в произвольных позах с пресными взглядами стояли ординаторы Пластичнев и Иванов. Рядом суетливо переминалась с ноги на ногу рыжеватая старшая медицинская сестра, женщина возрастом около сорока пяти лет. Приблизительно того же возраста округлая полная сестра-хозяйка всем своим видом являла настороженность и опаску. Все были в безупречных белых халатах и в не менее безупречных медицинских колпаках.
– С какого конца отделения начнем? С первой или с последней палаты? – еще находясь в движении, сразу приступила к делу Белена Максимовна. – График у нас сегодня изрядно перегружен, и, я рассчитываю, что мы с вами закончим быстро.
На лице «главной» неожиданно расплылась улыбка, а мелкие морщины стали сиять расположением. Прекрасное настроение руководителя обещало быстротечность обхода.
– Давайте начнем с начала отделения, Белена Максимовна, и так подойдем к ординаторской, – предложил заведующий Анатолий Евсеевич и сделал рукой приглашающий жест.
Двери в отделение хирургии были открыты. В коридоре ожидала обхода с намоченным полотенцем в руках постовая медсестра.
– Ну что ж, пойдемте, – согласилась «главная».
Пройдя в отделение, она повернула налево и направилась к первой по номеру палате.
За руководителем потянулась толпа замов, врачей отделения и среднего медицинского персонала. Все пациенты находились на своих местах, и поэтому коридор был пуст. Чистота и тишина в отделении сразу произвели благоприятное впечатление на главного врача, что она не преминула отметить.
– Приятно наблюдать, – говоря, повела Белена Максимовна вокруг рукой. – Вот так бы во всем был порядок, понимание и исполнительность. Поглядим, как все выглядит в палатах и рабочих помещениях, как смотрятся больные.
В первых палатах также все выглядело чисто и аккуратно, в полном соответствии с требованиями СанПина1 и администрации. Все пациенты от молодых до божьих одуванчиков запредельного возраста, от прожженных носителей нательной живописи до плаксивых интеллигентов в голос хвалили качество лечения и ухода, внимательность медперсонала и вполне сносное столовское пропитание. Всем довольны были даже пострадавшие в пьяных разборках, а теперь переживающие нелегкое течение послеоперационного периода и тяжелую абстиненцию. «Главная» расспрашивала про житье-бытье, где пациенты трудятся и имеют ли отношение к транспорту. Ее особенно умиляло, если некоторые болящие ведали о том, что попали в «Транспортную» в платном порядке, так как много были о ней наслышаны. В каждой палате руководитель больницы пальцем проводила по стенам и спинкам кроватей на предмет невытертой пыли, проходя мимо, открывала двери в санпомещения и бросала туда хозяйственные взгляды. Повода для серьезных замечаний не находилось. Без особых претензий были осмотрены перевязочная, столовая и хозяйственные комнаты, находящиеся в начале отделения. Административная проверка шла ровно, без претензий и пока не оправдывала волнение заведующего, а также внутренний трепет старшей сестры и сестры-хозяйки. Так продолжалось до палаты № 215.
Планировка отделений «Транспортной больницы» подразумевает наличие раздельных туалета и душевой комнаты для одной или двух смежных палат. При этом санпомещения выходят в проходы, ведущие от коридора к палатам. По числу мест палаты делятся на одно-, двух- и четырехместные. При входе в двухместную 215-ую, смежную с 216-ой, нашей административной процессии пришлось несколько приостановиться. Проход загородила открывшаяся дверь туалета, откуда выходила согбенная фигура малого роста и тощей комплекции, на которой была одета перепачканная пижама в зеленую полоску. Голова была наклонена вперед, и присутствующим можно было наблюдать только круглую лысину среди длинных спутанных сальных седых волос, которые, свешиваясь, закрывали лицо. Когда обладатель лысины медленно поднял голову и убрал в сторону мокрой костлявой рукой волосы, миру явилась сморщенная серая азиатская физиономия с широкими скулами, клочковатыми бровями, приплюснутым
1СанПин — Санитарные Правила и Нормы.
широким носом и прищуренным правым глазом. При дополнительном повороте головы стал виден и левый слезящийся выпученный глаз, который неестественно вращался и производил крайне неприятное, отталкивающее впечатление. Из уголков поджатого тонкогубого рта стекала серая пенистая слюна. От колоритного пациента исходил весьма дурной тошнотворный запах.
– Болею я, сильно болею, – жалостливым похрипывающим голосом, сглатывая отдельные буквы, произнес, медленно пожевывая губами, представитель рода человеческого.
– Видим, проникаемся, любезный, – сморщив нос, произнесла Белена Максимовна и указав рукой добавила. – Вы проходите, мил человек, на свое место и изложите неспешно нам свои несчастья…
Далее «главная» полуобернулась и с поучительным оттенком в голосе поведала сопровождающим:
– Для нас все пациенты равны, боль каждого – наша боль!
«Сильно болеющий» индивид, прихрамывая на правую сторону, направился на свое место в 215-ой палате, расположенное по левую руку от входа. При этом со стороны ягодиц он издал характерный легкоузнаваемый звук. Через мгновенье тошнотворный, уже труднопереносимый, запах достиг обоняния всех присутствующих. У главной возникли спазмы в глубине глотки с рыгательными потугами, а на глазах навернулись слезы. Она непроизвольно поперхнулась и вопросительно посмотрела на заведующего отделением вытаращенными глазами.
– Хирургия… Пациентов не выбираешь, – нервно заикаясь, ответил Шелехов и трясущимися руками натянул на лицо медицинскую маску.
– Старческий миазм, – добавил Пластичнев, копаясь рукой в кармане своего халата.
– Можно же было провести какую-то беседу … Разговаривать с пациентами надо … Чья палата? – говорить Разводищева могла только сдавленным полушепотом.
– Моя, – подал голос Кулишов, также вытаскивая из кармана маску.
– Почему-то я не сомневалась.
На мгновенье Белена Максимовна застыла в нерешительности, но затем эта сильная натура сквозь вонь и смрад все же произвела героические шаги вперед за стариком-азиатом, демонстративно ничем не прикрывая нос. Секундой позже пациент, занимающий в палате кровать справа от входа, стремительно из палаты выскочил, по-видимому, исчерпав запас прочности. Во время своего неловкого передвижения он чуть не сбил входящих в палату Мусолина и Полканового, которые самоотверженно последовали за своим руководителем, высоко подняв головы. Иванов, Пластичнев и Привесок остались стоять в проходе, спешно нацепив на лица одноразовые индивидуальной средства защиты от инфекции и дурных запахов. Кулишов же с Шелеховым неторопливо зашли в палату. Постовая медсестра уткнула лицо в намоченное полотенце, а сестра хозяйка, сжав нос пальцами, выскочила в коридор. Далее ситуация на какие-то секунды приняла характер гнетущей неопределенности. Неожиданно старшая сестра сквозь дверной проем рванулась в направлении окна 215-ой палаты. Открыв широко створки, она впустила в помещение волну спасительного свежего воздуха. Газовая атака перестала быть смертельной. «Главная» оценила поступок:
– Полина Титовна, премного благодарна. Нам с вами нужно будет повстречаться и обсудить кое-какие вопросы. Кажется, мы вас сильно недооцениваем.
Сквозь веснушки «старшая» расплылась в подобострастной улыбке.
– Спасибо, Белена Максимовна. Вы знаете, что я ради дела …, ради, чтобы вы …
– Знаю, все знаю. Поэтому и говорю.
Шелехов, проявлявший до сих пор полную нервозность, бросил одобрительный взгляд в направлении старшей сестры.
–Ну, ничего, – произнесла, не обращаясь конкретно к кому-то, руководитель клиники.
На короткое время все забыли про виновника непредвиденного казуса, когда же обратились к его персоне, то нашли ее полулежащей на скомканных постельных принадлежностях, изрядно измазанных в буро-желто-зеленые тона. К уже знакомому запаху стал примешиваться запах мочи. Глава учреждения сделала шаг в направлении открытого окна и чуть не упала, поскользнувшись на какой-то серо-зеленой слизи. Мусолин вовремя подхватил Белену Максимовну под руку и, прижав к себе, не дал ее падению совершиться. Вернувшись в устойчивое состояние и поправив на себе халат, Разводищева с благодарной нежностью взглянула на Юзефа Кузьмича. Далее она на шаг отступила от опасного скользкого места на полу.
– Ну, вы поглядите! – вдруг и громко разразилась негодованием сестра-хозяйка отделения, неожиданно появившаяся в палате. – Ведь пятнадцать минут назад сменила постели и уже вот тебе … Никакого уважения к чужому труду …
– Это больные люди и относиться к ним нужно соответственно и с … с-с-состраданием, – не без сложностей обозначил свою точку зрения зам по кадрам Полкановый.
Мужчина сорока лет, среднего роста, в прошлом офицер, сохранивший военную выправку, Сергей Викторович, в принципе, был далек от медицины. Не имея средства защиты для собственного обоняния, он теперь также мужественно переносил создавшуюся ситуацию.
Шли минуты, но подпорченные характеристики воздуха приходили к норме крайне медленно.
– Пациент Сунь Вынь или Дунь Вонь, – начал доклад по больному Владимир Викторович. – Поступил минувшей ночью по дежурству в экстренном порядке и …
– Постойте. А какие настоящие имя и фамилия больного? – задала «главная» вопрос, хотя запах, царивший в палате, отбивал всякое стремление к любопытству.
– Не знаю. Говорит, что и так и этак правильно. В молодости эмигрировал, но откуда не помнит… Думаю, что или китаец, или оленевод какой. Со слов, обе фамилии и оба имени правильные. Только не понятно, где здесь имена, а где фамилии. Пациент путается. Документов на руках никаких… Нашли лежащим на улице с низким артериальным давлением. Со слов врача «скорой помощи», больной утверждал, что ушел на пенсию с транспортного предприятия.
– Надо поставить в известность «компетентные органы», а то мало ли чего, – серьезно произнесла «главная».
– Думаю, что «приемник»1 уже поставил … в известность, но вы правы: требуется все это проконтролировать. И наш президент, и правительство неоднократно указывали на необходимость быть особо бдительными … в условиях, когда международный терроризм и его заокеанские покровители …
Лечащему врачу палаты не дали полноценно описать грозные опасности, исходящие извне.
– Да, да, да, голубчик! Все знаем, – говоря, руководитель клиники через силу проявляла вынужденную корректность. – Полюбопытствуйте в приемном отделении.
– Тем не менее, больной требует обследования и целенаправленного лечения.
– Это он правильно говорит, – активно подтвердил азиат с явным акцентом.
У Белены Максимовны не было желания далее оставаться в палате и скорее хотелось выйти, но Кулешов был решительно настроен продолжать свой рассказ об интересном клиническом случае.
– Возраста пациент не помнит, но утверждает, что живет давно, – ровно произнес Кулешов.
В сложившейся ситуации доктор почему-то решил свой доклад построить в особо четкой, ясной, неторопливой манере, с акцентами и периодическими повторениями некоторых из произнесенных фраз.
1 «Приемник» — приемное отделение больницы
– Произведенное при поступлении обследование и тщательно проанализированные его результаты позволили выставить предварительный, я подчеркиваю, что предварительный, диагноз. Он был сформулирован… Да! Он был сформулирован…
– А откуда вы? – прервала докладчика, который уже откровенно издевался, главный врач, обратившись к пациенту.
– Из Садницы, – с торопливой готовностью ответил больной.
– Это в ста километрах отсюда, относится к …, – решил показать свои недюжинные познания в местной географии Кулешов.
– Вот и хорошо, – уже резко оборвала докладчика «главная». – Обсудим пациента в ординаторской, где у вас будет возможность продемонстрировать все свои соловьиные таланты.
В этот момент больной, ранее спокойно сидящий на кровати, неожиданно зашелся громким охающим бурлящим кашлем. Наполнив редкозубый рот желтой противной слизью, он отхаркнул ее прямо на безупречно белый халат главного врача. Частично брызги попали на лицо и руки руководителя медучреждения. Оплеванная из свербящего рта, та в ужасе шарахнулась назад и завалилась на кровать сбежавшего из палаты пациента. Кровать изрядно продавилась, и ноги упавшей женщины, обтянутые серыми дорогими чулками и обутые в розовые стильные туфли, взлетели выше ее головы. Платье и халат при этом задрались до непристойности. В полете «главная» только и успела надсадно вскрикнуть:
– А-а-а-а-х!
И после паузы:
– У-у-у-у-й!!!
– Как же это? – проговорил в расстройстве Мусолин и кинулся к руководителю.
При помощи подскочившего Полканового им двоим удалось во второй раз в один день в одной и той же палате поставить руководителя в прямом смысле на ноги. Истерично вырвавшись из крепких мужских рук, Белена Максимовна начала брезгливо вытирать правую руку о свой уже далеко не безупречный медицинский халат и бросать полные растерянности взгляды по сторонам.
Леонид Александрович Пластичнев попытался найти хоть какой-то выход из создавшегося неловкого положения и решил внести еще одну ясность:
– Больной был госпитализирован в наше дежурство, а я его принимал. В момент поступления отмечалась явная перитонеальная картина со стороны живота. Госпитализирован пациент с предположительным диагнозом …
– Прекратите эту вакханалию! – стал терять терпение Мусолин.
– Он в прошлом транспортник. Сорок лет Сунь Вынь проработал водителем асфальтоукладочного катка … Ветеран труда! Говорит, что без единого транспортного происшествия …, – продолжал Пластичнев.
– Да покуда мы будем выслушивать это? – голос первого зама стал переходить на все более высокие и все более раздражительные тона.
Разводищева, носовым платком вытирая лицо, в расстроенных нервах, перебивая Мусолина, с захлебом выпалила:
– Сейчас же, сию минуту, эту Вонь из Садницы на выписку! Распустились мне! Бардак!
Неожиданно на полную катушку взбеленился и хворый азиат. Бурно заерзав задницей по кровати, он визгливо и без всякого акцента прокричал:
–Ах ты щука не прищученная! Всем ведомо, на какие бабки жирцом обзавелась. Как бы тебе откаты и махинушки разные полным закатом и звиздецом не аухнулись. Все твои мыслишки поскудные как на ладони в-и-и-и-ж-у.
Разводищевой никак нельзя было оставить обвинение без ответа и праведно не вспылить. Изобразив на лице трудно сдерживаемый гнев, она приблизилась к пациенту и, грозно над ним нависнув, процедила сквозь зубы:
– Это что за алкогольные инсинуации? Да я тебя за это к полной уголовной ответственности… Ты зачем сюда поступил? Твое дело молча страдать и мириться с назначенным лечением!
На очередной выпад азиат отмалчиваться не собирался и перешел, кроме оскорблений, еще и на угрозы.
– Ты че, сушка едучая, в меня вымями трясешь? Да я тебе такое лихо организую, что год жопой в потолок пялиться будешь!
После такого Белена Максимовна, в растерянности потеряв дар речи, развела руки в стороны и стала искать поддержки в глазах своих замов. Попытался грозным начальственным тоном вмешаться Мусолин и поставить зарвавшегося типа на место:
– Э-э-э, уважаемый, изволь-ка болеть и не рыпаться, а то сейчас или в милицию, или в психушку спешно оформим.
– Твои перспективки, лизунок, тоже напряжные, – прорычал строптивый пациент, зло завращал своим левым слезящимся глазом и далеко вперед высунул покрытый желто-зеленым налетом язык.
Вконец расстроившись, «главная» спешно, по ходу хватаясь руками за халаты присутствующих, покинула палату.
–Ё-пасарал! – ликовала вдогонку азиат.
Выбежав в коридор, Разводищева повернула направо и двинулась в направлении выхода из отделения. Следом поспевали замы. В палате, понятно, никто и секунды не задержался. Работники отделения вместе отошли подальше в направлении «ординаторской» и остановились.
– Выписать этого ёпасарала немедленно! – в полукрике взорвался Шелехов. – И готовьтесь к непременным травлям.
– А за что? За что? Если больные такие засранцы…, – попыталась выстроить линию защиты сестра-хозяйка.
– Про засранцев в «объяснительной записке» не забудьте указать. Провести уборку с применением всех мер защиты, да соседа его куда-нибудь пристройте.
Рычащий тон заведующего говорил сам за себя.
– Сколько я вам могу говорить, что перед обходом нужно держать каждую палату под контролем? Нет! Хоть кол на голове чеши! – нашла виновных в лице постовой сестры и сестры-хозяйки старшая сестра.
– А лечащий врач? Он что перед обходом не мог пройти по палатам? У меня не десять …ног, чтобы все успевать, – не унималась толстая сестра-хозяйка.
– Я думаю, что все нервобзики надо оставить до того времени, пока не наступит «вот и случилось». Сейчас «главная» примет теплый душ и, может быть, оттает душой. – вступил в разговор Пластичнев и добавил. – Если, конечно, в корпусе дали теплую воду.
Следует указать, что с утра в больнице действительно не было теплой воды. В «Транспортной» ситуация являлась вполне штатной. Короткие, а иногда не такие уж короткие, перебои с водоснабжением не были какой-то редкостью.
– Опа на, а воду-то, действительно, дали? – не на шутку встревожился Шелехов. – Если не дали, то наше положение ухудшиться до критического.
«Старшая» метнулась в ближайшую палату и через некоторое время вернулась без утешительного выражения на лице.
– И холодной нет! – проговорила она.
– Лучше бы она в палате сознания лишилась. Отвезли бы сейчас начальственное тело в «реанимацию» и не парились, – проговорил ординатор отделения Иванов.
– Что же за день-то такой? – бросил в сердцах Шелехов и пошел к себе в кабинет.
Глава учреждения в сопровождении Мусолина, Полканового и Привеска все дальше удалялась от ненавистного на текущий момент отделения. Ей, как никогда, хотелось скинуть с себя всю одежду и оказаться под очищающим от скверны и вони душем. Пожирающий ее гнев должен был быть без тошнотворных примесей.
– Это спланированная провокация, и я доберусь до ее вдохновителей и организаторов! Ну, а исполнители – очевидны, – быстро переставляя ноги, говорила по пути в свой кабинет Разводищева первому заму. – Нужно провести тщательное расследование и не дать совершиться огласке. Вы меня понимаете?
– Непременно и … глубоко!
ЛИХО
Ярость и негодование в душе главного врача не имели предела, злость клокотала и рвалась наружу. В этот момент даже первый зам начал побаиваться результатов произошедшего инцидента и неуверенно попытался остудить «кипящий котел»:
– Только берегите свое душевное равновесие, только не выходите за пределы…, только не предавайтесь чрезмерно… праведному гневу. Не дайте этим мерзавцам довести вам себя до нервного срыва.
Разводищева неожиданно приостановилась и повернула голову к Мусолину. Глядя ему прямо в глаза, она прикусила нижнюю губу, нахмурилась и проговорила:
– И вот еще что нужно.
Продолжить Белена Максимовна не успела.
– А-х-х-х! – услышал далее Мусолин из широко раскрывшегося рта руководителя.
Вслед за болезненным возгласом «главная», как будто под влиянием невидимой силы, резко перегнулась вперед и стала терять устойчивость, кренясь на правый бок.
Находились все в этот момент на втором этаже в переходе между двумя крыльями корпуса. Мусолин успел под действием какого-то внутреннего, как игла обостренного, чувства быстро, охватив за талию, удержать своего обожаемого руководителя от падения. Привесок, подскочив на секунду позже, взялся поддерживать Разводищеву с другой стороны. Вернуть же ее в разогнутое положение оказалось невозможно, так как любая попытка изменения позы вызывала у Белены Максимовны мучительную боль в пояснице. При этом во всем теле руководителя возникали судороги, лицо приобретало серый оттенок, а на губах скапливалась пена. Ноги подвергнутой неведомому приступу женщины периодами подгибались, полностью теряя упор в покрытый истертой плиткой свежевымытый пол. Через какие-то минуты мучительная слабость пробрала все тело ранее суперэнергичного человека.
– Реаниматологов … реанимационную бригаду срочно и каталку… быстро! – остервенело крикнул Привесок Полкановому, который в полном замешательстве стоял несколько поодаль.
Заместитель по кадрам вздрогнул и, придя в себя, с некоторой суетой по мобильному телефону стал связываться с отделением реанимации. Истошно захлебываясь, он завопил о чрезвычайной беде, о срочной реанимации и, может, даже искусственной коме. Неоднократно Полкановый срывался на визг и демонстрировал панику в стиле «танца с телефоном». Периодически Сергей Викторович ударялся головой о мобильник и кричал: «Все очень плохо! Состояние крайне тяжелое! Все…» На другом конце радиоволны, вероятно, кто-то устал от страдальческих излияний и твердо посоветовал заткнуться, а затем указать место, куда требуется прибыть. Сказанное было хорошо слышно окружающим, так как Палкановый зачем-то включил громкую связь. У Мусолина с Привеском в это время мышечная сила была уже на исходе, так как захворавшая женщина имела приличный вес и в физическом плане. Оба зама в унисон с придыханием прорычали в направлении Полканового:
– Тащи каталку!
– Ищу прощения! Бегу! – с криком кадровик бросился в хирургическое отделение.
В спешке Полкановый поскользнулся на еще влажном после мытья полу, пролетел вперед и ударился головой о массивную дверь, ведущую в отделение. Дверь произвела характерный глухой звук, а зам по кадрам, отлетев назад, с силой приземлился на ягодицы. Чтобы очнуться, ему потребовалось время. Было потеряно изрядное количество полноценных секунд, которые Белена Максимовна воспринимала сейчас особо остро. Наконец Сергей Викторович пришел в себя, поднялся и вновь устремился в отделение хирургии. Вернулся он с каталкой для лежачих больных, на которую с трудом и была взгромождена главный врач с полным сохранением принятой ею позы.
Вокруг руководителя на каталке и поддерживающих ее замов стала собираться толпа работников больницы. Больных и посетителей в это время в переходе между крыльями корпуса не было. Обсуждения между медиками строились в основном по двум направлениям: первое – «может навсегда?», а второе – «бог шельму метит».
В это время из боковой двери спешным шагам появилась реанимационная бригада во главе с Полохиным Николаем Петровичем, врачом анестезиологом-реаниматологом преклонного возраста. Несмотря на высокий рост и тяжеловесность движения у ветерана реанимационного отделения отличались мягкостью и размерностью. Доктора сопровождали две медсестры, одна из которых несла ящик для реанимационных мероприятий. Николай Петрович подошел к мобильному ложу с изогнутым начальственным телом, подержался за запястье его правой руки в попытке нащупать пульс и всмотрелся в глаза. Мутный взор сквозь полусомкнутые веки говорил о каком-то неблагополучии в организме, но о каком, можно было только догадываться.
– Как ее фигурно скосоежило-то, – задумчиво констатировал доктор Полохин. – Может заинтубировать сразу и голову не заморачивать?
После сказанного Николай Петрович посмотрел в испуганные глаза Мусолина. Изобразив на лице полную растерянность, тот скупо пожал плечами. Вдруг «главная» начала проявлять двигательное беспокойство. Безжизненный до этого взгляд приобрел панический оттенок. Указательный палец левой руки Разводищева большим усилием воли направила на Полохина, а искривившиеся синюшные губы что-то прошептали сквозь вытекающую изо рта слюну.
– Ничего не слышу. Похоже, агония…, – отрешенный голос анестезиолога никак не вязался с трагизмом ситуации.
Одна из медсестер закончила мерить к этому времени артериальное давление на руке главного врача.
– Сто сорок на девяносто, – произнесла она.
– Что-то на агонию не похоже, – произнес Жомпа Гамбаевич.
– Да…, – несколько стушевался Николай Петрович и здесь же попытался расстегнуть на «главной» халат и верхние пуговицы платья, чтобы то ли произвести аускультацию, то ли дать доступ свежему воздуху.
Беспокойство несчастной женщины резко возросло до критического, а глаза округлились. Поступление слюны изо рта увеличилось, что сопровождалось противным булькающим хрипом. Дальше Белена Максимовна попыталась что-то еще произнести. Звуки с трудом прорывались сквозь губы и утихали до шепота. Мусолин наклонился ухом к самому рту руководителя и сумел только разобрать:
– Уберите его вон…
Через несколько минут Разводищеву доставили в палату «реанимации» и разместили в отдельном боксе. Перекладывали ее с каталки на функциональную кровать с крайней осторожностью, стараясь не усугублять страдания. В палате уже находились, кроме заведующего и сотрудников реанимации, лаборант, рентгенотехник и невролог. Несколько позднее в стремительном темпе в бокс почти вбежал профессор Болотов, на ходу застегивая белый халат. Был установлен периферический катетер и налажено внутривенное введение растворов. В срочном порядке произвели обезболивание промедолом1. Первое, что всем приходило в голову касаемо причины, так фигурно скрутившей главного врача, то это был какой-то неврологический сидром. Исходя из высказанных специалистами соображений, был намечен план диагностических и лечебных мероприятий. Сошлись в необходимости выполнения перидуральной блокады2.
Когда было выполнено все, что должно было как-то помочь тяжело заболевшему организму, то участвующие в лечении доктора были изрядно, во всяком случае, внешне, огорчены. С каждой процедурой состояние пациентки только ухудшалась, а боли в пояснице стали нестерпимыми. Тоскливые стоны и гримаса обреченности на сером лице отражали степень страдания еще недавно жесткого бесстрашного руководителя.
Неожиданно перед ее взором всплыла картина в 215-ой палате, а в голове громко прозвучала, показавшаяся на месте нелепой, угроза вонючего грязного азиата. Своими уже плохо видящими глазами Разводищева нашла глаза Мусолина. Тот понял и склонил к ней голову. Высохшие губы прошептали ему на ухо:
– Сунь…Вынь…Сунь…Вынь…Сунь…Вы…
– Как же это? Здесь? Сейчас? – изумлению первого зама не было предела, что и нашло отражение в богатой мимике его полноватого лица.
В растерянности Юзеф Кузьмич посмотрел на присутствующую медсестру, которая меняла инфузионный раствор.
– Это что? По-о-о-оследняя воля? – сдавленно прошептал Мусолин.
– Идиот! Азиата сюда, азиата… это он все, – из последних сил глухо простонала Разводищева.
– А-а-а-а! – сообразил «зам» и скоро почесал свою кудрявую седую шевелюру.
Другой рукой Юзеф Кузьмич быстро вытащил из кармана сотовый телефон. Набрав Шелехова, он приказал ему срочно доставить «вонючего» пациента из 215-ой в палату реанимации.
КАК ПИШЕТСЯ ИСТОРИЯ
В «хирургию» в это время прибыл очередной представитель администрации. Заведующая отделом кадров Генада Ирисовна, полноватая невысокая женщина среднего возраста, собрала «заинтересованных» лиц в ординаторской хирургического отделения. В очередной раз она «добром просила» поставить подписи тех, кто не поставил, под обращением о присвоении «Транспортной больнице» имени ее заслуженного во всех смыслах руководителя Разводищевой Б.М.
Врачи хирургического отделения, а также значительная часть медсестер, и ранее, и сейчас тупо не хотели следовать «корпоративной этике», «указаниям свыше», «элементарной человеческой логике и порядочности». В ход пошли «пряники»: в случае набора необходимого количества голосов всем поставившим подписи была обещана премия и «особое расположение». Попытка «сладкой» сделки со строптивыми сотрудниками тоже не дала результата. Генада Ирисовна тогда начала заново «раскрывать суть и устранять неясности». Настойчивость администрации объяснялась, вероятно, тем, что необходимого количества подписей не набиралось, а на подлог организаторы пока идти не решались. В конце концов «кадровичка» ушла несолоно хлебавши, но пригрозила вернуться с «дурными вестями».
1Кто же не знает, что такое промедол?
2Эпидуральная блокада – блокада корешков спинномозговых нервов, осуществляемая путем введения новокаина в эпидуральное пространство крестцового отдела позвоночника. Более подробно в литературе по анатомии человека.
У вопроса была не простая история. Ряду транспортных больниц действительно были присвоены имена своих знаменитых сотрудников, врачей отечественного или даже мирового масштаба. Традиция неплохая и повелась с далеких времен. Однако где-то когда-то была посеяна, взращена и доведена до логического завершения идея: а кто для больницы больше-то всего-то делает, как не главный врач. Стали появляться транспортные медицинские учреждения имени сначала почивших главных врачей, а затем здравствующих. Движение получило, как было отмечено на многочисленных отраслевых конференциях и съездах, «широкую поддержку медицинской общественности». Позитивный отклик был спущен и «сверху». Мало того, значимость и ценность главного врача стали оцениваться именно по факту того, названа ли его именем руководимая им больница. Дальнейшая логика понятна, и не нужно было загадывать, каким медучреждениям отдавались самого разного рода предпочтения руководства в столице.
Белена Максимовна тоже радела за свое…, вообще за все свое. На разного рода собраниях последнего года она все чаще и чаще вдруг неожиданно вне логической связи с текущей повесткой поднимала обозначенную проблему. Говорилось приблизительно следующее: «Вот меня часто спрашивают, дам ли согласие и я на то, чтобы моя фамилия была, так сказать, присоединена к названию нашего доблестного учреждения. Да! Такая тенденция в нашей медицине имеется, и она благородна. Не буду скрывать, что для меня это было бы честью и наложило бы дополнительные обязательства. Но… что-то меня заставляет задуматься. Внутри меня постоянно мучает вопрос о том, насколько достойна я. С другой стороны, мы должны учитывать и веяния времени и настрой нашего руководства в Москве. Ведь там отдают предпочтения согласно выработанной политике». После этого с первого ряда, где обычно восседали замы и другие значимые особы, можно было услышать: «Соглашайтесь! Да что там раздумывать? О всех думать надо! Переступите через себя ради дела!» Один голос всегда узнавался чаще других – голос первого зама.
ШАМАН
Через десять-пятнадцать минут в бокс, где находилась пораженная неведомым недугом главный врач Разводищева, доктором Кулешовым в кресле-каталке был доставлен Сунь Вынь. Будем впредь именовать его так, что позволит избежать недоразумений, тем более что далее все его так звать и будут. Под мышкой гипотетический китаец плотно сжимал какую-то старую книгу квадратно формы в кожаном порыжевшем переплете.
– А что в кресле-то? Ноги прохудились? – ехидно поинтересовался Мусолин.
– Вспомнил, что ему за восемьдесят лет. По мнению Сунь Вынь, он имеет право на уважение и на старческий каприз, – ответил с оттенком понимания в голосе Кулишов. – А меня он вежливо попросил не отказать ему в удовольствии.
– А ну, косоглазая уродина, говори! Это ты к уважаемой Белене Максимовне приложился? Твоя, тварь, проделка? – прорычал Мусолин, дополняя свой праведный гнев грозной гримасой в лице.
– Это ты к ней своей проделкой прикладываешься, а я на профессиональном уровне практикую. Технику Шаман-Шала в современном варианте. В данном случае я, похоже, немного перестарался… или напутал чего. Каждый ошибиться может.
Далее рукавом полосатой пижамы азиат вытер выплывшие из носа зеленые сопли и продолжил:
– А если хамить некрасиво будешь, обидные слова разные мне говорить, то могу организовать тебе вечный оргазм. Приапизмус1 называется. Хочешь?
1Приапи́зм – длительная, обычно болезненная эрекция, не связанная с половым возбуждением.
Старик постоянно и непонятно почему переходил с акцента на правильную русскую речь. Эта особенность сопровождала и в последующем все его речеизлияния.
– Нет! Не хочу! Это я за Белену Максимовну так переживаю.
Мусолин не на шутку перепугался и побледнел лицом, на котором выступили капельки пота.
– Веди себя прилично и не рыпайся, паря, – мягко проговаривая, дал понять Сунь Вынь, что пока настроен миролюбиво.
В этот момент напомнила о себе Разводищева, пытаясь что-то прохрипеть сквозь боль и слезы. Мусолин вновь наклонил голову, чтобы лучше услышать ее.
– Заткнись и скажи, что согласна на все …. Чтобы он не … все исполнить … любой каприз…и в «Люкс» его…и…
Дальше силы и сознание покинули руководителя. Заведующий РАО Грыжченко и врач палаты Усачев стали суетиться вокруг бессознательного тела и пытаться вернуть главу учреждения в действительность, вводя в вену какие-то препараты. Попытки оказались не напрасны, и через две-три минуты Разводищева приоткрыла глаза.
– Что же вы нас так пугаете? – нервно вытирая платочком пот со лба, проговорил Мусолин.
Далее, обращаясь к Сунь Вынь, Юзеф Кузьмич уже без эмоций произнес:
– Белена Максимовна сказала, что согласна на все. Я так понимаю, что от вас требуется только сформулировать ваши… эта… пожелания и дать нам … инструкции.
Прикрывший было веки шаман после последней фразы открыл глаза и обратился к Кулешову со словами:
– Поехали, Володя.
Когда Кулишов разворачивал кресло, чтобы вывезти шамана из бокса, Мусолин произнес, глядя в потолок:
– Владимир Викторович, переведите пациента в 221-ую палату, обеспечьте надлежащую заботу, питание и индивидуальный пост. Исполнять любую прихоть… Об уровне лечения и диагностики я уже не говорю. Выполняйте. И не напортачьте, как это у вас часто бывает.
Через час-полтора Белена Максимовна, уже приняв ванну, так как воду, слава Богу, дали, и переодевшись во все свежее, сидела у себя в кабинете за рабочим столом и сосредоточенно что-то обдумывала. Кожные складки на лбу, сощуренные веки и сжатый в тонкую нитку рот говорили о напряженности мыслительного процесса. Из головы не выходили слова старого азиата: «Все твои мыслишки поскудные, как на ладони вижу».
Кулешов после того, как доставил шамана в отделение, вернув в 215-ую палату, пошел к Шелехову утрясать вопрос с люксовой 221-ой. Ситуация усложнялась тем, что ее в текущий момент занимал высокопоставленный и богатый пациент, который относился к разряду весьма нужных для руководства клиники людей.
– Придумай что-нибудь, – посоветовал заведующий.
– Что, допустим?
– Как-то его нужно убедить, что пора ему переводится в «гастроэнтерологию». Ведь у него панкреатит? Главное, чтобы у них там такая же палата была свободна. Хотя, если нужно, то освободят.
– Звони им. Пусть готовят место.
– Давай. А ты шагай к пациенту.
Через полчаса проблема была благополучно разрешена. После того, как Кулешов сообщил vip-клиенту, что в отделении завелась очень заразная инфекция и нужно соблюдать осторожность, тот сильно расстроился и захотел сам срочно выписаться. Сообщение же, что для него, при желании, готова палата в гастроэнтерологическом отделении, вернула «нужного» человека в прежнее радужное и спокойное расположение духа. Задерживаться в отделении он не собирался, и палата-люкс быстро оказалась свободной. Был организован индивидуальный сестринско-санитарский пост. Сунь Вынь после того, как его помыли и одели в новую добротную одежду, обули в удобную и мягкую кожаную обувь, пожелал быть доставленным в комфортабельную палату на очень понравившемся ему кресле-каталке. Доставил его все тот же Кулешов, который и являлся лечащим врачом 221-ой. Палатой можно было похвастать перед любыми гостями. Кроме обширной самой палаты для нахождения пациента имелась просторная кухня-гостиная, не тесный коридор и санузел, включающий туалет, душевую комнату и ванную. Помещение было оборудовано хорошей электроникой, бытовой и сантехникой, обставлена дорогой и удобной мебелью. Азиат оценил запоздавшее внимание к своей особе и расплылся в улыбке, когда его, минуя кухню, вкатили в комнату, где имелся телевизор с большим плоским экраном, современный компьютер и шикарная стильная мебель, включающая обширную кровать с дорогими постельными принадлежностями. Через несколько минут на подносе был внесен в помещение источающий ароматы обед.
– На стене рядом с кроватью имеется сигнальная кнопка, при помощи которой можно вызвать медицинскую сестру. – На кухонном столе вы найдете телефон, а рядом список номеров, которые вам могут понадобиться, – произнес Владимир Викторович.
– Володя, мне бы номер твоего сотового.
Кулишов написал номер на листочке бумаги и подал Сунь Вынь.
– Ну, и мобилу на карман, а то свою я где-то хлебалом прощелкал, – с некоторым стеснением произнес шаман. – Ведь начальница ваша все обещала.
– Думаю, что это возможно. Сейчас же поставлю в известность руководителя о вашей просьбе.
– Если не сложно, то чтобы экран был большой, модель сенсорная и … игр бы не мало. А?
– Все передам. Если появятся дополнительные пожелания, то можете мне позвонить по обычному телефону на кухне.
Кулешов изобразил на лице улыбку и вышел.
Через весьма небольшое время после того, как шаман «заселился» на новую площадь, на кухне люксовой палаты прозвучал разливистый звонок. Сунь Вынь, который в это время «опробовал» обширную двухместную кровать, встал, прошел к телефону и поднял трубку. Он сразу узнал голос главного врача:
– Добрый день! Как вам на новом месте? Может, есть какие-то пожелания?
– Пока не осмотрелся …, а у тебя-то как, жмурка ты недожмуренная? Д-а-а-а! Где-то я траху дал! Вместо неба ты своей задницей в сыру землю смотрела! Хорошо вовремя я заговор лишил силы.
– Что я могу сказать? Все мы ошибаемся, все мы ушибаемся. Ха-ха-ха.
Шутка «главной» получилась пошловатой, а смех еще более.
– Хочу дрыхнуть малехо. Устал я с вами, да и болею я сегодня этим…панкратитом… панкритом… вот.
– Да-да! Конечно! Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь! Если что, то стразу ставьте меня в известность. Мобильной связью вас сейчас обеспечат. В телефоне уже имеется мой номер. Лечение организуем в максимально щадящем режиме: пилюли, укольчики, массаж, физио…
– Какой-то телячий у тебя голос. Что за мыслишку ты в своей башке маешь?
– Ничего от вас не скроешь! Нужна небольшая консультация. Не откажите?
– Мне надо как-то подумать.
– Ну что ж, почивайте. Хорошего отдыха. Давайте вернемся к этому вопросу дней через пять-семь. Надо же, право, немного окрепнуть.
– Ты как задница, которая прилипла к сапогу!
Азиат шумно положил телефонную трубку. Белена Максимовна в своем кабинете сидела, боясь сделать движение и оказаться в уже испытанной позе. Но прошло много минут, а проклятья не было.
ПРОЕКТ «КВАДРАТНАЯ КНИГА»
Ровно через пять дней в палате Сунь прозвенел звонок. Шаман устало и неохотно подошел к телефону и взял трубку:
– Ну что, опять со своей замутой вязаться будешь?
– А как вы узнали, что это я звоню? – радужно-игривым голосом произнесла Разводищева.
– По запаху, – сухо произнес шаман.
– Я слышала, что вы уже идете на поправку. Наша доблестная медицина, как всегда, на высоте.
– Ладно, тащи свою задницу сегодня после сон-часа, – грубо оборвал «главную» Сунь Вынь и нажал на «сброс».
В 16.45. Белена Максимовна подходила к двери нужной палаты. Здесь согласно указанию ее первого «зама» был организован индивидуальный пост. Медсестра сидела за столом, а санитарка расположилась на небольшом кофейного цвета диванчике у стены. Обе при появлении главного врача, как по команде, быстро поднялись со своих мест и в один голос поздоровались.
– Ну, как, мои дорогие, у вас здесь все проистекает? – поинтересовалась Разводищева.
Проистекало же все весьма сносно и терпимо, хотя и не без проблем. Медсестра, кроме выполнения назначенных по времени процедур, периодически должна была посещать пациента, чтобы узнать, не нужно ли чего в плане дополнительного облегчения его страданий. Так вот, для указанного облегчения чаше требовался 96% спирт в количестве 100 мл каждый раз, но все чаще и чаще. По поводу выдачи этанола Шелехову пришлось обраться к заму по хирургии Жомпе Гамбаевичу, который дал соответствующее указание провизору1. Были и другие запросы, иногда переходящие в капризы. Сильно любил шаман разные обновки, особенно шикарные домашние халаты, которые приходилось иногда искать по всему городу. В плане гигиены с Сунь произошли разительные перемены в лучшую сторону. Несмотря на ожидания разных казусов и проделок со стороны хлопотного пациента, приставленный к нему медперсонал каждый раз, заходя в палату, находил там чистоту и порядок. После приема очередной порции «средства для наружного применения»2 внутрь настроение азиата становилось легким и заигрывающим, а доброта могла смениться только строгой назидательностью. Весьма удивляло сестер и санитарок то, что старый шаман много времени проводил за компьютером.
«Главная» на сотовом телефоне набрала нужный номер и поставила в известность Сунь Вынь, что ожидает у двери палаты. Получив согласие войти, Белена Максимовна, поправив на себе светло-серое платье, открыла входную дверь. Запахов, которых она опасалось, не чувствовалось. Даже наоборот: ощущался какой-то слабый необычный аромат. Шамана она нашла в палате сидящим в одном из двух вместительных белых кожаных кресел. На нем на легкую пижаму в синюю полоску был надет розовый просторный домашний халат. Ноги, обутые в пестрые матерчатые тапочки, были вытянуты, в пальцах левой руки еле-еле дымилась самокрутка, производящая тот легкий и приятный запах, который ощутила руководитель клиники при входе в палату.
– Смесь особых трав из предгорий Тибета, – не дожидаясь вопроса, сказал шаман.
– Позволите, господин Сунь, – Разводищева согнулась в небольшом, но приторно уважительном поклоне, прижав правую руку к левой груди.
– Вижу, что нехило расколдовалась. Задница смотрит куда надо, и ковыляешь ладно. Погорячился я с тобой немного, но и ты хороша …
1 Аптечный работник, фармацевт с высшим образованием.
2«Раствор для наружного применения и приготовления лекарственных форм» — сопроводительная надпись на флаконах с медицинским этиловым спиртом.
– Я готова признать некоторую бестактность с нашей стороны. Мы, медики,
должны быть выше этой ложной морали обывателей… Как спали-то? Как вам наш санузел? Как ванная? Если у вас какие-то сложности с самообслуживанием, то вы сразу скажите. Я выделю двух цыпочек пошустрее и помоложе. Они враз вас оздоровят! Здесь и сауна есть на цокольном этаже с бассейнами.
– Сама себя самообслуживай! Чё приперлась-то? – шаман раззявил свой редкозубый рот и протяжно зевнул.
«Главная» несколько стушевалась, но затем, осмелев, произнесла:
– Есть у меня один идейный проект, мечта, можно сказать. Запечатлеть для истории все наши, всех сотрудников нашей замечательной больницы высокие идеи, мысли, славные достижения и душевные порывы. Как раз недавно мы бурно обсуждали это мое предложение на планерке с замами и председателем профсоюзного комитета. Скажу вам, что дискуссия была о-хо-хо! Порывы творчества, сонм мнений, столкновение позиций! Каждый уже скоро считал себя соавтором высокого начинания! Но как пробиться к этим мыслям, чтобы поправить… чтобы…? Можете чем-то помочь? А еще лучше, если научите. Я – хорошая ученица.
– Чё мозги паришь? От рук работнички отбились, что ли? Строптивые топорщатся? Управа сдулась?
– Сдулась, отец, – печально произнесла Разводищева и понуро опустила голову. – У всех на уме что-то свое, какие-то замыслы в головах варятся… Идеи растаскивают, книги и статьи на стороне публикуют…
Шаман на некоторое время прикрыл веки и еще дальше вытянул ноги. Самокрутка продолжала дымиться в его левой руке, производя аромат. Прошло какое-то время, которое Белене Максимовне показалась долгим. Неожиданно шаман открыл глаза и произнес:
– Можно дерзнуть. «Комп» в наличии имеется, вроде, ладный, интернет есть … Можно попробовать и на этом «железе», но если не потянет, то будь готова поставить что-нибудь помощнее. Разводищева плохо поняла, причем здесь интернет, но быстро заверила:
– Все будет немедленно исполнено. В отношении компенсации, то не смейте сомневаться. Я готова на любые ваши условия, разумеется, в пределах возможного с моей стороны.
– Ну ладно, иди себе и не маячь. Да, и приготовь список тех, кто тебе на мозолях топчется.
– А когда можно рассчитывать на, так сказать, ознакомление с …процедурой?
– Когда раком на горе свиснешь.
– А можно проект «Квадратной книгой» назвать?»
Ответа не последовало. Шаман, резво выпрыгнув из кресла, уже садился за компьютерный стол. Погрузившись в творческий процесс, он ловко давил на кнопки клавиатуры, перескакивая из одного приложения в другое. При выходе из палаты «главную» не покидало чувство, что ее нещадно дурят, однако пока азиат не давал поводов к недоверию. Выйдя в коридор, Разводищева набрала по телефону номер штатного специалиста по компьютерам.
ПРОБНАЯ ВЕРСИЯ
Прошла ровно неделя. В этот день Сунь Вынь позвонил Разводищевой по мобильному телефону и поставил ее в известность, что состоянием своим в смысле самочувствия весьма доволен. Обслуживали его по высшему разряду. Из перечня оздоровительных мер особенно понравились шаману-программисту сеансы массажа в исполнении молодой женщины Жанны милой наружности, которая посещала 221-ую палату дважды в день. Были нарекания с его стороны в организационном плане. По его соображениям, часть пациентов в отделении хирургии «сверх меры симулируют хворь», а потому должны быть выписаны, «дабы не проедать государственные финансы». Еще часть «перележивает» и вполне могла бы «томить себя боржомом, клизмами и примочками в фелшерских пунктах».
Все это время Разводищева сама на прием к Сунь Вынь не напрашивалась. По поступающей из разных источников информации она делала выводы, что интересующая ее тема находится «в процессе». Продолжало несколько смущать скрещивание древней сакральной традиции с современными информационными технологиями. «А почему опять же нет? Ведь все это грани одного не постигнутого до глубины мира», – предавалась иногда философии по поводу волнующей темы Белена Максимовна, и древняя наука успокаивала ее.
Спустя еще две недели «главной» шаман передал через Шелехова, что она может прийти и «заценить прогу»1. Было также указано, что пациент всем доволен и «доведен до состояния полного здоровья». Посетить его можно было «в любое дневное время суток», потому как в ночное он «предавался самопогружению в сон». Не откладывая, Белена Максимовна решила совершить поход в люксовую палату. Она навела прическу, облачилась в изящное оливкового цвета платье, а на ноги надела шикарные бежевые туфли. Несколько минут Разводищева крутилась перед зеркалом в своем кабинете. После этого «главная» три раза добросовестно плюнула через левое плечо и постучала по дереву рабочего стола. Еще раз критично осмотрев себя в безупречно чистом зеркале, одухотворенный руководитель клиники смело шагнула в направлении выхода из кабинета.
Найдя дверь в нужную палату незамкнутой, «главная», немного помешкав, потянула дверную ручку на себя и вошла. Пройдя через коридор, кухню и, дойдя до палаты, она никого не обнаружила. Полная тишина насторожила. Неужели азиат надул? Неприятный холодок возник где-то глубоко в груди, смутное сомнение породило беспокойство. Неужели разваливалась, как карточный домик, такая грандиозная затея? Еле слышный шум слива туалетной воды вернул руководителя из состояния зародившегося сомнения. Шаман не появлялся несколько минут, а затем неожиданно, словно из воздуха, возник перед Разводищевой. Сунь Вынь был одет в просторный белый махровый халат. Косоглазое лицо сияло чистотой и здоровьем. От красноты в левом глазе не осталось и следа, хотя вращался он по-прежнему неприятно.
– Ё-пассарал! Кто нас облагохульствовал своим посещением-то! Ну что ж, сидайте, заи…панночка! Рады, рады, просто в судорогах исходимся! Вот сюда в кресло и падай!
Шаман указал рукой на одно из двух просторных кресел.
– Как вы, право, фигурно и вычурно выражаетесь.
«Главная» молча прошла и села, деликатно вкось сомкнув полные голени и поправив платье.
– Ты мне тута-ка всяких деликатесов не говори, а то осерчаю. Ладно, приступим!
Шаман резво прошел к компьютеру, который множеством проводов был присоединен к датчикам, фиксированным на разных страницах древней выцветшей квадратной книги, и грациозно уселся перед электронным оборудованием. От страдальческой хромоты не осталось и следа. Старые крючковатые пальцы с наманикюренными ногтями быстро забегали по черной клавиатуре.
– А что это за книга? – говоря, Белена Максимовна широко округлила глаза. – Это то, о чем я думаю?
– Хрен знает, о чем ты думаешь, но мне и самому оченно заманчиво …, – говоря, шаман скосил, не переставая работать на компьютере, и без того косые глаза в сторону Разводищевой и лукаво растянул уголки рта в стороны.
1Программа (сленг)
Через несколько секунд руки Сунь Вынь замерли в неподвижности, а голову с закрытыми глазами он откинул назад.
«Ференц Лист вонючий! – подумала Белена Максимовна и испугалась, что азиат услышит ее мысли то ли сам через свое колдовство, то ли с помощью созданной им программы. – Надо бы поосторожнее».
Через несколько секунд Сунь Вынь вышел из состояния неожиданной творческой самопогруженности.
– Мы, шаманы, о людских мыслях можем только в общем полагать и то после всяких плясок с бубном, завывании, поплевываний, нашептываний и толкований древних фолиантов. Не хило было бы знать наверняка и в мелочах, а не в пятнах мутных … «Мышку» гонять умеешь?
– С компьютером мы знакомы в пределах производственной необходимости и …активно пользуемся.
– «Мы»? У тебя с каких это пор раскроение личности, тварь ты шелудивая?
Чем ближе дело раскручивалось к финалу, тем проще Белена Максимовна переносила оскорбительные и пошлые выпады шамана в ее сторону.
– Я вся в нетерпении. Нельзя ли как-то меня успокоить?
– А я думал, что есть, кому тебя успокаивать … Но ты сильно-то не упрощай, а то как бы навек не успокоиться. Опасны эти игрища с потусторонними силами! Как бумеранг: кинешь вперед в кого-то, а вытаскивать из собственной задницы будешь. Подь сюды.
«Главная» в мгновенье соскочила с кресла и оказалась за спиной азиатского колдуна, тут же вперив взор в экран монитора.
– Вся напряга в переводе магических формул, ритуалов и образов в цифровую форму. – Создать одну компьютерную модель сложно, а ведь требуются сотни, и еще необходимо увязать их вместе.
– Чего? – не поняла Разводищева.
– Но я, ты не поверишь, нащупал дорожку-тропиночку. Они сами и создали эту программу… Во как!
– Кто? – настороженно спросила руководитель «Транспортной».
Ей еще трудней, чем понять, было поверить в то, что сейчас «нес» на полную катушку шаман.
– Они долго не могли уразуметь, что от них требуется, – произнес Сунь Вынь, со значением подняв указательный палец правой руки вверх. – Но не думай, что я расскажу то, что ведать тебе не положено. Долго маялись родимые, но в падлу им слабость свою показать. А какие тогда они всемогущие? Всю литературу по компьютерной грамоте, поди, перелопатили.
– Кто?
– Духи, дура! Но игры с ними опасны, особенно если нанюхаются чего. Так что даже не думай сотворить что-нибудь, кроме того, на что укажу.
– Не думаю! Конечно не думаю! Мне требуется только в рамках моих интересов и…
– Ты, кнопка канцелярская, будешь первой, кто узреет крайнюю колдовскую силу и высшую гениальность.
– Вообще-то, я – главный врач! – почему-то громко и нервно среагировала на почти ласковое обращение шамана Разводищева.
– Да это я так: в голову больше ничего не пришло. Вся программа на диске, который сейчас находится в гнезде. Основная часть ее закрыта, и не нужно пытаться устроить взлом. Необходимые приложения в полном сборе в «компе». Я их или сам затянул из «паутины», или связался с коллегами в разных концах нашего «шарика». Для доступа к мыслям других людей требуется только необходимый набор сведений: кто такой, когда, где родился и под какой звездой… Фото требуется… За время нахождения здесь нужную информацию я из отдела кадров уже получил и загрузил в компьютер. Генада Ирисовна – просто милейший человек. Достаточно было сослаться на ваше распоряжение, и все было предоставлено в полном объеме. Да! И даже не пытайся через программу воздействовать физически…
– Разумеется, разумеется… Надо понимать, что расширить, так сказать, круг моих … интересов будет никак нельзя?
– Тебе – никак, мне – сама понимаешь … За отдельный презент.
– Эти деликатные вопросы мы обсудим сразу же после ознакомления с пробной версией.
– Тебе понравится. Но далее могут быть неожиданности. В обмороки только не падай, коли сразу не справилась о цене. Сама слюнями трясла, что на все согласна.
– В разумных пределах…
– На какой разум ты уповаешь, когда витаем вне его власти? Сейчас деньги веса не имеют, они – что чума, коей нужно бежать! От них сила шамана увядает и чахнет!
– А чем же я тогда буду ваши труды вознаграждать?
– Ты только чего неприличного в своей голове не замысли. Я – шаман со строгими привычками: со старыми мымрами – ни-ни.
– Можете унижать, сколько хотите, если это нужно в порядке, так сказать, необходимого ритуала.
– Колдовской ритуал здесь ни при чем. Мне… потребна твоя сакральная сущность по завещанию. После твоей кончины при неизвестных для нас пока обстоятельствах она тебе все едино ни к чему. Ведь так?
– Это вы про что? Про душу мою? Она существует взаправду? Я не отношу себя к оголтелым атеистам, но как-то это для меня очень неожиданно.
– Я уже говорил, что практикую современную версию Шаман-Шала, а по ней понятие «душа» имеет размытый смысл. Что же касается завещаний, то истории знакомы случаи, когда великие ученые завещали свои тела после кончины в анатомические музеи.
Сомнения начали все более и более грызть душу Белены Максимовны, душу, которой вроде не должно было и быть.
– А для чего она вам…сакральная сущность эта?
– Ты, я думаю, поняла, что я не просто шаман? Я – смелый ученый, дерзкий экспериментатор, гений магических формул, рыцарь запределья. Во как!
– Ну, а маяться моя душа не будет? Страдать в плену …вашем?
– Какая наивность! Наука – на высоте, а все паранаучное, извините, в заднице!
Абсолютно мутная перспектива стала беспокоить Белену Максимовну изрядно, и она хотела знать по затронутой теме как можно больше. Шаман же продолжал:
– Боль, муки, страдания – это удел материального, вещественного или волнового! Сакральная явь не знает этих понятий. Она знает только… м-м-м… Никто не знает, что она знает. И это я должен узнать! Вот какое мое великое назначение! Это мой крест, можно сказать! И не успокоюсь, пока не узнаю! И это может быть весьма долгим!
– Вы, вероятно, полагаете, что будете ходить по земле дольше, чем я, – продолжала задавать вопросы Белена Максимовна.
– И ходить, и седеть, и лежать и … лежать со смыслом, – несколько напыщенно проговорил Сунь Вынь.
– А почему вы так уверены?
– Уверенности мне предает знание, которое суть – правда!
У Разводищевой в голове на фоне полной ментальной неразберихи четко утвердился один очевидный вывод: «С ним все равно потом нужно будет что-то делать, а нам, думаю, это будет по силам, имея в арсенале такие мощные лекарственные ссредства». Она неожиданно поймала себя на неосторожной мысли и сделала усилие, чтобы не продолжать думать. Мысли было контролировать значительно труднее, чем поступки. Как опытный мастер в искусстве интриги Белена Максимовна не раз убеждалась в пользе навыка по обузданию дум. Шаман – большой психолог, и он может догадаться даже без колдовства.
– Давай-ка, Белена ты моя ягодичная, не будем отвлекаться и вернемся к нашему щекотливому вопросику.
– Почему же вы не можете после кончины человека его душу без завещания получить? – не унималась Разводищева.
– Да я и сам не могу понять. Все эти бумажки и подписи, которые в глупых фильмах показывают, только так: для порядка, для психологии. Нужно только однократное полное и чистосердечное согласие, произнесенное ясным искренним голосом, чтобы закрепить сделку. А почему? Какова глубинная механика? Пес его знает.
Сказав, шаман, казалось, вполне искренне изобразил на лице недоумение и пожал плечами. Далее он с решительным видом вернулся к компьютеру и положил пальцы на клавиатуру.
– Духи, как я велик! Теперь, чумилочка, внимай сквозь щелки, – произнес Сунь Вынь и несколько согнулся вперед. – Диск открыт. Курсором наводишь на «Квадратная книга». Вот тебе и образок твоей обожаемой, жаба ты толстозадая. «Кликаем» по нему.
– Понимаю, понимаю.
Оскорбительные обороты Разводищева стала вообще пропускать мимо ушей, так как сделка была очень ценной, а «выход» с азиатом обозначился. Она еще искренне надеялась, что удаться развести шамана на большее.
– Видим «Идентификацию объекта», «кликаем», выбираем…
– А почему алфавит с буквы «Ж» начинается? – как-то обыденно задала вопрос Разводищева.
Сейчас ее больше всего томило ожидание основного результата, получение сумасшедшего знания, которое подарит ей грандиозную власть.
– А у тебя все с буквы «Ж» начинается и здеся-ка тоже.
Разводищева сморщила лицо и произнесла:
–Ну, не все, положим.
–Да! Кое-что с буквы «Ё» … Так … дальше «Ментальный уровень» идет. А что это? Вот: «мысли текущие», «мысли тайные», «мысли сокровенные», «мысли значимые», «идеи», «суперидеи». Возвращаемся и видим уровень «Планы и проекты»: планы такие, планы сякие… Выбираешь и отмечаешь галочкой. «Мышь» гонять могешь? А-а-а-а! Я уже спрашивал.
– Не отвлекайся, учи дальше, – «главная» не заметила, как перешла к шаману на «ты».
– Здесь, наверху, «Справка» есть. Не заблудишься. Во…
– На экране компьютера нарисовался раздавшийся увядающий дуб в непогоду с дождем и порывистым ветром, у которого собака с клочковатой длиной шерстью и наглой мордой подняла заднюю ногу. Черно-белая картинка неожиданно перешла в цветную мультяшку. Собака, убежав на время и исчезнув с экрана, спустя секунды вернулась уже для того, чтобы справить более серьезную нужду под дубом.
– Дуб-леди! И кто тебя так нарек?
– А это еще что? – неожиданно раздраженно, сжав зубы, проговорила Разводищева.
Картинка могла и не относиться к ней, но почему-то больно ее задела. «Главная» лелеяла другие ассоциации. Прозвище «Дуб-леди» где-то в глубине льстило ей в плане сравнения с Железной леди.
– Да хрен его знает? Мысли чьи-то? А может, какой сбой приключился. Разберемся…
Разводищева задумалась и спросила:
– Фамилии не было?
– Нет. Сама потом поищешь.
– Давай-ка заглянем под черепную коробку Кулешова. Возможно?
– Почему нет? Кулешов, Кулешов, Кулешов…Жмем! Что нас так сильно волнует?
–Давай «Планы и Проекты».
– Жмем… и…книга какая-то нарисовалась. Автор V.Kulishov… Жмем далее… Чертеж … непонятно чего.
– Совсем выпрягся! С заграницей спутался мерзавец! И изобретения ворует…
На несколько секунд Разводищева отвлеклась от экрана монитора и непроизвольно предалась собственному внутреннему негодованию, а затем неожиданной мысли.
– А это как понимать?! – громкий, сошедший на визг, возглас шамана был наполнен неподдельной яростью.
«БУМЕРАНГ»
Разводищева вздрогнула, даже встрепенулась от этого крика, быстро вернувшего ее в реальность. На ярком разноцветном экране монитора была написана, причем узнаваемым почерком, ее последняя мысль: «Все прекрасно! Теперь надо только этого барана узкоглазого до морга сплавить. Юзеф не должен отказать, ведь предан мне».
В правой руке Белена Максимовна как-то неожиданно обнаружила свой сотовый телефон, который непроизвольно с самого начала держала наготове. На то, чтобы набрать нужный номер, потребовалась секунда.
– Каракули-то свои признаешь, змея ты моя … ядовитая? Кого же ты так грязно обругала? – Сунь Вынь полностью отвернулся от экрана и смотрел снизу-вверх в глаза Разводищевой.
«Неужели и про отраву догадался», – промелькнуло в голове Белены Максимовны, когда она подносила «трубку» к уху. В телефоне прозвучал знакомый голос, и она, не раздумывая, панически прокричала:
– Юзеф, быстро в 221-ую!»
– Мусолин в этот момент находился у себя в кабинете, ища в интернете что-нибудь для своей будущей докторской диссертации. Он сидел за рабочим столом, периодически покручивал головой, и растекался скользкими мыслями по лежащему перед ним листу писчей бумаги. На ней было несколько сильно исчерканных фраз. Формулировка темы, отражающая суть и новизну научного труда, явно не удавалась.
– Что, подельничка в подмогу кликаешь? – спросил, недобро улыбаясь, шаман.
Улыбка не сулила ничего хорошего. Белена Максимовна не нашлась, что ответить, и начала пятиться назад, пока не наткнулась на подлокотник кресла, завалившись в последнее с уже знакомым нам вскидыванием ног кверху.
– Это я уже видел, – с напускным добродушием сказал шаман и повернулся вновь к компьютеру.
Несколько секунд Сунь Вынь нажимал на клавиши и, сощурившись, вглядывался в экран дисплея.
Вытирая пот и задыхаясь от стремительного перемещения по коридорам больницы, в проеме двери показался Мусолин. Его пестрый пиджак был расстегнут, а рубаха выбилась из брюк. Взволнованно и шумно он спросил:
– Что? Что случилось?
Разводищева уже выбралась из кресла и нервными движениями стала расправлять сильно задравшееся платье. Когда она посмотрела на своего зама, то тот увидел в ее глазах смесь раздражения и страха.
Мусолин и раньше с трудом держал мысли в строю, а здесь они смешались совсем.
– Он что вас…того? – растерянно задал вопрос Разводищевой ее первый зам.
Шаман в этот момент повернулся к «главной» и ее любимчику всем корпусом и, чему-то размашисто кивнув, выплеснул:
– Групповуха! Да, именно так!
– Групповуха? Как это? – у Мусолина сдавило в груди, и голос затих до шепота. – За этим… звали?
Юзеф Кузьмич хорошо понимал, что Сунь Вынь мог принудить его начальницу ко многому, но к такому… Недавняя просьба Белены Максимовны помочь избавиться от одного «мерзавца», изложенная в вымученных выражениях и со слезами на глазах, была понятна Мусолину. Он ни секунды не сомневался, о ком речь. Отказать было невозможно, и он согласился. Не совсем, правда, было понятно, что значит «избавиться». В любом случае сдерживал сковывающий страх перед самим шаманом. О книжной сделке между азиатом и Разводищевой первому «заму», понятно, ничего известно не было.
Между тем Сунь Вынь продолжал в обвинительной манере:
– Групповуха! Преступный сговор двух и более людей с целью совершения убийства! Пункт «ж», часть вторая, статья 105 УК РФ, мера наказания … вплоть до пожизненного. Но я не буду сообщать … «куда надо». Я накажу вас сам! По справедливости, но с соблюдением присущего мне великодушия. Думаю, что вы и так понимаете, что моей воле противиться не стоит. Смертельно опасно для здоровья, знаете. Если вздумайте сбежать, то знайте, что я буду в ваших берложках раньше вас.
«Откуда он узнал о нашем заговоре?», – подумал Мусолин.
Прошло несколько минут в тяжелом молчании. Белена Максимовна с горечью поняла, насколько ничтожен и бессмысленен в этой ситуации Мусолин. Они оба с трепетом ожидали ясности в отношении своей ближайшей судьбы, которая целиком теперь зависела от капризов азиата. Колдун представлялся для них в текущий момент просто воплощением вселенского зла. Наконец Сунь Вынь произнес:
– Все! Топайте! Мне отдыхать надо. Устал я сегодня от гнусных предательств и реальных опасностей для моей жизни.
После небольшой паузы шаман продолжил:
– Понравилась мне палата шибко. Поживу в ней пока. Не возражаете, Белена Максимовна.
Шаман назвал «главную» по имени-отчеству, но холод в голосе продолжал держать ее с первым «замом» в сковывающем напряжении.
– Мы просто так уйдем и не узнаем, что нас ждет? – спросил Мусолин, подрагивая нижней челюстью.
– Я кое-что уже Белене Максимовне обозначил. Она вас приведет в чувство некоторого понимания. Работа, причем не малая, мною произведена, а потому я потребую соответствующую проплату. Программу же вы не получите в качестве наказания, да и мне ее тягостно и боязно, если честно, вам отдавать, так как я … всякую тварь человеческую ценю.
– Что это за проплата? За что? Что это за программа? Почему я ничего не ведаю, Белена Максимовна? Как это так? Куда это все? – задавал непрерывные вопросы Мусолин, опасаясь немерно и подрагивая коленями.
Сунь Вынь повернулся к компьютеру, дав понять, что далее разговаривать не намерен.
Медленно переступая ногами, Разводищева и Юзеф Кузьмич вышли из палаты.
Работать, и даже находится на работе в этот день «главной» было невмочь. Нервный тремор плохо снимался успокоительными средствами. Помощь невролога не добавила внутреннего равновесия. «Главная» дала добро на «сильные препараты», но принять их согласилась только дома, «дабы найти покой в своей кровати». На самом деле она хотела оказаться подальше от шамана. Мусолин любезно сам отвез руководителя домой на своем автомобиле.
После принятых таблеток, которых пришлось проглотить немало, к вечеру «главная» наконец заснула в своей кровати на любимой подушке под мягким легким одеялом. Утором она проснулась выспавшейся и отдохнувшей. Снотворные и успокоительные, вероятно, сделали свое дело. Хотелось вычеркнуть всецело вчерашний день из своей жизни.
Вполне терпимо чувствовал себя на утро и Юзеф Кузьмич. Несмотря на смутные расплывчатые тревожные сновидения, голова была готова к ясному обдумыванию сложившейся ситуации. Обычный завтрак, приготовленный женой, в виде яичницы с ветчиной и гренок показался ему необычайно вкусным. Немного, где-то на дне настроения, ощущалась горечь пережитых накануне событий, однако были надежды, что свалившаяся на него проблема имеет решение. Не хотелось верить в плохое.
Разводищева приехала на работу до 7.00. Выйдя из машины, она увидела у входа в основной, он же хирургический, корпус, кучку ранних курильщиков из пациентов травматологического отделения. «Нужно не забыть потрепать с утра настроение заведующему «травматологией», – подумала Белена Максимовна. Зайдя к себе в кабинет, она широко открыла окна, запустив в личное рабочее пространство волну свежего утреннего воздуха. Хотелось верить в лучшее, хотелось найти выход … Она вдруг поняла, почему она сегодня на работе так рано, почему преодолела тревогу и сейчас полна оптимизма. Белена Максимовна ожидала встречи с … шаманом. Разводищева надеялась, что сможет уговорить, уломать азиата, чтобы тот изменил свое отношение к ней. Она будет на карачках ползать, целовать вонючие азиатски ноги, но сможет переубедить колдуна, вымолить для себя полное помилование. Как это осуществить? Как встретиться с шаманом? Тревожила одна мысль: Сунь Вынь провести, вероятно, будет очень сложно. Нужно быть с ним достаточно искренним и честным, чтобы рассчитывать на желаемый исход. В последние годы Разводищева неплохо научилась преподносить любые доводы весьма убедительно, даже если по сути факты ставились с ног на голову. Объяснение было простым: Белена Максимовна быстро начинала сама верить в то, что «несла» вопреки всякой логике и здравому смыслу. «Господи, помоги, верни мне душевный покой», – обратилась в мыслях «главная» ко Всевышнему. Задумка должна была как-то помочь выйти из положения. «Как бы еще направить все стрелки на … Юзика? Он – мужчина, он всем обязан мне, ему сам бог велел быть благодарным и пострадать за меня», – раскручивала очередную мысль Разводищева.
Юзеф Кузьмич жил буквально через дорогу от больницы. Сегодня Мусолин пришел на работу немногим позднее его начальницы. Он постучал в дверь ее кабинета и, заглянув, поздоровался. Его холеное свежевыбритое лицо, огоньки во взгляде и улыбка на слегка растянутых губах насторожили Белену Максимовну. Она ответила на приветствие и углубилась взглядом в какую-то бумагу на своем столе. «Неужели у него в голове крутятся те же мысли?» – подумала Разводищева. – Ведь в искусстве отточенной интриги и тщательно спланированной подлости он в последнее время весьма преуспел».
«Нужно убедить Сунь Вынь, что я вообще не при делах. Ведь так оно и есть!» – напряженно продумывал свою версию Мусолин. В эту, несомненно, грязную игру его втянула «главная»! Как он зависим от этой прожженной интриганки, но давно мечтал избавиться от такого тяжелого и унизительного рабства! И вот он, Мусолин, будет просить шамана о долгожданной свободе. Необходимо быть предельно искренним. Нужно поведать Сунь Вынь обо всех гнусных и подлых мыслях Дуб-леди в красках, в цветах! Пусть азиат поверит, что для него, Юзефа, так дальше жить нельзя! Лучше петля, лучше яд, лучше сыра земля! Требуется только найти повод для встречи с шаманом. Пусть Шелехов пригласит по какому-нибудь поводу в отделение, а там он что-нибудь…
Однако найти способ для приватной беседы с Сунь Вынь ни «главной», ни ее первому заму так и не удалось. Шаман то ссылался на хворобу, то жаловался на творческую загруженность. Здоровье Разводищевой и Мусолина в эти дни не омрачилось даже насморком. Каких-то других неприятностей в их личной жизни также не произошло. Уровень обслуживания шамана под непосредственным контролем руководителя клиники был поднят на небывалую высоту. Ее постоянно держали в курсе всех пожеланий и настроений колдуна-программиста.
КАЖДОМУ ПО МЕРЕ ЕГО …
По прошествии пяти дней после неприятного для наших героев инцидента Сунь Вынь передал через Шелехова, что ожидает главного врача и Мусолина у себя в палате в 16.12 по местному времени. В назначенное время Юзеф Кузьмич и Белена Максимовна оба, испытывая тревожное волнение, входили в 221-ую палату. Шаман встречал в новом атласном халате бирюзового цвета. Волосы были коротко пострижены. Вызванный накануне вечером в палату парикмахер, казалось, неплохо справился со своей работой. Ухоженные ногти рук также несли на себе следы вмешательства профессионала. Лицо излучало добродушие и веселость. Шаман развел руки и приветливо произнес:
– Заходите, заходите, друзья дорогие! Весьма рад вас лицезреть, – акцента у старика как не бывало.
– Как ваше драгоценное здоровье, всем ли довольны? — Разводищева попыталась играть роль добродушной хозяйки.
– Я доволен и благодарен безмерно.
Сунь Вынь жестом пригласил гостей в палату, но прошел туда первым. Компьютер был включен, дисплей сиял. Белая квадратная книга кувыркалась в виртуальном пространстве шаманской программы. В следующее мгновенье книга раскрылась, показав титульный лист с потекшей разноцветной надписью: «Квадратная книга».
– Что? Не хилый дизайн, а? – шаман сам сиял, как экран компьютера. – Вчера замастрячил.
– Ну, совсем даже не плохо, – поспешила, волнуясь, поддержать Сунь Вынь Белена Максимовна. – Но давайте вернемся к … нашему вопросу.
Шаман несколько унял свою веселость и продолжил:
– Коли я так доволен внутри, то посему и решил не наказывать вас слишком сурово. Мало того, позволю вам только оплатить мне оговоренный нами, Белена Максимовна, гонорар. Программу вы не получите. Отказаться от своего решения не могу. Что же это тогда за решение? И что я за шаман? Только ваш «замик» тоже должен поучаствовать в платеже, так как мыслил плохое.
Азиат прервал речь и поочередно посмотрел в глаза Разводищевой и Мусолина. Не найдя в них ничего, кроме томительного ожидания и надежды, он продолжил:
– Я вновь для вас, госпожа, и впервые для вас, господинчик, уведомляю, что вы должны мне передать для опыта, то есть для научного изучения ваши астральные составляющие пока еще неизвестной природы. А может, у них и природы-то никакой нет, – говорил Сунь Вынь в предельно вежливом тоне.
Далее он указал на вязаную женскую шапку на столе у компьютера.
– Хоть мы и не верим всяким бумажкам, но все-таки ими следует заручиться. В этой сиреневой вязаной шапке, которую мне так любезно предоставила ваша санитарочка, клочки бумаги с условиями договора, – продолжал шаман. – Извините, но другой бумаги, кроме как туалетной, под руками не оказалось.
«На толчке писал, что ли», – непроизвольно подумал Мусолин, но сразу же мысленно осекся.
– Вы внимательно ознакомитесь с условиями о передаче в мою юрисдикцию ваших астральных … конфигураций, а я уж трогательно позабочусь о них после постановки ваших красивых росписей внизу договоров, – продолжал Сунь Вынь. – Обещаю, что тщательно подвергну сущности детальному изучению.
Сунь Вынь взял и грациозно поднес шапку к Разводищевой. Та неуверенной подрагивающей рукой вытянула один из двух клочков дорогой туалетной бумаги.
– Теперь вы, господин Мусолин. Вы не особо мандражите, так как договоры с абсолютно одинаковым текстом, и вы ни в чем не проиграете. А текст вещает о добровольном согласии в том, о чем я перед вами только что распинался.
– Какая еще астральная конфигурация? Какой? Что, черт побери, все это значит? – скоро спрашивал, потрясывая нижней челюстью Юзеф Кузьмич.
Шаман приблизил шапку к первому заму и после того, как тот также извлек из нее обрывок своей судьбы, произнес:
– Всемерно благодарен. Теперь ознакомьтесь и подпишитесь.
«Главная» уже пыталась с трудом вникнуть в текст, держа «договор» трясущимися руками, которые ее совсем плохо слушались. Мусолин же словно застыл, крепко сжав кулак с оторвышем, который он бы хотел сейчас употребить по своему прямому назначению. Полной веры в народившуюся доброту шамана у руководителей «Транспортной» не было. Наконец написанное неровным, но читаемым, почерком было прочитано сначала Беленой Максимовной, а затем Юзефом Кузьмичом. «Документы» были идентичны и содержали полный отказ от своих астральных сущностей.
– Это что такое? Он из нас наши души хочет вытрясти? – громким голосом ужаснулся Мусолин.
– Успокойся, успокойся. Может быть, все не так и страшно, ведь мы же атеисты. Подписывай, а то хуже будет.
Во время увещевания в глазах самой «главной» проглядывало тревожное сомнение. Подписи были поставлены.
– Надеюсь, все было искренне, подельнички? – не поворачиваясь, поинтересовался Сунь Вынь.
– Да, – в унисон ответствовали, подрагивая голосами, слученные в данной ситуации неудачей.
Затем шаман повернулся к «главной», ее заму и в театральной манере произнес:
– Это ваш добровольный выбор, а я только настоял. Все! Решение окончательное и обжалованию не подлежит! Все неясности утрясутся с ходом жизненного процесса, а мне пора на боковую. Устал я оченно.
Со смутными чувствами и полные неопределенностей в голове выходили из 221-ой палаты первые руководители «Транспортной».
Утром следующего дня Белена Максимовна тяжело просыпалась в собственной кровати, понимая, что ночь прошла в каких-то ужасах и терзаниях. Боль пронимала все тело, но сильнее одну его часть, без хорошего состояния которой нельзя было занимать высокие начальственные кресла. Разводищева лежала на животе в домашнем халате, накрытая легким розовым одеялом. Малейшие движения вызывали муку. Словно раскаленные ножи вонзались в «мягкое место». Даже слабые непроизвольные постанывания чувствительно отдавались ниже поясницы. Белена Максимовна начинала вспоминать отрывки каких-то кошмаров, с трудом складывающиеся в общую картину. Получалась бестолковая мозаика, сквозь которую проступал некий мистический пугающий образ. Далее она стала вспоминать более явственно. С кем это было? Нет, не с ней. Ведь она все видела словно со стороны. Она слышала мысли этой женщины? Смутно Белена Максимовна начинала понимать, что следы какого-то ночного демонического действа отразились на ней, на ее теле. Как трудно было поверить в реальность произошедшего. Тогда это сон?
Притронуться к ягодицам, тому, что между ними, и тем более сесть она не могла из-за выраженной болезненности, от которой мутилось в мозгу. Разводищева повернула голову влево и на прикроватном столике увидела небольшой цифровой фотоаппарат. Протянув руку, она взяла его, сфотографировал пораженную часть и нажала на «просмотр». На экране возникла вспухшая лилово-розовая задница.
Где-то в квартире зазвучала мелодия «Больно мне, больно…». Белена Максимовна сначала не поняла, но затем сообразила после нескольких проигрышей, что это сотовый телефон. «Откуда мелодия?», – подумала она, но удивляться настроения не было. Была боль и мутящее раздражение.
Для того, чтобы подняться и докряхтеть до шкафа, где находились медикаменты и шприцы, стоило больших усилий и мужества. Белена Максимовна разбила ампулу трамадола1, втянула ее содержимое в пятиграммовый шприц и ввела лекарство в правое бедро, отвернув полу халата в сторону. Возведя глаза к натяжному потолку, она стала мучительно переживать ненавистные минуты. Через какое-то время все же наступило, и при этом явное, облегчение. Телефон вновь напомнил о «боли», но сейчас это воспринималось уже без прежнего «психа». Найдя незнакомую «трубку» на журнальном столике в большой комнате, она нажала кнопку приема.
– Слушай, как же тяжело из тебя было эту нематериальную сущность вытащить! Цепляется еще падла крюкастая! Только через одно место и удалось. Как только ногами в твои «булки» не упирался! Да все еще надо делать под бредово-шаманские заклинания, – услышала Белена Максимовна взвинченный голос шамана. – В общем, субстанция мерзкая, пошлая и противная. Вот у замчика твоего оказалось все премиленько: как только пнул его посильнее сапогом в пах, то душка-то его через хлебало вместе с какой-то кашей и вылетела! Не целоваться же с ним, как в дешевых фильмах кажут.
– Извлек все-таки душеньку мою? Во сне, когда была беззащитной? – спросила «главная» с наворачивающимися на глазах слезами.
Что в ней еще оставалось человеческое в «осадке».
– Не извлек, а выкрутил, выдрал, а потому она в твоих болячках и виновата. Ну, ее-то не покалечил, вроде. Товар остался без изъянов.
– А как же теперь я? – с густой горечью в голосе проговорила Разводищева.
– А я знаю? Наблюдать будешь за собой, дневник аккуратно вести. Я через полгодика вернусь, а ты мне все записи и предоставишь. Да на работу махом давай, так все без отрыва от производства. Конец связи, а то доведешь меня до полного расстройства сердца!
Шаман выключил телефон. Белена Максимовна позвонила в больничный гараж. На работу доверенные сотрудники ее доставили в горизонтальном положении животом вниз на машине типа «Реанимобиль». После дополнительных инъекций успокаивающих и анальгезирующих средств «главную» через ранее закрытый и неприметный вход препроводили до ее кабинета. «Рабочий» день, который пришлось проводить или стоя, или лежа, тянулся в тягостно-истощающем режиме. Наконец Белена Максимовна поставила секретаря в известность, что ее сегодня нет ни для кого. Ближе к полудню Разводищева позвонила на телефон в 221-ую палату и справилась о возможности взять двухнедельный отпуск без сохранения заработной платы. После некоторого раздумья шаман согласился, но при условии, что будет обеспечена полноценная замена, так как «клиника не должна нести урон». Пойдя на хитрость, «главная» решила оставить за себя Мусолина. Шаман не возражал, а первого зама и спрашивать не стали.
Состояние Юзефа Кузьмича было не лучше, чем состояние его руководителя. Утром он проснулся с ненавистью к жене и ко всем женщинам в мире. Позвонил Сунь Вынь и поставил в известность, что процедура прошла на высшем уровне, а от работы увиливать «не следоват». До места работы путь был короткий, и Мусолин поблагодарил за это всевышнего, враз сделавшись набожным. Идти было очень больно, но он добрался до своего кабинета, не заходя к «главной». «Как тяжело с душой-то расставаться. Надо бы на «больничный» пойти, – подумал Юзеф Кузьмич.
Медицинская сестра «вколола» ему пару «серьезных» аналгетиков. Позднее секретарь поставила Мусолина о его заместительстве, и последняя надежда на то, чтобы на пару недель от всего отвлечься, задуматься, обмозговаться, растаяла. Его походка сильно изменилась, сделавшись весьма характерной. Изменился и общий вид: волосы, как их не расчесывай, торчали в разные стороны, лицо постарело и посерело, покрывшись сетью мелких морщин, в глазах поселилась глубокая мутная злоба. В поисках выхода,
1Трамадол – опиоидный анальгетик, обладает сильной анальгезирующей активностью, дает быстрый и длительный эффект.
чтобы не показываться на глаза коллегам, все обязанности, возложенные на него после ухода в отпуск «главной», он осуществлял в границах своего кабинета. На глазах были неизменные темные очки, а прическу пришлось укоротить до предела.
Не лучше дела обстояли и с Беленой Максимовной. Сидеть она теперь на стуле могла только вкривь, периодически закатывая вверх глаза. Сами глаза претерпели весьма серьезную метаморфозу: они наполнились пошловато-подленьким отливом. Лицо получило желтоватый оттенок и нередко начинало без всякой причины колыхаться в разных местах.
Сунь Вынь же исчез неожиданно в один из солнечных дней, не сказав никому «до свидания». Из палаты №221 не исчезло ничего, что было куплено на деньги медучреждения «Транспортная больница». Остался стоять на месте компьютер, на столе покоился мобильный телефон, на местах находились все накупленные для шамана вещи. Не удалось лишь найти следов деятельности Сунь Вынь в виртуальном пространстве.
Прошло несколько недель после исчезновения шамана. Со временем внешний вид Белены Максимовны и облик Юзефа Кузьмича несколько восстановились, телесные изъяны также сгладились. Характер же «главной» и ее зама изменились весьма, что быстро ощутили на себе подчиненные и стали «штабелями» увольняться.